Максим Гаусс
Спасти ЧАЭС: 1984. Книга 1
Почему реципиента? Да потому что именно это определение тут наиболее уместно. Судя по всему, прежний обладатель тела, надышавшись краски, почему-то помер… А я занял его место. Вот такие пироги.
Покончив с перекусом, я просто откинулся на спинку лавочки, довольно зажмурился. Затем принялся с интересом смотреть на проезжающие мимо автомобили, большинство из которых в моем времени уже просто не увидеть.
Двадцать первые «Волги», четыреста восьмые «Москвичи», «Чайки» и «Запорожцы». А вот проехала оранжевая двадцать первая «Нива». Было также много разноцветных копеек, двоек и троек, пятерок, а среди них даже мелькнула новейшая восьмерка. Жаль, вишневых девяток тогда еще не было, да и иномарок я почему-то не заметил.
Посидев еще несколько минут, Женя заскучал.
– Чего ты таращишься по сторонам? Ждешь кого-то?
– Да не… Просто давно всего этого не видел, – отмахнулся я, не подумав над ответом. Вовремя спохватился. – Тьфу, в смысле… Машины, редкие давно не видел.
– А-а… где редкие-то… – зевнул тот, затем заинтересовался голубями. Те ползали под лавочкой, гугукая и увлеченно собирая крошки.
Время потихоньку шло. Мимо ходили люди, не обращая на нас никакого внимания.
Вот мимо нас родители провели девочку на маленьком красном трехколесном велосипеде. А там совсем крохотную ляльку везут в полностью открытой коляске. Прошел старик, опираясь на трость.
– Скоро отец с работы придет, – произнес друг, глядя на часы. – Вечером на пикник, шашлыки будем жарить. А потом картошку запечем в углях… М-м!
– Ай, не трави душу. Я бы сейчас от шашлыка совсем не отказался, – где-то в желудке заурчало. – Слушай, а кем у тебя отец работает?
– Да строителем на станции.
– Какой еще станции? – обронил я, особо не задумываясь над вопросами.
– На атомной. Имени Ленина.
Едва услышав это, я мгновенно забыл про машины, про магазины… Посмотрев на друга с изумлением, я спросил:
– Чернобыльской?
– Нет, блин. Японской. Леха, заканчивай уже чудить.
Я снова впал в ступор. Вот так совпадение. Я попадаю в начало восьмидесятых годов Советского Союза, в молодое тело самого обычного школьника. В те годы, когда Припять, считающаяся уникальным молодым атомоградом, еще цвела и развивалась. А ведь я совсем забыл, что неподалеку находится Чернобыльская Атомная Электростанция, четвертый энергоблок которой взорвется примерно через два года.
А что, если мое перемещение в это время носит особый смысл? Ведь в моих руках очень важная информация о будущем этого города, района. Страны в целом. Сколько жизней я смогу спасти, если… Что, если попытаться предотвратить аварию на Чернобыльской АЭС?
Это показалось мне смелой, дерзкой, но вместе с тем и крайне важной, даже благородной целью. Дело, бесспорно, правильное, заслуживающее особого внимания, хотя и чертовски сложное. Осознание этого пришло ко мне случайно, но не просто так. Когда есть цель – становится как-то спокойнее. Ведь просто бродить по городу, без всякой цели на будущее – само по себе глупо.
Если подумать, именно та страшная авария и не дала мне стать тем, кем я хотел быть изначально. Я превратился в военного, офицера войск РХБЗ, позабыв про свои грандиозные планы стать физиком-атомщиком. И что в итоге? По долгу службы я все равно продолжал иметь дело с ядерными отходами, топливом, радиоактивными и химическими элементами. Отравляющими веществами, биологическими составляющими… Погоня за всем этим и привела меня в могилу – туда, в жаркую и пыльную, богом забытую Сирию.
Так, может, это мой шанс? Шанс начать жизнь заново – возраст-то подходящий? Все дороги открыты. Я могу стать кем угодно, с легкостью заработать состояние. Стоп! А что если…
Еще одна мысль показалась мне настолько безумной, но самое главное – безусловно правильной, что я даже немного завис. Видимо, я настолько ушел в себя, что не сразу понял – Женька дергал меня за рукав и повторял:
– Эй, Леха! Я домой, слышишь?
