Максим Диденко
Психиатрическая лечебница: На руинах прошлого
Глава 3. Руины
Очередное утро выходного дня – для Юли все дни были выходными, но суббота освобождает от школьных занятий и Никиту, потому выходной у всех – начинается с привычных ритуалов: овсяная каша с сахаром и кусочками сушеных фруктов и ягод для Артема, и яичница с бужениной и ломтиками пармезана – для Юли, и, конечно же, крепкий кофе из свежемолотых зерен арабики для них обоих. Сын же по субботам всегда любил валяться в постели чуть ли не до обеда. Ребенку нужно хоть иногда хорошенько отсыпаться, ведь в любом случае никаких домашних обязанностей, которые необходимо было бы выполнить в срочном порядке именно с утра, на его плечи никто не возлагал. Убраться в комнате и почитать хорошую книгу – как мама и работница библиотеки по призванию, Юля не могла не следить также и за уровнем ментального развития своего сынишки, – все это легко можно перенести на послеобеденное время, к тому же предварительно отдохнув, заниматься этим он будет с гораздо бо́льшим желанием.
«Если бы меня, – думала Юля, – в детстве не поднимали в пять-шесть утра каждый день, чтобы заниматься домашним скотом и прочими прелестями жизни в захолустном поселке, независимо от того, в котором часу я легла спать, то сейчас я вряд ли понимала бы, насколько важен здоровый сон для молодого и растущего организма. Жаль, что этого не понимала моя бабушка. А может и понимала, но не упускала возможности при любом удобном случае заняться воспитанием внучки, следуя канонам своей молодости, мол, не пристало девушке спать до обеда, а потому, как минимум необходимо ранним утром показываться перед соседями в добром свете – ответственную и хозяйственную девушку обязательно заметит какой-нибудь статный парень и возьмет в жены».
После завтрака Артем, как и каждым из предшествующих этому дней, переоделся в робу и направился в гараж, чтобы продолжить работу над «Жуком». Ближе к обеду проснулся Никита. Перехватив гренок с маслом и чашкой чая с бергамотом, он собрал рюкзак, в который вложил бутсы и литровую бутылку воды, и, чмокнув маму в щеку, пошел на спортивную площадку – сегодня как раз тот день, когда практически все дети его возраста, кто не был поглощен видеоиграми и прочими домашними бесполезными делами, выходили гулять во двор.
Молодость – прекрасная пора, мысленно проговаривала Юля, глядя вслед сыну, переворачивая очередную страницу своей любимой книги, сидя на диванчике в гостиной за чашкой крепкого кофе.
Редкие головные боли по-прежнему донимали вспышками… нет, уже не непонятного происхождения. Подозрения о том, что их насылает О’Шемира у нее практически не осталось, хотя всего каких-то три-четыре дня назад она была всецело убеждена, что он погиб вместе со всеми жертвами того большого пожара в лечебнице. Хотя и очень слабо в это верила.
Очередной «флешбек» настиг ее спустя полчаса после ухода сына, но благодаря тому, что она сидела на диване, перенесла она его гораздо проще, чем в прошлый раз. Сейчас это была всего лишь вспышка воспоминаний, связанная с некоторыми событиями времени, проведенного ею в стенах того учреждения. Очень болезненная вспышка, но достаточно короткая и практически полностью контролируемая.
Придя в себя, Юля отложила книгу и говорила уже вслух, не желая сдерживаться:
– Значит, ты все-таки жив, ублюдок чертов! Смею предположить, что ты жив из-за или же благодаря мне, правильно? И что тебе от меня нужно? О да, мне понятно, чего ты хочешь!
Она не знала, слышит он ее, или же просто посылает свои сигналы ей в голову, а может это происходит и вовсе не по его воле, а слышит и ощущает она его лишь потому, что она, вкусив его соки, была тесно связана с ним и не могла разорвать этой связи, которую нельзя объяснить никакими научными или физическими терминами, известными миру. Или все же можно?
Единственное, что она четко поняла, было то, что ей просто необходимо вернуться туда, в то место, где все началось, чтобы иметь шанс вернуть свою жизнь.
