Макс Игнатов
Не боги
Глава 11
Утром началось совсем грустно – Сан Саныча увезли в палату интенсивной терапии. Ему стало нехорошо, и дежурный врач после осмотра произнес только одно:
– ПИТ, – после чего Анисимова на носилках быстро укатили.
После этого Артем пообщался с Ялынским. То, что он услышал, было не самым радостным известием, но, с другой стороны, по сути ничего нового ему не сообщили.
И Артем отправился на процедуры. Возможно, свою роль сыграла психология, но на выходе он почувствовал себя разбитым. Делать ничего не хотелось, тянуло в сон. Но, собрав волю в кулак, он крепился до прихода сопалатников как мог.
– Первый раз? – взглянув на него, спросил Вадеев. – Хотя, что я спрашиваю… Меня по первости так пронесло, натуральный Бронетемкин Поносец был, с толчка не слазил. Так что у тебя еще все неплохо, поверь.
– Верю, – Артем поправил подушку под головой, чтобы голова была чуть повыше. – Разговор есть. Ничего, если на кроватях будем?
– Не проблема, сейчас подуху разверну, – ответил Василий. Либерман тоже прилег.
– По прокуратуре ничего доброго я узнать не смог, – начал Артем. – Там меня сразу срезали, безо всяких вариантов. То есть – просто хорошего слова тут мало. Поэтому предлагаю через любые каналы занести денег. Из моего кармана, сколько надо и кому надо. Надо только узнать конкретное лицо и сумму. Чтобы дело снова возбудили и наказали в итоге эту срань. И в СМИ найти побольше журналюг, которые повреднее, чтобы крутили эту тему везде. Да, там наверху против будут, там связи и прочая дребедень, но побороться стоит, так думаю. Ваши мысли?
Вася перевел взгляд на Либермана. Тот пожевал губами и сказал:
– К нему сейчас никого не пускают, но я тихонько зашел. Ему сделали два укола, сейчас лучше…
– Ну, не тяни, Соломоныч, – буркнул Вадеев, – говори уже.
– Да, да. В общем, он сказал, что та дама… которая… она подала иск о возмещении вреда, ему вчера листочек показали и попросили расписаться. Такие новости, друзья.
– Вот сука! – Вадеев аж привстал. – Вот отчего его так скрючило!
– Ничего себе, – Артем помотал головой. Сон как будто отступил. – Совсем совести у людей нет.
– А ты говоришь – денег дать, – распалился Василий. – Зачем? Таких просто убивать надо!
– Ты не на войне, Вася, тут такое не пройдет, – Артем посмотрел на него. – Хотя, может, и жаль.
– Какая разница: на войне, не на войне? И сейчас такое можно сделать, и делают.
– Кто?
– Кто? Да много кто. Вон, писали ведь про «Белую стрелу»…
– И что, ты веришь в это? Фуфло все это.
– Верю! – Вася медленно сел на кровати и впился взглядом в Горбунова. – Верю. Потому что должна быть справедливость, и возмездие должно быть. Должны быть люди, которые не побоятся обрушить свой карающий меч настоящего правосудия на таких вот подонков.
– Да где их найти? – Артем тоже сел. – Я б денег не пожалел, отдал бы им, лишь бы эти твои правосудие с возмездием свершить.
– Молодые люди… молодые люди!
В запале спора они и не заметили, что Либерман уже стоит у стола.
– Вы что кричите? Хотите, чтобы вас весь этаж услышал? Успокойтесь, пожалуйста.
Василий кивнул. Артем откинулся на подушку. Адреналин бушевал у него в крови, про утреннее недомогание он уже забыл.
– Успокоились? – Либерман посмотрел на них, достал из кармана халата очки и надел их. Потом сел за стол. – Теперь давайте просто поговорим как воспитанные люди. Хорошо?
Никто не возражал.
– Артем Григорьевич, я вас правильно понял – вашими денежными средствами можно будет воспользоваться?
– Да, Лев Соломонович, – Артем зачем-то потер глаза, потом сел. Что задумал этот старик?