– А? Да, давай, – растерянно произнес я. – До завтра.
С Женькой мы разошлись быстро. Повторно справившись о моем здоровье, он рванул куда-то в ту же сторону, откуда мы пришли. Договорились встретиться завтра в школе. Субботник был рассчитан на два дня.
Посидев на лавочке еще некоторое время, я поднялся и двинулся вниз по улице. Постепенно начинал узнавать улицы, которые знал с раннего детства.
Удивительно, но память реципиента все-таки подсказала мне мой нынешний адрес, туда я и двинулся. Шел, погрузившись в свои мысли. Заметил слева панельную пятиэтажку, рядом раскинулся небольшой парк. Справа, посреди большой парковой площадки строилось колесо обозрения. То самое, легендарное колесо, на котором ни один ребенок так и не прокатился…
Я подумал и решил срезать через гаражи – их тут как раз было много. Повернул туда, чуть прибавил скорости. Хотелось поскорее добраться до дома, чтобы привести мысли в порядок. Может, еще чего-нибудь вспомню.
Плотные ряды серых гаражей были абсолютно идентичными друг другу, отличаясь только цветом ворот. В основном преобладали синие, красные и зеленые. На некоторых краска облупилась, и они выглядели щербатыми.
На нескольких гаражах двери были открыты, приподнятые на домкратах машины, стояли снаружи. Вокруг уставших авто, помимо хозяина, крутилось по двое, а то и трое помощников. Периодически раздавался то звон инструментов, то звяканье стаканов.
Я шел и улыбался. Как же все это было мне знакомо.
В нос ударил запах свежей, только что расплавленной смолы. Оказалось, совсем рядом на одном из крайних гаражей заливали крышу – у входа горел костер, на который водрузили бочку с битумом. Оттуда поднимался дым, булькал гудрон. Был у отца свой гараж, и крышу мы тоже когда-то заливали.
Тут меня посетила любопытная мысль. Если я попал в это время, то где-то в городе живу и настоящий я, в возрасте одиннадцати с лишним лет. Что же, получается, меня здесь двое?
Сложный вопрос, который стоило бы обмозговать. Только позже. Сейчас бы до дома добраться, обдумать все. Слишком много мыслей накопилось в голове, а это нервировало. Так, судя по времени, сейчас где-то часа два…
Навстречу шла бабушка с обыкновенной капроновой авоськой в руках. Судя по содержимому, там была мытая морковка. За ней по пятам следовал кот, который отчего-то решил сопроводить хозяйку авоськи до дому.
Я прошел весь гаражный ряд, свернул направо и едва не налетел на знакомую компанию. Старый «знакомый» Пащенко с дружками сидели на лавочке, плевались семками во все стороны и дружно ржали.
– Миш, гляди, кто идет! – крикнул один из них, тыкая в меня пальцем.
– О! Савельев! – оживился Пащенко, откладывая свернутый из газеты стаканчик с черными семечками. – А мы тут как раз тебя ждем…
Глава 4. Первые проблемы
– Семки есть? – словно не услышав этого самого Мишу Пащенко, я решительно двинулся к ним навстречу. – А если найду?!
– Чего? – тот, явно не ожидая такого развития событий, даже растерялся. – Перепутал, да? Ты мне еще за лимонад не ответил…
– Ну, так давай, отвечу. Тебе как, со сдачей или без? – дерзко заявил я, продолжая идти вперед.
– Ля, дурак! – засмеялись дружки, тыкая в меня пальцами. – Да он совсем страх потерял… Миша, вмажь ему!
Пащенко хохотнул, шагнул навстречу, при этом злорадно ухмыляясь. Он уже мысленно праздновал свою победу, прикидывая, с какой руки ему сподручнее мне зарядить.
Вот только глаз у меня наметанный – до армейского рукопашного боя, я полгода ходил на бокс, но там у меня не срослось. Однако я на всю жизнь запомнил слова тренера, что по движению плеч можно предугадать, какой рукой будет наноситься удар.
И я не прогадал. Мельком успел заметить, как дернулось его правое плечо.
