На следующее утро ровно в десять, как и было обусловлено, я появилась в Киннаирд-лодж. Берил уже вовсю хлопотала на кухне: разделывала двух огромных лососей, явно предназначенных для сегодняшнего ужина.
– Доброе утро, Тигги, – поприветствовала она меня с несколько натянутой улыбкой. – Ну, что, готовы сегодня выступить в роли гида-экскурсовода? Он уже ждет вас в гостиной.
– Надеюсь, Берил, я не заблужусь по ходу этой экскурсии. Я ведь еще ни разу не объезжала поместье одна. Только вместе с Кэлом.
– Думаю, не заблудитесь. Обязательно прихватите с собой радиопередатчик, на всякий случай. А вон в той корзинке – термос с горячим кофе и коробка с песочным печеньем.
– Спасибо.
– Пожалуй, вам пора отправляться в путь. Если начнется сильный снегопад, немедленно возвращайтесь домой.
– Хорошо.
Я вышла из кухни и направилась по коридору в сторону большой гостиной. Зед сидел возле камина, на журнальном столике перед ним лежал раскрытый ноутбук. Воздух в комнате был спертый, сильно пахло застоявшимся табачным дымом и спиртным.
– А, вот и мой водитель наконец-то прибыл, – оторвался Зед от дисплея и улыбнулся мне. – И в самый подходящий момент. Потому что я уже готов был от злости выбросить свой ноутбук в окно. Представляете? Во всем доме Интернет работает надежно только в кабинете экономки. А мне вовсе не хочется посягать на ее суверенную территорию.
– О, Берил никогда бы не стала возражать.
– Должен заметить, что она – очень любопытная женщина и не из тех, кем сильно покомандуешь, – обронил Зед, поднимаясь со своего места и направляясь ко мне. – Я вообще не уверен, что снискал ее расположение. По-моему, Берил не одобряет меня.
– Напротив! Во время новогоднего ужина она сказала мне, что вы – истинный джентльмен.
– О, тогда она глубоко заблуждается на мой счет, – рассмеялся в ответ Зед, но, увидев ошарашенное выражение моего лица, тут же осекся. – Шучу, Тигги, шучу. Ну, что? В путь?
На улице я поставила корзинку с провизией на заднее сиденье машины, рядом положила радиопередатчик, после чего села за руль «Берил». Потом показала Зеду, усевшемуся рядом со мной, как именно следует управляться с дверцей, чтобы закрыть ее.
– Думаю, хозяину все же стоит вложить кое-какие средства, чтобы обзавестись пристойным транспортом для своих гостей, – недовольно обронил он, когда машина наконец тронулась с места и затряслась по дорожке, ведущей от дома. – Дамы, вернувшись после вчерашней экскурсии, жаловались, что нажили себе множество синяков на мягких частях тел.
– Думаю, у лэрда наверняка имеются такие планы, но, как вы знаете, они еще только открывают свое поместье для туристов. А все остальное вас устроило? Вам было удобно тут жить?
– Все было чудесно. В высшей степени замечательно. Все, кроме машины. – Он искоса глянул на меня, пока я преодолевала очередной крутой поворот. – А вы гораздо выносливее, чем кажетесь. Я прав?
– Наверное. Я ведь привыкла жить на природе.
– И что же девушка из Швейцарии делает в такой глуши?
Я коротко посвятила спутника в суть моих нынешних обязанностей, осторожно сползая вниз по склону прямо в ущелье.
– Взгляните вон туда! – воскликнула я, затормозив машину и схватив бинокль с заднего сиденья. Бинокль я вручила Зеду. – Видите, вон там, на холме, рядом с небольшой рощицей пасется небольшое стадо самок благородных оленей?
Зед навел бинокль в ту сторону, куда указывал мой палец, сосредоточенно разглядывая заснеженные деревья.
– Да, я вижу их.
– Большинство этих самочек сейчас беременны, а потому они держатся отдельно от самцов. Тех мы скоро увидим на южных склонах ущелья. Греют себе бока на солнышке, пока самочки трясутся от холода в тени, среди заснеженных деревьев.
– Типичный мужской эгоизм – выбирать себе местечко потеплее и поуютнее, – хохотнул в ответ Зед, возвращая мне бинокль.
