Макс Кз
Последний день лета

Часть I: ВЕСНА

Глава: Теплотрасса им. Иеронима Босха

Я неожиданно ушел под лед. С головой в холодную воду. Одежда мгновенно намокла, сквозь пузырьки воздуха были видны руки в варежках и рукава куртки. Легкий шок. Мокрая одежда тянула на дно. Мозг со скоростью света подбирал версии происшедшего. Я задержал дыхание и постарался не паниковать.

Апрель. Оттепель. Вообще говоря, не было какой-либо веской причины, для того, чтобы прыгать на подтаявшие льдины, пытаться их укротить – заставлять плыть в нужном направлении. Жажда приключений. Я нашел длинный шест, которым удобно было цеплять импровизированный корабль, подтаскивать к бетонному берегу канала. Прыгал в самый центр, пытаясь удержать равновесие. Много парней с окрестных районов проводили свои выходные под мостом у канала. Солнце разогревало снег, и на поверхности тот становился рыхлый, внизу же оставался прочный лед. Всего интереснее было проплывать под мостом, по которому двигались автомобили, казалось, что ты находишься в какой-то огромной пещере, где приглушенный свет, эхо и наскальные надписи. «Наскальные» надписи были нанесены баллончиком или краской и чаще всего имели нецензурное содержание.

Под мостом была ровная песчаная отмель, на которой застревало много льдин. Всегда хотелось выбрать для себя самый лучший «корабль». Быстрее остальных скользили по воде треугольные льдины, чуть менее маневренные – квадратные, и совсем неуправляемыми были многоугольные, те крутились в разные стороны, бились о берега, плыли куда угодно, но только не вперед. Речушка, где проходила наша весенняя «регата» впадала в городской канал, который в свою очередь – в следующую, более крупную речку. И самым шиком было преодолеть это расстояние на одной льдине, уверенно отталкиваясь длинным шестом от дна. Иногда на пути образовывались заторы из мусора или мелких, не пригодных для путешествий кусков замерзшего снега. Мы ощущали себя мореплавателями, окрестные многоэтажки были для нас скалами, джунглями. Воскресным утром на улицах почти никого не было, тишину нарушал лай собак или крики мелких пацанов, которым пока было страшно прыгать по льдинам. Намокали сапоги, мерзли руки в варежках, сжимая деревянный шест, ветер дул в спину, брызги ложились на куртку – все по-настоящему.

Мы знали про коварство льдин, попадались такие, что с проталиной посередине, тонкий лед был припорошен снежной кашей. Они выглядели добротно. Но если раскачать такой «корабль», пару раз столкнуться с бетонным берегом, то он мог расколоться на две половинки, каждая из которых уже не выдерживала вес ребенка и переворачивалась.

Катастрофа всегда неожиданна. Я задержал дыхание и постарался не паниковать. Холодная, почти ледяная вода проникала в теплое пространство под одеждой, залила сапоги, илистая взвесь забила глаза. Глубина в канале была небольшой, несколько метров, но дно кишело разнообразным мусором: ржавая арматура, покрышки от автомобилей, строительные отходы, старая обувь, остатки кабеля. Не хотелось ступать ногами в густой ил, увязать в покоящемся на дне хламе. Содержимое городского канала пугало не меньше холодной воды. Я всеми силами старался не коснуться дна, рефлекторно приняв правильное положение тела, взмахнул руками, чтобы перенаправить вектор своего движения не вниз, но в сторону. А после замедления уверенно выгреб руками наверх, вынырнув на поверхность. Занятия в бассейне Дома Офицеров … Приключение было настоящим. Я в мокрой одежде плыл к берегу. На широкой квадратной льдине спешили друзья. Под тяжестью мокрой одежды вязкий ил у берега затягивал сапоги, тяжело было ступать, чтобы не упасть и в конец не испачкать одежду. Теперь уже холодный воздух доставлял неудобство, я думал, как бы добраться до дому, чтобы не простудиться. Пешком – около получаса, на автобус – не было денег, да и вряд ли пустил внутрь кондуктор. Оставалось лишь сушить под мостом одежду. С другой стороны домой идти не хотелось, родители устроили бы «разбор полетов», итогом которого было бы наказание в виде лишения «свободы». Не пускали бы гулять неделю, а может и две.