Пащенко с ходу выкинул руку вперед, целясь мне в нос.
Я ловко ушел влево, перехватил руку противника и совершив болевой прием, со скручиванием кисти, одновременно выкрутил ее в локтевом суставе сзади. Миша подобного приема, естественно, не ожидал. Он громко вскрикнул, согнулся пополам.
Тут и сила не нужна, просто отработанная техника.
Выполнив, в общем-то, простой прием, я сразу же двинул ему коленом под ребра. Ударил несильно, но все-таки мышечный спазм был ему обеспечен. У Пащенко сперло дыхание, он захрипел. Толкнув его ладонью в затылок, я наблюдал, как соперник, жадно хватая ртом воздух, рухнул на колени, едва ткнувшись лицом в землю.
Удивительно, хоть это тело и не мое, но я почему-то помнил, чему меня когда-то учили. Видимо, скопировалась не только моя основная память, но еще и мышечная. К тому же, как известно, мозг управляет телом. Вот и получалось, что от перемены мест… Впрочем, это лишь мои догадки.
Дружки Пащенко, кто сидя, кто стоя, смотрели на нас с нехорошими насмешливыми ухмылками на лицах. Но эти же лица сейчас вытягивались от изумления. Где это видано, чтобы вчерашний тихоня давал грамотный отпор местному авторитету, да еще и в честном бою?!
– Это чо… Это как он его, а? – тот, что стоял ко мне ближе всех, мгновенно растерялся, посмотрев на остальных.
– Миша, ты как? – громко спросил другой, поднимаясь с лавочки.
Но говорить Миша сейчас не мог, он усиленно боролся с собственным спазмом, сковавшим легкие. Привстал, куда-то махнул рукой.
– Пацаны, да щас мы его загасим! – крикнул третий. При этом надо заметить, что он был самым крупным из них. Вероятно, еще и самым глупым. Даже по выражению лица все было очевидно.
Что уж тут говорить, оказал я на них должное впечатление, не поспоришь. Для закрепления эффекта, я еще и пританцовывал на месте. Однако ринуться на меня толпой они почему-то передумали…
– Чего застыли?! Подходи по одному, люлей всем хватит! – расслабившись, произнес я. – Или слабо?
Самый крупный бугай, по имени Генка, глядя на меня как бык на красную тряпку, отодвинув попавшегося на пути товарища. Раскинув руки в стороны, он, словно бешеный носорог, попер на меня, надеясь только на свою грубую силу.
Я снова ушел влево и, подставив ему подножку, пропустил мимо себя. Он чертыхнулся, потерял равновесие и припал на колено. Скользнул к нему, ударил его кулаком в левое ухо.
Но то ли силы в этом теле было мало, то ли здоровяк оказался крепким – удар с ног его не свалил. Зато я отчетливо услышал, как у меня хрустнуло в лучезапястном суставе. Прострелила острая боль, и хотя я попытался не подать виду, я едва сдержался, чтобы не вскрикнуть.
Тот тряхнул головой, повернул ко мне багровую от злости морду, привстал. Потрогал пострадавшее ухо, а затем вытащил из кармана брюк складной нож-бабочку Тульского производства – их невозможно не узнать. Выглядели они совсем иначе, чем те, что в моем времени можно купить в любом военторге.
– Ну Савельев, с-сучара… – зарычал бугай, буравя меня маленькими свинячьими глазками. – Иди сюда, герой недоделанный!
– Э! Генка, ты че творишь?! – заголосили его подельники, но слова на отморозка никак не подействовали. – Нож убери, Генка! Да ты с ума сошел?!
– Тебе конец! – зарычал он.
Расставив руки в стороны и размахивая ножом, отморозок двинулся прямо на меня, при этом продолжая ухмыляться. Такой метод устрашения напугает только новичка, но никак не опытного бойца. Не скажу, что я прям мастер ножевого боя, но кое-какие познания у меня все-таки имелись.
Я чуть отступил, приготовился, ожидая нападения. И вдруг…
– Ой, караул! Люди, что делается?! Убивают! – вдруг заголосил кто-то справа. Взглянул, а это бабуля с морковкой вернулась. Только уже без кота.