– Я не принадлежу тебе, сукин ты сын! Моя жизнь только моя, понял?! И если ты еще не сдох, то сдохнешь, и именно я положу конец твоему никчемному и зависящему от душ несчастных людей существованию, слышишь?
Юля выглянула в окно по направлению гаражей, где трудился Артем. На часах уже была половина второго пополудни, ему давно пора было вернуться на обед, но он все не возвращался. Оно и не удивительно – если он взялся за дело, то занимается до победного, либо же до тех пор, покуда полностью не выбьется из сил. Вряд ли второй день подряд соседи будут жарить шашлыки. Дело вовсе не в этом.
Она сделала несколько сытных бутербродов с поджаренными тостами, куриной грудкой, огурцами, зеленью и корицей – все, как любит Артем, хотя и довольно странное сочетание – корица и мясом, – и решила отнести ему, не теряя из виду мыслей о посещении руин лечебницы. Только так, по собственным ощущениям, она могла избавиться от преследуемой ее навязчивой идеи.
– Вы решили спуститься к нам, в низшие слои общества? – спросил Артем, вытирая стекавший по лицу пот испачканными мазутом руками. – Приятная неожиданность.
Юля рассмеялась, прикрывая рот рукой. Ей понравилось хорошее настроение мужа, несмотря на то, что он был всецело погружен в работу.
– И давно у нас такое официальное общение? Я просто решила, что, раз уж ты не идешь на обед, то обед идет к тебе! – Она развернула перед ним сверток бумаги из которого вкусно запахло. Юля даже услышала, как заурчало у Артема в желудке.
– Моя ж ты хорошая, – проговорил он, уже облизываясь, но желая перед обедом расцеловать жену за проявленную заботу. – Не представляю, что бы я без тебя делал. Я правда голоден. И, знаешь, именно этого я и хотел. Как ты угадала?
– Достаточно хорошо тебя знаю, – произнесла Юля, аккуратно чмокнув его в губы, чтобы самой об него не перепачкаться.
Пока Артем с аппетитом наминал бутерброды, Юля обдумывала свои следующие слова. Ей не хотелось, чтобы он переживал о ее состоянии, но и продолжать сидеть в четырех стенах, занимаясь домашними делами, пока ее мысли полностью захватывает нетерпение выяснить причину странных и неподдающихся нормальному объяснению явлений, она не могла.
Она рассматривала свою машину, закрепленную на стапеле: смятые крылья, потрескавшийся пластиковый бампер, цепи, растекающиеся в разные стороны словно натянутые струны – работа была в самом разгаре.
– Я… Слушай, я хочу прогуляться.
Артем обедал и внимательно слушал Юлю, понимающе кивая головой.
– Не думаю, что должна отчитываться тебе перед каждым своим шагом, но, думаю, ты хотел бы знать: чтобы вытеснить все те роящиеся в моей голове мысли, мне просто необходимо заполнить голову чем-то новым. Посмотреть на прохожих, подумать… не знаю. Я хотела бы…
– Почему тебе кажется, что я могу быть против, Юль? – прервал он ее рассуждения. – Я очень даже «за»! Я понимаю, что худшим решением было бы запереть тебя в квартире и верить, что ты каким-то… – Он все еще пережевывал бутерброд. – Что ты каким-то чудесным образом избавишься от всех преследуемых тебя мыслей и кошмаров и придешь в себя. Иди конечно! Ведь для меня нет ничего важнее, чем ты.
Юля лизнула палец и вытерла им нос Артема, после чего чмокнула туда же, развернулась и ушла.
– До встречи, мой автомеханик! – крикнула она через плечо, демонстрируя беззаботную и влюбленную улыбку.
Все многоэтажные здания в их районе стоят довольно тесно друг к другу, потому, чтобы благодаря возможным слухам случайных прохожих не быть пойманной на обмане, отходит подальше, и только тогда ловит такси и указывает водителю адрес бывшей Вирнаковской психиатрической лечебницы. Точнее, даже не адрес, а просто точку на карте.
