Максим Гордеев
Мёртвая голова
– Согласен. – без раздумий сказала голова. – Мне здесь нечего делать. Мир людей – хорошая возможность научиться чему-то новому. Теперь отвечай мне.
– Душа – лишь источник любой жизни. Как огонь загоревшейся свечи. А живого от меня – как в тебе хоть капли смысла. Мне душа сейчас не нужна. Я просто не могу быть живым. Существую я за счёт… "человечности". Так я её назвал. Это то, что отличает людей друг от друга. Делает нас теми, кто мы есть. У животных она тоже есть. Она же – сама свеча, если вернуться к моей аллегории. Но даже без неё я могу существовать. Но вопроса об этом ты не задал. Со всеми же тонкостями этих понятий ты разберёшься сам. Фундамент я уже заложил в твоей грязной голове. Теперь выметайся отсюда.
– Ладно. – недовольно промямлил Хельвидис, чьё ощущение можно было сравнить с интересной игрушкой, которую тебе дали в руки и тут же отняли. – Но…
– Ты. Сам. Со. Всем. Разберёшься. – тут же прервал его чернокнижник. Хрустнув пальцами, он готовился к ритуалу. – Иди сюда.
Почти что вплотную Хельвидис подлетел к некроманту, который тут же схватил его за лицо и принялся читать заклинание:
– Sidiv'leh Ipsar. Ay uyuz'lopsi uyovt uhsud i 'tsonhcevolehc, ybothc 'tangzi aybet aduysto. 'Sedz yt jinhsil, a Ittev'leh – ayiduylerp k jogurd inzihz. Yt ays'hsoynrev v rim jeduyl. Yt 'hsenats uy'ravt jonmez – mokevolehc. I aymi oyovt tedub siraP.
Плоть Хельвидиса, как и души сидевшие в нём, рассеяло на самые мелкие частицы дуновением сильного ветра. Мерцая, они унеслись куда-то вдаль, где плавно стали единым целым с окружающим миром.
***
Маленькая девочка беззаботно выглядывала из кареты. Она рассматривала облака в приятно-голубом небе, видя в каждом из них то причудливое животное, то интересный объект. В одном из них она даже увидела овечку, которая немного содрогалась от тряски.
– Кояна. – послышался позади девочки тёплый медовый голос. – Скоро прибудем в Орбод. Кучер уже подъезжает. Сейчас уже будем выходить. Приготовься.
– Да, пап! – милым, радостным голосом воскликнула она, мимолётно взглянув на отца.
Кояна всё равно вернулась к очень завораживающему просмотру неба. Вдруг её взгляд зацепился за тощего, светловолосого юношу, который спал у покосившегося забора. Он был весь в грязи, а вместо одежды – рваные лохмотья, или, скорее, что могло от них остаться. Ей стало его так жалко, что она попросила отца остановить карету. Удивлённый отец, не понимающий просьбы дочери, дал приказ кучеру. Как только лошади остановились, Кояна, прихватив буханку хлеба из своей сумочки, бросилась к мальчику. В спешке она захлопнула дверь, которая чуть не прищемила её дорогое синее платье. Разбудив юношу, она поделилась с ним едой, которую тот с чувством невероятного голода с удовольствием ел.