На ее голос из-за ближайшего гаража показался мужик с гаечным ключом, затем второй. Я отвлекся, однако Гена коварно воспользовался этим моментом в своих целях. Противник рывком ринулся ко мне, взмахнул ножом.
Краем глаза я увидел приближающуюся угрозу, даже попытался отреагировать. Но острое лезвие рассекло мне кожу от запястья, почти до локтя… Где-то глубоко, где-то вскользь. И тем не менее я контратаковал. Рывком бросился вперед, обхватил его верхнюю часть тела руками и ногами, смещая центр тяжести, всей своей массой заваливаясь назад и влево. Получилось не очень эффектно, но зато я добился своего.
Не ожидавший такого противник рухнул, словно мешок с картошкой. Его рука с зажатым в ней ножом оказалась у меня в захвате. Применив болевой прием, я заставил его выронить нож и заорать от боли. Ловко двинул локтем ему в нос, отчего тот булькнул и затих.
Мужики с криками подскочили к нам, увидели меня заляпанного кровью.
– Э-э… Разбежались!
– Все, валим, пацаны! – захрипел Пащенко, к этому времени уже пришедший в себя и поднявшийся с колен.
Все трое бодро ломанули наутек, однако Генка никуда убежать не смог.
– Эй, да он тебя порезал, что ли? – один из подбежавших увидел нож. Оттащил от меня обмякшего Генку, затем окликнул товарища: – Серега, сгоняй за угол, там автомат. Скорую помощь нужно, гляди, сколько крови! Парень, где пырнул? Подожди, сейчас помогу!
Серега послушно рванул вперед, скрывшись за гаражами.
Через минут десять в проезд между гаражей въехала сначала машина милиции, а за ней и скорая помощь. Скорее всего, диспетчер сообразил перекинуть вызов и на соседний номер экстренной службы.
Генку привели в чувство. Мне тут же оказали первую помощь, обработав резаную рану. Порез был несильно глубокий, но зато по всей длине – нож у отморозка оказался очень острым. Мое счастье, что лезвие только в одном месте повредило вену.
Дежурный врач с помощником сделали все аккуратно. А вот сустав у меня явно пострадал серьезнее. Рука опухла, отдавалась болью. Сказали ехать в поликлинику и делать рентген. Хотел было отказаться, но меня тут же принудили – я то и дело морщился от боли.
Прямо на месте все зафиксировали, оформили как хулиганство с причинением легкого вреда для здоровья. Естественно, меня оформили как потерпевшего – свидетели были.
Показания брал какой-то молодой лейтенант, но делал он это как-то нерасторопно. Даже лениво. Особенно после того, как записал фамилию Генки – кстати, с ним лейтенант разговаривал отдельно. Из их разговора я услышал только несколько слов, но даже общего смысла не уловил.
Закончив и определив парня в патрульную машину, лейтенант направился ко мне. Рассказал ему, как все было, мужики из гаражей подтвердили. Даже бабуля с морковкой поучаствовала в даче показаний. По ее словам, тут как минимум вооруженная банда жестоких рецидивистов работала.
Погрузили меня в карету скорой помощи – это был традиционный для того времени белый рафик с красной дверью, такой же полосой на боку и, конечно же, синей мигалкой-капсулой на крыше. Пока залезал внутрь, невольно улыбался, несмотря на то, что было неудобно, а рука ощутимо болела. Внутри скорой пахло дезинфицирующим раствором и почему-то касторкой.
В отделении травматологии мне довольно быстро сделали рентген, выявив повреждение суставной сумки, с незначительным смещением. Перелома, к счастью, не было.
Травматолог оказался матерым специалистом, все делал аккуратно и с пояснениями. Пока он проводил процедуры, поинтересовался, откуда у меня такая травма – сведения о самом факте нападения дальше регистратуры пока еще не ушли. Ну и я рассказал, как все было, опустив подробности моей подготовки.
Выслушав, врач, конечно, похвалил, но при этом дал пару дельных советов.
– Парень, раз такое дело, нужно тебе мышцами заниматься. У боксеров такое часто бывает, когда удар не поставлен. Бил-то ты хорошо, а вот тело подвело. Хм, значит смотри… Сустав я тебе вправил, но! Неделю придется походить с гипсом. Лучше фиксирующую повязку, но у меня жгутов нет и бинтов мало. Гипс как бы необязательно, но уж лучше так, на всякий случай. Сейчас все тебе наложим и свободен.
