Николай Леонов
Прошлое не продаётся
– Вы же вчера, говоря по-современному, уже оттянулись хоть куда, – с некоторой хитрецой улыбнулся Орлов. – Причем на все лады – и порыбачили, и размялись по-молодецки… Кстати, жду приглашения на уху.
– Петр, ты нам зубы не заговаривай. – Гуров вскинул ладонь перед собой. – Я вопрос сформулировал предельно четко: где обещанные выходные?
– Экие вы несговорчивые! – Генерал укоризненно вздохнул.
– Лева, ну ты посмотри на этого злого фазендейро дона Педро! – в очередной раз возмутился Крячко. – Мы с тобой, как две бедные рабыни Изауры, пашем день и ночь, а ему все мало. Его пора депортировать в Бразилию, где много таких же вот донов-купидонов.
– Господи! Стас, все в голове твоей смешалось, – с укоризной, но при этом все так же хитро улыбаясь, посетовал Петр. – И бразильские сериалы, и римскую мифологию, и нашу киноклассику – все приплел. Лева, ну так когда к расследованию приступаем – прямо сейчас или после обеда?
– Да… Говорят, самый лучший способ отвязаться от начальства – сделать то, о чем оно просит. – Гуров безнадежно вздохнул. – После обеда, конечно, приступим. Пока свой бумажный урожай по инстанциям спихну – рак на горе свистнет.
– Думаю, он уже свистнул, – Крячко кивнул в сторону Петра, – этот самый рак, отдав команду «Свистать всех наверх!». И не только на горе, но и на го́ре. – Стас перенес ударение на «о». – Нам с тобой. Пошли, Лева. Я не дружу со злыми фазендейро.
С подчеркнуто кислой миной он покинул кабинет. Гуров на пороге оглянулся. Орлов неожиданно подмигнул – мол, ничего, перемелется.
Когда Гуров вошел к себе в кабинет, Стас, безмятежно насвистывая, листал какой-то скоросшиватель.
– Что, уже сошло? – констатировал Гуров.
– А на меня и не находило, – пожал плечами Стас. – Это я для профилактики. Чтобы Петр не расслабился. А то, если будем все исходящие распоряжения воспринимать с криками «Ура!», завтра на нас вообще взвалят работу всех отделов. Я ж еще вчера шкурой чуял, чем сегодня для нас обернется вызов к начальству. А ты еще брыкался – ехать на рыбалку или не ехать. Есть момент – лови, а то отнимут.
– Убедил, убедил, – рассмеялся Гуров. – Давай прикинем, с какого бока начнем разгрызать этот орешек. Мне думается, надо отработать возможную принадлежность нашего Монаха к одному из монастырей в пределах Москвы и области. Но прежде всего следует изучить все обстоятельства самого происшествия… Нужно понять его мотивы.
– Лева, ты – гений. Нужно понять его мотивы! – в своей обычной зубоскальской манере восхитился Стас. – Твоей логике мог бы позавидовать сам инспектор Колобков. Ну, это в мультике, где Колобки искали слона.
– Сейчас ты будешь искать пятый угол. – Гуров, прищурившись, постучал кулаком по столу. – У тебя есть что-то более дельное? Нет. Тогда так: едешь в тамошний райотдел, изучаешь все имеющееся по интересующему нас вопросу. Все! Второстепенных деталей тут нет и быть не может. А я пока что созвонюсь с патриархией, возьму данные по близлежащим монастырям. Да и с медэкспертами надо бы пообщаться. Вперед!..
Час спустя Крячко расхаживал по пустырю, кое-где поросшему высокими кустами и молодыми осинками. В нескольких десятках шагов отсюда на высокой железнодорожной насыпи, набирая скорость, громыхал колесами нескончаемо длинный товарняк. Утоптанная тысячами ног широкая извилистая дорога вела к утопающим в зелени трехэтажкам старой постройки. Здесь, на окраине Москвы, жизнь текла не по-столичному, в чуть замедленном ритме. Это ощущалось во всем: неспешной походке домохозяек, направляющихся за покупками, замедленных взмахах тяпок обладателей крохотных огородиков, виднеющихся за деревьями. Даже воробьи, прыгавшие по дорожке, чирикали с явной ленцой.