– Боюсь, в эту пору года здесь немного можно увидеть. Все ведь в снегу. Вы приезжайте сюда летом, когда все долины оживают. Здесь очень красиво.
– Могу себе представить. Хотя я по жизни типичный горожанин.
– И где вы живете?
– У меня есть апартаменты в Нью-Йорке, Лондоне, Цюрихе, а на летний период отправляюсь в Сен-Тропе. Там у меня своя яхта. Я вообще много перемещаюсь по свету.
– Получается, что вы очень занятой человек.
– Так оно и есть. Особенно последние несколько месяцев… Они были очень трудными и хаотичными. – Зед издал глубокий вздох. – Итак, это все, что здесь есть? – спросил он у меня, когда мы углубились в лесистые пространства, раскинувшиеся вокруг поместья.
Все кругом утопает в глубоком снегу, покрыто толстым слоем льда. Действительно, и показать-то особо нечего.
– Чуть дальше, выше в горах, можно увидеть пасущийся скот. Очень живописно смотрится на высокогорных пастбищах. А если нам повезет, то сможем еще увидеть беркута в полете.
– Ну, это если повезет… Что вряд ли. Думаю, с меня достаточно, Тигги. Все, что мне надо сейчас, это обед в каком-нибудь тихом местечке, стакан хорошего вина и полыхающий огонь в камине. Вы знаете какой-нибудь подходящий паб или ресторан поблизости?
– К сожалению, нет. Я практически никуда не выбиралась за пределы имения.
– Что ж, в таком случае, поворачиваем обратно на базу. Я уже изрядно замерз. Знай я заранее, что в машине нет климат-контроля, я бы надел теплый лыжный костюм.
– Ладно! – послушно кивнула я головой и довольно уверенно совершила на скользкой дороге разворот в три приема. – Думаю, Берил сообразит вам что-нибудь вкусненькое по возвращении.
– Буду откровенен с вами, Тигги. Сегодня меня интересовали не столько деревенские пейзажи.
Я почувствовала на себе его буравящий взгляд, но предельно сконцентрировала все свое внимание на дороге, покрытой сплошной коркой льда. И все же непроизвольно покраснела, за что готова была возненавидеть саму себя.
Вернувшись в Киннаирд-лодж, я поплелась следом за Зедом в дом, а тот направился прямиком на кухню, явно застав врасплох Берил. Та как раз обучала Элисон, как надо правильно печь пироги. Девчушка, перемазанная мукой с головы до пят, беспрекословно раскатывала на столе тесто, придавая ему ту форму, которую требовала от нее Берил.
– На улице страшная холодина, Берил, – объявил ей прямо с порога Зед. – К тому же в вашем лендровере нет климат-контроля. Конечно, если бы я знал об этом заранее, то можно было бы воспользоваться моей машиной. Но теперь уже слишком поздно. Пожалуйста, растопите в гостиной камин и принесите туда сэндвичей для нас обоих. Да, и еще два бокала вина, того белого «каберне совиньон», что я привез с собой.
– Мне уже пора заняться своей работой, – едва слышно пробормотала я.
– Но неужели вы не можете сделать короткий перерыв на ленч, Тигги? Уверен, что можете. К тому же мне совсем не хочется есть в одиночестве.
Я бросила умоляющий взгляд на Берил, которая стоически его проигнорировала.
– Как прикажете, сэр, – ответила она Зеду. – Ступайте в большую гостиную, а я сейчас подам туда бутерброды и вино. Проводите его, Тигги, и, будьте столь любезны, растопите камин, пока я буду тут возиться с закусками. Я буду готова буквально через несколько минут.
Берил озвучила свою просьбу приказным тоном, и мне оставалось лишь повиноваться. Я молча повела Зеда в гостиную, а там занялась камином.
– Вот это совсем другое дело! – воскликнул Зед, присаживаясь поближе к камину и протягивая руки к огню, чтобы согреть их. – Как жаль, что у нас нет горячего глинтвейна. Я бы сейчас с удовольствием оприходовал стаканчик, чтобы согреться после нашего марш-броска по долинам и по взгорьям. Вы катаетесь на лыжах, Тигги?
– Я же из Швейцарии. Конечно, катаюсь.
