Максим Горький
А. С. Пушкин
Я крови спесь угомонил.
Я неизвестный стихотворец,
Я Пушкин просто – не Мусин,
Я сам большой, не царедворец:
Я грамотей, я мещанин.
Видок Фиглярин, сидя дома,
Решил, что дед мой Ганнибал
Был куплен за бутылку рома
И в руки шкиперу попал.
Сей шкипер был тот шкипер славный,
Кем наша двигнулась земля,
Кто придал мощно бег державный
Корме родного корабля.
Сей шкипер деду был доступен,
И сходно купленный арап
Возрос усерден, неподкупен,
Царю наперсник, а не раб.
И был отец он Ганнибала,
Пред кем, средь гибельных пучин,
Громада кораблей вспылала
И пал впервые Наварин.
…………………
«Моя родословная…»]
Здесь звучит нечто новое по тем временам – именно: звучит уверенность человека в его праве «чтить самого себя» не только по заслугам предков, но за свои личные заслуги перед обществом.
Очень вероятно, что частые указания Пушкина на своё дворянство вызывались следующими причинами:
1. В ту пору Александр, постепенно отдаляя от себя русских, заменял их немцами, – во главе государства становились люди с именами Клейнмихель, Адлерберг, Бенкендорф и т. д. По свидетельству Якушкина и других декабристов, это явление тревожило дворян и сливалось с общим оппозиционным настроением молодёжи.
Вспомните: они смотрели на себя как на победителей Европы, а их ставили под команду немцев.
2. Не менее вероятно и то, что лично Пушкин вкладывал в понятие дворянства чувство собственного достоинства, сознание своей человеческой ценности и внутренней свободы.
Вспомните опять-таки, что Фонвизин покаялся пред Екатериной в дерзостях своего пера, что Радищев – отрекался от своей книги, Новиков – лицемерил на допросах, а Пушкин – заявил царю в лицо, что 14 декабря он, Пушкин, встал бы в ряд с декабристами.
Но – посмотрим, как он сам смотрит на дворянство и зачем оно нужно ему:
[У нас писатели взяты из высшего класса общества. Аристократическая гордость сливается у них с авторским самолюбием; мы не хотим быть покровительствуемы равными – вот чего подлец Воронцов не понимает. Он воображает, что русский поэт явится в его передней с посвящением или с одою, а тот является с требованием на уважение, как шестисотлетний дворянин. Дьявольская разница!..]
Рылеев сказал ему:
[Ты сделался аристократом; это меня рассмешило. Тебе ли чваниться пятисотлетним дворянством? И тут вижу маленькое подражание Байрону. Будь, ради бога, Пушкиным! Ты сам по себе молодец.]