Сопровождавший Стаса сотрудник угрозыска местного райотдела показывал ему то место, где был обнаружен убитый, в каком положении тот лежал и что именно рядом с ним было обнаружено.
– Да тут и гадать нечего, – дымя сигаретой, уверенно рассуждал капитан. – Убийство явно из корыстных побуждений. Алкашам не хватило на бутылку. Вот и напали на первого встречного. Тут у нас и в прошлом году был похожий случай. Из-за стольника наличными и продуктов рублей на сто пятьдесят едва не убили женщину. Неделю лежала в коме.
– Тех, кто нападал, нашли? – осматриваясь по сторонам, поинтересовался Крячко.
Мирные, почти патриархальные пейзажи действовали расслабляюще, и ему не хотелось даже думать о прошлогодних и недавних злодействах, сотворенных то ли пьяными недоумками, то ли трезвыми зомби, у которых единственный императив в жизни – деньги, деньги, деньги…
Достав из кармана сигареты, он закурил, вслушиваясь в доносящийся из чьего-то окна хрипловатый голос Челентано с его хитом десятилетней давности.
– Да, задержали одного тут, – кивнул капитан. – Он, правда, свою вину так и не признал, но все улики были против него. К тому же нашелся свидетель. Ему, по-моему, лет пять строгача дали.
– Хм… – покрутив головой, Стас усмехнулся. – У вас тут прямо Бермудский треугольник местного значения.
– Это точно, – согласился капитан. – Кстати, это место лет сорок назад почти так и окрестили – Вермутский треугольник. Тут неподалеку есть продуктовый магазин, он еще с пятидесятых, так в нем, было время, вся местная алкашня отоваривалась дешевым пойлом. Товарищ полковник, я так понимаю, вы что-то здесь предполагаете найти?
– Да, кое-что необходимо уточнить. – Дымя сигаретой, Крячко еще раз внимательно осмотрелся по сторонам. – Вот вы говорите, что двоих подозреваемых задержали сразу же, по горячим следам. Это тутошние выпивохи, надравшиеся до потери пульса. Допустим, но никаких вещей, какие могли быть ими взяты у убитого, при них не обнаружено. А нам точно известно, что убитый, который прибыл сюда на электричке в двадцать один десять, имел при себе ручную кладь – полиэтиленовый пакет с каким-то предметом, по форме похожим на книгу. На пакете рисунок – фужеры с оранжевым напитком. Общий фон желтый, с обеих сторон – надпись латинскими синими буквами. Значит, если они его убили и ограбили, то где эти вещи?
– Да зачем алкашам книга? – рассмеялся капитан. – Они у него из карманов наличку выгребли и побежали за выпивкой. А пакет с книжкой выбросили.
– Но ни того, ни другого здесь нет. – Крячко многозначительно затянулся. – Предположим, эти двое в подпитии напали на прохожего. Они ударили его чем-то тяжелым по голове, обыскали карманы. Заглянут они в пакет? Обязательно. Достали из него книгу, посмотрели – она им не нужна. Выбросили, но при этом станут они книгу тискать обратно в пакет? Едва ли. Но если книгу подобрал кто-то посторонний, то где пакет? И еще вот что непонятно. Оттащив труп в кусты, где его вскоре случайно обнаружил прохожий, они пошли купить водки, после чего вернулись пить на то место, где только что убили человека. Даже для мертвецки пьяного это уже чересчур… Хорошо, едем к вам, мне нужно с ними пообщаться.
Для Гурова после только что завершенной напряженнейшей работы задание Орлова было чем-то наподобие тяжелой гири, привязанной на шею. Он понимал, что Петр по мелочам напрягать его не станет. И раз это дело поручено распутать им со Стасом, значит, он и впрямь не зря среди ночи вытащил Марию в ресторан. «А то опять не знаю, когда выдастся такой случай!» – мысленно констатировал Гуров, то и дело яростно зевая.
Почти до обеда он и впрямь провозился с бумажной волокитой. Наконец, спихнув дело об убийстве на заводе в следственный отдел, Гуров набрал номер телефона судмедэксперта Дроздова. Попросил его как можно тщательнее провести осмотр тела убитого, не упуская абсолютно ничего.