– Васенька, вы можете попросить кого-нибудь из своих друзей на деньги Артема Григорьевича купить машину? Неброскую, старенькую, какие-нибудь «Жигули»?
Вадеев закрыл открытый до этого рот, сглотнул слюну.
– Конечно. А зачем, Лев Соломонович? – от удивления он стал необычайно вежлив.
– Об этом я скажу чуть позже. И еще, Василий – вы говорили, что у ваших друзей есть охранное предприятие? Как-то оно там называется, тяжелы для меня эти новые названия.
– Господи, да ЧОП же. В составе нашей ассоциации. Чего-то я не догоняю…
– А там есть люди, которые могут… м-м… последить за нужным нам лицом? Все будет оплачено, я ведь правильно говорю, Артем Григорьевич?
Артем покивал. Он тоже пока «не догонял», куда клонит Либерман.
– И самое главное, – пожевав губами, продолжил тот. – Нужно, чтобы они об этом никому не говорили, понимаете?
– О, за это, Соломоныч, можешь не беспокоиться. Есть нужные люди, и очень мне близкие, которые и поглядеть могут, и язык во рту держать. С этим проблем не будет.
– Тогда вот что я хочу предложить…
Когда он закончил, Вадеев пришел в полный восторг:
– Ну, ты, Соломоныч, башка! Все продумал. А по виду тихушник такой.
– Не кричите, Васенька. Прошу вас. Мне самому бы это никогда не придумать.
– В смысле?
– Мне кажется, я об этом когда-то читал. То есть – о чем-то подобном. В общем, не важно.
Артему все услышанное очень не понравилось.
– Вы понимаете, о чем идет речь? – тихо спросил он.
Вадеев повернулся к нему.
– Заднюю даешь, бизнесмен? Что, все эти слова, что тут говорил – так, воздух потрясти?
– Нет, Вася, нет. Но ведь это…
– Да, Артем Григорьевич, – Либерман снял очки и начал их протирать. – Но разве есть другой выход? Не у нас – мы можем забыть и уйти. У Сан Саныча – какой выход у него? Как вы думаете?
– Выход у него один – за жену отомстить. И любой из нас так бы поступил, – Василий почесал лысую голову. – Но Сан Саныч сам никогда этого не сделает. Не из-за того, что зассыт – он просто не сможет. А мы за него – сможем.
У Артема все это не укладывалось в голове.
– А кто поедет? Кто…
Лев Соломонович убрал очки в карман.
– Есть человек…
Глава 12
Когда во время ужина Либерман указал на маленького старичка, сидящего через два стола от них, даже Вадеев, знающий всех и вся в центре, его не признал.
– Что-то не помню такого. Он давно здесь?
– Васенька, отвернитесь, пожалуйста, – кашлянув, попросил Лев Соломонович. – Давайте поговорим в палате.
Когда они вернулись, Либерман сказал:
– Его фамилия Белкин. Здесь он уже четвертый раз – и, похоже, последний. Анализы показали… в общем, вы понимаете. Он сейчас снова на терапии, там еще колют дополнительные уколы – только все это уже бесполезно. К тому же лечение очень серьезно сказалось на сердце. Начмед все ему объяснил еще месяц назад.
Начмедом он называл Ялынского.
Все помолчали.
– Сколько ему? – поинтересовался Артем.
– Вы не поверите, – Либерман снял очки и протер слезящиеся глаза. – Сорок три.
– Сколько?? – в один голос воскликнули Горбунов и Вадеев.
– Да, вот такая судьба, – покачал головой Лев Соломонович. – Болезнь его иссушила, извела, и теперь он выглядит как старик. Вообще-то Боречка – родственник моей жены.
Он вытер платком глаза и продолжил:
– А вы думали, куда я каждый вечер на час ухожу перед ужином? Мы играем с ним в шахматы. У Боречки до сих пор светлый ум.
– Его же могли выписать умирать домой, – откашлявшись, спросил Василий, – как это уже бывало.
– Боречку не выпишут, – отмахнулся Либерман, – по этому поводу с начмедом был разговор. И потом – начмеду платят деньги за лечение, зачем ему их лишаться? Но давайте к делу.