Естественно, я согласился с его указаниями – с медициной у меня было не очень.
Пока травматолог с медсестрой накладывали мне гипсовую повязку, дверь в кабинет неожиданно распахнулась и внутрь вбежала женщина лет тридцати пяти, может, чуть больше. Вся растрепанная, волосы всклокочены…
– Лешка! Леша! – увидев меня, она бросилась к медицинской кушетке.
Я как-то сразу понял, что это моя мама. Точнее, мама реципиента. Но, несмотря на это, мне даже на душе как-то теплее стало. Вроде и чужой человек, а нет… Кажется, родственные чувства в какой-то мере передались мне по наследству вместе с телом, по крайней мере, что-то я все же чувствовал. К тому же настоящие родители к моменту моей командировки в Сирию, к сожалению, не дожили. А может, и к счастью – незачем родителям хоронить своих детей.
– Сынок! На тебя напали хулиганы? – заохала она, попытавшись меня обнять. Наверное, какая-то служба уже сообщила родителям, и те примчались сюда прямо с работы.
– Мам, да все нормально! – улыбнулся я, одновременно рассматривая ее.
– Так, гражданочка! – травматолог ловко поймал ее и отбуксировал ко входной двери. – Я сейчас закончу, тогда и поговорите. А сейчас – не мешать! Ждите в коридоре!
Внезапно дверь повторно открылась, и в кабинет заскочил мужчина, типичной советской внешности – обычный работяга. Пожалуй, среди общей массы его выделяли только пышные усы.
– Лена, ну куда ты рванула? – возмутился он, при этом активно жестикулируя. – Я же сказал, сейчас все в регистратуре узнаю! Ну?
– Тебя ждать, можно и состариться, – отмахнулась она.
– Сын, ты как? – он тоже двинулся ко мне, внимательно глядя на забинтованную руку. – Перелом, что ли?
– Как перелом? – ахнула женщина.
– Опять досталось?
– Чего это опять? – возмутилась супруга, уперев руки в бока. – Ничего не опять. Он мальчик смелый, может за себя постоять, да?
– А ну, живо покинули кабинет! – рявкнул врач, потеряв всякое терпение. – Ждите снаружи или сейчас вам от меня достанется!
Родители переглянулись и послушно ретировались за дверь, а травматолог снова принялся за работу, бормоча что-то про слишком шумных посетителей.
В общем-то, как-то так я впервые и увидел своих новых родителей.
Когда я вышел из кабинета, мама ринулась ко мне, тут же заграбастав в охапку.
– Лешка, сынок! Я так волновалась. Что этим хулиганам от тебя было нужно? Я слышала, задержали одного, да?
– Не знаю, мам, – я тоже приобнял ее, одновременно уловив давно забытый аромат винтажных «Тет-а-тет», кажется, вышедших в 1978 году. – Но теперь я со всей уверенностью могу сказать, что они ко мне больше не полезут.
– Вот, это слова мужчины! Сдачу давать – это правильно! – заметил отец, хотя вид у него при этих словах был слегка озабоченный. Он зачем-то теребил левый ус. – Если поймут, что боишься, всегда будут приставать. Помню, у меня в шестидесятых так же было. Так я тогда на бокс пошел и… Ну, неважно. Поехали домой уже, чего вы посреди коридора расселись?!
– Да, да. Сережа, помоги Леше, – вытирая слезы, растроганно сказала мама. – Ему же больно.
– Ой… Да все хорошо со мной! – в который раз отозвался я, чувствуя себя абсолютно нормально. – Мне же не ногу сломали, ходить могу. Да там и перелома-то там нет. Сустав чуть повредил, восстановится. Недельку придется с гипсом походить.
Вышли из больницы, сразу подошли к припаркованной у входа красной машине.
Оказалось, что и у нас имелась машина ВАЗ-2101. Классическая копейка. Да еще с родными круглыми хромированными дисками, а не невзрачной классической штамповкой. Тоже своего рода раритет.
