Йен Макдональд
Река Богов
– Только вначале надо найти такую вселенную.
– Мы ее уже давно нашли. Обычная копия теоретической «М-звездной» структуры нашей собственной вселенной. Там более мощная гравитация. Следовательно, более высока и константа расширения, а следовательно, в пространстве/времени сконцентрировано больше вакуумной энергии. Совсем маленькая вселенная – и не слишком далеко.
– Мне показалось, вы упомянули, будто вселенные находятся внутри или вокруг друг друга…
– Топологически – да. В данном случае я говорю об энергетическом расстоянии, о том, до какой степени необходимо искривить структуру нашей вселенной, чтобы приспособить ее к геометрии той, другой, вселенной. В физике в конечном итоге энергия – это все.
Прежде всего, надо искривить мозги, подумал Вишрам.
Соня Ядав решительным жестом ставит пустую рюмку на клетчатую скатерть, немного подается вперед и, глядя прямо Вишраму в глаза так, что он не может противиться воздействию громадной энергии ее взгляда, лица, тела, говорит:
– Пойдемте со мной. Пойдемте – и вы увидите!..
После Глазго Бхаратский университет в Варанаси кажется необычайно чопорным. Никаких набухших от дождя полистиреновых тарелок с жареной картошкой, стаканчиков из-под пива, блевотины, в которую в темноте то и дело норовишь угодить. Никаких звуков совокупления из учебных аудиторий и мочеиспускания – из кустов. Ни единой пьяной фигуры, вырастающей вдруг со смачным ругательством где-то на периферии вашего зрения. Нет и вульгарных стаек полуголых девиц, которые разгуливают, взявшись за руки, по пыльным, пожухлым лужайкам. Первое, что здесь бросается в глаза, – это обилие охраны, несколько преподавателей на больших старомодных велосипедах, звуки одиноких радиоприемников и ощущение сурового комендантского часа, исходящее от всех факультетских зданий и студенческих обще житий.
Водитель едет к единственному освещенному месту. Здание отделения экспериментальной физики представляет собой похожее на орхидею архитектурное творение из светящегося пластика и изысканных и смелых пилонов. На мраморном цоколе значится «Центр физики макроэнергий Ранджита Рэя». Где-то там, за этим изящным, эстетским архитектурным фасадом, сокрыто устрашающее чудовище – лазерный ускоритель.
– Да, мой отец был человеком весьма разносторонним, – говорит Вишрам после того, как охранники пропускают их в вестибюль. Его лицо уже хорошо здесь известно.
– Он ведь не умер, – замечает Соня, и Вишрам вздрагивает.
Коробка лифта, расположенная в конце вестибюля, уносит их вниз по шахте к самым основам «зверя». Да, сравнение с мифическим левиафаном или с всепожирающим червем, свернувшимся кольцами под Сарнатом и Гангом, кажется самым подходящим. Сквозь наблюдательное окошко Вишрам смотрит на электрические устройства, каждое размером с корабельный двигатель, и пытается представить, каким об разом частицы материи здесь заставляют соединяться в странные и противоестественные сочетания.
– Когда мы запустим его на полную мощность, вон те сдерживающие магниты создадут поле такой силы, что оно будет способно высосать весь гемоглобин из вашей крови, – говорит Соня.
– Откуда вы это знаете? – спрашивает Вишрам.
– По правде говоря, мы испытывали его на козе. Пойдемте дальше.
Соня Ядав ведет Вишрама по бетонным ступенькам к герметически закрывающейся двери. Быстрая проверка со стороны охраны, и дверь открывается.
– Мы что, отправляемся в космос? – спрашивает Вишрам, когда за ним закрывается люк.
– Мы просто вошли в защитное устройство.
Вишрам полагает, что ему не нужно знать, от чего оно защищает, и потому решает отшутиться:
– Я знаю, что мой отец богат, очень богат… точнее, был богат. И знаю, что есть богачи, которые покупают самолеты, и богачи, которые покупают острова, но богачи, покупающие собственные ускорители элементарных частиц…
– Деньги вкладывал не только он, – говорит Соня.
