– Ну что вы. Такая благодатная тема.
– Только имей в виду, у нас, в Ехо, принято быть недовольным погодой, какой бы хорошей она на самом деле ни была. Хвалят погоду исключительно недавно перебравшиеся в столицу провинциалы. Это дурной тон.
– Но я и есть недавно перебравшийся в столицу провинциал. Полудикий варвар из Пустых Земель, отставной царек кочевого племени, неужели вы забыли эту прекрасную легенду? Теперь она мне только на руку: лето в этом году совершенно идеальное. Солнечных и пасмурных дней почти поровну, дожди исправно идут по утрам, когда я сплю, а закаты дают такие, словно на небесах принимают экзамены у выпускников Тарунских художественных мастерских. Мне просто не к чему придраться.
– Все-таки отсутствие хорошего воспитания не скроешь, как ни старайся, – усмехнулся сэр Кофа. – Если однажды меня по какому-нибудь роковому недоразумению пригласят в приличное общество, я тебя с собой не возьму. Опозоришь, я и моргнуть не успею.
– Еще как опозорю, – подтвердил я. – Будьте уверены. К Нумбанскому пророку можно не ходить.
Поскольку приглашения в приличное общество от Кофы хрен дождешься, позор мне пришлось организовывать собственными силами. Отменять заранее назначенные встречи, забирать назад данные обещания, многословно извиняться перед пострадавшими, сулить им взамен бесконечное счастье человеческого общения со мной в любое удобное им время, а еще договариваться с хозяином недавно открывшегося на Удивительной улице и сразу вошедшего в моду трактира «Радость Хлеви Макката[13]» об отдельном столе на двоих. Вообще-то места там сейчас заказывают заранее, причем не накануне визита, а чуть ли не за полдюжины дней, но мне, конечно, проще, чем большинству желающих. Все-таки двадцать какое-то место в списке самых опасных людей в столице Соединенного Королевства, не менкал чихнул.
Иногда моя сомнительная слава приносит практическую пользу. Вот и сейчас хозяин «Радости Хлеви Макката» твердо пообещал, что сможет принять меня и мою гостью за три часа до полуночи. На такую удачу я не особо надеялся: в это время почти во всех столичных трактирах аншлаг, а уж что творится в модных заведениях, страшно вообразить.
Леди Тайяру приглашение на ужин не насторожило и даже не удивило. Но и не особо обрадовало. Надо – значит надо, – было написано на ее лице. И название новомодного трактира не произвело на учительницу никакого впечатления. Только и сказала: «Всегда почему-то была уверена, что в честь Хлеви Макката назван остров, а оказалось, всего лишь трактир», – рассеянно выслушала мои объяснения насчет скорби и радости, равнодушно кивнула: «Вот оно как. Ну, хорошо. Я рада за Хлеви».
Бесстрастное выражение снисходительно покорившегося обстоятельствам стоика не покидало ее лица, пока мы ехали через Старый Город. Вообще-то я привык, что люди, впервые оказавшиеся в моем амобилере в качестве пассажиров, довольно бурно реагируют на мою манеру езды. Одни восхищаются слишком большой по здешним меркам скоростью, другие откровенно пугаются, третьи делают вид, что им все нипочем, но их выдают плотно сжатые губы и побелевшие костяшки намертво вцепившихся в сидение пальцев. И мне это, конечно, нравится.
Я вообще люблю выпендриваться, тут ничего не поделаешь. Всякий человек выдается себе с большим набором разнообразных, зачастую противоречивых свойств, и нельзя взять только наиболее привлекательную часть, отказавшись от всего остального. Поэтому я, что со мной ни делай, до конца своих дней буду стараться пустить как можно больше сверкающей пыли в широко распахнутые глаза окружающих, хотят они того или нет.
Однако леди Тайяра Ката оказалась совершенно невосприимчива к моей пыли, так уж мне с ней не повезло.