Снова улыбнулся – я даже не помнил, когда последний раз вообще сидел в копейке.
Я осторожно забрался на заднее сиденье, откинулся на спинку. В салоне было чисто – кажется, отец следил за машиной, своевременно мыл и чистил. Внутри пахло чем-то непонятным, но приятным. Заметил, что рукоять коробки передач была украшена розочкой, залитой в прозрачный пластик плексис. Тогда, вплоть до середины девяностых годов, это было очень популярно. Да и в двухтысячных подобное встречалось повсеместно.
Осмотрелся, прислонился лбом к теплому стеклу – судя по всему сейчас было где-то часов пять, может, больше. Многие жители города уже заканчивали работу, другие собирались домой. Детей забирали из школ и садиков, а по пути заходили в продуктовые магазины, чтобы купить что-нибудь вкусное. Некоторые уже гуляли, сидели на лавочках.
Папа забрался на водительское место, мама заняла пассажирское. Двигатель завелся, выехали почти сразу. Пока мчали домой, мать что-то рассказывала, спрашивала у отца. Тот отвечал, кивал головой. Но я их почти не слушал, думая о случившемся. Не конкретно о том, что меня в гипс закатали, а в целом, о моем невероятном перерождении. Возможно ли такое вообще?! Определенно, вмешались какие-то высшие силы…
Решение: попытаться предотвратить аварию на АЭС, конечно, благородное. Только как это сделать?
Помню, смотрел как-то сериал по «Рен-ТВ», где молодой попаданец из нашего времени взял да и долбанул из РПГ по вентиляционной трубе четвертого энергоблока. Ну и все. Это полнейшая чушь, только в кино так и бывает. Помню, даже с Ветровым на эту тему спорили, как бы мы поступили на его месте… Жаль только, что тогда подвыпившие были – ничего не запомнил.
Ну, в любом случае стрелять из гранатомета по энергоблоку я точно не стану.
Неожиданно я вспомнил дату своего рождения. Новую дату, в этом времени. Точный домашний адрес. А еще в памяти всплыло какое-то навязчивое стремление стать водителем скорой помощи. Почему скорой помощи? Да откуда ж я знаю…
– Леша, как прошел субботник? – спросила мама, вернув меня к реальности.
– Да нормально, – просто ответил я. – Хотя, какой же это субботник? Сегодня только среда.
Решил не говорить родителям о том, что нанюхавшись краски, я шлепнулся в обморок. Мама и так сильно за меня переживает.
– Многое еще недоделали, – добавил я. – Завтра еще раз пойду.
– Завтра? Ну вот зачем? Без тебя, что ли, там не справятся? – возмутилась мама. – Неужели некому асфальт мести и в клумбах ковыряться? У тебя теперь есть причина, чтобы не работать по медицинским показаниям. Тебя никто не назовет лентяем.
– Мам! – я посмотрел на нее с укоризненным взглядом. – Мне же нужно хотя бы отметиться, откуда они узнают, что случилось?
Она вздохнула, затем украдкой улыбнулась. Сын взрослел.
До дома доехали быстро. Я задумчиво смотрел в окно, но рассеянный взгляд ни за что не цеплялся. Просто смотрел и ностальгировал. Чистые улицы, зеленый парк, клумбы с цветами, идущие с работы люди. Старые автобусы, легковые машины – все еще не мог смотреть на окружающий мир нормально.
Страха не было. Было живое любопытство.
Припять была прекрасным советским городом, воплощением последних достижений градостроительства. Если Чернобыльская АЭС создавалась как самая лучшая и передовая атомная электростанция, то и город атомщиков должен был ей соответствовать.
По архитектурному плану город был новаторским и существенно отличался от других городов СССР. Его возводили специально для молодых семей энергетиков, работающих на атомной электростанции имени В. И. Ленина. Кварталы в центральном районе города строились по инновационному для советской застройки методу. По слухам, план инфраструктуры был позаимствован откуда-то из Чехии. Улицы утопали в молодой зелени, чередуясь со зданиями, скверами, дорогами и тротуарами. В городе широко применялась мозаика. Панно, сложенные из нее, были необычны, очень качественно выполнены.