Внутренний люк поворачивается, и они входят в непритязательного вида бетонированный кабинет, залитый ослепительным неоновым светом. Молодой бородатый мужчина сидит в кресле, положив ноги на стол, и читает вечернюю газету. У него в руках термос с чаем и пластиковая чашка. Из динамиков, присоединенных к компьютеру, доносится классическая бхангра.
Заметив поздних посетителей, мужчина вскакивает с кресла.
– Соня, извини. Я не знал.
– Деба, позволь…
– Да-да. Мне очень приятно с вами познакомиться, господин Рэй. – Мужчина излишне эмоционально пожимает Вишраму руку. – Итак, вы пришли взглянуть на нашу маленькую вселенную?..
За второй дверью располагается маленькая бетонная комнатенка, в которой посетителям тесно, как долькам внутри апельсина. Тяжелая стеклянная панель находится где-то на уровне головы Вишрама. Он прищуривается и пристально всматривается в стекло, но ничего разглядеть не может.
– На самом деле нам нужны теперь только числа, но у некоторых людей сохранилась атавистическая потребность все увидеть собственными глазами, – говорит Деба. Он захватил с собой термос и теперь с наслаждением глотает чай. – Итак, мы находимся на смотровой площадке рядом с изолирующим помещением, которое мы на нашем языке называем «камерой предварительного заключения». По сути, это модифицированный торовидный токамак, если вам подобные слова о чем-то говорят… Нет? Представьте себе вывернутое кольцо. У него есть внешняя сторона, но внутри оно заполнено самым чистым вакуумом, который только можно себе представить. По сути дела, он даже еще больший вакуум, чем вы можете себе представить, так как там имеется лишь пространство/время и квантовая флюктуация. И еще это…
Деба зажигает свет. Какое-то мгновение Вишрам вообще ничего не видит, затем замечает нарастающее свечение, исходящее из окна. Он вспоминает беседу со студентом-физиком, который сказал ему, что сетчатка человеческого глаза способна различить один-единственный фотон, и таким образом человеческий глаз способен видеть объекты на квантовом уровне. Вишрам наклоняется вперед. Свечение исходит от голубой полосы, острой, как луч лазера. Он видит, как она огибает стенки токамака. Вишрам прижимает лицо к стеклу.
– Глаза панды, – произносит Деба. – Сильное ультрафиолетовое излучение.
– Это и есть… иная вселенная?
– Это вакуум иного пространства/времени. – Соня Ядав стоит достаточно близко к Вишраму, чтобы он в достаточной мере мог оценить аромат ее «Арпедже-27». – И он, остается достаточно стабильным в течение примерно двух месяцев. Вы можете представлять его как иное ничто, но с энергией вакуума, большей, чем в нашей вселенной…
– И оно втекает в нашу вселенную…
– Ненамного выше, мы получаем только два процента выхода, однако надеемся использовать данное пространство для того, чтобы открыть дверцу в пространство с еще более высокой энергетикой – и так далее, вверх по лестнице, до тех пор, пока не достигнем значительного выхода.
– А свет…
– Квантовое излучение. Виртуальные частицы этой вселенной – мы называем ее «Вселенная-288», – попадая под действие законов нашей вселенной, превращаются в фотоны.
Совсем даже не «ничто», думает Вишрам, всматриваясь в свет другого времени и пространства. И ты ведь знаешь, что оно такое, Соня Ядав.
Свет Брахмы…
КАЛКИ
16
Шив
Мать всегда ждет своего сына.