Не повезло, впрочем, не только мне, но и Удивительной улице, застроенной шедеврами наших Новых Древних архитекторов. На этот уникальный архитектурный ансамбль, в одночасье сделавший пустынный заброшенный географический центр Ехо самым модным районом города, ежедневно съезжаются поглазеть не только столичные жители и любопытствующие провинциалы, но и ценители искусств из других стран. Некоторые по несколько дюжин дней на корабле болтаться готовы ради феерического зрелища, а леди Тайяра бровью не повела. Даже на дом нашего сэра Мелифаро, представляющий собой что-то вроде гигантской пространственной головоломки, собранной из разноцветных кубиков неправильной формы, посмотрела без особого интереса.
– А куда мы приехали? – флегматично осведомилась она после того, как я припарковал амобилер неподалеку от «Радости». – Мне кажется, я никогда прежде тут не была.
– Это центр Ехо, – объяснил я. – Пространство между Старым и Новым городом.
– Правда? Надо же, а мне показалось, мы совсем недолго ехали. И довольно медленно, да?.. Извините, иногда я бываю несколько рассеяна, – поспешно добавила леди Тайяра, увидев, как я переменился в лице от столь возмутительной клеветы. – Это не должно вас обижать. А как называется улица?
– Удивительная улица. Не далее как минувшей осенью ее выкупили и целиком застроили Новые Древние Архитекторы. Вы наверняка читали об этом в газетах.
– В газетах? – нахмурилась она. – А-а, погодите, вспомнила! Вы имеете в виду большие аккуратно сложенные листы очень тонкой дешевой бумаги, на которых пишут… в общем, что-то пишут. И рисуют. И потом продают на центральных улицах, да?
– Совершенно верно, – кивнул я, изо всех сил стараясь сохранять хоть какое-то подобие невозмутимости. Потому что встретить жительницу столицы Соединенного Королевства, которая ни разу в жизни не держала в руках газету, чудо покруче внезапного низвержения в Хумгат, остановки Мира, прогулки по Мосту Времени, пробуждения Духа Холоми, прибытия корабля, битком набитого белокурыми арварохскими воинами в гремящих доспехах, насморка у сэра Джуффина Халли и вообще всего, что я успел повидать на своем веку.
– Мне давно следовало ознакомиться с этим любопытным новомодным явлением, – сказала леди Тайяра. – Но до сих пор как-то руки не дошли.
После столь обезоруживающего признания я начал прикидывать, не придется ли мне объяснять этой чудесной женщине, что еду следует класть в рот, предварительно разделив на небольшие части. Но нет, обошлось. Столовыми приборами она орудовала со столь непринужденным изяществом, что я немедленно почувствовал себя тем самым варваром из Пустых Земель, за которого меня столько лет успешно выдавали. Что на самом деле удивительно, я даже для варвара чересчур неуклюж, – думал я, зачарованно уставившись на руки леди Тайяры, творившие с ножами и вилками настоящие чудеса, пока их хозяйка думала о чем-то своем, все с тем же отрешенным выражением лица, которое демонстрировала мне весь вечер.
– У меня есть предложение, – внезапно сказала она. – Давайте будем считать, что мы уже поговорили о погоде, возможном скачке цен на ташерские пряности в связи с неурожаем букиви, новом репертуаре Екки Балбалао и о чем там еще положено говорить. Все равно в этих вопросах я совершенно не разбираюсь и ничего интересного вам не скажу. Лучше сразу перейти к делу.
– Я и сам не особо разбираюсь в этих вопросах, – кивнул я. – Кроме погоды, но мне как раз недавно объяснили, что хвалить ее – дурной тон, а ругать погоду я пока не выучился. Зато про букиви я даже не знал, что оно растение. Хотя однажды случайно принял участие в ограблении ташерского корабля, который это самое букиви перевозил[14]. Но этот приятный эпизод не помог мне постичь растительную природу драгоценного груза. Я почему-то был совершенно уверен, что букиви добывают из горной породы, как какой-нибудь минерал. Что же касается Екки Балбалао, о нем мне известно только, что в конце зимы его чуть не похитили поклонницы из Леопоньи. Но, хвала Магистрам, обошлось.
