1644–1694
Луна – путеводный знак —
Просит: «Сюда пожалуйте!»
Дорожный приют в горах.
Наскучив долгим дождем,
Ночью сосны прогнали его…
Ветви в первом снегу.
Ирис на берегу.
А вот другой – до чего похож! —
Отраженье в воде.
Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен… Недвижно
Стою в забытьи.
В ответ на просьбу сочинить стихи
Вишни в весеннем расцвете.
Но я – о горе! – бессилен открыть
Мешок, где спрятаны песни.
Люди вокруг веселятся —
И только… Со склонов горы Хацусэ́
Глядят невоспетые вишни.
Ива свесила нити…
Никак не уйду домой —
Ноги запутались.
Покидая родину
Облачная гряда
Легла меж друзьями… Простились
Перелетные гуси навек.
О ветер со склона Фудзи!
Принес бы на веере в город тебя,
Как драгоценный подарок.
Новогоднее утро
Всюду ветки сосен у ворот.
Словно сон одной короткой ночи —
Промелькнули тридцать лет.
«Осень уже пришла!» —
Шепнул мне на ухо ветер,
Подкравшись к постели моей.
Иней его укрыл,
Стелет постель ему ветер…
Брошенное дитя.
На голой ветке
Ворон сидит одиноко.
Осенний вечер.
Сегодня «травой забвенья»
Хочу я приправить мой рис,
Старый год провожая.
Все выбелил утренний снег.
Одна примета для взора —
Стрелки лука в саду.
Как разлилась река!
Цапля бредет на коротких ножках
По колено в воде.
Тихая лунная ночь…
Слышно, как в глубине каштана
Ядрышко гложет червяк.
Богачи лакомятся вкусным мясом, могучие воины довольствуются листьями и кореньями сурепки. А я – я просто-напросто бедняк
Снежное утро,
Сушеную рыбу глодать одному —
Вот моя участь.
Девять лет я вел бедственную жизнь в городе и наконец переехал в предместье Фукагава. Мудро сказал в старину один человек: «Столица Чанъань – издревле средоточие славы и богатства, но трудно в ней прожить тому, у кого нет денег». Я тоже так думаю, ибо я – нищий
Шатая дощатую дверь,
Сметает к ней листья с чайных кустов
Зимний холодный вихрь.
Что глупей темноты!
Хотел светлячка поймать я —
И напоролся на шип.
Юной красавице
Мелькнула на миг…
В красоте своей нерасцветшей —
Лик вечерней луны.
Мой друг Рика прислал мне в подарок саженцы банановой пальмы
Бананы я посадил.
О молодой побег тростника,
Впервые тебе я не рад!
Росинки на горных розах.
Как печальны лица сейчас
У цветов полевой сурепки!
Весной собирают чайный лист
Все листья сорвали сборщицы…
Откуда им знать, что для чайных кустов
Они – словно ветер осени!
В хижине, крытой тростником
Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь напролет.
Печалюсь, глядя на луну; печалюсь, думая о своей судьбе; печалюсь о том, что я такой неумелый! Но никто не спросит меня: отчего ты печален? И мне, одинокому, становится еще грустнее
Печалью своей дух просвети!
Пой тихую песню за чашкой похлебки,
О ты, «печальник луны»!
Зимней ночью в предместье Фукагава
Весла хлещут по ледяным волнам.
Сердце стынет во мне.
Ночь – и слезы.
Ночной халат так тяжел.
Чудится мне, в дальнем царстве У
С неба сыплется снег…
Ива склонилась и спит,
И кажется мне, соловей на ветке —
Это ее душа.
В печали сильнее почувствуешь, что вино – великий мудрец; в нищете впервые познаешь, что деньги – божество
Пируют в дни расцвета вишен.
Но мутное вино мое бело,
Но с шелухою рис мой черный.
Далекий зов кукушки
Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
Перевелись поэты.
Первая проба кисти в году
Настал новогодний праздник.
Но я печален… На память мне
Приходит глухая осень.
Послышится вдруг «шорх-шорх».
В душе тоска шевельнется…
Бамбук в морозную ночь.
Рушат рис
Не узнают суровой зимы
В этом доме… Пестика дробный стук —
Словно сыплется частый град.
На чужбине
Тоненький язычок огня, —
Застыло масло в светильнике.
Проснешься… Какая грусть!
Ворон-скиталец, взгляни!
Где гнездо твое старое?
Всюду сливы в цвету.
Бабочки полет
Будит тихую поляну
В солнечном свету.
Встречный житель гор
Рта не разомкнул. До подбородка
Достает ему трава.
Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.
И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.
Цветы увяли.
Сыплются, падают семена,
Как будто слезы…
Порывистый листобой