– Я бы с удовольствием увез вас в одно шале в Клостерсе. Как по мне, так там просто идеальное место. Лыжи, прогулки на свежем воздухе, а к обеду возвращаешься домой, и твой шеф-повар, отмеченный, между прочим, звездой Мишлена, потчует тебя превосходным эскалопом из телятины. Кстати, в какой школе вы учились? – задал он неожиданный вопрос.
Я назвала школу, Зед вальяжно кивнул головой в ответ.
– Самая лучшая. Наверняка свободно говорите по-французски?
– Это мой родной язык. Хотя нас с сестрами с раннего детства обучали говорить на двух языках, французском и английском. А у вас какой родной язык?
– Немецкий. Но и меня тоже, можно сказать, с пеленок обучали английскому. А еще русскому и французскому. Я, как и все мои домашние, принадлежу к самым разным странам и культурам и ни к одной конкретно. Я везде и нигде. Короче говоря, такой типичный глобалист образца двадцать первого века. Одно слово, космополит, – добавил он со смешком.
В этот момент в гостиную вошла Элисон с подносом, на котором стояла бутылка белого вина и два бокала.
– Оставьте, – приказал ей Зед тоном, не терпящим возражений. – Мы сами нальем.
Девушка ничего не сказала в ответ, лишь сделала какое-то неловкое движение, отдаленно напоминающее реверанс. После чего поспешно ретировалась из комнаты.
Я наблюдала за тем, как Зед внимательно изучил наклейку на бутылке, капнул немного вина в свой бокал, принюхался, повертел бокал в руке, потом попробовал на язык, удовлетворенно кивнул и лишь затем наполнил мой бокал.
– Отличное вино для обеда. Свежее, терпкое, превосходный букет и хорошее послевкусие. Santé.
– Santé.
Мы чокнулись, и Зед сделал большой глоток из своего бокала. Я же лишь слегка пригубила из вежливости. У меня не было привычки пить в дневное время. Потом переключилась на созерцание огня и снова почувствовала на себе взгляд Зеда.
– Вообще-то вы не похожи на уроженку Швейцарии, Тигги.
– Все верно. Меня ведь удочерили. Как и всех моих сестер.
И опять он понимающе кивнул в ответ. Странно! Будто он что-то знает…
– А откуда вы родом на самом деле?
– Из Испании, насколько я понимаю. Мой отец умер в прошлом году, а в своем прощальном письме, которое вручил мне нотариус, обозначил то самое место, где нашел меня.
– Вы совершенно необычная девушка, Тигги. – Зеленые глаза Зеда переливались в пламени камина. – Многие выпускницы вашей закрытой школы, самой элитарной и дорогой в Швейцарии, наверняка из очень богатых семей. Такие маленькие капризные принцессы… Но вы… Вы совершенно другая.
– Нас с сестрами не воспитывали так, чтобы мы воображали себя принцессами.
– И при этом у вас было все и всегда самое лучшее.
– Да, стиль нашей жизни всегда был очень рафинированным, это правда. Но нас с самого раннего детства учили понимать цену вещам, а также разбираться в том, что является самым важным в жизни.
– И что же? – поинтересовался у меня Зед, снова наполняя свой бокал, а потом немного освежил и мой, хотя в этом не было необходимости.
– Главное – быть хорошим человеком. Не судить о людях по тому положению, которое они занимают в жизни, потому что жизнь, как не раз повторял нам папа, это лотерея: кто-то в ней выигрывает, а кто-то остается в проигрыше.
– В принципе, я согласен с ним, – кивнул Зед, все еще не отводя от меня глаз. – Хотя, с другой стороны, что мы с вами, в сущности, знаем о том, каково это – бороться за свое место под солнцем? У меня всю жизнь были деньги, впрочем, как и у вас. И нравится это нам или не нравится, но мы всегда знали, что у нас есть надежный тыл, такое теплое, уютное гнездышко, которое примет нас, подхватит и не даст упасть, если мы вдруг начнем падать. Поэтому, конечно, никто не возбраняет нам вести такое существование, будто у нас ничего нет. Но все равно нам неведом тот страх и то отчаяние, которые сопряжены уже с реальной нищетой.
– Вы правы. Но мы, во всяком случае, можем быть благодарны судьбе за это. А еще мы можем попытаться воспользоваться своими привилегиями для того, чтобы сделать что-то хорошее в этой жизни, – возразила я запальчиво.