Он снова надел очки и посмотрел на собеседников.
– Чтобы вас, мои молодые друзья, не терзали сомнения, я скажу вам сразу – мы с Боречкой все обсудили. Не так давно, но в любом случае это его решение, и он от него не отступится. Совесть его не беспокоит, и позже, когда придет черед, перед создателем он предстанет спокойным и не сомневающимся ни в одном своем поступке. Надеюсь, это будет не скоро… так вот. Он все сделает, и я в нем уверен. И никто, кроме меня… кроме нас, не узнает о том, что и как произошло.
– Я извиняюсь, Лев Соломонович, – Артему было неприятно это говорить, – но… вы не давили на Белкина?
– Нет, нет, – Либерман поднял обе руки вверх, – ни в коем случае. Но спасибо вам, Артем… можно, я буду называть вас просто Артем? – Горбунов кивнул, и старик продолжил: – Спасибо за ваш вопрос. Я должен был об этом сказать. Спрашивайте меня еще, если вас что-то смущает. У нас с вами не должно быть недомолвок.
– У него есть права? Он сможет договориться с Бойко и выйти в город? Одежда есть? И насколько он силен, в смысле – морально? – на одном дыхании выпалил Василий.
– Все есть, – кивнул Либерман. – Все сможет. Я за него ручаюсь.
Они говорили еще долго: сначала о предстоящих событиях, потом кто-то рассказывал о своей жизни, потом возвращались к прежней теме, и снова кто-нибудь вспоминал былое – и так до той поры, пока дежурный врач не постучал к ним в дверь.
– Вы что тут шумите? На весь этаж гул, все уже спят.
Они переглянулись и заулыбались, как расшалившиеся дети, пойманные взрослыми при баловстве: ну, блин!
– Да, да, мы ложимся, – сказал Либерман, – извините.
Артем подумал, что так недолго и попасться: кто-то подслушает, и все! Но, кажется, пронесло.
Засыпая, он вспомнил, что за все время нахождения в медицинском центре так ни разу не позвонил Савелию. «Тоже мне, друг называется. Надо завтра обязательно позвонить, узнать, как у него дела».
Глава 13
Утром он пошел на процедуры, но тут…
Детский крик, пронзительный до боли и режущий буквально на куски. Крик, постепенно переходящий в какое-то завывание – потому что плачем это назвать было нельзя. И едва разбираемые слова:
– Пожалуйста… ну пожалуйста!
В коридоре еще не скопилось достаточного количества людей, и Артем все увидел одним из первых. У кабинета заведующим отделением на мягком диванчике сидела женщина. Любой увидевший ее начал бы свое описание так: «На ней не было лица». Сам завотделением Бойко стоял у двери своего кабинета. А у его ног, вцепившись в них своими маленькими ручонками, полулежала девчушка лет тринадцати, которая в голос рыдала и о чем-то просила этого большого и сильного мужчину.
Бойко, судя по всему, тоже находился в весьма серьезном расстройстве. Он иногда склонялся, делая вид, что пытается поднять девочку, при этом приговаривая:
– Я ничего не могу сделать… ничего…– и обращался к женщине: – Ну успокойте же ее… вы же понимаете, – но было ясно, что женщина его не слышит.
Достаточно быстро появился Ялынский с двумя санитарами. Начмед быстро оглядел всех присутствующих и кивнул санитарам. Один санитар поднял на руки женщину, другой – девочку, предварительно аккуратно оторвав ее от Бойко. После этого оба быстро покинули этаж.
– Милостивые государи, – Ялынский обратился к присутствующим, – прошу разойтись по палатам или процедурным кабинетам. Смотреть здесь больше не на что. Это был маленький казус, я приношу всем вам извинения за предоставленные неудобства, – после чего он схватил за локоть Бойко, буквально втолкнул его в кабинет и туда же зашел сам. Щелкнул замок.
«Что это было-то?» Судя по тому, какие лица были у разбредающихся больных, не один Артем задавал себе это вопрос. Впрочем, Вася Вадеев наверняка все узнает…
После полученных процедур опять было нелегко, и Артем дал себе обещание, что звонок Саве он сделает попозже. Удалось даже немного поспать. Проснувшись, он увидел сопалатников у стола. Они что-то тихонько обсуждали.