Это место знают все, но далеко не каждый старожил как Канорска, так и прочих прилежащих к этому городку людей, захотел бы поехать по указанному адресу. Многие знали его историю и вопреки пониманию, что там давно находится обычная психушка – хотя и этот факт сам по себе малоприятен, – по-прежнему испытывали к нему какую-то чрезвычайно большую неприязнь. Они все знали, но предпочитали молчать. Молчать об этом и просто отказывать в поездках туда.
– Добрый день! – обратилась она к водителю через опущенное стекло. – Мне за Вирнаково, к лечебнице. Довезете?
За рулем сидел мужчина на вид лет сорока с небольшим. На переднем пассажирском сиденье было несколько пустых картонных коробочек от гамбургеров и большой пластиковый стакан из-под колы с трубочкой по центру. На домашний обед он вряд ли ездил, подумала Юля, а день был достаточно тягучий и не принес ничего, кроме разочарования от потраченного времени. В его взгляде сперва промелькнула радость и надежда, которая тут же сменилась сомнениями, стоило ему услышать пункт назначения, потому Юля добавила, уже зная, чем конкретно может заинтересовать его:
– И меня там нужно будет подождать немножко. Может, где-то часик. За простой плачу в два счетчика!
– Запрыгивайте, – сказал он после некоторого промедления, но больше кивком головы, нежели словом, хотя губами все же слегка шевелил.
– Тяжелый день? – мягко спросила Юля, но не потому, что хотела поговорить, а лишь для того, чтобы хоть как-то развеять сжатую в салоне атмосферу уныния – ехать в глухомань с раздраженным мужчиной средних лет было как минимум опасно для здоровья.
– Слишком легкий! – фыркнул он. – Работы никакой. Только топливо сжигаю. Давно хотел найти свое место, чтобы стоять себе спокойно и ждать клиентов, а не кататься по городу и ждать, пока кто-нибудь тормознет. А жена мне знаете что толдычит изо дня в день?
Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и встретился с глазами Юли. В них он то ли прочитал, что ей на самом деле начхать на его проблемы, а задала вопрос она только из вежливости, то ли сам понял, что нечего трепаться кому попало о своих заботах, но тут же решил заткнуться и даже извиниться за эту сиюминутную слабость. В ответ она лишь слабо улыбнулась и отвернулась к окну, проехав практически весь маршрут с безучастным видом.
Она всю дорогу размышляла о своей первой поездке в то место, как была переполнена чувством сожаления, что за своими личными проблемами и делами не смогла уследить за родным отцом. Кто она такая, если не последняя дура, абсолютно неблагодарная и самовлюбленная дура? Эгоистка! Она перебирала в голове свои мотивы и цели: кому и что она пыталась доказать, строя из себя сыщика? Себе или отцу? Полезть ночью в подвал частного лечебного учреждения и пытаться самой докопаться до правды. Да какой нормальный человек вообще станет такое вытворять? Насколько человек должен быть слеп в своей вере, чтобы рассчитывать, что со всем способен справиться самостоятельно, игнорируя все вопиющие крики здравого смысла?
А с другой стороны, как можно заподозрить что-то неладное, если это, быть может, и не самый обычный случай, когда дети привозят своих родителей в подобные места, но достаточно распространенный. Все должно было выйти совсем иначе, а нам просто не повезло, думала она.
А сейчас? Что мною движет сейчас? Очередная глупость, которую нельзя не совершить.
– Вы меня, конечно, извините, – начал мужчина, глядя на руины пострадавшего при пожаре некогда всем известного учреждения, – но я ближе чем на двадцать метров к ограде не подъеду. Я вас здесь подожду, если вы не против.
Юле именно это и было нужно, потому как она совсем не хотела, чтобы кто-либо знал, чем она здесь будет заниматься. Хотя она и сама пока что не понимала, для чего приехала. Даже если бы кто угодно задал ей этот вопрос, ответа на него она дать бы не смогла. По крайней мере такого, за который ее не приняли бы за сумасшедшую.
И сейчас искать объясняющих ответов тоже не стала:
– Двойной счетчик, хорошо?
– И никаких вопросов, понял, – ответил он, предварительно нажав несколько кнопок на таксометре. Следом вытащил из-под солнцезащитного козырька темные очки, надел их, сложил руки на груди и откинулся в кресле.