Для Шива это было возвращением домой. Он шел по узким гали между хижинами, пригнувшись, пролезал под электрическими проводами, старался идти по картонному настилу, так как даже в самую страшную засуху переулки Чанди Басти были залиты жидкой омерзительной грязью. Путь, по которому пролегала здесь улица, постоянно менялся по мере того, как одни лачуги разрушались, а к другим пристраивались дополнительные помещения, но Шиву были хорошо известны некоторые приметы, которыми он и руководствовался: «Неуничтожимые автомобильные детали Господа Рамы» – место, где братья Шаси и Ашиш разбирали на части «фольксваген»; «Швейная машинка господина Пиллаи» под зонтиком; Амбедкар, агент по торговле детьми, сидящий на высоком крыльце и курящий приятную травку. И повсюду устремленные на него взгляды самых разных людей – людей, уступающих ему дорогу; людей, делающих ритуальные жесты, чтобы уберечься от сглаза; людей, пристально следящих за ним, ибо они заметили нечто иное, далекое от их образа жизни, нечто, демонстрирующее вкус, стиль и дорогую обувь, нечто значительное. «Нечто», что в их понимании, несомненно, было шикарным мужчиной.
Его мать бросила взгляд на тень Шива от двери своего дома. Он швырнул ей деньги, горсть грязных рупий. У него в руке оставалось немного мелочи, которую дал тот человек, что утащил остатки «мерседеса». Шив остался ни с чем, но сын обязан выплатить хотя бы часть своего долга матери. Она делает вид, что хочет отмахнуться от денег, но Шив замечает, что на самом деле она сует их под кирпич у очага.
Он вернулся. Вся обстановка в комнате состоит лишь из чарпоя в углу, но у него здесь по крайней мере будет крыша над головой, тепло и пища два раза в день и, самое главное, уверенность в том, что никто и ничто, никакая «машина смерти» с ятаганами вместо рук не найдет его здесь. Правда, и здесь Шива подстерегает одна опасность. Страшная опасность. Он снова может легко погрузиться в обычную рутину: немного поесть, немного поспать на солнышке после обеда, немного поворовать, немного пошататься и поболтать с друзьями, поглазеть на девиц – так незаметно и пройдет день, за ним год, а потом и вся жизнь. Нет, он должен размышлять, искать выходы, способы расплатиться с долгами… Йогендра уже пошел рыскать по басти и по городу, прислушиваясь к тому, о чем болтают на улицах, что говорят о Шиве, кто обозлен на него и за что, а кто все еще продолжает питать к нему хоть толику почтения.
Кроме того, еще есть сестра. Лейла…
То, что когда-то было очаровательным, милым, застенчивым, но твердо стоящим на ногах семнадцатилетним созданием, сестренка, которая могла бы выйти замуж за богатого человека с положением, сделалась христианкой. Однажды вечером с подругой она отправилась на какое-то религиозное мероприятие, проводившееся каналом кабельного телевидения, а домой вернулась «рожденной заново». Но дело не кончилось на обретении Бога в Господе Иисусе Христе: теперь Лейла была абсолютно убеждена, что все остальные тоже должны обрести Его. Особенно ее са-а-амые грешные на свете братья. И вот она расхаживает со своей Библией из тончайшей папиросной бумаги, из которой, как хорошо известно Шиву, выходят такие замечательные сигаретки с марихуаной, с маленькими брошюрками и никому не нужным религиозным рвением.
– Сестренка, у меня сейчас время отдыха. А ты его нарушаешь. Если бы для тебя действительно что-то значило твое христианство, ты уважала бы брата. Мне кажется, там у них где-то сказано: люби и почитай брата.
– Настоящие братья мне – мои братья и сестры во Христе. Иисус сказал, что «из-за Меня вы возненавидите мать и отца и брата тоже».
– В таком случае это очень глупая религия. Кто из твоих братьев и сестер во Христе добывал лекарства, когда ты умирала от туберкулеза? Кто из них осмелился пойти на то, чтобы взломать аптеку богача? Ты же превратила себя в ничто. Никто не возьмет тебя замуж, если ты не станешь настоящей индуской. Твое чрево иссохнет. И ты будешь рыдать по нерожденным детям. Мне очень неприятно говорить подобные вещи, но кто, кроме меня, скажет их? Мата не скажет, твои друзья-христиане не скажут. Ты совершаешь страшную ошибку. Исправь же ее, пока не поздно.