– Меня интересует не только, скажем, характер раны на голове, – дотошно объяснял он сопящему в трубку Дроздову, – но и какие-либо царапины на теле, полученные им ранее, следы инъекций, татуировки, если таковые найдутся. Кстати, их не худо бы сфотографировать, каждую по отдельности. Шрамы на теле – величина, место их нахождения, возможная причина появления. Состояние суставов, желудка… В общем, всего, вплоть до промежности.
– Лев Иванович, – в голосе Дроздова чувствовалось уязвленное профессиональное самолюбие. – Мне так кажется, слишком частое общение с Петром Николаевичем на тебя влияет не лучшим образом.
– Что ты имеешь в виду? – Гуров в очередной раз зевнул до хруста челюстей.
– Нудить начинаешь. Дидактичности в голосе многовато, – неожиданно для себя самого зевнул и Дроздов.
Следующий собеседник Гурова, представившийся как иеромонах Павел, без гонора и намека на какие-либо амбиции, спокойно и даже как бы дружелюбно прояснил ситуацию с монастырями. «Стасу бы у него поучиться общению с людьми, – записывая под диктовку названия мужских обителей, отметил про себя Гуров. – Этот, поди, сейчас и там нарисуется – дальше некуда. Потом будут люди гадать – что за клоуны водятся в главке».
Последним собеседником Гурова стал не кто иной, как его секретный информатор в криминальной среде, Константин Бродкин по кличке Амбар. Этому Гуров назначил рандеву в придорожной кафешке ниже среднего пошиба.
Часа через два он сидел за обшарпанным столом в прокуренном помещении кафе с киношным названием «Вестерн», отхлебывая пиво и луща крупную мясистую воблу. Неприхотливый шоферский люд за соседними столиками дымил сигаретами, обсуждая свои специфические проблемы. Кто повествовал о новых заморочках, учиненных гаишниками в одной из северо-западных областей, кто – о состоянии дорог в Поволжье, на иных из которых можно, по словам рассказчика, угробить и груз, и машину.
– А у нас тут вообще однажды хохма такая приключилась, – плюхнувшись на свободное место, с типичным московским аканьем вклинился в разговор росленький круглолицый дальнобойщик лет сорока. – Заночевали в отстойнике, подруливают четыре фуры. Смотрим, по региону – Иваново. Поужинали они с нами, потом чего-то под машины полезли. Через полчаса несут нам свои карданы и болты в узелках. Мол, до утра у себя, ребята, придержите. Ну а нам чего? Взяли, спрятали. А они достают водяры бутылок десять и начинают квасить. Надрались до синевы. Мы только по кабинам спать легли, тут слышим – дым столбом. Часов до трех гоняли движки, пока соляра не кончилась. Чуть рассвело, идут к нам за карданами. Мы их спрашиваем: «А для чего вам это нужно?» Они, значит, толкуют, что это у них уже привычка такая – как вечер, так нажраться. А пьяных обязательно тянет в дорогу. Вот чтобы по пьяни не уехать и дров не наломать, они и приспособились на ночь снимать карданы.
Громкий хохот заглушил последние слова рассказчика. Гуров посмотрел на часы, и в этот момент в дверях показалась знакомая фигура. Взяв кружку пива и воблу, Амбар подошел к столику Гурова и, как бы видя его впервые, попросил разрешения присесть.
– Извиняюсь за опоздание, Лев Иваныч, – отхлебнув пива, полушепотом заговорил он, пошныряв глазами по сторонам. – На знакомого у остановки нарвался. Расспрашивать начал, куда, мол, да чего… Ну, отбрехался, будто по дешевке новый сотовый предлагают. Вот вроде бы решил взглянуть – чистый ли. А то, случись, с делом связанный, особенно с мокрым, – не отмажешься. Что за проблемы-то?
– Новости утром смотрел? Видел, показывали мужика, которого убили неподалеку от станции электрички? Ты с ним не знаком?