– Вы это серьезно? – изумленно спросила леди Тайяра. – Про Екки Балбалао? И про ограбление корабля?
– Совершенно серьезно, – кивнул я. – Хотя, положа руку на сердце, ташерцев я лично не грабил, а терпеливо ждал, когда эта скукотища закончится, и можно будет плыть дальше. Но важно сейчас не это, а то, что мы с вами уже благополучно обсудили все обязательные темы. И теперь можем с чистой совестью приступать к более интересным вещам.
Леди Тайяра посмотрела на меня, словно впервые увидела. И вдруг расхохоталась, да так громко, что взоры всех собравшихся приобщиться радостей скорбного Хлеви Макката гурманов невольно обратились к нам. Но на это ей явно было плевать.
– Слушайте, – отсмеявшись, сказала она, – да вы, оказывается, отличный собеседник! Напомните, пожалуйста, кто вы? В смысле как вас зовут?
А я-то считал себя такой одиозной фигурой. Раз увидишь, всю жизнь будешь вспоминать. И внукам рассказывать, с каким великим человеком однажды свела судьба.
Так мне и надо.
– Макс, – сказал я. И повторил: – Сэр Макс, к вашим услугам.
Ее это совершенно не впечатлило. Можно подумать, в столице Соединенного Королевства каждого второго так зовут.
– Не возражаете, если я не стану добавлять, что вижу вас как наяву? – спросил я. – Просто мы с вами уже однажды знакомились. И не то чтобы очень давно. Если не верите, у меня есть свидетельница.
– Не серчайте, – улыбнулась леди Тайяра. – Я помню, что мы были представлены, просто у меня скверная память на имена. Заранее предупреждаю: я потом наверняка снова забуду, как вас зовут. И еще не раз переспрошу.
Я внезапно исполнился великодушия. Видимо, от растерянности.
– Ничего страшного. На самом деле у меня самого с именами тоже не очень складывается. Знакомых еще худо-бедно запоминаю, зато с авторами книг и заклинаний просто беда. Иногда хочется щегольнуть красивой формулировкой, а вместо этого блеешь беспомощно: «Заклинание бахана… бахага…»
– Заклинание Бахамгаму[15]? Вы его имели в виду? – внезапно нахмурилась моя собеседница. – По-моему, редкостная пакость. Не люблю лезть с непрошеными советами, но, поверьте моему опыту, не стоит его применять.
– Не буду, – пообещал я. – Мне его и разучивать-то лень. Ужасно громоздкое. И, в сущности, глупое. Люди обычно и так боятся смерти, зачем их дополнительно ею пугать?
Леди Тайяра удовлетворенно кивнула, словно мы только что достигли согласия по самому важному жизненному вопросу. Предложила:
– Давайте поговорим о Базилио. Вы же за этим меня пригласили? Она очень умная и способная девочка. У нее удивительно светлая голова. Пожалуй, даже получше, чем была у меня самой в ее возрасте.
Это, конечно, бесспорно. Хотя бы потому, что Базилио еще нет и года. Есть только один способ стать выдающимся мыслителем в столь нежном возрасте: не рождаться человеческим младенцем, а внезапно возникнуть из небытия более-менее сложившейся личностью. Но этого я говорить не стал. И не потому, что не хотел шокировать учительницу, это я бы как раз с удовольствием. Просто не хотел обесценивать достоинства Базилио. Она даже для шестидесятилетней[16] девицы, какой выглядит, редкостная умница.
– Буду с вами откровенна, – продолжила леди Тайяра. – В моих интересах продолжать заниматься с Базилио. Меня более чем устраивает оплата и радует общение с ученицей; последнее в моей практике случается не так часто, как хотелось бы. Но если вы стеснены в средствах, имейте в виду, продолжать оплачивать мои услуги не обязательно. Подготовить девочку к поступлению в Королевский Университет сможет любой обычный педагог, знающий программу. А это примерно в четыре раза дешевле. Было бы нечестно утаивать от вас эту информацию.