– Самая страшная ошибка состоит в том, чтобы предпочесть ад! – презрительно восклицает Лейла.
– И что же такое, по-твоему, ад? – спрашивает Шив. Стоящий рядом Йогендра обнажает в глумливой улыбке неровные гнилые зубы.
Сегодня в полдень у Шива назначена встреча с Прийей из Мусста. Добрые времена еще не забыты. Шив минут пятнадцать пристально наблюдает за чайным киоском, чтобы удостовериться, что там, кроме нее, больше никого нет. Вот она, боль и тоска его сердца, в штанах, облегающих соблазнительный изгиб бедер, легкой прозрачной шелковой блузке, с янтарными тенями под глазами и такой бледной-бледной кожей и алыми-алыми пухлыми губами. И как же мило она дуется, когда сейчас нетерпеливо ищет его взглядом, стараясь разглядеть волосы Шива, лицо, походку среди многолюдной толпы рассматривающих ее мужчин. Она – самое главное из того, что он потерял. Но он должен выбраться отсюда. Снова подняться над этим миром. Вновь стать раджей.
Прийя подпрыгивает и издает крик восторга, увидев его. Шив берет ей чаю, и они садятся на скамейку у металлического прилавка. Она сама предлагает заплатить за чай, но он расплачивается из той горстки денег, что у него еще остались. Чандни Басти никогда не станут свидетелем того, чтобы женщина платила за чай Шива Фараджи. У нее красивые, длинные, стройные ноги настоящей горожанки. Мужчины Чандни Басти проходятся по ним похотливым взглядом, но тут же, заметив край кожаной мужской куртки рядом, поспешно отводят глаза. И идут дальше своей дорогой. Йогендра сидит неподалеку на перевернутой бочке из-под удобрений и ковыряет в зубах.
– Мои девочки и барменша скучали без меня?
Он предлагает ей биди, прикуривает от газовой горелки под бурлящим кипятильником.
– У тебя же такие серьезные проблемы! – Она прикуривает от его сигареты – традиционный болливудский поцелуй. – Ты знаешь, кто возглавляет агентство по сбору долгов «Ахимса»?
– Какая-то банда гангстеров.
– Банда Давуда. Их новая специализация – перекупка долгов. Шив, ты у них на прицеле. Это те самые люди, которые содрали кожу живьем с Гурнита Азии на заднем сиденье его лимузина.
– Торг есть торг. Они повышают, я понижаю, сойдемся мы где-нибудь посередине.
– Нет, ты ошибаешься, Шив. Они хотят получить все, что ты им должен, сполна. Ни одной рупией меньше.
Шив хохочет, изнутри его естества поднимается свободный, безумный смех. И вновь на периферии зрения появляется голубая пелена – чистый цвет Кришны.
– Таких денег нет ни у кого.
– В таком случае ты мертвец, и мне тебя очень жаль.
Шив кладет руку на бедро Прийи, и та застывает.
– Ты пришла сюда только для того, чтобы сказать мне это? Я ожидал кое-чего другого…
– Шив, на каждом углу таких «крупных шишек», как ты, по сотне, а то и больше, и все ожидают…
Она обрывает фразу, не договорив, Шив хватает ее за подбородок и с силой его сжимает, вдавив пальцы в мягкую плоть. Синяки… Обязательно останутся синяки, словно голубые розы. Прийя взвизгивает. Йогендра обнажает в улыбке резцы. Боль возбуждает, думает Шив. Происходящее привлекает взоры обитателей Чандни Басти. Он чувствует множество устремленных на него глаз. Смотрите-смотрите…
– Раджа, – шепчет он. – Я – раджа.
Наконец он отпускает ее. Прийя потирает подбородок.
– Больно, мадар чауд.