Подошли Санек и Димон, критически осмотрели, и заключили, что я теперь простыну, слягу с воспалением легких, пропущу школу на целый месяц, и друзья будут приходить ко мне играть в приставку. А мне надоело играть в «Денди», лучше кататься на льдинах. Выпросил у Сани широкий мохеровый шарф, доковылял походкой зомби до труб теплотрассы, разделся и разложил сушить одежду. От нее шел густой пар. Трубы были горячие, особенно те места, где оборвана алюминиевая теплоизоляция и стекловата. Прижав колени к груди, закутанный в мохеровый шарф, я был похож на персонажа одной из картин Иеронима Босха, человека, сидящего в расщелине дерева у берега речушки, с неисчерпаемой грустью в глазах, на заднем плане бушевал большой беспокойный мир со своими заботами, страстями. Неслись по мосту автомобили. Мы проходили по МХК в школе – «Искушение Святого Антония».

Библиотека. Воскресенье. Читальный зал. Журналы, книги по истории искусств. Мы писали рефераты и неизменно отвлекались на что-то другое, поглощали информацию книгами, стопками журналов, выискивая оттуда самое интересное. Обсуждали прочитанное, смеялись, иногда дурачились, рисуя на иллюстрациях смешное. Центральная библиотека была двухэтажная, что-то наподобие суперкомпьютера или «всемирной паутины», и мы не хотели покидать это место. Я много раз сетовал, что занятия в школе проходили по субботам, не мог никак понять, почему бы не распределить те четыре урока на каждый из будних дней, осталось бы время и на библиотеку и на приключения.

Святой Антоний, но для меня просто Человек, потому как я не знал его личности, сидел у расщелины сухого дерева. Навес из камыша, и приделанный колокольчик с веревочкой, сообщали о том, что Он сидит давно, не первый день, и, наверно, видел смену времен года. За деревьями, на горизонте был город, тоже неподвижный, тоже наблюдатель. У правой ноги сидела свинья, обратив, как и хозяин, взор на воду, грустила. Но вокруг, повсюду, копошились какие-то ящерицы с человеческими лицами, рыба с когтями выныривала из воды, цапля с обезьяньими ногами пыталась замахнуться молотком, мелкие монстры у дерева выливали кувшин с водой, трава на переднем плане казалась живой, и уж точно умеющей слушать. Гротеск являл тщету жизни человека, но во взгляде Святого было спокойствие, он знал, что все эти инфернальные образы, гармонично вписываются в существующее бытие, что какая-то потусторонняя алхимия смешивает их и повседневность в целостную картину.

Точно так же, как кора дерева и навес из камыша закрывал Святого Антония, закрывал меня от холодного апрельского ветра мохеровый шарф друга. Вокруг бушевал все тот же наполненный заботами и страстями мир. Вместо ящериц с человеческими лицами шли люди, вместо монстров, льющих воду из кувшина, были автомобили, шинами разбрызгивая весеннюю грязь, вместо рыб с когтями плыли коряги и ветки в грязной речушке, вместо цапель с обезьяними ногами бегали по берегу дети, вместо города на горизонте стояли многоэтажки, вместо слышащего леса был металлический забор и горячие трубы теплотрассы. С краю хаотично расположился гаражный массив с глинистой колеей колес. Как и шестьсот лет назад тщета жизни проникала сквозь мохеровый шарф, в который я кутал то ноги, то голову, и взгляд мой, спокойный и грустный, точно такой же, как и у Святого Антония остановился на гармоничном единстве всех этих объектов бытия. Женщина, ехавшая куда-то на старом велосипеде, развернулась обратно.

С краю хаотично расположился гаражный массив. Колея колес глиняной дороги. Гаражи были выкрашены в коричневую или серую краску, которая и так заполнила все пространство. На горизонте – трубы огромной ТЭЦ, из которых шел серый дым, огромными волнами вплескиваясь в «океан» серого неба. От «океана» сквозило немыслимым холодом, одиночеством, грустью, как будто нечего терять, да ничего и не найдешь. Около гаражей лежал грязный снег, от которого тоже веяло весенним холодом, и ко всей существующей грусти добавлялась еще капля. В окнах многоэтажек уже кое-где зажегся свет, намекая, что уже пора отправляться домой, поближе к уюту и горячей пище, собственному письменному столу и неприготовленным урокам.

