Люттоли (Луи Бриньон)
К.Т.О.-2
Глава 35
Август 1954 года
Дабсон плотничал в своей мастерской. Изготавливал два стула на продажу, но работа не шла. Сиденье и спинка получились на славу, а вот ножки почему-то всё время получались кривыми. Он успел сменить дюжину досок. Все, как на подбор, ровненькие и гладкие, но вот ножки получались деформированные. Кривизна не поддавалась никакому воздействию и сводила всю работу на нет. Дабсон никак не мог взять в толк почему так происходит. Никогда прежде подобного не случалось. Да и руки словно отказывались вытачивать из досок ножки. Следовало отдохнуть, сделать передышку и подумать работа не клеится.
Пот лил ручьём и заливал глаза. Он попытался вытереть его рукавом рубашки, но… не смог. В правой руке он держал рубанок, а в левой топор. Они намертво прилипли к пальцам. Он попытался положить их на стол, но опять не смог. Попытался выбросить… и здесь неудача. А пот всё сильнее и сильнее заливал глаза. Появилась боль… он закричал и… почувствовал облегчение. В сарай вошла… Анна. Видимо, она услышала, как он кричит. Анна бережно убрала пот белым платком, осторожно освободила руки от инструментов, поцеловала в губы и с нежностью промолвила.
– Отдохни немного… а когда отдохнёшь позаботься о моей дочери. Она нуждается в тебе. Будь ей отцом… и обязательно приведи ко мне… я буду ждать, – Анна красиво улыбнулась и вышла из сарая.
– Анна! – позвал Дабсон. Но она не услышала. Зовя её по имени, Дабсон выбежал из сарая. Но и во дворе её не оказалось.
– Анна! – изо всех сил закричал Дабсон и… проснулся. Шея и лицо взмокли от пота. Руки и ноги дрожали не переставая. За семь дней прошедших после смерти, Анна впервые ему приснилась. Каждое сказанное ею слово врезалось ему в душу. Повторяя их словно молитву, он босиком, в одних трусах вышел во двор и сунул голову под кран с холодной водой.
Освежившись, он очень долго стоял и смотрел на ночное небо словно пытаясь услышать ответы на свои вопросы. Ну а потом вернулся в дом и лёг на кровать. Но сон больше не шёл хотя часы показывали четверть третьего ночи.
После небольшого усилия над самим собой Дабсон встал, оделся, взял ключи от машины, потом открыл ящичек Анны, в котором она хранила скудные украшения и… ключи от своего дома.
Дабсон не смог бы объяснить почему на ночь глядя собрался и поехал к Тори. Ему просто надо было поехать и всё тут.
Поездка по ночному городу успокаивала. Вокруг тишина. Горят отдельные уличные светильники. Обычно возле красочных вывесок с рекламой телевизоров. Новое и очень дорогое удовольствие, которое мало кто мог себе позволить. Ведь кроме покупки телевизора приходилось ещё и отдельно платить за просмотр.
Спустя четверть часа Дабсон уже открывал входную дверь ключами Анны. Вокруг темнота. Ни звука. Видимо, Тори уехала в Лондон. Ведь она даже на похороны матери не пришла. Не захотела. Мать для неё ничего не значила. Вообще ничего.
Он включил свет и осмотрелся. Пусто. Инстинктивно следуя профессиональной привычке, Дабсон бегло осмотрелся. Все комнаты пустые. Никого нет. Этого стоило ожидать.
Покидая дом Дабсон, дёрнул ручку ванной, но… дверь не открылась. Он ещё несколько раз подёргал, но та и не думала поддаваться. Он помнил, что снаружи замка никогда не было. Она закрывалась только изнутри… на защёлку. Когда эта мысль дошла до сознания Дабсона у него вырвались проклятия. Он побежал в кладовую, забрал оттуда топор и вернувшись назад стал выламывать отверстие над ручкой. Очень скоро дерево поддалось. Появилась дыра. Он просунул руку в эту дыру и отодвинул защёлку. Дверь со скрипом отворилась. Взгляду предстало совершенно белое безжизненное лицо. Тори полулежала на полу. Голова, свесившись на бок упиралась в стенку.
– Зачем? Ну зачем? – закричал Дабсон.
Он бросился на колени рядом с телом и приложил пальцы к шее. Почувствовав едва уловимый толчок, он взял Тори на руки и выбежал с ней из дома. Через минуту он уже на полной скорости мчался в больницу.
Передав Тори на попечение врачей Дабсон, никуда не ушёл. Он нервно ходил по коридору и раз за разом повторял: она знала, Анна всё знала… Господи! Как хорошо, что я её послушал…
Спустя час врачи сообщили, что им удалось спасти Тори. Судя по всему, она была сильно истощена. Положение осложнялось тем, что организм долгое время не получал воды и еды, но жизни больше ничего не угрожало. Ещё один, два дня и всё могло закончится гораздо хуже. Она могла умереть.