Юля с некоторой опаской смотрела в ту точку, в которой, обняв коленки руками, сидела в ожидании приближающихся сирен тем самым днем, днем большого пожара. Вспоминала свои ощущения. То уныние и бесконечное чувство утраты. Ее вдруг пробрал мороз, кожа стала будто бы гусиной, хотя на дворе был еще солнечный и достаточно жаркий день. Усилием воли она отбросила мысли в сторону и думала, как пробраться внутрь.
Тем же путем, что и прежде, войти точно не получится. Створки ворот, что прежде – не считая неприемных дней – всегда были если не распахнуты настежь, то хотя бы приоткрыты, теперь были заперты на толстенную цепь и тяжелый навесной замок. Сделать это могла только полиция, иначе кому потребовалось бы закрывать территорию? Брать там больше было нечего, так как все дотла выгорело. Разве что в следственных целях, чтобы никто не затоптал какие-нибудь улики, если вдруг кто-то захочет покопаться среди груд камней и обугленных досок в поисках доказательств жестокого обращения с пациентами. Но и это было сомнительно. Обычно просто ленточка вешается с надписью «не входить, ведется следствие», насколько ей было известно; по крайней мере, в детективных фильмах и сериалах поступают именно так.
Она последний раз бросила взгляд на дремавшего таксиста и направилась к прорехе в ограждении. Вряд ли о ней кто-нибудь знал, потому она точно оставалась открыта.
Брешь достаточно сильно заросла кустами и травой, хотя прошло всего-то недели три с того раза, когда она проходила здесь.
– Все идет своим чередом и время не стоит на месте, – на выдохе произнесла вслух Юля и, раздвинув густые ветки, переступила через поперечный прут, оказавшись уже внутри.
Снова холодок прошелся по ее коже. Снова мысли, воспоминания о первой встрече с О’Шемирой, далекое ощущение саднящего от ударов лица, чувство безысходности, койка, ремни, страх и холод. Все это одним большим скопом накатило на нее, заставляя закрыть глаза и обнять себя обеими руками.
– Это место… Оно по-прежнему живет.
Несколько неуверенных шагов и она уже стояла у кирпичной стены, протягивая руку вперед и желая прикоснуться к ней. Этот момент почему-то казался ей чем-то серьезным, он пугал ее. Все, что было до него – пустяк. Она должна прикоснуться. Еще несколько сантиметров, всего одно движение и… Момент прикосновения.
– Сука, твою ж мать. – Вспышка боли пронзила ее разум насквозь, заставив отпрянуть от стены с громкими криками. – Какого хера я вообще сюда приперлась? Тупая овца! А-а, чтоб тебя!
Когда боль унялась – вспышки всегда были очень короткими, но объемными, словно с ней пытались говорить, – она дала себе слово, что больше никогда не вернется сюда, решив, что это была большая ошибка и ничто не заставит ее нарушить данное обещание. Со злостью на саму себя, она вернулась в машину, разбудив водителя хлопком двери, и попросила поскорее увезти ее отсюда.
В ту же минуту они уже ехали обратно в Канорск, только не домой. Мужчина по просьбе высадил ее у центрального парка, что всего в трех кварталах от ее дома. Юля рассчиталась по двойному счетчику, как и договаривались, и пошла по аллее, выискивая глазами что-то, что может напомнить ей о настоящих ценностях этой жизни. И таких примеров было немало. Она наблюдала за прохожими, что, время от времени поглядывая на часы, куда-то торопились; за детьми, беззаботно играющимися в траве с игрушками; за влюбленными парами, которые нежно и с трепетной заботой друг о друге переплетались душами, обсуждая что-то на расстоянии едва разомкнутых губ. Все это выглядело настолько красиво, настолько живо и естественно, что заставляло хотеть жить, и хотеть не назло, а вопреки всем невзгодам! Заставляло верить, что выбраться оттуда живой – величайшее счастье, которое она могла получить.
