Не говори, что у нас ничего нет – Мадлен Тьен

Вот что не говори, а любят современные авторы писать об ужасах, творившихся в отдельно взятых государствах в двадцатом веке. То тебе тоталитаризм и лагерная жизнь в Советском Союзе, то вот Китай с Мао, культурной революцией и другими страшными вещами, творившимися там.

И в общем-то, это хорошо, посыл таких книг ясен и не вызывает сомнений, другой вопрос насколько хорошо они написаны и как освещают поднимаемые ими темы.Роман, повествующий о жизни отдельно взятой семьи, в целом рассказывает историю всего Китая на протяжении длительного времени: с японской оккупации и до событий 1989 года на площади Тяньаньмэнь в Пекине. При этом отдельные сюжетные линии, посвященные уже следующему поколению главных героев, простираются вплоть до 2000-х годов.Конечно, главное внимание сосредоточено на внутриполитической ситуации Китая с приходом к власти коммунистов во главе с Мао Цзедуном: трудовое перевоспитание, отсутствие какой-бы то ни было свободы ни в чем, притеснения, репрессии, чистки, жизнь по заветам и речь лозунгами и выдержками из партийных документов, голод, холод, насилие и бессилие.

И через все повествование красной нитью проходит музыка, которая не только является смыслом жизни для главных героев, но служит отдохновением от ужасов внешнего мира и символизирует собой то прекрасное, что в нем есть.При интересной и волнующей тематике, мне показалось, что автор слегка переборщила с наполнением романа, стремясь практически объять необъятное: внутренняя и частично внешняя политика страны, классическая музыка, математика, эмиграция и жизнь в Америке, личные и общественные взаимоотношения героев.

Обилие тем, сюжетных линий, действие которых идет в разные временные отрезки, порой сбивает с толку и мешает сосредоточиться на главном. Ну и прорывающийся пафос порой сильно резал ухо, равно как и при всей болезненности истории не было чувства сопричастности автора к рассказываемому ей. При всем желании и литературных достоинствах этого и упомянутых мной произведений, мне никак не удается проникнуться рассказываемым ими. Не цепляет, оставляя чувство хорошо проделанной авторской работы, идущей скорее от ума, но не от сердца. Увы…

Книга спасла мне отпуск в какой-то степени, потому что осталась предпоследней взятой с собой, а до отлета оставалась целая неделя, ну и в общем четыре дня я промучилась с чтением того, что бросила бы страниц через сто, если бы имелась альтернатива, а так пришлось догрызать до конца. Автор хоть и частично китайского происхождения, но родилась уже в Канаде и про китайские быт и нравы знает в лучшем случае по рассказам, ну и живописать ужосы китайских земельной реформы и культурной революции, будучи 1974 года рождения в Канаде, как-то… не внушает доверия. Прямые ассоциации с нашими беглыми белыми и прочими невозвращенцами, которые на западе ваяли жуткие агитки про ужасный Советский Союз – но те хотя бы что-то застали, а тут совсем на книгах и свидетельствах бежавших на запад все основано. Незнание матчасти проявляется в мелочах, например, в шестидесятые откуда-то фигурируют Киргизстан и Туркмения, визит Горбачева в Китай в мае 1989 года называется «первым визитом советского руководителя за сорок лет», тогда как Хрущев приезжал в Пекин в 1959 на празднование десятилетия китайской революции. Студентке, принимавшей активное участие в протестах на площади Тяньаньмэнь, в 2016 году почему-то всего 35 лет. Не очень раскрывается тема того, что после смерти Мао на его жену, актрису Цзян Цин, возложили ответственность за все перегибы этой политики и приговорили ее к смертной казни, но приговор заменили на пожизненное, как и остальным членам «Банды четырех». Людям, талантливым поэтам и музыкантам, которых перемололо в горниле революции и последующих чисток (исходя из истории, обязательных в революционное время), безусловно, сочувствую, но как-то автор чересчур много намешала, здесь и классическая музыка, и математика, и китайская поэзия, и политические события, и эмигрантская тоска, и даже ЛГБТ-линия. Усугубляло впечатление то, что повествование постоянно прыгает туда-сюда во времени, и не просто из прошлого в настоящее, а прошлое поделено на четыре отрезка, между которыми тоже скачки.

Я бы лучше прочитала «Книгу записей», о которой тут говорится много, но это как напевание Шостаковича Рабиновичем.

А сам роман на фоне обострения отношений между Америкой и Китаем выглядит агиткой, призванной попугать доверчивых жителей Запада стррашными комми.

Книга, несомненно, найдет у нас своего читателя, но я, увы, не из числа поклонников.