– Ты все-таки хочешь мне что-то сказать, не так ли?
– Ты этого не заслуживаешь. Ты заслужил, чтобы давудская банда разрубила тебя на куски своим роботом, бехен чод. – Девушка отскакивает, заметив, что рука Шива вновь тянется к ее лицу. – Ну ладно, скажу. Оно, собственно, ерунда, но может принести хорошие плоды, если воспользоваться информацией с умом. Очень хорошие плоды… Я подскажу тебе. Но если ты правильно воспользуешься моей подсказкой, то, как говорят…
– Кто говорит?
– Нитиш и Чунни Нат.
– Я на брахманов не работаю.
– Шив…
– Это вопрос принципа. А я человек принципиальный.
– И ты ради принципа позволишь давудовской банде сделать из тебя кебаб?
– Я не принимаю приказаний от детей.
– Но они не дети.
– Конечно, здесь они совсем не дети. – Шив опускает руку в пах и делает красноречивый жест. – Нет, на Натов я работать не буду.
– В таком случае не имеет смысла идти туда. – Прийя открывает сумочку и швыряет клочок бумаги на грязный прилавок. На нем адрес: это где-то в промышленной части города. – И тебе не понадобится эта машина.
Рядом с бумажкой с адресом девушка кладет талон на аренду автомобиля. «Мерседеса», большого, черного, четырехлитрового «мерседеса»-внедорожника, такого, на которых ездят раджи…
– Если тебе не нужно ничего из предложенного, то, как мне кажется, я могу прямо сейчас пойти и помолиться за твою мокшу.
Прийя подхватывает сумку, соскальзывает со скамейки, презрительно отталкивает плечом Йогендру и широкими шагами идет по картонному «тротуару», отчего ее роскошные бедра ритмично и искушающе покачиваются.
Йогендра смотрит на Шива. Именно тем взглядом мудрого ребенка, от которого у Шива постоянно возникает желание расколотить ему череп об оловянный прилавок и раз мазать мозги.
– Ты все никак не закончишь? – Он выхватывает из рук у Йогендры чашку с чаем и выливает ее содержимое на землю. – Все, хватит. Нам сейчас предстоят дела посерьезней.
Йогендра уходит в обычное для него обиженное молчание. Умом он настоящий брахман. И не впервые Шив задается вопросом, а не сын ли он и наследник богатого папаши, какого-нибудь главаря разбойничьей шайки, выброшенный из лимузина под неоновыми огнями Каши, чтобы мальчишка на собственной шкуре узнал, что такое настоящий мир? Выжил. И преуспел…
– Так ты идешь? – орет он на Йогендру.
Это дитя уже успело найти себе немного паана пожевать.
Вечером снова приходит Лейла, чтобы помочь матери приготовить пури с цветной капустой. Они хотят порадовать Шива любимым лакомством, но от запаха горячего топленого буйволиного масла в тесном и темном помещении у того начинается зуд, чуть ли не судороги. Сестра и мать Шива сидят на корточках у маленькой газовой плиты. Йогендра усаживается рядом с ними, помогает выкладывать готовые пури на мятый кусок газеты. Шив наблюдает за парнем. И для него самого это тоже когда-то было наполнено особым смыслом. Очаг, огонь, хлеб, бумага…
Он смотрит на Лейлу, которая придает пури форму маленьких овалов и бросает их в густой жир.