Глава: Огни города

Мы стояли втроем и курили у входа в Центральный рынок. Лена хотела купить себе новую куртку. Юля, подруга, помогала с выбором. Март, яркое солнце, таял снег. Лена единственная из нас троих работала. Я учился, редко посещая скучные лекции. От сессии до сессии жил не то чтоб уж очень весело, нормально. Юля после школы никуда не устраивалась, не выходила замуж, сидела дома и смотрела телевизор. Они с Леной были лучшими подругами и соседками по подъезду. Проводить с ними время мне нравилось, обе симпатичные, с идеальными фигурами. Лена – блондинка, Юля – рыженькая. Черномазые продавцы на рынке с придыханием окидывали их взглядом, смотрели на ножки в колготках и завистливо спрашивали: «Эта тваи дэвушки?». «Мои», – отвечал я, и мы продолжали выбирать куртку. Лене более всего шла кожа, но так как на ее зарплату всем нам предстояло «жить» еще месяц, то задачей было найти вариант дешевле. Желательно сторговаться. Юля вызвалась помочь в этом вопросе, оставив номер телефона одному гостю с солнечного Кавказа. В итоге цена на хорошую кожаную куртку неплохо упала. Номер телефона, естественно, был не настоящий.

Мы втроем с Юлей просиживали вечера в темном подъезде, на последнем этаже, рядом с металлической лестницей на крышу. Курили сигарету за сигаретой, пили спиртное и рассказывали друг другу смешные истории. Я – про факультет, общежитие, они – про микрорайон, школу. Но в тот вечер мы решили «обмыть» удачную покупку в центре города.

Студентам, безработным, маргиналам было по карману единственное заведение на пешеходной улице города – кафе «Колосок». Водка в розлив, пирожки, пельмени. Заказали по пятьдесят грамм водки и по бутылке крепкого пива. Прошло совсем немного времени, как за соседним столиком появились мои однокурсники, заглянули после лекций. Лёха, Ванесс и Санек. Они заказали на ужин пельмени и водку, поздоровавшись с нами.

Мобильных телефонов тогда еще не было, а туалеты в забегаловках запирались на висячий замок, ключ от которого находился у кассирши. Разовое посещение стоило денег. Подруги собирались «припудрить носики», я купил ключ. Позже, пополнив стакан очередной порцией пива, повернулся к товарищам, спросив о новостях на факультете. Но разговор продлился недолго, около двери туалета Лену пытался обнять какой-то жлоб.

– Чё за хуйня? – спросил у этого типа в дутой куртке.

– Это твоя телка?

– Да.

– Хочешь поговорить что ли?

– Пойдем, выйдем.

– Пойдем.

Мы спустились по лестнице на крыльцо. Оппонент был старше лет на пять-шесть, килограмм на десять-двенадцать крупнее, шире в плечах, но я не забыл прихватить пустую бутылку из-под пива. В противнике угадывались «быковатые» повадки. Падал вечерний снег, типок, быстро развернувшись, попытался заехать мне с размаха в челюсть. Но я увернулся. Удар не прошел. «Ответ» бутылкой в висок попал в самую точку. Оппонент, схватившись за голову, отскочил метра на три. «Сначала ударь, потом говори» – вспомнился один из законов джунглей…

– Ты, чё, охуел? – послышалось от него.

– Не приставай к моей девушке!

– На ней, что, написано?

– Написано.

По вечерней улице шли люди, но никто не обращал на потасовку внимания. Из кафе, почуяв неладное, вышли однокурсники. Ванесс, оценив обстановку, исчез в подворотне, через минуту вернувшись с металлической лопатой наперевес. Жлоб, рванул к будке телефона автомата, где попытался вырвать себе в помощь массивную трубку, не вышло, метнулся вниз по улице, к банкомату. «Хочешь, я тебе денег дам!» – размахивая пластиковой карточкой, кричал он. Мимо проходил патруль милиции. Санек зачем-то бросился бежать во дворы через арку, стражи порядка рефлекторно, как сторожевые собаки, погнались за ним. Рослый мент, недолго думая, выхватил резиновую дубинку, изловчившись, ударил Санька под коленку, однокурсник повалился в снег, и все мы оказались в опорном пункте милиции.

Началась привычная неразбериха, жлоб обвинил меня в вымогательстве денег, грабеже и собирался писать заявление, подруги наоборот защищали, Санька «пробивали» по картотеке, Леха с Ванессом пытались рассказать правду. В итоге всех предупредили, что если шум не прекратится, то каждому наденут на голову противогаз и заставят приседать. Капитан собрал удостоверения личности. Ситуация стала проясняться, студенческие билеты госуниверситета сыграли роль. Заявление у жлоба не взяли, отпустив первым. На меня же решили составить протокол об административном правонарушении, но, видимо, так, для отвода глаз. Через пару минут сержант подозвал к двери: «Этот урод в ту сторону пошел, хочешь, догони, мешать не будем!»