Вообще-то об огромном жаловании Тайных Сыщиков в столице ходят легенды. И это тот редкий случай, когда они почти не врут. Но в словах леди Тайяры не было и тени сарказма, только самоотверженная готовность пожертвовать своими насущными интересами ради сохранности моего предположительно тощего кошелька.
– Большое спасибо, – вежливо поблагодарил я. – Все в порядке, я не очень стеснен в средствах. Мне кажется, Базилио нравится с вами заниматься, поэтому я бы предпочел оставить все как есть.
– Очень хорошо, – кивнула она. – Мне было бы жаль потерять такую блестящую ученицу. Поначалу я даже растерялась, когда обнаружила, что с ней мне не нужно высчитывать и неукоснительно соблюдать индивидуальный ритм объяснений, достаточно просто связно излагать какие-то базовые вещи, остальное она схватывает сама.
– Индивидуальный ритм объяснений? – переспросил я. – Что за ритм такой?
Я еще договорить не успел, как вдруг понял, о чем речь. Со мной так часто бывает: обрывки краем уха услышанной информации вдруг складываются в ясную картину. Довольно полезная особенность мышления; жаль только, что случаются такие озарения не по заказу, а когда сами пожелают. Сиди потом как дурак и гадай, как много важных вещей до тебя так и не дошло.
– То есть обычно вы высчитываете индивидуальный ритм объяснений для каждого ученика? – спросил я. – Как раньше высчитывали особый ритм чтения заклинаний для Лотереи Смерти? Только сейчас у вас цель не убить, а научить?
Выпалил все это и тут же проклял себя всеми мыслимыми проклятиями. Ну то есть не всего себя целиком, а только свой бестолковый длинный язык, не желающий оставаться за зубами, сколько его об этом ни умоляй. Ведь давал же себе честное слово не упоминать в разговоре об этой грешной лотерее, даже не намекать. И даже наивно верил, что у меня получится. Все как всегда.
Но леди Тайяра и бровью не повела. Упоминание о Лотерее Смерти совершенно ее не смутило.
– Верно, – подтвердила она. – Забавно, кстати, что подбирать эффективные обучающие ритмы оказалось гораздо трудней, чем убийственные.
– Вероятно, – мрачно сказал я, – из этого вашего наблюдения следует печальный вывод: большинству людей проще внутренне согласиться с необходимостью умереть, чем с новыми знаниями.
– Надо же, вы ловите на лету! – обрадовалась леди Тайяра. – Обычно родители учеников не понимают, в чем суть моего метода, сколько ни объясняй. Смотрят подозрительно, явно гадают, не шарлатанка ли я. И даже блестящие результаты их далеко не всегда успокаивают. Не то чтобы меня это всерьез печалило, но встретить понимающего собеседника – приятный сюрприз. Так вы, получается, знаете, кто я?
– Только в самых общих чертах, – осторожно сказал я. – Орден Посоха в Песке, Орден Решеток и Зеркал, трактат «Дробные степени силы»…
– Вот очень жаль, что вы знаете меня именно с этой стороны! – воскликнула леди Тайяра.
Лицо ее обрело столь страдальческое выражение, что я принялся заново проклинать свой болтливый язык. Зачем было упоминать эти дурацкие Ордена?..
– «Дробные степени силы» – мой несмываемый позор, – призналась леди Тайяра. – В основе этой работы лежит чудовищная, до смешного нелепая ошибка, причем даже не математическая, просто логическая. Настолько очевидная, что я теперь не понимаю, как могла ее совершить. И куда смотрел ученый совет Королевского Университета, принимая решение о публикации трактата? Впрочем, глупо перекладывать ответственность на других людей, которые если чем и провинились, то всего лишь недостаточно критичным отношением к так называемым авторитетам.
Я не стал признаваться, что не читал этот грешный трактат, а если бы и читал, то в лучшем случае порадовался бы наличию в нем знакомых букв и знаков препинания. Когда правда подозрительно похожа на неумелое утешение, лучше оставить ее при себе.