Жили мы в классической панельной пятиэтажке на четвертом этаже. Входную дверь я сразу узнал – отложилась где-то в закромах памяти. Четырнадцатая квартира.
Войдя внутрь, едва не споткнулся о метнувшегося под ноги лохматого кота.
– Тишка, брысь отсюда! – крикнула мама, отгоняя лохматого дармоеда.
Но кот уходить не спешил, стоял с обескураженным видом, обнюхивая мою ногу. Что-то его во мне заинтересовало. Или насторожило.
Попробовал погладить его, но лохматый не дался и ушуршал куда-то в сторону кухни.
Вымыл здоровую руку в небольшой, но светлой ванной. Вторую мыть не стал, все равно это было крайне проблематично. Снова осмотрел себя в зеркале – лицо серьезное, но из-за худобы общее впечатление было неоднозначным. В любом случае бойцом я не выглядел уж точно.
Наша квартира оказалась просторной, трехкомнатной. Я сразу же направился к себе, ориентируясь сам не зная как. Просто помнил, куда идти и где что лежит.
Войдя внутрь, прикрыл за собой дверь. Затаив дыхание, молча стоял и осматривал внутреннюю обстановку. Все просто, ничего лишнего. Застеленная кровать, однотумбовый стол из неубиваемой советской древесины, за ним деревянный стул. Пол застелен узорчатым ковром. На стенах светлые обои с каким-то замысловатым рисунком. На них плакаты, советских и зарубежных исполнителей. Антонов, «Машина времени», «Земляне», Майкл Джексон, Deep Purple, «Наутилус Помпилиус»… Этих, кстати, я совершенно не ожидал тут увидеть – думал, слава пришла к ним позднее…
На столе стоял катушечный магнитофон «Маяк». Выглядел очень достойно. На алюминиевой бирке отчетливо читался семьдесят девятый год производства. Щелкнул кнопку с заветным треугольником, тут же заиграла мелодия:
«Поверь в мечту, поверь в мечту, поверь в мечту
Скоре-е-й
Поверь в мечту, поверь в мечту
Как в доброту, в людей…»
Улыбнулся, выключил. Снова потеплело на душе – все еще не верилось, что я в прошлом. Песня была очень знакомой. Юрий Антонов в то время был одним из лучших исполнителей, причем песни были разножанровые, нравились как взрослым, так и детям. Хотелось лечь на кровать, включить музыку и слушать, слушать, слушать…
Не знаю, что заставило меня подойти к окну и откинуть белую тюль… Глаза сами собой застыли на объекте, который хорошо выделялся на горизонте.
Отсюда была хорошо видна знаменитая на весь мир вентиляционная труба четвертого энергоблока! Эдакий символ, который в будущем будет знать каждый второй игроман.
Время летело незаметно.
Я по-прежнему сидел у окна и смотрел на виднеющуюся вдалеке громаду Чернобыльской АЭС. Уж я-то прекрасно знал, что случится меньше чем через два года… Весь мир ощутит ужасные последствия катастрофы. Сидеть и смотреть, зная и осознавая масштабы ужасной аварии, само по себе страшно.
А ведь в этом времени еще никто даже мысли не допускает, что такое вообще может произойти в Советском Союзе. Где-нибудь в Европе – да сколько угодно. Но только не здесь, ведь в СССР все самое лучшее!
Невольно вспомнил ту самую субботу двадцать шестого апреля, когда отца рано утром вызвали на работу. Уже тогда весь город знал – на станции произошла авария, был сильный пожар. Еще бы, ведь когда ночью случился взрыв, от этого проснулась вся Припять. Многие даже вышли на улицы, наблюдали издалека.
Отец вернулся только к вечеру, сказал, что все нормально. Позднее, уже после отъезда из Припяти, его забрали в ликвидаторы, где он трижды сам поднимался на крышу третьего энергоблока… А потом его увезли в больницу, выявив признаки лучевой болезни. После лечения он вернулся, но здоровье уже было подорвано навсегда. Врачи дали ему пять лет, но он боролся целых девять.