Мы настигли «виновника торжества» на стоянке такси около Макдоналдса, мой удар ботинком с разбегу лег на спину врага. Но тот устоял, прижавшись через пару секунд к дорогой иномарке: «Чё, машину испортить хотите? Не расплатитесь!» Налетел Ванесс, схватил жлоба за шиворот, и они вместе повалились в грязный снег. Подбежал Санек и ударил «быка» ботинком в голову, Леха целил каблуком в зубы, я – с размаху в живот. Час-пик буднего дня, центр города, люди спешили после работы домой, но никому не было дела до чужих «разборок». Несколько минут, и мы, как по команде, пошли в направлении автобусной остановки. «Бык» остался лежать без сознания в грязном снегу.

Я опять остался в гостях у Лены. Юля сидела на металлической лестнице и курила, иронизируя по поводу проведенного дня. Окна в квартирах панельных домов. С пятнадцатого этажа, сквозь грязное стекло, был виден микрорайон. Везде, где мог гореть свет, он горел. Шторы разного цвета, люстры, лампы, ковры на стенах, силуэты. Зажигались и гасли чужие жизни. Я искал в них свою. Пытаясь увидеть, подглядеть. Хотел быть готовым, заранее знать, что делать. Кто-то только что пришел с работы, кто-то ел и смотрел телевизор, кто-то сидел у монитора компьютера, кто-то играл с маленьким ребенком. В каменных джунглях у каждого своя «пещера», место, где можно спрятаться, будь ты «хищником» или «травоядным». Я всматривался в узоры обоев, занавески, предметы мебели и быта еще пристальнее – достаток, степень счастья… Подолгу наблюдал за людьми, за несколькими окнами на разных этажах, сравнивая красоту женщин и дела мужчин. У кого-то свет горел ярко, как бы давая знак, что ярко горит «домашний очаг», у кого-то – тускло, обозначая усталость, у кого-то – приглушенно, не забывая о тайне, где-то сушилось на балконе белье, сообщая о возрасте «детенышей». Микрорайон дышал жизнью своих многочисленных «пещер», но я так и не мог выбрать себе подходящую.

Глава: Мастер

Когда-то в детстве у меня было две подруги – Рината и Яна. Первый год перед школой. Рината – черненькая, Яна – блондинка. Мы часто играли втроем, но, когда я оставался с одной из них наедине, та подговаривала дружить только с ней. Я всегда соглашался, и называл Ринату, если был с Яной, «вообще дурой», некрасивой, то же самое говорил и про Яну, если оставался с Ринатой. Девчонки «ревновали», и каждая верила, что она лучшая. Спустя время история повторилась.

И вот у меня уже год каждый вечер – романтический вечер. Кассирши и охранники в близлежащем супермаркете косо смотрят – чередую своих спутниц, вместе с которыми не прохожу мимо отдела со спиртными напитками, в корзинке неизменная бутылка красного вина. Так совпало, что Вика и Анфиса работали по сменам, одна уходит на сутки, вторая – возвращается. Что такое жить с двумя девушками? Ты в раю и в аду одновременно! Два комплекта подарков на праздники, в два раза больше приходится пить вина, в два раза больше тратиться на развлечения, и думать надо тоже в два раза больше… Африканские косички Вики, новое нижнее белье Анфисы. Их соперничество, в котором всегда приходится занимать нейтральную сторону. Смесь любви и ненависти ровно в такой пропорции, что не дает вспыхнуть, но постоянно «жжет» изнутри. Одна – блондинка, другая – брюнетка. Первая – в фитнес клуб, вторая – в солярий. В одно и то же время сопли, одинаково сильно болит горло при простуде, в одно и то же время «критические» дни. Если позвонила на мобильный телефон одна, то через несколько минут позвонит и другая… Я, например, не знал, как праздновать Новый год. Каждая спрашивала: «Как мы проведем Новый год?» Конечно же, предполагая, что я буду именно с ней. И что говорить? С одной по старому стилю, с другой – по-новому?!