– Чего замышляем?
– А, проснулся, бизнесмен, – Вадеев, поморщившись, встал. – Одевайся, пора обедать, а потом есть что обсудить. И на что потратить твои деньги, – и он ухмыльнулся.
Пообедав, они пришли в палату и тщательно закрыли дверь. Потом разлеглись по кроватям – чтобы, как выразился Вадеев, «сало вокруг пупка обвилось». Против этого никто не возражал.
– Я сегодня был у Анисимова, – Лев Соломонович немного покашлял, вытер рот платком и продолжил: – Ему уже лучше, но пока он в ПИТе, и будет там еще дней пять.
– Ясно, – сказал Артем, и рассказал об утреннем происшествии. – Что это было, как думаете?
– Это было то, что периодически случается в нашем паскудном мире, – процедил Василий.
– А если конкретнее?
– Ты же общался с начмедом, когда сюда заселялся? – спросил Вадеев. Артем угукнул. – Так вот. Он всем рассказывает, что помогает людям, а по сути – просто здесь, помимо «платников», лежат и льготники, те, кто не платит, но которых тоже нужно лечить. Врачебная этика тут ни при чем – без этого Ялынскому и тем, кто с ним все это организовал, не дали бы лицензию, не выделяли бы определенные фонды, и так далее. Льготников немного, сколько-то процентов, точно не знаю. Сан Саныч, кстати – один из них.
– И эта девочка – тоже льготник?
– Да. Сучья жизнь! Она и жить-то толком не начала, а ей уже не повезло – за что?
– Она могла умереть гораздо раньше, Васенька, – тихим голосом сказал Лев Соломонович. – В том, что она попала в этот центр, есть некий положительный аспект… нет, не прерывайте меня, я знаю, что вы скажете. Медицина пока не всесильна, и ей помогали, пока было возможно. И вот настал тот момент, когда помочь уже нельзя.
– И что теперь? – подался вперед Артем.
– Ее выписали умирать домой, – ответил Вадеев. – За ней приехала бабушка… остальное ты видел. Космические корабли строим, а помочь здесь, на Земле, вот таким маленьким девочкам не можем. Сучья жизнь…
Глава 14
Некоторое время они лежали и молчали. Первым тишину нарушил Либерман.
– Если вы позволите…
Вкратце он напомнил Артему и Васе весь их «план».
– Васенька, вы, кажется, хотели что-то сказать.
Вадеев вздохнул и сел, кинув подушку к стене и опершись на нее.
– Ситуация следующая. Машина уже есть, «девятка». Проверена на ходу, чтобы не подвела. Все оформлено на бомжа, тут комар носа не подточит. Необходимые траты – пятьдесят тысяч. Артем? – он посмотрел на Горбунова.
– Скажи только куда скинуть.
– Хорошо, чуть позже. Маршрут этой мамзели известен, есть удобное место, где она задницу качает, там можно все установить. Расчет по времени произведен, поэтому предлагаемый вами гвоздик, Лев Соломонович, поменяем на специальную иглу, есть такая фигня, посовременнее. Главное, чтобы правильно поставить, но это не сложнее бинома Ньютона, по сути – тот же гвоздь. Гарантия остановки клиента через десять минут! Профессионалы рекомендуют, в затраты не входит, считайте – бонус от сочувствующих масс. Будет лежать в пепельнице.
– А если потом найдут? – спросил Артем. – Штука-то явно редкая. Копать начнут не по-детски.
– Неспециалист ничего не поймет, а специалистов, разбирающихся в подобной тематике, не так много, тем более – среди ментов. Кстати, вспомнил насчет перчаток – у медсестер можно позаимствовать.
– Что-то еще? – спросил Либерман.
– Нет, – ответил Василий, – только дата. Очень подходит завтрашний день – как раз день фитнеса.
Либерман пожевал губами.
– Тогда я пойду и поиграю в шахматы.