– Я восхищен вашим альтруизмом. Предполагаю, что вы трудитесь здесь, ухаживаете за животными и прочее практически бесплатно, за какие-то мизерные деньги.
– Так оно и есть, – согласилась я.
– Должен предупредить вас, Тигги, что ваши благие намерения могут со временем исчезнуть, раствориться, просто потеряться по дороге.
– Никогда! – упрямо тряхнула я головой.
– Такое впечатление, – Зед неторопливо отхлебнул немного вина, а потом снова исподлобья глянул на меня, – что вы, подобно первым христианским мученикам, носите на себе власяницу?
– Никаких власяниц! Я делаю то, что люблю, и занимаюсь этим в месте, которое мне тоже очень нравится. И никаких других мотивов у меня нет. И уж точно, мною не движет раскаяние или чувство вины. Я живу на то, что зарабатываю, и это меня устраивает. – Я вдруг инстинктивно почувствовала, что Зед пытается навязать мне нечто такое, что всегда было мне чуждо и никогда не станет частью меня. – Я… – Я слегка повела плечами. – Я – такая, какая есть.
– Наверное, именно поэтому я и нахожу вас такой притягательной.
Я увидела, как его рука, словно змея, устремилась к моей. Но, слава богу, в эту минуту в дверь резко постучали.
– Ваш ленч, – провозгласила Берил, входя с подносом.
– Большое спасибо, – откликнулась я, наблюдая за тем, как она величественно проследовала к журнальному столику перед камином и водрузила на него поднос.
– Да, спасибо, Берил, – улыбнулся Зед. – Вы очень любезны. И еще раз прошу простить меня за то, что я доставил вам лишние хлопоты.
– Никаких лишних хлопот, сэр. Именно для этого я и нахожусь здесь. Вам подать бутерброды? – спросила у него Берил.
– Благодарю вас, нет. Думаю, мы с Тигги управимся сами. Должен высказать вам свой комплимент, вам и лэрду… Вы подобрали себе исключительный персонал. Выше всяких похвал! – Он махнул головой в мою сторону. – Как выяснилось, у нас с Тигги много общего.
– Я рада, сэр, что вы всем довольны, – дипломатично ответила Берил. – Приятного аппетита.
Экономка вышла из комнаты. Зед проводил ее с улыбкой на устах.
– А она ведь тоже совсем не такая, какой кажется, – обронил он.
– Вам бутерброд? – Я положила один на тарелку и подала ему.
– Спасибо.
– Так чем же вы все же занимаетесь? – спросила я.
– Руковожу крупной телекоммуникационной компанией.
– Понятно. Хотя, если честно, я смутно представляю себе, что это такое.
– Порой мне кажется, что я тоже не сильно понимаю суть своего бизнеса. – Зед издал короткий смешок. – Моя компания – это такой своеобразный зонтик, под которым уместились и телевидение, и Интернет, и мобильная связь, и спутники, то есть все то, что сегодня помогает людям взаимодействовать друг с другом. Словом, коммуникация на всех уровнях.
– Получается, что вы бизнесмен?
– Так оно и есть. – Он с аппетитом откусил большой кусок бутерброда с креветками и одобрительно кивнул головой, распробовав. – Должен признаться, что те пару дней, которые я провел здесь, заставили меня особенно остро почувствовать, как же я нуждаюсь хоть в каком-то перерыве. Ведь большую часть своей жизни я провел в непрестанных разъездах. Постоянные перемещения по всему миру: не успев закончить переговоры в одном месте, опрометью мчишься на следующую деловую встречу на другом конце света.
– Звучит очень притягательно. Сплошной гламур.
– Да, со стороны все это кажется гламурным. А вот когда сам начинаешь вариться в этом котле… Ну да! Скоростные авто, перелеты только первым классом, лучшие отели, вино, еда… Однако ко всему этому очень скоро привыкаешь и перестаешь замечать. А вот здесь, среди этого великолепия, – Зед махнул рукой на горы, виднеющиеся за окном, – невольно начинаешь воспринимать мир в его перспективе, так сказать. Разве не так?