Наши отношения длились больше года. Финалом была блестяще сыгранная ночь, в которой я все-таки совместил несовместимое. Вечер начинался банально. Позвонила Вика, попросила, чтобы встретил на остановке. Анфисы дома не было, ушла на сутки. Через некоторое время мы с Викой уже сидели на кухне и по привычке пили чай, после непродолжительной беседы, переместились на кровать, забравшись под одеяло. Снег падал в окно, диски крутились в музыкальном центре, я уже почти достиг пика наслаждения, как услышал, что ключ повернулся в дверном замке. На пороге появилась Анфиса. Еле успел надеть спортивные брюки, повторяя про себя: «Fuck, fuck, fuck!». Анфиса прошла в комнату и увидела полуголую соперницу, в глазах вспыхнул пожар, подведенные черной тушью они метали молнии.

– Это не то что ты думаешь! – почему-то, смеясь, вымолвил я, вспомнив фразу из «мыльных опер».

– А я ничего и не думаю! Ты чего здесь делаешь? – обратилась она к Вике, – сейчас выброшу твои вещи за дверь!

– Анфиса, ты же на сутки ушла? – поинтересовался я.

– Нет, не на сутки, а на день, я тебе говорила.

– Не говорила.

– Говорила.

– Не говорила, я бы запомнил.

– Говорила.

Вика выбрала момент и проскочила в ванну, заперлась и включила воду. «Всё, иду в магазин за вином!» – сказал я, как можно громче, чтобы всем было слышно, – «Без меня не деритесь!» Накинул куртку, вышел в подъезд, нажал кнопку лифта, достал сигарету, добыл огонь. И на этот раз в супермаркете был без спутниц, в спортивных брюках. Кассирши и охранники подумали, что пассии наконец-то бросили меня или, хуже того, предали, и не будет больше мне счастья на этой грешной земле, а будет, как им (кассиршам и охранникам) грустно в столь поздний час, и что покупать я буду на этот раз не вино, а водку. Нет-нет! Подруги ждали дома. Ситуация была, конечно, на грани пошлости, но сохранились силы повернуть ее в совершенно другое русло.

Пешая прогулка успокоила нервы. Интересно было жить около исторического центра города: никаких автомобильных пробок, суеты часа-пик, ожидания общественного транспорта. До работы – пять минут, до университета – пара остановок на трамвае. В связи с этим появлялось немного «лишнего» времени. Оказалось все просто – уехать из общежития, сменить район проживания, забыть привычные маршруты. И как будто попал в другой город или сменил имя – жизнь легко наполнялась новым, являя больше «степеней свободы». Гуляя по улице, вспомнил, как познакомился со своими пассиями. Анфиса пригласила на восьмое марта к коллегам по работе:

– Оленина убили… Это Оленина убили, – говорила одна.

– Нет, Оленского. Или Ленского? – задавала вопрос другая.

– Онегина! – вспомнила третья.

– Да, Онегина! – подхватила четвёртая.

– Я тоже читала Пушкина! – вставила пятая.

– Олейнина? – спрашивала у себя шестая.

– Нет, не Онегина, Ленского. Я ходила на оперу! – закончила эту тему седьмая.

Праздник набирал обороты. Комната общежития в цоколе пятиэтажного кирпичного дома. Я сидел на чьей-то не заправленной кровати. Передо мной был стол, заставленный пластиковыми полторашками пива, водкой, очень нехитрой закуской.

– А я в последнее время «Мастера и Мазгариту» перечитывала! – продолжала седьмая.

Речь неожиданно и совершенно беспричинно зашла о книгах, почему-то все стали вспоминать яркие события, связанные с этим. Я разлил девушкам коньяку, который принёс с собой, и продолжил слушать.

– Я «Войну и мир» с удовольствием перелистывала, – поддержала беседу третья.

– А я ещё в школе открыла эту книгу, прочитала эпиграф на французском, ничего не поняла, закрыла и в руки больше не брала! – раскрасневшись от выпитого говорила вторая.

– Ты студент какого фака? – спрашивала меня четвёртая.

Отвечать смысла не имело. Через несколько минут мои собеседницы узнали, что я в данный момент занимаюсь ремонтом мобильных телефонов, каждая из семи, как по команде, достала свой сотовый и стала тыкать им в меня:

– Что-то глючит! – говорила первая.

– А у меня корпус треснул! – продолжала вторая.

– Джойстик не работает вниз и вправо! – не унималась третья.

– А как настроить Интернет? – спрашивала четвёртая.

– А это хороший телефон? – заглядывала в глаза пятая.

– А сколько будет стоить заменить динамик? – шестая и седьмая были заодно.

– Заходите ко мне на истфак, для вас всё бесплатно!

Общество семи симпатичных медсестер… Я схватил одну из них, ту, что пригласила, и потащил «курить» в ванну.