Именно техногенная катастрофа и, пожалуй, еще эвакуация всех жителей города в будущем и повлияли на то, что я стал тем, кем стал. Основательно поменял жизненные приоритеты, окончательно решив идти на военную службу. И не абы куда, а именно в войска РХБЗ. Бороться с последствиями техногенных аварий, выявлять, предупреждать, помогать людям. И за все годы я нисколько не пожалел о принятом решении.
И вот теперь я здесь. При этом не стоило забывать, что другой я тоже живет в Припяти и сейчас ему примерно лет одиннадцать. У меня есть заманчивая возможность предупредить своих настоящих родителей, убедить переехать из города до аварии. Хотя, честно говоря, я не представлял, как это вообще возможно…
Дверь тихонько приоткрылась, заглянула мама.
– Ты чего тут притих? – спросила она, входя в комнату. – У тебя все хорошо?
– Ну да. Слушай, мам… – я обернулся к ней и задумался, не зная, как правильно поставить вопрос. – Нужен совет. Скажи, если бы у тебя была возможность исправить серьезную ошибку и при этом спасти жизни людей… Ты бы это сделала?
– Конечно, – без раздумий ответила она. – Но не стоит забывать и про обстоятельства. А в чем вопрос? Может, если ты расскажешь мне, я…
– Да нет, ни в чем, – улыбнулся я. – Просто задумался.
– Какой-то ты у меня загадочный последнее время, – она ласково потрепала меня за щеку. – Ужин готов, давай за стол.
– О, это я с большой охотой! – обрадовался я под завывания голодного желудка.
Не успел я встать, как раздался звонок в дверь. Советский сигнал-кукушка – звук на все времена.
– Это, наверное, Настя с занятий вернулась! – заметила мама и направилась к входной двери.
Послышался звук отпирания замка, детский голос.
Память реципиента услужливо подсунула мне имя младшей сестры. В голове постепенно собиралась картинка семейного окружения.
– Лешка, Лешка! – Настя вбежала в мою комнату, швырнула рюкзак на кровать и бросилась обниматься. Но увидев мою перемотанную бинтами руку, остановилась в нерешительности. – Это что такое? Что с тобой?
– Да так. С хулиганами подрался.
– Ого… – протянула она, вытаращившись удивленными глазками. – Болит, да?
– Все хорошо, – я подманил ее ближе и приобнял. – Только у меня к тебе просьба, Насть.
– Какая?
– Не говори маме, что я в школе краски надышался и сознание потерял, хорошо? С меня «Эскимо». Даже два. Ну, так что?
– Я согласна. А почему не говорить?
– Она волноваться будет. Зачем ей лишний раз переживать?
Настя оказалась сообразительной девочкой, к тому же в прошлом со старшим братом у нее были очень хорошие отношения. Здесь я был спокоен. Она заверила меня, что ничего не скажет, а мороженое договорились слопать вдвоем.
Домашний ужин был просто восхитительным – вкуснейший, очень наваристый рассольник, бутерброды с докторской колбасой и копченым салом. И компот из черешни. Оказалось, у нас в Копачах жили дедушка с бабушкой, по линии мамы. Оттуда и передали.
Колбасу я особенно смаковал, успел отвыкнуть от натурального мясного продукта. Те, кто постарше помнят, что в СССР многие полуфабрикаты были натуральными, вкусными и очень качественными. В мое время натуральное либо стоило очень дорого, либо просто не продавалось. А то, что подешевле и составом попроще, обязательно содержало в себе половину таблицы Менделеева. Да еще и во время моей командировки в Сирию, приходилось сидеть без мяса почти три недели. Исключение составляла лишь баночная тушенка, но жира там было больше чем мяса.
Мы немного побеседовали, обсудили семейные вопросы. Настя рассказала про уроки в художественной школе, затем помогла маме убрать со стола. А потом все вместе отправились смотреть телевизор. Удивился тому, что в квартире работника станции с далеко не самой высокой зарплатой стоит современная цветная модель «Рубин 260Ц».
А тут еще в эфире шел «Экипаж 1979», который я видел не один раз. И все равно, смотреть его в этой реальности было гораздо интереснее. Вновь поразился простоте и правдоподобной игре советских актеров, которым «Оскары» и «Золотые глобусы» были просто не нужны. Отдельного внимания заслуживала съемка без компьютерной графики.