Когда Лев Соломонович ушел, Артем скинул деньги на реквизиты, указанные Вадеевым. После этого Василий тоже удалился.
Артем лежал и думал.
С одной стороны, наказывать таких, как Шестакова, обязательно надо. Но с другой стороны – какое они с сопалатниками имеют на это право? Почему этих подонков наказывают не суд, не прокуроры, не полиция и прочие правоохранители? Почему не работает закон?
По кочану. «Коррупция, слышал про такую? Рука руку моет, говорят».
Они с сопалатниками уже обсуждали эту сторону вопроса. И Либерман высказал свою точку зрения, с которой Артем не сразу согласился. Но чем больше он об этом думал, тем больше понимал, что Лев Соломонович прав.
А суть сказанного была в следующем: вот есть принцип кнута и пряника. Есть его составляющие: достойное вознаграждение и неотвратимость наказания. И этот принцип должен определять всю работу чиновников. Но он не работает.
Вот есть чиновник. Он должен достойно выполнять свою работу и получать за это соответствующее вознаграждение. Вознаграждение, то есть пряник, есть – зарплаты у чиновников разных ведомств сейчас неплохие, и чем выше должности – тем больше там платят, плюс разные льготы и прочие привилегии. Почему же никто не боится этот пряник потерять? Ведь взятки все равно берут, и законы нарушают, и друг другу услуги оказывают, и – так далее.
Ведь если чиновник не выполнил свою работу или выполнил ее неправильно, или того хуже – нанес своими действиями кому-то ущерб, он же должен понести наказание, так? Так, однозначно и неотвратимо. Чиновник обязан понимать, что если он плохо выполнит свою работу, даст или возьмет взятку, просто нарушит закон – его накажут. И он потеряет эту высокооплачиваемую работу, не сможет помогать семье и родным, а в худшем случае – сядет в тюрьму. Так? Так. Но это никого не пугает.
Почему? А нет той самой неотвратимости. Разве что выборочно, или чтобы населению потрафить. Но в реальности кнут не работает.
Законы плохие? Вроде нет. Так в чем вопрос? Правильно: в качестве их выполнения. И те, кому следует следить за этим качеством, тоже плохи. Ведь это – те же чиновники. И снова по кругу… «Рука руку моет, правильно? Вот вам и коррупция» – сделал вывод Либерман.
Так кто накажет Шестакову?
«Ответ очевиден, Артемка, и засунь свою совесть подальше».
Он перевернулся на другой бок. И вспомнил, что надо позвонить Савелию.
– Привет, больница, – в трубке послышался родной голос. – Как ты там?
– Лечусь помаленьку, – ответил Артем. – Ты как?
– Честно? Трудно. Завяз брательник по самые помидоры. Сядет точно, вопрос в сроке. Решаю тут пока на пару с адвокатом. Хорошо, что брат хоть не грохнул никого, а то было бы совсем худо.
– Родители как?
– Нормально. Сейчас уже нормально. Скажем так – смирились.
– Понял. Хотел тебе спасибо сказать, насчет Славки – ты прав оказался.
– Да ладно?!
– Да. По ходу, он фирму хочет на себя оформить, пока я тут загораю. Я тоже лоханулся, конечно, но ничего страшного – выйду, решу по месту. Переживем, не такое переживали.
– Ну, ты даешь! – в голосе Савы слышалось откровенное разочарование. – Ты же столько сил вкладывал! А этого урода я урою! Только вернусь и…
– Не стоит он того, Сава, – прервал друга Артем, – начну снова и сделаю все лучше. А про него наши ребятишки и так все поймут.
– О, поверь, я сделаю все, что смогу! – заверил Савелий. – Ладно, дружище, мне ехать надо. Ты звони сам, а то мне неудобняк, вдруг ворвусь невовремя.
– Хорошо, – сказал Артем и отключился.
Друзей не бывает много. Один-два, а все остальные – это товарищи, приятели и иже с ними. А это две большие разницы, как говорят в Одессе. Артему иногда не хватало Савелия, общения с ним, когда можно не слишком заморачиваться и знать, что друг тебя всегда поймет.