– Хм… – Амбар снова отхлебнул из кружки и начал лущить свою рыбину. – Новости смотрю стабильно. Надо же знать, чем живет столица. Видел я этот сюжет, но кто такой этот убиенный – не в курсах. С памятью у меня пока слава богу, так что могу сказать уверенно: раньше с ним никогда не пересекались. Это точно.
– Хорошо, – кивнул Гуров. – Тогда что можешь сказать об интересующем меня контингенте, проживающем в тех краях? Я имею в виду людей, именуемых барыгами, марвихерами, занимающихся скупкой антиквариата, всяких редких ценностей. В первую очередь, конечно, – музейных.
– Поселочек этот я знаю. Его местные меж собой Шмадряевкой зовут. А вот кто там из марвихеров по антиквариату – надо уточнить. Был один такой лет десять назад. Но жив ли сейчас – сказать затрудняюсь. Из него уже тогда опилки сыпались. Ну все, Лев Иваныч, задание понял. Отчаливаю. Как что надыбаю – сообщу.
Амбар допил пиво, сунул остаток воблы в карман пиджака неопределенного цвета и быстренько скрылся за спинами ввалившейся в кафе очередной компании дальнобойщиков.
Вернувшись в управление, Гуров снова позвонил Дроздову. Когда их разговор подходил к концу, в кабинет, утирая взмокший лоб, вошел Крячко.
– Ну что там у тебя? – положив трубку, поинтересовался Гуров.
– Ну и жарища! Прямо как в июне. С утра-то какая чудная была погодка… – Отдуваясь, Стас сел на свое место.
– Да я тебя прошу не прогноз погоды сообщить, а что удалось выяснить, – в голосе Гурова прозвучала нотка раздражения.
– Ой, не гони вороных, – отмахнулся Крячко. – Будет тебе и белка, будет и свисток. В общем, на месте происшествия ничего интересного. Ни пакета, что был у Монаха, ни того, что лежало в пакете. Двое подозреваемых, которых задержали по горячим следам, на авторов этой мокрухи явно не тянут. Они и сейчас-то лыка толком не вяжут, трясутся с похмелюги. А вчера их вообще как дрова везли. Главное – они и не сознаются, и не отказываются. Сами ничего не помнят. Так-то они мужички нехилые – оба силачи. Правда, росточком не вышли. Оба, как на заказ, из категории «метр с кепкой».
– Стоп! А это уже интересно, – оживился Гуров. – Наш Монах был не ниже метра восьмидесяти. Единственный удар, ставший смертельным, был нанесен ему сзади по темени. Заметь – не в затылок! А как эти «метры с кепкой» могли дотянуться до его макушки? Друг на друга становились или подпрыгивали? В их тогдашнем состоянии это было нереально. Значит, удар нанес кто-то третий, ростом повыше, да и более трезвый. К тому же найденная бутылка с кровью на донышке, безусловно, не орудие убийства. Дактилоскопия показала, что большой палец державшего ее человека находился у края горлышка, а не у его основания. Значит, из бутылки только лишь наливали. Нас пытались пустить по ложному следу. Впрочем, не очень искусно.
– Кстати, там, в отделе, мне рассказали еще, что в прошлом году на том же месте было нечто похожее. – Стас достал блокнот. – Вот, я записал. Некто Смирнов Алексей Алексеевич поздним вечером, было это в начале марта, с целью совершить ограбление нанес тяжкое телесное повреждение гражданке Вороновой Анастасии Григорьевне, пятидесяти лет. В живых осталась просто чудом. Значит, ситуация была такая. Она шла с покупками, он подбежал сзади, нанес удар по голове. Его застали, когда он обыскивал ее одежду – пытался найти деньги и ценности. Он все отрицал. Уверял следствие, что, наоборот, пытался спасти. Но, учитывая его прежнюю судимость – за несколько лет до этого он отбывал год общего режима за мелкую кражу, – ему не поверили. Дали пять лет строгача.
– Та-ак… – Что-то напряженно обдумывая, Гуров смотрел куда-то в окно. – Ты считаешь, что эти два случая каким-то образом взаимосвязаны?
