«Увидел вас и все былое», – заиграл в голове у Василия разухабистый мотив, и он уже догадывался, что беда не подоплёку.
– Примите, пожалуйста, ваш комплект документов, – молодая, стройная девушка, приветливо улыбаясь, протянула товарищу Нахрапову копию документов, – «видимо тут изложено то, в чем, собственно, меня обвиняют», – подумал Адамыч и, вопреки его воле, глаза опустились на пышный бюст секретарши.
-«Бывает же такое – сама стройная, а грудь ого-го!», – подумал Василий Адамович и услышал голос собственного языка, обращавшегося, по всей видимости, все к той-же секретарше, – обнажи сиськи, животное!
Суд кончился еще, не начавшись…, – «в какой стране мы живема», – размышлял Нахрапов, трясущийся в перевозке, – «пять лет за оскорбление личности»! но все слова были сказаны, после чего, как гром, среди ясного неба, по столешницы громыхнул деревянный молоток и с этого молотка, Василий Адамович пошел по этапу.
Новая одежда казалась несколько тесноватой и пропахла клопами, этот приторно-кислый запах заползал в ноздри, путаясь в мыслях, такое, даже, нафталин не исправит, – «не к добру это, ох не к добру», – размышлял испуганный Вася, когда его вели коридором в общую камеру под номером тринадцать, – «я только поздороваюсь, и стану молчать!», – да не тут-то было…
Два десятка любопытных глаз уставились на вошедшего сразу и не стесняясь, – «ждут чего-то», – подумал Нахрапов, – «а чего они ждут? Точно – поздороваться нужно!». Его наметанный глаз начальника отыскал среди заключенных самого значимого и солидного, судя по многочисленным татуировкам, сидел он давно и надежно, – «своего рода, тоже руководитель!», – подумал Адамыч и поприветствовал нового соседа.
Беда в том, что язык более Васеньке уже не принадлежал и, вместо задуманного: «здравствуйте уважаемый», Нахрапов выдал, – «у тебя и на заднице наколки имеются?». О том, что в ту ночь приключилось с Василием, бывший начальник старался не вспоминать.
Но не все плохо, что кажется – Василия Адамовича полюбили и приняли, да не просто так, а таким – коков есть. Не обошлось, конечно, даже тут без нюансов – о занимаемой в прошлом должности, товарищ Нахрапов более не памятовал, как забыл он и имя с отчеством, – Поганый Язык, – стал его позывным. Вася ежеминутно говорил соседям разные гадости, но тут же кланялся и начинал хлестать себя ладонями по щекам, – «злой, злой, поганый!», – причитал Васенька, – вымаливая у надзирателей одиночную камеру.
– Может тебя в бронированную заключить? – хохотал над Нахраповым начальник караула.
– В бронированную не нужно, мне б в одиночную, вашу мать – извините, – отвечал Васенька на одном дыхании.
Но в любой заразе есть свой талант, – как говаривал в прошлом, начальник треста. И, как ни странно, прав оказался Наобин, – открыл и Вася свой талант.
– Поганый Язык, запусти анекдот! – просили его соседи по нарам.
Нахрапов сперва-то стеснялся, ну а после втянулся, – правду говорят, не всякому дано анекдоты рассказывать. А над его историями начинали смеяться уже заранее…
– Собрал как-то царь зверей вес лес, ну и говорит, – «сегодня мы съедим самого трусливого»! Тут заяц из кустов выскакивает и орет, – «падлы, кабана в обиду не дам!».
Так проходили месяц за неделей, и Вася втянулся. Тут он был дома, а до чего его язык может довести с другой стороны забора, Василий Адамыч и думать боялся…
Из сборника «Паранормальное рядом»