– В то время я считала главным делом своей жизни магию, а не науку, поэтому легко пережила провал, – сказала леди Тайяра. – Даже не предприняла никаких усилий, чтобы уничтожить все экземпляры трактата, хотя теоретически могла бы это организовать. Влиятельных друзей, готовых помочь в любом затруднении, у меня тогда хватало. Но я не стала суетиться. Думала, все равно этот нелепый трактат скоро забудут. Однако прошло почти триста лет, а я до сих пор постоянно встречаю людей, которые помнят меня именно как автора «Дробных степени силы». Причем большинство наивно считают мою работу остроумной, парадоксальной и даже «блестящей». Ох, как стыдно! Я чувствую себя настоящей шарлатанкой на фоне молодых ученых коллег.
– Так вы поэтому не вернулись в Королевский Университет? – спросил я.
Но леди Тайяра неожиданно улыбнулась и отрицательно помотала головой.
– Конечно, нет! Если бы мне вдруг понадобилась университетская кафедра, я бы ее, будьте покойны, получила. Но мой метод обучения пока годится только для индивидуальных уроков. А для меня сейчас нет ничего важнее. Вы только вдумайтесь: оказывается, тупых, неспособных к обучению людей не бывает. Если человек плохо усваивает знания, это означает, что его внутренний ритм требует иного изложения материала. Причем речь даже не о способах раскрытия темы и не о количестве отведенных для учебы часов, а всего лишь о темпе и ритме речи преподавателя. И, кстати, о правильно выбранном времени занятий. У меня есть один ученик, с которым зимой приходилось заниматься после полуночи, а летом, наоборот, рано утром и только в ветреные дни. Его выгнали за неуспеваемость из полутора дюжин школ, даже считать на пальцах толком не научив, а оказалось, у мальчика отличная голова – когда рядом находится человек, способный ее включить.
– Ничего себе! – восхитился я. – То есть кого угодно можно научить чему угодно? Но только при условии, что учительницей будете вы? С другими преподавателями у ваших подопечных, как я понимаю, нет шансов?
Леди Тайяра укоризненно покачала головой.
– Ну что вы. Тогда в моем репетиторстве не было бы смысла. Подготовить человека к вступительным экзаменам в Университет, чтобы он вылетел оттуда после первого же семестра? И толку? Брать за это деньги – все равно что их красть. Нет, в том и состоит ценность моего метода, что в процессе обучения я постепенно расширяю возможности ученика, перестраивая его внутренний ритм до более-менее универсального. И после определенного числа уроков – кому-то достаточно дюжины, с другими приходится заниматься годами – мои ученики обретают способность эффективно усваивать знания в обычном режиме. Это, как вы понимаете, не только школьной и университетской программы касается. Вся наша жизнь бесконечный процесс обучения. И, будем честны, для каждого из нас существуют области, в которых учеба дается очень нелегко.
– Да не то слово! – с чувством подтвердил я.
– Так вот, – торжествующе заключила леди Тайяра, – хорошая новость заключается в том, что это преодолимо. Даже меня можно научить… ну, скажем, управлять амобилером и варить суп. Теоретически. На практике пока некому.
– Слушайте, так получается, вы изобрели лекарство от тупости? Даже не знаю, что может быть полезней для человечества. Как его часть, я заранее ликую. Скоро вокруг не останется ни одного безнадежного дурака. Только бы дожить до этого прекрасного дня!