– Не знаю… – Стас пожал плечами. – Но что-то подсказывает – да, тут есть какая-то общая ниточка. Хлипенькая, но есть. То, что эти происшествия случились почти на одном и том же месте, скорее всего, совпадение. А вот другое – Шмадряевка, откуда и Смирнов, и Воронова и куда приехал наш Монах, – уже намек на что-то общее.
– Хм… – Гуров зевнул и, поеживаясь, потряс головой. – Этот случай мы изучим, но только в общих чертах. Нам нельзя расплываться мыслью по древу. Можем упустить главное. А главное сейчас вот что: установить личность убитого. Без этого можем забуксовать, даже не начав расследование. Кстати, а ты не запомнил… Ах да, ты тоже не обратил внимания на тех, кто выходил вслед за Монахом. А вот наш новый знакомый… Ну, художник, он их видел и мог бы или нарисовать портреты, или помочь с фотороботом.
– Думаю, лучше будет, если с его участием составим фоторобот, – задумчиво изрек Крячко.
– Ты не доверяешь его художественным талантам? – усмехнулся Гуров.
– А вдруг он абстракционист? Помнишь же анекдот, как на основании портрета преступника, сработанного таким живописцем, полиция задержала, если не изменяет память, старуху восьмидесяти лет и две газонокосилки? Или что-то наподобие.
– Ну-у-у… – Гуров рассмеялся, – будем надеяться на лучшее. Вот только как его найти? Конечно, если у него есть временная регистрация, то за этим дело не станет. Значит, он из Саратовской области, зовут Владимир Солдатов. Давай-ка, займись этим делом. А я сейчас немного подзагружу Игорька Гойду. Следствие по этому делу вести будет он, вот пусть и включается в процесс. Как сообщил Дроздов, наш Монах некоторое время назад отбывал не менее шести лет усиленного режима в одном из «монастырей» Волго-Вятского региона. Это явствует из наколки на руках и теле. И отбывал он срок по статье, на зоне неуважаемой: на его ягодицах наколки, свидетельствующие о том, что был «опущен» сокамерниками. Так что в заключение попал он не за кражу или контрабанду каких-либо ценностей. Отсюда вопрос: а не было ли его убийство чьей-то местью за совершенное им ранее? Вот пусть Игорек и пороется в картотеках, поищет, откуда наш подопечный. Но и монастыри все равно надо объехать. В каком-то из них он был, хотя и недолго. По мнению Дроздова, у него действительно стрижка, типичная для монастырского послушника. И еще интересный момент: на его ладонях обнаружены едва различимые ссадинки, полученные за сутки до гибели то ли от грубого камня, то ли от шероховатого металла. Где-то что-то он разгребал или куда-то взбирался. Ну все, уже вечер. Пора по домам. Завтра спозаранок ты едешь искать художника, я – по монастырям.
Зазвонил телефон. Гуров поднял трубку и услышал голос Амбара. Тот сообщил, что выяснил нечто интересное, о чем готов поведать хоть сейчас при личной встрече. Стас сочувственно ухмыльнулся и, помахав пальчиками, направился к двери. Мысленно кляня эту скверную необходимость без конца жертвовать личным временем, Гуров вышел из управления и направился к станции метро.
ГЛАВА 3
Гуров даже не предполагал, что в Москве и области монастырей за последние годы прибавилось столь изрядно. И если лет двадцать назад они были чуть ли не экзотической диковиной, то теперь их, судя по всему, стало почти так же много, как и в начале прошлого века. Впрочем, начало прошлого века было чем-то запредельно далеким, и поэтому Гуров даже представить себе не мог тогдашнего изобилия культовых сооружений. Как ни силился, хотя на недостаток воображения ему было бы жаловаться грешно. Все же действительно в начале всего сущего было Слово. И мироздания, и теперь уже полузабытой «катастройки». Сказал общеизвестный в ту пору политик, что «процесс пошел», он и пошел… И вглубь, и вширь, и вкось…
Весь этот смерч мыслей, ни о чем и обо всем сразу, одолевал Гурова, когда он под диктовку иеромонаха Павла записывал названия монастырей. Ему в тот момент как-то даже не подумалось, что исколесить теперь придется – как в один конец до Владивостока смотаться.