…Одесса, Аркадия. Сава, красный от загара, мчится на всех парах в море с воплями «Внимание! Петров-Водкин! Купание красного себя!»
Артем засмеялся, и в этот момент в палату зашли Либерман и Вадеев. Улыбка сошла с лица.
– Завтра, – сказал Либерман. – Все готовы. – И после паузы: – Артем, пойдемте ужинать.
Глава 15
Вечером старались поменьше говорить и, чтобы немного разрядить обстановку, поиграли в домино. Артем тоже «постучал костями» и заслужил пару комплиментов от Вадеева.
– Молодец, бизнесмен, шурупишь в доминго! – улыбался Вася. – Хоть нормальный соперник появился, а то пока бухгалтер все обдумает – выспаться успеешь! Может, на спички начнем играть? Или на конфеты – вон их сколько у сестер на столике в вазе лежит, все равно не едят. Тебе, Соломоныч, и проиграть будет не зазорно, с твоими-то зубами, ха-ха!
Зато утром все были напряжены. Артем и Василий вместе пошли на процедуры, а Либерман задержался в палате.
– Идите-идите, потом же встретимся!
Все уже казалось вполне обыденным, но, когда все окончилось, Артем еле дошел до палаты и упал на кровать как подкошенный. Заснул почти сразу. Когда проснулся, в палате никого не было. До обеда еще было время, и он, тихонько поднявшись, вышел в коридор и направился в фойе. У окна стоял Вадеев и тер свою грудь.
– Есть новости?
– Есть, – Василий покашлял, потом повернулся к Артему и прошептал: – Белкин умер.
– Что??? – Артем выпучил глаза. – А..?
– Она тоже. Уже в новостях передали.
…Предварительно отпросившись, Борис Белкин с самого утра переоделся и постарался максимально незаметно выйти на улицу. Он не хотел опоздать, считал, что не имеет никакого права, и вообще старался в жизни все делать заранее, поэтому вышел из центра настолько рано, как только позволили обстоятельства. «Лучше в машине посижу», – думал он. Машина была подогнана на неприметную улочку неподалеку от медцентра. Увидев ее, Борис порадовался – не угнали, ключи-то внутри, хотя кто об этом знал? Последний раз за рулем он сидел три года назад, но навыки никуда не ушли: завелся и поехал. Похвалил себя за то, что не забыл накануне по совету Левы взять перчатки со стола у медсестер, и надел их перед тем, как сесть в «девятку». Хмыкнул: «Сейчас увидит гаишник, и что сказать?» И тут же подумал, что весь этот смех – напускной, нервы никуда не пропали, хоть и благое дело нужно сделать, но и руки утром дрожали, и сердце вот болит, а лекарства с собой не взял, забыл. «Ничего, не впервой».
Припарковавшись недалеко от фитнес-центра, он посмотрел на часы на дешевенькой магнитоле – до условленного времени примерно час. Машину Шестаковой увидел сразу – белых внедорожников было всего два, но номер и статусность одного из них не оставляли сомнений в привилегированности владельца. Впрочем, номер Белкину и без того был известен. Он вытащил из пепельницы специглу. Действительно, ничего сложного, ожидал худшего. Ставить надо было сзади передней шины, с упором, чтобы, когда машина сдаст задним ходом, произошел прокол. Нужна была причина подойти к джипу – и Борис снова себя похвалил. С ужина он захватил яблоко, которое сейчас вместе со специглой сунул в карман. Выйдя из машины, постарался незаметно снять перчатки («Аккуратно, Боря… молодец!»), после чего медленно пошел к внедорожнику. Людей вокруг было немного, никто особого внимания на него не обращал. Вынув из кармана яблоко, он будто нечаянно выронил его («Вот закатится под машину, и что делать?»), и, нагнувшись, чтобы его поднять, с первого же раза установил иглу под правое переднее колесо. Выпрямился, поглядел по сторонам («Достань платок и вытри яблоко!») – никто ничего не заметил? И про камеры никто не говорил, вдруг стоянка просматривается? Борис прошел вперед до стены, развернулся и пошел назад, по тротуарчику, засунув яблоко в карман.