– Надеюсь, что так и есть, – серьезно сказала леди Тайяра. – Если все получится, как я задумала, через несколько сотен лет в Мире станет гораздо больше приятных собеседников. А что еще нужно, чтобы спокойно встретить старость? Но пока об этом рано говорить. Я создала свой метод совсем недавно, и двадцати лет не прошло. Теперь мне нужна практика. Еще хотя бы дюжина лет разнообразной практики, после этого можно будет обнародовать мою методику для подготовки других учителей. Но знаете, положа руку на сердце, я уже сейчас не сомневаюсь в успехе. У меня определенно получается, метод работает, расчеты неизменно оказываются верны. И это не спишешь на простую удачу. И на мой талант педагога тоже не спишешь, потому что на самом деле я более чем посредственный педагог – я имею в виду, если учить по старинке, не прибегая к моему методу. Это я знаю точно, потому что и раньше, путешествуя по Миру, иногда зарабатывала уроками. Вернее, пыталась ими зарабатывать, ничего путного из этого не выходило. Мне не хватало терпения и умения объясняться простыми словами. Только с очень умными и талантливыми детьми вроде вашей Базилио как-то могла поладить. Но они бы и без меня легко обошлись.
– Так получается, занятия с Базилио для вас бесполезны? – спросил я. – В смысле для развития вашего метода. Если она и без специального ритма все понимает…
– Зато занятия с ней приносят мне радость, – улыбнулась леди Тайяра. – Это тоже ценно. Я люблю умных людей, а она на редкость умна. И, мне кажется, довольно одинока, как все слишком умные дети. Иногда я практически узнаю в ней себя. Те же парадоксальные идеи, внезапные озарения, железобетонная логика и странные шутки с совершенно серьезным лицом, явно рассчитанные на то, чтобы не насмешить, а шокировать собеседника.
– Странные шутки? – удивился я. – Это какие же?
Я не стал говорить, что от Базилио и обычных-то шуток не дождешься. Я уже давно понял, что людей, которых считаешь близкими, обычно знаешь гораздо хуже, чем всех остальных. А Базилио даже не близкий человек, а близкая овеществленная иллюзия, существо зыбкое, переменчивое и загадочное. Магистры ее знают, как она ведет себя с другими людьми.
– Вообще-то, я не считаю правильным обсуждать поведение своих учеников с их родственниками, – нахмурилась леди Тайяра. – Но ничего не поделаешь, уже проговорилась. С другой стороны, возможно, вам полезно будет узнать о проблемах Базилио. Только, пожалуйста, не пересказывайте ей мои слова.
– Ни в коем случае. Даже не намекну.
– Базилио зачем-то постоянно называет себя чудовищем, – понизив голос, сообщила леди Тайяра. – Для такой красивой девочки довольно странная идея, согласитесь. Насколько я знаю подростков, обычно подобные абсурдные шутки свидетельствуют о недостатке внимания и невозможности найти понимание у близких.
– Насчет подростков вам виднее, – согласился я. – Но в случае Базилио это свидетельствует только о том, что она с вами достаточно откровенна.
– Что вы имеете в виду?
– Что Базилио и есть самое настоящее чудовище. Результат неосторожного колдовства. Строго говоря, просто овеществленная иллюзия, по счастливому стечению обстоятельств оказавшаяся долговечной. Мне в свое время даже специальную лицензию на ее содержание в доме пришлось получать. Видели бы вы, как она в ту пору выглядела! Рыбье туловище на человеческих ногах, голова индюка, еще и лисий хвост в придачу. Я довольно легко с ней поладил, но только потому, что большую часть жизни страдал от ночных кошмаров и с тех пор легко прощаю ближним любые недостатки внешности, при условии, что они не пытаются меня съесть. Однако потом нам удалось придать чудовищу человеческий облик, и ее жизнь более-менее наладилась. Базилио с самого начала очень хотела стать человеком. В смысле выглядеть, как человек. И она совершенно права, в таком виде жить среди нас действительно гораздо удобней.
– Но это нево… – начала было леди Тайяра.
– Ну вы же ученый, – сказал я. – И к тому же колдунья. А значит должны понимать, что «невозможным» называют все, выходящее за рамки коллективного опыта. При том что значение для каждого из нас имеет только индивидуальный. И уж его-то границы расширяются практически ежедневно, по крайней мере, если правильно организовать свою жизнь.
– Наверное, вы правы, – растерянно согласилась она. – Но все-таки чудовище с головой индюка – это как-то чересчур. Хотя, похоже, вы меня не обманываете. Обычно я чувствую, когда мне лгут.