Дабсон облегчённо вздохнул и мысленно возблагодарил Бога. Потом поехал на кладбище к Анне, чтобы рассказать благие новости. По пути он нарвал в чьём-то саду свежие цветы. В качестве ущерба он оставил на пороге дома купюру в пять фунтов.
Цветы легли на могилу Анны.
– Я успел, Анна! Успел! Можешь больше не волноваться за дочь. Я позабочусь о ней. Да, у меня есть к ней обиды. Да, у меня в сердце полно ненависти к ней. Но больше всего я виню её за твою смерть. И всё же… я дам ей родительскую заботу… потому что ты этого хочешь…
После посещения могилы Анны в душе Дабсона возникло необычное облегчение. По пути домой его не оставляло ощущение, что она сейчас встретит его как обычно… улыбкой полной любви. Но… никто не встретил и больше никогда не встретит.
Дабсон выпил чашку чая на пустой желудок и приступил к работе. У него на самом деле имелся заказ на два стула. Следовало успеть их изготовить до завтрашнего дня. На сей раз работа пошла настолько гладко и настолько быстро, что уже к вечеру оба стула стояли готовые к отправке заказчику. Он несколько раз придирчиво осмотрел результат, но не нашёл ни единого изъяна. На самом деле получилось очень хорошо. Теперь и поесть можно. В животе так и урчало. Он целый день не ел. Но… в голод вмешались мысли об Анне. Он всё время её вспоминал и даже мысленно вёл беседу. Дабсон даже отдалённо не представлял, как сильно успел привязаться к ней за год совместной жизни. Понимание пришло вместе с чувством потери.
Вспоминая свои отношения с Анной, он каждый раз корил себя за недостаточное внимание к ней, а порой и открытую грубость. Да он любил её, и они пережили вместе много чудесных мгновений, но ведь случались и ссоры. Он обижал Анну, а она… молчала. Она всегда молчала… и сейчас молчит.
Дабсон сам не заметил, как оказался у пекарни месье Сошу. И сам не осознал, что покупает булочки… те самые, которые Анна всегда покупала для Тори. Понимание происходящего пришло, когда вся в чёрном появилась миссис Сошу. Она выхватила из рук супруга пакет с булочками не позволяя отдать его Дабсону, а затем с какой-то звериной яростью закричала ему в лицо:
– Зачем ты её спас?! Зачем? Она моего сына убила! Она убила твою жену и собственную мать! А ты ей булочки в больницу носишь? Пусть с голода подыхает. Не дам ничего.
– Я уже заплатил! – Дабсон одним движением выхватил у неё пакет и направился к выходу.
– Если она здесь снова появится, я её своими руками задушу! Так и передай! – вслед ему понёсся злой крик.
Дабсон не стал отвечать миссис Сошу. Он лучше всех понимал её чувства. Она права… тысячу раз права… и зачем я купил эти булочки? Откуда это вообще взялось? – задавая себе эти вопросы Дабсон поехал в больницу.
Когда он приехал туда часы показывали девять вечера. Тори к тому времени пришла в сознание, но была ещё слишком слаба и не могла подняться с постели. Её койка находилась где-то посередине целого ряда кроватей с больными, возле которых сновали две медсестры.
Не обращая ни на кого внимания, Дабсон подошёл прямо к Тори и сделав усилие посмотрел ей в глаза. Она встретила его появление молчаливым взглядом, в котором отчётливо читался один единственный вопрос:
– Я знаю, знаю… каково тебе сейчас… знаю, но ничего не могу с собой поделать. Я ненавижу тебя за то, что ты сделала с Анной и никак не могу избавиться от этого чувства, – Дабсон положил пакет с булочками на белую прикроватную тумбочку, и устремил на Тори жёсткий взгляд. – Этой ночью ко мне во сне пришла Анна. Она просила позаботиться… о тебе. Поэтому, я буду рядом с тобой пока ты не поправишься. Если снова перестанешь есть… я накормлю тебе силой. Я сделаю всё, слышишь? Я сделаю всё для тебя… ради моей Анны… и ты примешь это… ради своей матери…
В глазах Тори так и стояли слёзы. Она ничего не могла сказать. Да он и не ждал ответа. Просто достал из пакета одну булочку и вложил ей в руку. А потом повернулся и ушёл.
Спустя три дня Тори оправилась настолько, что её выписали из больницы. Дабсон заехал за ней, а потом отвёз на кладбище к могиле матери. Там он оставил Тори одну и ушёл, чтобы она смогла спокойно поговорить с ней наедине.