Глядя на все это, по ее щекам текли слезы. Именно в этот миг она поняла, что даже не жалеет о том, что была узницей психопата. Все пережитое – полезный опыт. Ее переполняло счастье оттого, что она выжила, что у нее есть к кому и куда вернуться: любящая семья, которая на все ради нее готова. Поняла, что нет ничего лучше и важнее этих ценностей – все то, ради чего стоит жить.
Глава 4. Пустота внутри
Весь следующий день прошел на добром позитиве. Размышления о прошлом и ценностях нынешнего принесли свои плоды в виде какого-никакого морального равновесия. Даже те несколькие вспышки головной боли не смогли испортить ей настроение, хотя дважды приходилось принимать обезболивающее. Не из-за «тяги», а просто потому, что хмурилось небо, а от этого часто побаливает голова, наряду со слабостью и желанием спать. Но и все это тоже достаточно просто устранялось двойной порцией крепкого кофе, потому как выполнение домашних обязанностей всегда приносит больше удовлетворения, чем попытки убедить себя, что некоторые дела можно отложить на потом – такое себе обезболивающее и антидепрессант обширного действия в одном флаконе. Так всегда происходит, если стараться для любимых людей.
Выходить на работу в библиотеку Юля не торопится и большую часть времени проводит дома, если не считать нечастых вылазок в супермаркет за продуктами и по дороге домой в цветочный магазин. Просто не может пройти мимо, каждый раз присматривая, что еще можно было бы докупить для полной гармоничности всего интерьера в квартире, будто бы того десятка новых вазонов еще недостаточно для полного счастья. Когда это цветов было слишком много? Такого не бывает!
За одно раннее утро воскресенья и несколько спокойных дополуденных часов понедельника она в очередной раз дочитала свою любимую книгу и уже практически успела заскучать, как раздался звонок у входной двери.
Юля, не спеша входя в прихожую, думала, кого этого могло принести, и так как никого конкретно не ждала, достаточно сильно удивилась, увидев на пороге свою подругу Таню:
– Вот так сюрприз! Ты каким ветром? – произнесла она таким голосом, будто бы не виделась с ней не несколько дней, а целые месяцы. – Входи, я только собралась кофе пить.
– Прости, что я без предупреждения. Я и правда хотела сделать сюрприз. Не знаю, насколько он уместен. Я, кстати, взяла твои любимые «Шарлизки».
– Танюха, ты просто не представляешь, как я хотела сейчас чего-нибудь сладенького! Моя ж ты спасительница. Давай куртку повешу. Проходи.
– Вот так новости! – пропела Таня, наклонившись над гортензиями и полной грудью вдыхая воздух, пытаясь уловить их аромат, но даже глаза закрыв, ничего не ощутила – гортензии не пахнут. В квартире витал запах прочих цветов, которых было тоже немало. – Откуда столько красоты?
За окном толком еще не распогодилось, потому куртку пришлось отряхнуть от капель дождя, насколько смогла одной рукой, и повесить на сушилку.
– Добрый доставщик приволок пару дней назад. Хоть им сейчас хорошо в такую погоду. Эти красотки не любят жару, а что на балконе, что здесь – солнце шпарит целыми днями. Сумасшедшее лето.
– Да-а, в такую погоду гулять бы на улице, кружась под дождем, как в детстве, помнишь?
– Тогда еще не было смартфонов, – достаточно сухо отвечала Юля, бросая на стол мобильник и усаживаясь на диванчик в гостиной, куда жестом пригласила присесть и подругу, – а сейчас так не погуляешь… Разве что денег много лишних завалялось, если не жалко промочить все.
– Ну ты и зануда. А могли бы и повспоминать, как оно было. Я вот скучаю по тому времени, немного… Кстати, насчет «скучаю», ты лучше расскажи, как ты справляешься здесь? Не скучаешь по работе?
Юля несколько секунд смотрит на подругу, и, казалось бы, уже набирает в легкие воздух, чтобы заговорить, хотя и видно, что эта тема почему-то не совсем ей по духу, но подрывается места, словно булавкой уколотая в мягкое место, и бежит к столу.
– Совсем забыла про бисквиты! Не отвлекай меня от сладкого!