– Да, природа заставляет на многое взглянуть другими глазами, это правда. Впрочем, когда живешь здесь постоянно, то каждый день тебе открываются новые перспективы, – улыбнулась я в ответ. – Наверное, поэтому я стараюсь жить днем сегодняшним, принимать его таким, какой он есть. Одним словом, ловлю мгновенье и наслаждаюсь им.
– Разумно, – негромко пробормотал Зед. – Однажды мой наставник-психолог дал мне прочитать одну книженцию как раз по этой теме. Впрочем, умение осознанно относиться к своей жизни – это не про меня. Да и как может быть иначе, если я все время в пути? Сегодня сажусь на самолет в одном конце земного шара, а завтра прибываю в страну, расположенную на противоположном конце… Но, быть может, мне нужна подготовка для того, чтобы ко мне пришла эта самая осознанность. Может, действительно стоит заглянуть в будущее, а не плыть по течению.
– Но вы ведь сами выбрали такой образ жизни. Разве не так?
– Да, так. – Зед вдруг взглянул на меня каким-то просветленным взглядом, будто только что я дала ему разгадку к тому, что составляет смысл жизни. – Я хочу сказать… У меня ведь полно денег. В любой момент я могу продать свой бизнес. Взять и… остановиться.
– Можете, если захотите. – Я глянула на часы. – Простите, но мне пора уходить. У меня еще полно работы.
– Даже так? Вы едва прикоснулись к вину.
– Не хочу уснуть за рулем. Надеюсь, сегодняшняя наша поездка не слишком разочаровала вас.
– О нет! Напротив! Поездка получилась очень… увлекательной. – Зед снова вперил в меня взгляд, наблюдая за тем, как я поднимаюсь со своего места, а потом направляюсь к дверям.
– Тигги.
– Слушаю вас.
– Завтра я уезжаю. Но можно я скажу вам, что очень рад нашему знакомству?
– Я тоже. Тогда счастливого вам пути.
– До свидания.
– Ты была занята, крошка Хотчивитчи. Я чувствую запах мужчины, – обронил Чилли, пока я накладывала ему еду в миску. Я наведалась к нему чуть позже, уже после обеда.
– Вот, пожалуйста! Приступайте! – сказала я, ставя перед ним на небольшой столик миску с едой и намеренно пропуская мимо ушей его реплику.
– Берегись. Он совсем не такой, каким кажется. – Чилли немного помолчал. Затем, склонив голову набок, принялся пристально изучать меня. – А может, именно такой! – издал он короткий смешок. – Ты чувствуешь запах опасности, Хотчивитчи, а? Должна чувствовать.
– Неужели? В данную минуту я вообще не чувствую никаких запахов. К тому же я его едва знаю, – отмахнулась я. Я уже успела привыкнуть к манере общения Чилли и к его немного экзальтированным комментариям. Как всегда, сгущает краски. Но меня все же заинтриговало то, что он мгновенно вычислил присутствие постороннего мужчины рядом со мной. А еще и довольно точно уловил мое состояние. Потому что, по правде говоря, я действительно испытывала некоторый душевный дискомфорт, находясь в обществе Зеда.
– А теперь садись рядом и расскажи-ка мне, что твой отец поведал тебе о твоей родине, – сказал Чилли, когда я поставила перед ним чашку крепчайшего кофе, как он обычно любит.
– Он сообщил мне, что я должна поехать в город, который называется Гранада, а там, напротив Альгамбры расположен жилой район Сакромонте. Я должна постучать в дверь дома, выкрашенную в синий цвет, и спросить там женщину по имени Ангелина.
В первый момент я подумала, что Чилли хватил удар. Он вдруг согнулся вдвое и издал какой-то странный утробный звук. Но вот он поднял голову. По его лицу было трудно сказать, то ли он смеется, то ли плачет, но, как бы то ни было, а слезы градом катились по его щекам.
– Что? Что случилось? – испуганно спросила я.
Он пробормотал себе под нос нечто нечленораздельное на испанском, потом энергично вытер кулаками потоки слез с лица.
– Все же это случилось! Ветер прибил тебя наконец ко мне. После стольких лет ожидания ты все же пришла ко мне, как мне о том и говорили.
– Что говорили? – слегка нахмурилась я.