Сев в машину, он ощутил, что весь в поту. Вытерся – было какое-то неудобство. Оказывается, что перчатки перед машиной надел автоматически («Молодец!»), и сейчас они ему немного мешали. Ничего, это терпимо, сердце вот стучит – нервы на пределе, да. И больно в груди, а лекарств не взял, голова была ВОТ ЭТИМ забита. Ничего, недолго осталось. Можно яблоко пока съесть.
Фигуристая светловолосая женщина быстрыми шажками преодолевала расстояние от двери до машины, и Борис, задумавшись, чуть ее не проглядел. Но увидев блондинку, он понял: это – она, та самая дрянь, по вине которой погибла Анисимова. И она от него никуда не денется.
Белый джип сдал задом со стоянки и двинул по проспекту. Белкин старался не выпускать его из поля зрения, периодически поглядывая на магнитолу. «А вдруг колесо спустит раньше? Или позже? Вдруг все случится где-то в другом месте? Или она не увидит – женщина же за рулем!»
Но вот они выехали на односторонку, ведущую за город, и даже с дистанции Борис видел, что внедорожник начинает сносить. Вот и долгожданная остановка, блондинка выходит. «Пора, пора парковаться, а то близко будет!»
Она пинала спущенное колесо, когда он медленно подошел к ней. «Перчатки снял, так. Очки надел, кепку надел, никто не узнает – молодец!»
– У вас что-то случилось? Могу я вам помочь?
Блондинка уже достала телефон и собиралась кому-то звонить, но передумала и взглянула на Белкина.
– Да гвоздь, наверно, где-то поймала, зараза. Нельзя нормально по дорогам проехать, ужас!
– Так можно ж заменить колесо-то. У вас есть запаска?
– Есть, наверно. Вон сзади что-то висит – это она?
«Так, вот сюда можно уйти – и вниз. А там – автобусная остановка, как раз доеду до центра».
– Она. Накачена? «Что там на дороге? Какие машины? Тяни время…» Если не накачено колесо – надо качать.
– Если б знать! – вплеснула руками блондинка. – Муж этим занимается. Наверно, накачено.
– Надо посмотреть, – сказал Борис и тут же увидел двигающийся в их сторону «КамАЗ». «Это шанс». – Подождите! А второе колесо у вас не спущено?
– Не знаю, – блондинка подошла к водительской стороне, – кажется, нет.
«КамАЗ» был уже почти рядом.
– Я посмотрю, – сказал Борис, глядя на блондинку. А когда большой и мощный грузовик практически поравнялся с джипом – он вытянул вперед обе руки и толкнул ее со всей силы.
Ни один водитель не в силах что-то сделать в подобных условиях. Конечно, «КамАЗ» затормозил, но это была сущая формальность. Тело Шестаковой буквально разбросало по проезжей части. Только Борис Белкин этого уже не видел.
Мелкими шажками он спускался вниз по тропинке, ведущей к автобусной остановке. Сев в автобус, он понял, что не снял очки, но где-то по пути потерял кепку. Расплатившись с кондуктором, он сел к окну. Очки ему мешали, и он засунул их во внутренний карман. Посмотрев на пальцы, он увидел – они опять дрожали.
– Я все правильно сделал! – сказал он самому себе.
– Что вы сказали? – повернулась к нему кондуктор.
– Нет, нет, ничего.
Перчатки он выбросил в урну при входе в медцентр. Сердце стучало, как паровой молот, а в грудине что-то болело и ломило, но он понимал: сначала надо переодеться, потом – дойти до палаты и принять лекарство. А лучше – подойти к медсестре, пусть проверит, чего так сердце стучит. А потом – к Леве, рассказать обо всем.
Переодевшись, Белкин пришел в палату и нагнулся к тумбочке. В этот момент сердце пронзила острая боль. «И тут игла», – подумалось ему. Он схватился за сердце, будто пытаясь утихомирить эту боль. Тут ноги перестали его держать, голова откинулась назад, и он упал. Последнее, о чем Борис Белкин подумал перед смертью, было:
«Все правильно сделал…»