Сестра произносит в пустоту, как бы ни к кому непосредственно не обращаясь:
– Я собираюсь сменить имя. На Марту. Марта – библейское имя. Лейла же происходит от Леелавати, языческой богини, которая на самом деле одна из демонов-прислужников сатаны в аду. А вы знаете, что такое ад? – Она выкладывает пури с цветной капустой в специальный ковшик. – Ад – это огонь, который никогда не угасает, громадный темный зал, подобный храму, только гораздо больше любого храма, потому что он должен вместить всех людей, которые так и не познали Господа Иисуса Христа. Стены и колонны в том зале – десятки километров высотой, и от них исходит горячее желтое свечение, и сам воздух там подобен пламени. Я сказала – стены, но на самом деле для ада нет ничего внешнего, только твердый камень, простирающийся до бесконечности во всех направлениях, а ад вырублен внутри него. И даже если вы смогли бы сбежать оттуда, что невозможно, потому что вы прикованы к камню цепями, то все равно вам некуда было бы уйти. Все пространство заполнено миллиардами и миллиардами людей, скованных в узлы, которые висят один над другим. Тысяча таких связок вниз, тысяча в ширину и тысяча вверх. По миллиарду людей в каждой связке и тысячи, тысячи таких связок. Те, кто находится посередине, ничего не видят, но очень хорошо слышат друг друга – бесконечный стон муки. Единственный звук, который можно услышать в аду, – страшный, никогда не прекращающийся стон и вой всех миллиардов скованных цепями людей, что горят, но никогда не сгорают. Вот в чем весь ужас – гореть в адском пламени и никогда не сгореть.
Шив начинает ерзать на своем чарпое. С адом у христиан все в порядке. От жуткого рассказа у него встает член. Муки, крики ужаса, тела, корчащиеся в жутких муках, нагота, беспомощность всегда его возбуждали. Йогендра выкладывает высушенные пури в корзину. В его мертвых глазах пустота и отупение, а лицо не человеческое – скорее морда зверя.
– А суть-то в том, что длится это вечность! Тысяча лет для вечности всего лишь секунда. Век Брахмы не дотягивает даже до мгновения в аду. Проходит тысяча веков Брахмы, а ты все так же далек от конца. Ты еще в самом начале страшного пути. Вот куда вы все можете угодить. Демоны потащат вас вниз, закуют в цепи, положат на самый верх какой-нибудь связки грешников, и плоть начнет гореть, и вы попытаетесь не дышать огнем, но в конце концов все равно придется вдохнуть обжигающее пламя. И так будет длиться вечно. Единственный способ избежать ада – поверить в Господа Иисуса Христа и принять Его как вашего личного Бога и Спасителя. Другого пути нет. Только представьте – ад! Можете ли вы вообразить, что вас там ждет?
– Вот это?
Йогендра быстр и проворен, как кинжал в темном переулке. Он хватает Лейлу за запястье. Она кричит, но вырваться не может. На его лице все та же непроницаемая звериная маска, и он тянет руку девушки к кипящему маслу.
Ударом ноги по голове Шив отбрасывает Йогендру в противоположный угол комнаты: вместе с ним в разные стороны разлетаются пури. Лейла-Марта, вопя от боли и страха, бежит в другую комнату. Мать Шива отскакивает от плиты, от горячего жира, от коварного газового пламени.
– Убери его отсюда! Вон из моего дома!..
– Он уходит, – говорит Шив, двумя шагами пересекает комнату, хватает Йогендру за майку и вытаскивает его на грязную улицу.
Кровь струится из небольшой раны над ухом, но Йогендра продолжает тупо улыбаться звериной улыбкой. Шив швыряет его на противоположную сторону переулка. Йогендра не пытается отбиваться или сопротивляться, не делает никаких попыток бежать или даже беспомощно свернуться калачиком. Он принимает все удары с абсолютно равнодушным – вроде «а пошел ты на…» – выражением лица. Ударить Йогендру – все равно что ударить кота. Но коты никогда не прощают. А, черт с ним! Котов топят в речке. Шив бьет Йогендру до тех пор, пока не проходит голубизна по краям его зрения. Затем садится, прислонившись к стене лачуги, и закуривает биди. От своей сигареты зажигает еще одну и протягивает ее Йогендре. Тот без слов берет ее. Так они сидят и курят в грязном переулке. Шив давит окурок на картоне носком шикарной итальянской туфли.
Дерьмовый раджа!
– Пошли, дурак, нам нужно достать машину.