О десерте она, конечно же, не забыла. Просто нужно было как-то сменить обстановку и подготовиться к предстоящей беседе, не нарываясь на все эти испещренные жалостью взгляды. Она видит, к чему ведет тему разговора ее подруга. Немудрено, что следом за вопросами о работе, о домашнем быте и о взаимоотношениях пойдут вопросы психическом состоянии, о тревогах, переживаниях и всем том, что может беспокоить человека, несшего на своих плечах весь груз пережитого за столь короткий промежуток времени. Ей совсем не хотелось в очередной раз пережевывать свои собственные мысли, которые она все никак не может проглотить, потому что и сама еще со всем этим не разобралась. Одни трудности уже нельзя разрешить, а для того, чтобы справиться с остальными, сперва нужно понять их суть. И понять все это нужно самой. В этом деле никак не поможет совет даже лучшей подруги.
Пока Юля отошла, Таня пытается как-то скрыть свою неловкость, выискивая удобное положение на пуфе. Но все безуспешно. Ей и без того было сложно начать задавать вопросы, постоянно думая о том, что, возможно, лезет совсем не в свое дело, что подруге сейчас абсолютно нет никакого интереса к работе, ведь на нее столько всего навалилось за последние несколько недель.
Когда Юля поставила на стол поднос с нарезанным бисквитным рулетом, Таня, понимая, что та уже не станет возвращаться к ее первому вопросу, прочистила горло и снова попыталась спросить, но решила зайти издалека:
– Сейчас бы в баре посидеть, скажи? Музыка, атмосфера – все как мы любим. Я бы хотела… Но подумала, что тебе может быть некомфортно с… – Таня указала взглядом на повязку и безвольно висевшую на ней руку. – Сильно болит?
– Не болит, если не делать резких движений. Все в порядке. – Юля показательно пошевелила запястьем.
– А когда снимать? – робко спросила Таня, но встретила совсем не ту реакцию, которую ожидала – ее подруга слишком проницательная личность:
– Слушай, ну хватит тебе уже, а? Я же по глазам вижу, к чему ты клонишь! Хочешь спросить о том, что за каша у меня в голове, то так и спроси. Нечего ходить вокруг да около!
– Мне не хоч…
– Я же знаю, что ты хочешь знать все, что произошло со мной, ну вижу же. Как там надо мной издевались, били, кормили непонятно чем, обкалывали. Тебе нужно знать…
– Мне не хочется ничего этого знать! – прервала ее начинающуюся истерику Таня. – Не нужно мне все это, если ты сама не хочешь об этом говорить! Не пойму, с чего ты вообще это взяла? Я пришла сюда, чтобы поддержать тебя, узнать, как твои дела, как ты справляешься дома, может, помощь какая-нибудь нужна тебе, а ты… Зачем ты так?
Зачастую метод обоюдной истерии для успокоения работает достаточно хорошо, хотя никто из девушек не планировал ничего такого. Тане действительно стало очень неприятно, что ее самая близкая подруга настолько плохого о ней мнения, потому не смогла сдержать эмоций и сорвалась, вызвав у Юли обратную реакцию, совершенно противоположную той, что была минуту назад.
Юля зажала рот рукой, понимая, что все-таки все ее спокойствие, которую она себе придумала, было лишь маской, но на самом деле ее обуревали все те же мысли о прошлом и о том, почему все произошло именно таким образом, и почему именно с ней.
– Прости меня, пожалуйста, Та-ань, я дура… – Юля встала с дивана и нависла над подругой, прижимая ее лицо к своей кофте. – Ты права, да, полностью права: меня мучает все это. Я не знаю, как мне дальше быть, что мне делать. Какого черта это все так тяжело-о, а?
К счастью для них обеих, на их лицах в этот день не было стандартной тонны макияжа, как любят выражаться мужчины, и всего того, что здорово растеклось бы по всему лицу и обязательно размазалось по одежде от, казалось бы, бесконечного потока слез. Еще несколько минут девушки успокаивали друг друга словами, пока не было принято решение перейти к более серьезному способу тонизирования.
– Ты уже никуда не торопишься сегодня, верно? – спросила Юля, намекая на продолжение дня, плавно перетекающего в вечер.