Редкая птица дочитает до середины кирпича Тьен (это не я такая умная, это жестокая статистика), а ведь на шести с половиной сотнях страниц можно найти почти все модные нынче в просвещенном кругу темы (и такие близкие, что ни в сказке сказать, ни матом сформулировать): поиск эмигранткой корней внутреннего раздрая и собственной идентичности, прощение отцов и трагедии детей, шрамы тоталитаризма, бессмысленность бунта против системы (привет классическим антиутопиям) и мое любимое «кровь не водица».Мари Цзян, гениальный математик со съехавшей от раздвоения – китайские корни и канадское настоящее – жизни кукушечкой, пытается отыскать истину о бросившем их и самоубившемся в 1989 году отце не в вине, а в забытых рассказах подружки детства Ай Мин, бежавшей в том же 1989 году после «событий» на площади Таньаньмень, о жизни выживании одной семьи в китайской Культурной революции (ККР).Частью революционно настроенная, частью пацифистская, частью из бывшего помещичьего класса, вся она постепенно попадает под каток системы, несмотря на своевременные самокритики, отмежевания и умолчания, и вывозит это по-разному (или не вывозит). Старый революционер Папаша Лютня, молодой композитор Воробышек, репрессированные остатки ветви землевладельцев Завиток и Вэнь Мечтатель, их дочь скрипачка Чжу Ли. Никто из вшивых интелов не уйдет от справедливого народного гнева: раздавят, осудят, сошлют и перевоспитают.Что-то знакомое слышится на каждой страничке – не только лишь в бряцанье сапог хунвейбинов по двору консерватории, но и в занятиях политинформации, которые молодежь частью старается отбыть, чтобы вернуться к своей жизни, а частью – принять всем сердцем каждое слово партии с солнца-Мао. А еще в молчании, которым ты пытаешься спасти то, что внутри, а потом оказывается, что внутри ничего и не осталось, кроме этого молчания.К «событиям» на полщади Таньаньмэнь, ради которых мы вроде как и собрались, автор подходит будто бы исподволь, плавно переключая фокус с отношений внутри каждого поколения (четыре сотни страниц, ну) на отношения между поколениями – между отцами, которые выживали, отказываясь от себя и других, и детьми, которые не прочь отказаться от всего этого наследия.Тьен удалось увернуться от декларирования одной из версий причин протестов: ее героиня присоединяется к студентам стихийно, не столько из-за гражданской позиции, сколько за подругой и в поисках себя. Но легче на финальных аккордах от этого, конечно, не становится.«Как нам теперь со всем этим жить?..» – спрашивали жители Пекина после четвертого июня. Да вот так, собственно, и жить. Подмести тротуары, вытереть кровь и слезы, написать осуждения бунтовщиков и жить свою жизнь, полную мелких предательств и осторожности, говорит Тьен. Что нам остается?К концу книги с ее материей что-то происходит: люди, о которых рассказывали истории, стали выглядеть намного более реальными, чем сама рассказчица (ощущение, о котором она упоминала по ходу произведения не раз). Он связан в том числе с концепцией времени у китайцев: вроде как там «послезавтра» – это день позади, а «позавчера» – впереди. («Эй, я тебе то же самое пытался объяснить, только про нас, а не про китайцев», – кричит мне с полки Прилепин . Ой, что ты начинаешь, и до тебя руки дойдут.)Сама книга (всамделишняя) превращается в симфонию для скрипки и фортепиано – последнее и единственное сохранившееся – произведение композитора Воробушка, который так и не стал великим.И одновременно другая книга (внутри реальной книги) – «Книга записей» – после стольких переписываний, изменений, зашифровок каждым переписчиком своей потери и боли становится больше чем просто книгой – памятником нерукотворным Китаю, его жертвам и конформистам, несчастному, но стойкому народу.Несмотря на творящуюся в книге дичь, Тьен удается избежать как принудительного деления всех и вся на палачей и жертв, так и поиска в творящих жестокости людях внутреннего раненого ребенка. И оно и к лучшему – стиль книги и без того зубодробительный, если бы еще оценочности отсыпали, мы бы до вечера не разошлись.Еще есть что-то странное в именах героев (и это не проблема перевода, такая же история в оригинале): есть среди них Jiang Kai (Цзян Кай) и Sparrow (Воробышек), Zhuli (Чжу Ли) и Flying Bear (Летучий Медведь). То есть китайские имена и почему-то расшифрованные английским китайские имена смешиваются для главных и второстепенных героев. Это не то чтобы неприятно (ладно, бесит), было бы логичнее сноски что ли какие-нибудь поставить, чай читатель не дурак, запомнит с одного раза.Я вот тут еще подумала, что книга о китайских студентах 1989 года не должна быть такой остросоциалочкой для россиянина в 2021-м. Но вселенной, получается, плевать на мнение маленьких женек.