Конечно, с точки зрения теории вероятностей, он имел законный шанс получить нужный ответ в первом же по списку монастыре. Но по своему опыту Гуров слишком хорошо знал, что в силу всемогущего и неумолимого закона подлости положительный итог поисков ждал его в самой последней из попавших в круг поиска обителей. Ох уж этот закон! Сколько крови он попортил людям, сколько отнял сил, здоровья, а главное – времени, которого отпущено так мало… Как же обидно тратить свою жизнь не на какие-то приятные дела, а на бессмысленную и, главное, заранее предрешенную схватку с этим идиотским порождением вселенской несправедливости, принятым, похоже, без какого бы то ни было обсуждения и голосования.
Впрочем, Гуров особо-то и не роптал по этому поводу. С одной стороны, к пакостям судьбы он уже привык, и если ему везло с первой же попытки, то становилось как-то даже скучновато. С другой – он прекрасно знал, что из его знакомых едва ли кто мог бы считать себя избежавшим воздействия этого сквернейшего творения вечной оппонентки Фортуны – Неудачи.
Взять того же генерала Орлова. Иные в управлении считают его чуть ли не баловнем судьбы. Куда там! Если вспомнить случай с его личным джипом, то насчет баловня можно было бы не горячиться. Ну, можно ли это хоть в самой малой степени назвать везением, если как-то раз, всего на минуту заскочив в управление, Петр своего «россинанта» погнал не обратно в «конюшню», а на ремонт? И получилось-то как нелепо. Приехал, припарковался у стены здания, возведенной, как видно, при царе Горохе, вышел, хлопнул дверцей, и тут же что-то большое хлопнулось на крышу джипа. Оказалось, кусок карниза. Вообще-то он мог бы грохнуться и несколько левее, ему все равно, на кого падать, но это было бы даже для закона подлости чересчур. Однако независимо от того, как это было, генерал Орлов с той поры при одном лишь упоминании об архитектуре и автосервисе – ремонт влетел ему в солидную копеечку – начинал сердито хмуриться и недовольно сопеть.
Глядя в окно служебной «Волги», мчащейся по МКАД, Гуров, говоря литературным языком, ушел в воспоминания и размышления. Такое с ним в дороге случалось часто. Безразлично взирая на пейзажи, пролетающие за окном, но при этом автоматически фиксируя в памяти все, что было достойно внимания, он под шум двигателя не спеша обдумывал те или иные хитросплетения событий.
– Монастырь, – деловито известил его белобрысый водитель-сержант.
Это была уже четвертая по счету обитель из тех, что предстояло объехать. Издалека монастырь мог бы показаться какой-нибудь ведомственной базой отдыха. Через не очень густой перелесок виднелись бетонные плиты высокого ограждения, над которым возвышались кирпичные стены и красные железные крыши двух старинных трехэтажных зданий, похожих на корпуса пансионата. Далее белели шиферные крыши явно хозяйственных построек. А над всем этим высилась, скорее всего, совсем недавно отреставрированная колокольня с крестом, сияющим позолотой.
Выйдя из машины, Гуров с хрустом потянулся. Время приближалось к обеду, уже начинало посасывать под ложечкой, а скорого завершения этого паломничества никак не предвиделось. От трассы к монастырю вела неширокая дорога со свежеуложенным асфальтом, которая заканчивалась обширной стояночной площадкой перед железными монастырскими воротами. Вдоль стены монастыря зеленели шеренги молодых березок и лип.
Неспешным, но решительным шагом Гуров подошел к воротам, громко постучал во встроенную в стену рядом с воротами узорчатую кованую калитку и лишь потом заметил кнопку звонка. Однако его стук был услышан, и с другой стороны калитки подошел молодой послушник в черном подряснике с еще жиденькой светлой бородкой. Ему можно было дать не более двадцати пяти лет. Судя по внушительному развороту плеч и нехрупкому телосложению, он совсем недавно сменил форму морпеха или десантника на монастырское облачение.
– Мне бы настоятеля вашего монастыря увидеть, – сообщил Гуров, опершись рукой о столб, поддерживающий козырек над калиткой. – Мы созванивались сегодня утром, он меня ждет.