– Не-а, я вся твоя сегодня! – соврала она, хотя даже и рассчитывала на недолгие посиделки. Но именно на недолгие. – Кстати, забыла тебе сказать, что взяла на стажировку свою племяшку. Она с Валиком сегодня присматривает за библиотекой. Точнее, за лавкой. Все остальное я закрыла на всякий случай. Все равно они пока ничего там толком не знают, но хоть клиентов не будут отпугивать и смогут принять какие-нибудь заказы, с которыми я уже завтра разберусь. Если ты не против, конечно. Не против же?
– Ты за бокалами, а я за бутылкой красного! – сказала Юля, только поцелуем в волосы соглашаясь со всем услышанным насчет библиотеки. Но уже будучи за дверью кладовой, все же решила спросить:
– Ты правда думаешь, что они там без нас… без тебя справятся? Эти, влюбленные твои?
Таня достала из шкафа два «Бордо» бокала, звонко цокнула ими, прислушиваясь к разливающемуся по комнате пению стекла, и наконец ответила:
– Не, ну а чего им там сложного-то? Чисто для вида будут, чтобы не вешать табличку «закрыто». Я же здесь. И да, я прекрасно понимаю, что они скорее всего все-таки закроются и будут полдня целоваться под прилавком. Но это уже совсем другое дело.
– И то правда, – прозвучало у нее над ухом так неожиданно, что Таня чуть было не выронила бокалы.
– Еще тише ходить можешь? Я тут замечталась, вспомнила свои шестнадцать, а ты…
Вскоре вернулся Артем. В том же виде, что и всю последнюю неделю: перепачканная мазутом футболка, синие спортивные штаны с дыркой на коленке и домашних тапочках – не надевать же чистое, пока возишься с машиной.
– О, у нас гости, – удивился он. – Привет, Тань. Как ты? Вижу, вы уже неплохо тут посидели.
– Привет Тем, да, сидим вот, о своем треплемся, о женском. Присоединишься?
Он взглянул на часы и не останавливаясь промчался мимо них сначала в спальню, а следом в ванную, оправдываясь тем, что ему нужно торопиться, хотя, в любом случае, сидеть с девчонками и обсуждать такие же девичьи вопросы не хотел:
– Я бы с удовольствием, но уже опаздываю. Надо Ника забрать со школы…
– Точно, блин, Никита, – спохватилась Юля, совсем потеряв из виду время, когда тот уже должен был вернуться домой.
– Расслабься, он ждет меня на площадке. Завезу его к маме сегодня, а сам поеду к Косте. Там какой-то вопрос у него назрел, надо помочь разобраться.
– Что-то серьезное? – встревоженно спросила Юля, зная дела, над которыми обычно работает его старый друг-гаишник.
Таня тихонько сидела рядом с подругой и потягивала вино, ощущая себя третьей лишней.
– Не думаю, – отвечал Артем, и перед тем, как скрыться в ванной, добавил: – Просто проконсультироваться, как мне кажется. Кто же, если не я?
Значит, сегодня весь вечер в нашем распоряжении, – прошептала Юля, подмигивая подруге. – Я за второй…?
– Я, наверное, пойду уже… – виновато проговорила Таня, поглядывая на дверь, за которой только что скрылся Артем.
– Да ла-адно тебе, ну? Такая возможность посидеть и поболтать. Останься, пожалуйста.
– Не могу, – вновь солгала Таня, потому как уходить ей было вовсе не обязательно. – Я все-таки хочу заехать в лавку, проверить, все ли у малых в порядке. Видишь, сижу тут вся как на иголках. У тебя там, кстати, муж в ванной, и совсем один! А ты под винишком.
Она подмигнула подруге, слегка приобняла, поблагодарила за вечер и, пользуясь моментом повисшей в воздухе тишины, сняла с сушилки куртку и улизнула, неслышно закрыв за собой дверь.
В кладовую за второй бутылкой вина Юля все же сходила. Глупо надеясь на какое-нибудь продолжение, сразу откупорила ее и оставила подышать.