– Что ты придешь сюда, а я отправлю тебя домой. Да, это правда! Ты, моя маленькая Хотчивитчи, родилась в пещере в Сакромонте, и я это знал. Я всегда это знал! – яростно повторил он. – Семь пещер Сакромонте… О, Сакромонте…
Он снова и снова повторял это слово, слегка раскачивая из стороны в сторону свое хлипкое тело и скрестив руки на груди. Странная дрожь пронзила меня, ибо я вдруг вспомнила то видение или сон, который пригрезился мне наяву: меня поднимают высоко вверх, к самой крыше пещеры…
– Это… твой дом, – прошептал Чилли едва слышно. – Зачем бояться? Родная кровь всегда узнает свою кровиночку. Вот и тебя послали ко мне, а я помогу тебе, Хотчивитчи. Обязательно помогу!
– Это место… Сакромонте… Что в нем такого особенного?
– Особенное в нем то, что это – наше место. Место, которое принадлежит нам. А еще вот из-за этого. – Он ткнул пальцем в свою железную кровать.
Я глянула на кровать, но ничего там такого не увидела. Разве что разноцветное вязаное одеяло.
– Вот, девочка моя. – Чилли перенаправил свой палец несколько в сторону, и я увидела, что он показывает на гитару, которая стояла прислоненной к стене. – Подай мне ее сюда, – приказал он. – Я покажу тебе кое-что.
Я поднялась со своего места, взяла инструмент и положила его на вытянутые руки Чилли. Он ласково погладил корпус гитары, как мать ласкает свое дитя. Судя по всему, гитара была очень старой, и пропорции у нее были несколько иные, чем у тех современных гитар, которые мне доводилось видеть. Отполированное до блеска дерево, поверхность вокруг резонаторного отверстия отделана переливающимся на свету перламутром.
Чилли сжал своими скрюченными пальцами гитарный гриф и прижал инструмент к груди. Потом прошелся по струнам: глухой, расстроенный звук наполнил задымленную комнату. Чилли снова тронул струны, пробуя каждую по очереди: одной рукой извлекал звук, другой пытался регулировать натяжение струн.
– jAbora! – воскликнул он, снова касаясь струн. Потом стал притаптывать по полу ногой, обутой в сапог, задавая ритм мелодии. Пальцы его уверенно заскользили по струнам, а нога все ускоряла и ускоряла ритм. Его пальцы – куда подевалась их скрученность? – будто задорная веселая мелодия, заполнившая все крохотное помещение хижины, заставило на время отступить артрит прочь, – проворно порхали, извлекая из гитары пульсирующие каденции, одна ярче другой. Нет, этот звук нельзя спутать ни с каким другим звуком на свете.
Фламенко.
А потом Чилли запел. Поначалу голос его сорвался, такой же хриплый и дребезжащий, как и струны расстроенной гитары, которыми он так умело манипулировал. Но постепенно хрипотца, знак многих прожитых лет и верный признак заядлого курильщика, куда-то исчезла, зазвучал глубокий и проникновенный голос.
Я закрыла глаза, ноги мои сами собой тоже стали отбивать ритм, вся хижина словно вибрировала и колыхалась в этом море пульсирующих звуков. Самое удивительное, что я чувствовала ритмику мелодии так, как чувствую саму себя. От этих непрерывно нарастающих звуков хотелось сорваться с места и тут же пуститься в пляс…
Руки мои сами собой вскинулись высоко над головой, я вскочила с места, и мое тело, как и моя душа, так естественно задвигались в такт той дивной музыке, которую наигрывал Чилли. Я танцевала… Я танцевала, хотя никогда в своей жизни не танцевала фламенко. Однако, словно по волшебству, мои руки и ноги точно знали, что и как им делать…
Прозвучал последний аккорд. Чилли воскликнул: «Ole!», а потом наступила тишина.
Я открыла глаза, у меня перехватило дыхание от переизбытка эмоций. Я увидела, как Чилли, тяжело дыша, почти что завис над гитарой.
– Чилли, с вами все в порядке?
Я подошла к нему и, схватив за запястье, стала считать пульс. Пульс был высоким, но ровным.
– Воды хотите?
Наконец Чилли слегка приподнял голову и глянул на меня своими сверкающими глазами.
– Не надо воды. Принеси-ка ты мне лучше немного виски, Хотчивитчи, – хитровато улыбнулся он в ответ.