Ничего удивительного, вранье даже я обычно чувствую. Не потому что как-то специально этому учился, просто обостренная чувствительность, похоже, почти неизбежный этап развития всякого мага. В какой-то момент это с тобой случается, и делай, что хочешь. Довольно противное на самом деле ощущение, похожее на тяжесть во лбу. Плюс утрата некоторых приятных иллюзий; впрочем, к этому мне как раз не привыкать.
– Было бы о чем врать, – сказал я. – История-то вполне общеизвестная. Правда, газеты, которых вы все равно не читаете, о ней не писали, спасибо моим друзьям, вовремя успевшим наложить на эту тему полный запрет. Но огласку история о чудовище, живущем в Мохнатом Дома, все равно получила. В этом городе всегда умели узнавать новости без помощи журналистов. А сплетничать никому не запретишь.
– Расскажите мне, как это получилось, – попросила леди Тайяра. – Лучше узнать из первых рук, чем собирать сплетни. А я теперь не успокоюсь, пока все не выясню. Вышло так, что я почти ничего не знаю об овеществлении иллюзий. Никогда не занималась подобными практиками, только краем уха слышала, что они есть. И теперь умираю от любопытства, научного и… в общем, не только научного. Обычного человеческого, каюсь. Но сделать с собой ничего не могу.
Ничего лучше она и выдумать не могла. Всякий, кто просит меня рассказать какую-нибудь историю, а потом слушает, открыв рот, навсегда получает ключ от моего сердца. Я люблю рассказывать. И, мне кажется, умею это делать. Чего я не умею, так это вовремя останавливаться, поэтому вместо одной истории слушатель обычно получает полторы дюжины. И что я действительно ценю в своих жертвах, так это неослабевающий интерес.
В этом смысле леди Тайяра оказалась настоящим совершенством. Интерес, с которым она слушала мою болтовню, походил на настоящую страсть. Впрочем, он и был хорошо знакомой мне разновидности страсти – к познанию, которое безгранично, а человек, будь он хоть четырежды могущественный колдун, способный продлить свою жизнь на тысячелетия, на его фоне обескураживающе мал. Но все равно стремится вместить в себя бесконечное разнообразие Мира – упихнуть, утрамбовать и тут же потребовать добавки. И эта ненасытность кажется мне самым прекрасным, что в нас, людях, есть.
«Радость Хлеви Макката» мы с леди Тайярой покинули не просто последними, а уже после того, как отчаявшиеся дождаться нашего ухода слуги вымыли все столы и подмели пол; впрочем, их возня не побудила нас подняться и уйти. Не то чтобы я с неуважением относился к их праву закончить работу хотя бы через два часа после полуночи, если уж раньше не вышло. Просто когда я увлеченно вещаю, ничего вокруг себя не вижу. А о существовании времени вообще забываю напрочь. Какое может быть время? Кто такую нелепую ерунду придумал? Зачем нам оно?
Что касается леди Тайяры, она забыла не только о времени, но даже о еде и вине. Отчасти это спасло ситуацию: когда трактирщик понял, что мы вполне способны просидеть до утра, он вежливо предложил закупорить нашу бутылку, чтобы мы могли забрать ее с собой. Его вмешательство в разговор вернуло меня на землю – ровно настолько, чтобы осведомиться, который час. Ответ привел меня в чувство окончательно и бесповоротно. Надо же, был уверен, мы хорошо если часа полтора тут просидели. А оказалось, пять.
Поэтому про Красную Пустыню Хмиро, легендарный призрачный город Черхавлу, Источник Боли и полет над Великим Средиземным Морем на пузыре Буурахри я вещал уже в амобилере. Даже ехал по такому случаю совсем медленно, чтобы успеть довести историю до более-менее логического конца. Успел, причем был на удивление точен. Сказал: «А Пузырь Буурахри мы передали полиции для патрулирования города, сами небось каждый день их в небе видите», – и остановился возле небольшого двухэтажного дома на улице Злобных Замков. Высокий класс.