Тори подошла спустя час. Она выглядела очень… тихой, но спокойной. Дабсон отвёз её домой, а затем вернулся к себе. Ему необходимо было приступить к выполнению нового заказа.
Ближе к вечеру он купил продукты и снова поехал домой к Тори. Он застал её лежащей на постели. Дабсон приготовил ужин, накрыл на стол, а потом позвал Тори. Она даже не пошевельнулась. Тогда он просто поднял её с постели, взял за руку, повёл к столу и усадил перед тарелкой супа. Потом вложил в руку ложку и коротко пояснил чего её стоит ждать:
– Или ты сама поешь или я накормлю тебя силой. Выбор за тобой!
Тори шевельнулась. Ложка пришла в движение. Она медленно стала есть. Очень медленно. За время ужина она несколько раз порывалась встать, но Дабсон ей не позволил. И лишь когда она всё съела, он отвёл её в спальню, уложил на кровать и накрыл одеялом. Ну а потом молча вышел, закрыл входную дверь на ключ и поехал домой.
На следующее утро всё повторилось в точности. Дабсон приехал. Тори лежала на постели. Он приготовил еду и снова заставил её есть. Потом уехал работать и вернулся только вечером, чтобы приготовить для неё ужин.
Дни проходили один за другим, но ничего вообще не менялось. Тори абсолютно ко всему оставалось безучастной. Ей постоянно кто-то звонил, но она не отвечала. Ей постоянно угрожал кто-то из соседей, а она оставалась к этим угрозам равнодушной. Из Лондона приехал Пополус, но она и с ним не стала разговаривать.
Дабсон всему был свидетелем. Он не мешал и вмешался лишь раз вечером, когда под её окнами появилась миссис Сошу и вперемежку с проклятиями пригрозила убить Тори. Она тогда просто поднялась и открыла окно. Потом снова легла. А Дабсону пришлось в тот день остаться на ночь, поскольку миссис Сошу была настроена весьма воинственно. Наутро он с ней побеседовал и пригрозил открыть на неё уголовное дело в случае, если она не перестанет преследовать Тори.
Так они и жили: отчасти в ненависти, отчасти в равнодушие, среди отчуждения и постоянных угроз. По мере того, как Тори восстанавливалась физически Дабсон начал подумывать о том, чтобы перевезти её в другой город. Здесь, после того что случилось с Пьером и Анной люди её ненавидели.
Глава 36
Скотланд-Ярд
Хоум-офис проводил в Скотланд-Ярде расширенное заседание с участием представителей министерства юстиции, прокураторы и полиции. В центре стола лежали свежие номера крупных газет с кричащими заголовками: «Кто убийца Роберта Вудвилла», «Полиция ослепла», «Можем ли мы доверять Скотланд-Ярду», «Общество требует найти убийцу Роберта Вудвилла», «Молчание Тори Мадлен» и ещё десяток подобных заголовков, которые дословно и выразительно перечислил Джон Конвей представитель Хоум-офиса. Одним перечислением он не ограничился.
– Ситуация крайне неприятная для всех нас, и она имеет склонность ухудшаться, – говорил он, обращаясь ко всем своим коллегам одновременно. – Мы все здесь сегодня собрались, чтобы обсудить создавшееся положение и выработать решения, которые способны как-то сдвинуть с места наше самое главное расследование на данный момент. Общество требует результатов по делу Роберта Вудвилла. А у нас ничего нет. Или есть? Детектив Кулевски. Просветите нас по этому поводу.
Конвей сделал приглашающий жест. Кулевски не вставая заговорил с места. Заговорил тяжело, роняя каждое словно глыбу.
– У нас ничего нет. Вообще ничего. Мы топчемся на месте. Проведены сотни допросов, в том числе и перекрёстные, проверена каждая деталь, мы по минутам воспроизвели обстановку в доме с момента прибытия свидетелей и до убийства Вудвилла, но зацепиться не за что. Единственно, сомнение вызывает Эмили Лобер. Несколько минут она находилась вне поле зрения остальных свидетелей. К тому же она первая увидела мёртвого Вудвилла. У нас есть основание предъявить ей обвинение, но…
– Нет никаких шансов выиграть дело в суде! – подхватил Конвей и тут же энергично затряс головой. – Ни в коем случае детектив. Если мы сейчас, когда вся общественность ждёт от нас конкретных шагов, выйдем со слабым обвинением… положение ухудшится в разы. Рисковать нельзя.
Кулевски в ответ развёл руками.
– Мы работаем. Ищем ответы. Перетряхиваем всех, но пока не нашли ни одной стоящей зацепки. Проблема состоит в том, что детективы, первоначально расследующие убийство не провели полный комплекс мер по прибытию на место. У нас фактически одиннадцать обвиняемых и теоретически каждый из них мог убить. Их наверняка можно было уличить по горячим следам. А теперь… время упущено. Всё стало гораздо сложнее. Гораздо. Одно дело, когда ты сам начинаешь, проводишь следственные действия на месте, а другое дело, когда принимаешь дело… нам понадобится время. Возможно, много времени.