Когда Артем выглянул из ванной, чтобы разведать обстановку в квартире и узнать, может ли выйти, завернувшись в одно лишь полотенце, его встретила пьяненькая жена, растягивая губы в игривой улыбке.
– Мне тут кое-что посоветовали, знаешь ли, – начала Юля томным голосом, переходящим на шепот, между делом забираясь рукой под полотенце и нежно поглаживая его член. Ее губы уже были на его губах, но продолжали говорить: – А я люблю дельные советы. Особенно, когда они связаны с удовольствием.
Артему не очень понравился от нее запах вина, как минимум потому что сам ничего не пил, но решил выразиться мягче, хотя и ласки любимых рук доставляли ему немало приятных ощущений:
– Извини, Юль, мне нужно… – не без усилий произнес он на выдохе, закрывая глаза, – я тороплюсь. Никита ждет, помнишь?
– Да, прости, – ответила Юля, немного потупившись и опустив голову.
Артем прошел мимо нее так, словно только что совсем ничего не происходило. Вошел в спальню, закрыл за собой дверь и, выйдя через несколько минут уже одетый, молча вышел из квартиры.
– Да, и я тебя тоже люблю, дорогой, – с иронией в голосе проговорила Юля, убирая волосы с лица и наливая себе полный бокал вина, половину которого выпивает одним большим глотком. Следом выливает в бокал остатки второй бутылки и бредет с ним в комнату. Поднятые вверх руки, немой танец с полузакрытыми глазами, испорченное настроение и весь вечер в ее распоряжении.
Большая порция вина, пританцовывание с закрытыми глазами и неудачная попытка отбросить в сторону все мысли тяжелым молотом ударили в голову, отчего пришлось поймать руками ближайшую стену, чтобы не упасть. Но останавливаться Юля не собиралась.
– Да, – говорила она высветившейся фотографии Артема на экране входа в систему, открыв крышку ноутбука, – вот такая я дура, что уж тут поделаешь. Конечно, нужно забрать сына, чтоб не сидел там в одиночестве, ожидая, пока кто-нибудь из родителей вспомнит о бедном ребенке и придет за ним. А мне посидеть одной – самое то, да? Подумать о своем поведении, о приставаниях в самый неподходящий момент, о высказывании всяких грубостей лучшей подруге в ответ на ее заботу… Да, это я могу. Накажите меня, если я… – Она сделала еще один большой глоток вина. – Если считаете, что меня жизнь еще недостаточно наказала.
Тем временем на столе в прихожей жалобно жужжит ее мобильник: Аня решила спросить сестру, как у нее дела, написав короткое сообщение, но, не дождавшись ответа, решила позвонить – ей не терпелось рассказать о своих успехах в просветлении при помощи раскрытия чакр, о глубоком самопознании и о том, как встала на путь духовного совершенствования. Звонка Юля также не услышала из-за своего оживленного монолога. Когда телефон снова завибрировал, Юля уже молчала, в очередной раз прикладываясь губами к бокалу, потому догадалась о происхождении противного дребезжания и шатаясь побрела за телефоном. К ее облегчению, он уже замолчал. Говорить с кем бы то ни было она сейчас не собиралась. Тем более в таком состоянии.
– Да, сестрица, и тебе привет, – проговорила она, но решила ничего не отписывать ей. – Да чтоб тебя, малая! – выругалась она, когда едва успела засунуть телефон в карман, как тот снова зажужжал.
Аня не унималась, настолько сильно ей хотелось поделиться с сестрой своими успехами: пилатес, йога, дыхательные упражнения. Она сплошным текстом перечисляла все, чему ее учат в медицинском оздоровительном центре на окраине Канорска. Следом от нее приходит еще одно сообщение, в котором она снова извиняется за то, как глупо вела себя все эти годы и просит разрешения все же присутствовать в ее жизни хотя бы теперь. Просит забыть все старые обиды и начать заново. И даже несколько фотографий присылает. Под одной из фотографий вставлен текст, которым Аня приглашает ее присоединиться к занятиям, видимо, совсем забыв, что сестре сейчас из-за перелома никак нельзя даже бутылку с водой поднимать, не то чтобы переносить на руках свой собственный вес, выполняя упражнения акробатического характера.