– Вы из милиции? – пробасил привратник, стараясь придать хотя бы видимость смирения своему вовсе не смиренному голосу.
– Главное управление угрозыска, полковник Гуров.
Взглянув на его удостоверение, привратник распахнул калитку, и Гуров вошел в просторный двор, вымощенный камнем. Из вестибюля ближней трехэтажки вышел рослый тучный монах с широкой бородкой и большим крестом на груди.
– Лев Иванович Гуров? – спросил он, протягивая руку. – Я настоятель сей обители, нареченной в честь Архистратига Михаила. Здесь, как лицо духовное, зовусь отцом Гавриилом, а в миру…
– Хорошо. Отец Гавриил, – согласно кивнул Гуров, давая понять, что служебная форма обращения его устраивает. – Вам никогда ранее не доводилось видеть этого человека? – Он достал из кармана фотоснимок «беглого монаха» и показал его настоятелю.
– О-о-о!.. – едва взглянув на снимок, с сожалением протянул отец Гавриил. – Да, да, это наш послушник – брат Димитрий… Где это он и что с ним стряслось?
Реакция отца Гавриила Гурова одновременно и обрадовала, и несколько обескуражила. С одной стороны, это означало, что его поиски успешно завершены – о том, что он вообще мог не найти людей, знавших «беглого монаха», Гуров не хотел даже думать. А с другой стороны, тут же появилось внутреннее ощущение некоего дежавю, когда нежданная удача рано или поздно обернется весьма серьезным проколом. И как раз там, где это меньше всего ожидается.
– Позавчера его нашли убитым между железнодорожной линией и поселком, по-местному именуемым Шмандраевкой. Вы, я так понял, об этом не слышали?
– Нет, не слышал, – думая о чем-то своем, покачал головой отец Гавриил. – Вы первый, кто мне об этом сообщил. Брат Димитрий, в миру – Дмитрий Викторович Жидких, у нас состоял в послушании уже более полугода. Он родом из Твери. Более семи лет назад он совершил тяжкий проступок и отбывал наказание в местах лишения свободы. Там он переосмыслил свою прежнюю жизнь под влиянием приходившего в узилище со словом Божьим настоятеля местного прихода и принял твердое решение начать жизнь сначала, посвятив ее служению Господу. О его жизни в нашей обители могу сказать лишь то, что он был одним из самых усердных насельников, строжайшим образом, я бы даже сказал ревностно, исполнявшим все послушания. Он отличался самоуглублением в молитве и всякую свободную минуту проводил в монастырской библиотеке за чтением Священного Писания. И в хозяйственных делах он был старательным послушником, который выполнял все ему порученное не только от сих до сих, но и стремился сделать что-то сверх того. Правда, два дня назад по непонятным причинам он покинул пределы обители и исчез неизвестно куда. Первоначально предполагалось, что с ним мог произойти несчастный случай. Но поиски на территории обители оказались безуспешны, из чего нами был сделан вывод о его самовольном уходе в мир с непонятными целями.
– Отец Гавриил, – Гуров потер пальцами кончик уха, – а как часто в вашей библиотеке проводится инвентаризация? И проводится ли она вообще?
– Вы хотите сказать… – Глаза настоятеля несколько округлились. – Не может быть! Хотя… – Он горестно вздохнул. – Хотя в наши дни больших перемен перестаешь удивляться чему бы то ни было. Инвентаризация у нас проводится, ну, раз в полгода или по мере надобности.
– Как много времени потребуется, чтобы провести ее в срочном порядке?
– Самое малое – два дня, – развел руками отец Гавриил.
– Это слишком долго, – констатировал Гуров. – У нас столько времени нет. Хорошо. Тогда еще вопрос. А наиболее ценные фолианты в библиотеке хранятся отдельно? Их-то можно было бы пересчитать в ускоренном порядке?
– Да, они в отдельном шкафу, под замком, – обрадованно ответил отец Гавриил. – Библиотекарь, отец Иаков, их выдает строго индивидуально и только с моего личного разрешения. Впрочем, пройдемте в библиотеку, там вы сами сможете во всем убедиться.
