– И что хотел?
– Покамест заняты все были, то над землей ни зги не видно, то раз – огонь разбушевался, затем меня волнение застало. Всему виною Ветерок. Его-то и спросил, к чему спокойствие нарушил зря.
– Тому виною я, не он.
– Вот-вот. Помочь немногим я могу, хотя внимательно послушай: за той немыслимой чертою, где изумрудами сверкают небеса, где до сих пор хранит всё образ первозданный, быть может, там есть то, что нужно.
– Так мне на север? Что ж, спасибо.
– Туда ты путь отыщешь свой по быстрому теченью моему.
Среди буранов и морозов, условиям тяжёлым вопреки, сюда нога ступала человека. Бродил от краю и до краю дух, намёк какой-нибудь ища для истины своей. У скал витийствовало море, а на скале осматривалось Время. Как заприметило оно огромный камень, так вспомнило слова от Ветерка.
– Ответь мне, Камень.
– Чего желаешь ты услышать?
– Скажи мне то, о чём не ведает никто.
– Гм… Я – камень.
– И большего не можешь?
– Так и спроси.
– Не рад ли ты такому миру?
– Что этот мир, не вздор ли всё? Что до забот – мне нет и дела.
– О неотёсанный мой друг! Раз ты здесь есть, то остальное всё не зря?
– Гм… Не зря. Но как сказать? Здесь мой отец стоял, мой дед стоял и прадед. Я много лет смотрел на жизнь, а жизни нет. Ответь же ты теперь и мне: раз всё – равно, к чему стремиться?
Неожиданно для себя Время нашло ответ:
– Жизнь мала ради своего величия.
– Как если б мог я это знать, изменится ли что?
Время засмеялось и устремилось куда-то в неизвестность…
Вот синева, окутавшая пеленою высь и даль. Вот и заря всходила с краю одного, а на другом ложилась, цветами мака насыщая луч, кому приветственный, кому прощальный. Вот полюса, во льды сковавшие себя и вечным холодом поивших тишину. Одну лишь безмятежность прерывала жизнь, что здесь вокруг, свирепствуя, кипела.