С Викой мы познакомились несколько раньше. Я сидел на бетонном бордюре, перебирая в кармане сто восемь косточек четок, думал о том, где бы раздобыть денег. Черный макинтош, синие джинсы и «мэддоги» на ногах. Выглядел антипозитивно и совсем не по-весеннему. Бритоголовый парень с отсутствующим взглядом, вряд ли кто-либо захотел бы познакомиться. Но во всем коричневом, словно со строк одного из моих стихотворений, стройная, высокая, подошла девушка:

– Здравствуйте!

– Здравствуйте, – робко ответил я.

– Не пугайтесь! – с улыбкой продолжала она, – Давайте мы с вами сейчас обменяемся какими-нибудь вещами. Вы отдадите свое что-нибудь ценное, я вам – свое.

Солнце кидало лучи на сырой асфальт, грело черный макинтош. Я поднял голову рассмотреть собеседницу, растерялся от столь нестандартного предложения, вспомнив, что нет у меня ничего ценного. Наблюдая мое замешательство, девушка достала из сумочки яблоко. Ничего не оставалось, как полезть рукой в карман и нащупать там лишь четки. Отдал их в обмен на яблоко. Она ничего более не сказала, развернулась и пошла прочь, быстро удалялась в направлении автобусной остановки. Средней длины коричневые волосы, карие глаза, бледно-розовая помада губ, коричневый плащ, телесного цвета чулки, высокие коричневые сапоги на каблуках. Возможно, следовало бы ее окликнуть: «Девушка! Постойте! Я как раз собирался пообедать, не составите компанию?» Но я не сделал этого, посмотрел на яблоко и подумал: «А может быть, оно отравленное?» Конечно, отравленное, библейский сюжет – она отдает ему плод с дерева познания, потом их вместе изгоняют из рая! И откусил. Позже мы с Викой узнали друг друга на истфаке. Этот факультет привлекал меня возможностью путешествий, еще у приемной комиссии я спросил про раскопки. Они ответили, что каждое лето набираются группы из студентов разных возрастов. Я представлял юг, берег моря, как мы днем снимаем культурный слой, а вечером, у костра, травим байки о женщинах, деньгах и планах на будущую безмерно счастливую жизнь.

Вернулся. Квартира встретила меня дымом сигарет, подруги выкурили не по одной. Девушки сидели по разным комнатам, не разговаривали друг с другом, не ругались и не выясняли отношений. Это меня обнадежило, собрал их на кухне, достал бокалы, откупорил бутылку, предложил выпить. После стресса всем нам троим было не устоять перед алкоголем. Анфиса так и не переоделась с работы, была в черных джинсах и голубой кофте, Вика надела длинную юбку и темную водолазку. Я же так и остался в спортивных брюках. Напряжение не улетучилось, пришлось рассказывать смешные истории о клиентах с работы. Первая бутылка «ушла» за пару минут, откупорил вторую. Анфиса достала из холодильника мясо, разогрела ужин. В музыкальном центре играл диск с расслабляющими мотивами, что привез когда-то с моря. Быстро закончили вторую, достали медицинский спирт. Девушки все-таки разговорились. Я сидел на широком подоконнике и курил, разбавляя для них спирт апельсиновым соком. Разливал по стаканам и рассказывал какую-то ерунду, лишь бы «забить» мозг, отвлечь, ну и, конечно, настроить спутниц на определенную волну. Хитрый план созрел в голове. Я подозревал, что тот коктейль чувств, любви и ненависти, который каждая испытывала, можно варьировать, чуть-чуть меняя ингредиенты. Как будто бы подмешивал в спирт с апельсиновым соком какое-то колдовство. Некий секретный компонент своего эго. И если прошлый час был часом ненависти, то следующий час должен был стать часом любви, самое главное сломить последнюю оборону – снять со всех одежду.

И мы оказались втроем под одним одеялом. Ночь закрутилась в бешеном ритме. Ложишься на одну, одновременно целуешь другую, потом меняешь их местами. Девушки вместе покрывают тебя поцелуями, горячие губы скользят по лицу, телу. В общем, все как в нормальном немецком порно… Первой не выдержала Вика, второй «кончила» Анфиса, и уж потом, как у настоящего жеребца…

Девушки спали. В окно врывалось молочное небо ночи. Я повернул руку, посмотрев на люминесцентные стрелки часов, двенадцать, понял, что теперь все будет по-моему, весь мир будет по-моему…