Заходя в читальный зал монастырской библиотеки, Гуров ожидал увидеть старинные тяжелые дубовые столы, шкафы с резными дверцами, потемневшие и потрескавшиеся от времени. Но на самом деле библиотека оказалась помещением вполне современного дизайна, с обычной офисной мебелью. Шкафы, как столы и стулья, тоже были вполне современные, со стеклянными дверцами, через которые виднелись темные, с золотым тиснением корешки переплетов. Библиотекарь оказался монахом средних лет, добродушной наружности. У него было заметное брюхо и звонкий тенор ярмарочного зазывалы.
Узнав, кто и зачем пожаловал в библиотеку, он изобразил смиренную улыбку, в которой сквозила изрядная доля иронии. Не прекословя, отпер большим ключом самый последний из шкафов, единственный похожий на настоящую монастырскую мебель, который стоял в дальнем углу.
– Можете посмотреть. – Монах изобразил рукой гостеприимный жест.
– Нет уж, посмотрите-ка лучше вы сами, и повнимательнее – все ли в шкафу на месте?
– Как же оно может быть не на месте, если… – Отец Иаков внезапно осекся, улыбка мигом сошла с его лица. Он растерянно стоял перед шкафом, глядя на среднюю полку. – Отче, – после минутного молчания наконец выдавил он горестным шепотом, – нет «Житий святых» в серебряном окладе. Книге почти триста лет!.. Боже, куда она могла деться?! Эти дни я ее никому и ни на минуту не давал. Неужто… неужто это брат Димитрий?! Какое кощунство…
– Все ясно, – доставая из кармана сотовый телефон, деловито отметил Гуров. – Книги нет. Значит, мы можем предполагать, что она похищена. И не кем-нибудь, а бывшим послушником Дмитрием Жидких. Отец Гавриил, от этого шкафа сколько ключей и у кого они?
– Один! Всего один! – прижимая руки к груди, зачастил библиотекарь. – Я с ключами не расстаюсь ни днем ни ночью.
– Ну-ка, дайте я взгляну на него поближе, – попросил Гуров и, взглянув на ключ, снисходительно улыбнулся. – Да… не из секретных. Этот замок, – он похлопал рукой по дверце шкафа, – можно открыть простым куском проволоки. Как в таких случаях говорят, он рассчитан на честных людей. Советую вам его заменить, и как можно скорее. Не подумайте, что я преувеличиваю, но даже не самый опытный вор справится с ним минут за десять – самое большее. Значит, так, факт пропажи мы сейчас запротоколируем. Вам по этому поводу нужно написать официальное заявление. А я вызываю экспертов, чтобы они исследовали замок на предмет трасологии и сняли со шкафа отпечатки пальцев. Просьба до их прибытия к шкафу никого не допускать. И еще прошу направить ко мне тех, кто с Дмитрием Жидких поддерживал, скажем так, приятельские отношения. Я, наверное, поработаю прямо здесь, вы, – повернулся он к отцу Иакову, – мне не помешаете.
Позвонив в управление, он устроился за столом у окна. Минут через десять в читальный зал бочком, неуверенно вошел длинный сутуловатый послушник с рыжеватой бородкой и грустными глазами навыкате.
– Разрешите. – Сложив руки перед собой, он чуть поклонился.
– Прошу. – Гуров указал на стул напротив себя. – Пожалуйста, представьтесь и будьте добры, расскажите мне все, что вам известно о вашем… – Гуров едва не сказал «коллеге», – о послушнике Димитрии.
– Брат Афанасий, – осторожно, словно под ним мина, присел на стул послушник, – в миру – Журавкин Афанасий Иванович, год рождения – семьдесят пятый, уроженец Рязанской области. Вы знаете, с братом Димитрием я несколько чаще других совместно выполнял назначенные нам послушания, и поэтому сложилось впечатление, что мы как бы в дружеских отношениях. Хотя на самом деле отношения с ним были такие же, как и со всеми прочими братьями. Поэтому о его прежней жизни, мирской, знаю чрезвычайно мало. К тому же обсуждать мирские темы у нас считается достойным порицания, ибо в жизни мирской соблазнам несть числа.