– А что с письмами? Ведь на месте убийства ещё письма нашли?! – спросил представитель министерства юстиции.
Кулевски снова безнадёжно развёл руками.
– Мы всё проверили. Повторно сняли отпечатки пальцев с конвертов и карточек, и сравнили их с отпечатками пальцев свидетелей. Предыдущие детективы уже проводили такую же экспертизу, но мы решили проверить результаты. Нет ни одного совпадения. Определённо никто из свидетелей их не касался. Исключение составляет только Вудвилл. Его отпечатки обнаружили на всех письмах. И это не удивительно. Письма хранились у него в сейфе. Мы проверили почту, которая указана на всех конвертах. Поговорили со всеми служащими этой почты, показали им фотографии всех членов Королевского Театрального Общества включая Вудвилла. Ничего. Вообще ничего. Никто из этих двенадцати человек не появлялся на почте. Скорее всего, письма для внутреннего пользования или их просто не успели отправить, или кто-то собрал и отнёс Вудвиллу, или ещё есть члены этого общества. В общем, там зацепиться не за что. Да мы всё, абсолютно всё проверяем. Ни единой детали не упускаем, но ощутимых результатов пока нет. Это ситуация на данный момент.
– Позиция Скотланд-Ярда понятна, – коротко изрёк Конвей. – Прежде, чем мы перейдём к обсуждению мер способных усилить и ускорить расследование, мне бы хотелось выслушать прокурора Грилиша, который непосредственно представляет обвинение по делу Йохана Кайнцмана. Возможно, он нам чем-то поможет. Мы его специально пригласили, и он любезно согласился просветить нас по поводу своих успехов.
Все взгляды обратился в сторону мужчины с прыщавым лицом. Этот был тот самый прокурор, который представлял обвинение на процессе Сакса.
Грилиш не заставил ждать с ответом.
– Боюсь, вы не того человека пригласили. Следовало обратиться за помощью к Тори Мадлен.
– Мы пытались, но она не стала с нами разговаривать! – подал голос Кулевски.
– Попытайтесь ещё раз! – посоветовал Грилиш. – Если кто и может вам помочь, так это именно она.
– Мистер Грилиш, у вас есть основания для таких выводов? – спросил представитель министерства юстиции.
– Безусловно! – подтвердил Грилиш. – Поскольку ситуация действительно сложная, думаю необходимо рассказать кое-какие детали в рамках тайны следствия, – последние два слова он особо подчеркнул, но все и без того знали, что тема сегодняшней беседы не подлежит разглашению. – Так вот, – захватив всеобщее внимание деловито продолжал Грилиш. – У нас не имелось ни малейших оснований для обвинения Кайнцмана. Я лично был просто убеждён в вине Сакса. И тут появляется Тори Мадлен. Я и близко не представляю какими мотивами она руководствовалась, однако… уже на первом слушание после показаний свидетеля она попросила отсрочку на две недели и в качестве причины сообщила, что Роберт Вудвилл может быть причастен к убийствам, которые вменялись в вину Саксу. Дальше интересней, – продолжал Грилиш интригуя коллег всё больше и больше. – Спустя два дня она мне позвонила, и мы вместе отправились к судье. На встрече Тори Мадлен заявила, что двойное убийство частных детективов и убийство Вудвилла связаны. Кстати сказать, это главная причина моего присутствия сегодня. У меня есть все основания доверять этим выводам, поскольку тогда же она заявила. Цитирую дословно: Убийство совершили Вудвилл с Кайнцманом. Стрелял Кайнцман. Он не тот, за кого себя выдаёт. И она оказалась чертовски права. Мы нашли оружие убийства. А два дня назад позвонила женщина из Бедфорда. По фотографии в газете она опознала Йохана Кайнцмана. Во время войны эта женщина сражалась в рядах французского сопротивления и видела его лично в Париже. Она утверждает, что Кайнцман офицер Абвера и лично её допрашивал перед отправкой в концлагерь. Она утверждает, что его настоящее имя: Уве. Фамилии она не знает. Сейчас мы проверяем эту информацию. Женщина абсолютно уверена, и готова предоставить адреса двух своих выживших друзей, которых этот Уве допрашивал вместе с ней. В связи с этими фактами, я склонен согласиться с выводами Тори Мадлен. Скорее всего, мы не там ищем, поэтому и топчемся на месте. Вероятней всего, Роберт Вудвилл занимался грязными делами, поэтому его и убили. А свидетели просто оказались не там и не в том месте. Они не имеют отношения к убийству.