– Это же ваш дом? – спросил я.
Некоторое время леди Тайяра оглядывалась по сторонам с таким характерным выражением «откуда мы пришли? кто мы? куда мы идем?» – которое я регулярно вижу в зеркале по утрам, но наконец кивнула:
– Зеленый – значит мой. Он тут такой один.
Однако покидать амобилер она не спешила. Сидела, молчала, собиралась с мыслями. Наконец сказала:
– Я вам очень благодарна. И даже не столько за прекрасно проведенный вечер, сколько за… Не знаю, как сформулировать, но у меня такое ощущение, что вы подарили мне целый Мир.
– Ну что вы, – растерялся я. – Какой там Мир. Всего лишь несколько историй.
– До сих пор я и вообразить не могла, что чужая жизнь может быть настолько интересной, – объяснила леди Тайяра. – Я думала, все самое важное происходит со мной, точнее, в моей голове, остальное – пустяки, незначительная суета, посторонний шум, не заслуживающий внимания. И вдруг оказалось, что с каждым незнакомцем… ладно, предположим, не с каждым, но с некоторыми людьми могут происходить совершенно невероятные вещи! А некоторые события и поступки могут быть не менее важны, чем идеи. А душевные и чувственные переживания исполнены такого же, если не большего смысла, чем работа мысли. И это… Понимаете, для меня это все меняет. Абсолютно все.
– Пожалуй, понимаю, – сказал я.
И даже не то чтобы соврал.
Я никогда не был великим знатоком человеческих душ. Фраза «сэр Макс прекрасно разбирается в людях» одно время была любимой шуткой моих коллег, и перестала звучать при каждом удобном случае только потому что всем надоела. А актуальности она, боюсь, до сих пор не утратила.
Но сейчас я, пожалуй, действительно понял леди Тайяру – всю, целиком. Разрозненные сведения о ее жизни, почерпнутые из рассказа сэра Кофы, как-то сразу встали на места, сложились в единую, непротиворечивую картину. Ясно теперь, почему она так легко бросила семью и карьеру ради поступления в магический Орден, а потом и этот Орден ради другого, не факт что «лучшего», просто нового, а значит, гораздо более интересного. И с каким невинным энтузиазмом помогала коллегам проводить Лотерею Смерти, радуясь возможности проверить на практике свои идеи про индивидуальный внутренний ритм. Нормальный подход для того, кто ощущает настоящей реальностью напряженную работу собственного ума, а все остальное многообразие жизни – всего лишь невнятной пляской неведомо чьих теней.
Удивительно, конечно, бывают устроены некоторые люди. Но еще удивительней, что я, сам того не желая, всего за несколько часов болтовни сумел привести эту почти незнакомую женщину к полной смене концепции. То ли я и правда настолько хороший рассказчик, то ли леди Тайяра давным-давно сама от себя устала и была готова ухватиться за любой повод начать новую жизнь. Так тоже бывает, а может быть, вообще только так и бывает – если, конечно, не применять специального колдовства.
Я вроде не применял.
– И все равно я уже снова забыла, как вас зовут, – вдруг заключила леди Тайяра и рассмеялась так звонко, что я невольно посочувствовал спящим за распахнутыми по случаю теплой летней ночи окнами жильцам соседних домов. С другой стороны, смех – далеко не худшее, что можно услышать за окном. Если меня приговорят до конца жизни ежедневно просыпаться от шума на улице, пусть это будет именно смех.
– Да Магистры с ним, с именем, – сказал я. – При следующей встрече напомню. А сейчас не имеет смысла, к утру все равно забудете.
– Ваша правда, – согласилась леди Тайяра. – Имя наверняка забуду. Но все остальное – нет. Такое сокровище эти ваши истории! Буду теперь смотреть по сторонам и думать о каждом прохожем: возможно, у этого человека тоже есть сокровенный клад невероятного опыта. Или даже он сам – клад.