Под мутным невеселым оком осенней луны плелся домой мистер Дискополос. Уиллис Стоудпорт, и миссис Симми Долсон, и кондуктор трамвайного вагона № 22 давно уже спали. Даже негодный Адольфус Джозефус Черномордик, насладившись доброй дракой на помойке у Смитов, почил невинным сном в мягких складках подовой тряпки на заднем крыльце, где всего меньше была опасность, что его побеспокоят мыши. Один только мистер Дискополос не спал, он нес дальше горящий факел бедствий; и на одной из планет, обращающихся вокруг отдаленного солнца под названием Процион, произошли потопы и землетрясения.
Когда наутро мистер Дискополос очнулся от сна, в глазах у него были резь и туман. Перед тем, как отправиться в свою парикмахерскую, он налил себе на три пальца «утешительной», которая привела его в столь прекрасное расположение духа, что он долго стоял на углу, покачиваясь и улыбаясь во весь рот. Обычно он очень гордился своим мастерством, но сейчас все соображения высокого искусства отступили перед неодолимой жаждой приключений. Взглядом знатока он отметил удивительную стрижку какого-то детины, болтавшегося без дела у дверей аптеки: на висках и на затылке волосы у него были сняты вовсе и только на макушке стояли высоким гребешком. «Обкорнать бы кого-нибудь таким манером – то-то смеху будет!» – весело подумал мистер Дискополос.
Последний год в рот не брал спиртного до обеда и даже поползновения такого не испытывал. А насмешница-судьба уже послала ему навстречу следующую жертву – мистера Палмера Мак-Ги, в руки которого и перешел горящий факел бедствий.
Палмер Мак-Ги был один из самых многообещающих молодых людей в Верноне. Он жил в номере Университетского клуба, имел два вечерних костюма и работал помощником управляющего Малой Среднезападной железной дороги. Он окончил технический колледж, говорил по-испански и тонко разбирался в делах, и его манеры за столом были столь же безупречны, как и его сведения о товаро-пассажирских перевозках.
Тот день был днем его торжества. После продолжительной переписки он только что получил телеграмму из Нью-Йорка, куда его приглашали для переговоров с президентом и директорами компании «Южное Цитрусовое пароходство», – речь шла о месте управляющего Буэнос-Айресским отделением. Он за десять минут сложил чемодан. До отхода поезда оставалось еще около часа, а езды до вокзала было от силы двадцать минут. Он не стал брать такси, а бодро двинулся пешком на Селден-стрит, где была остановка трамвая.
Чуть не доходя до угла, он заметил вывеску мистера Дискополоса и вспомнил, что ему не мешало бы постричься. В Нью-Йорке он вряд ли успеет зайти в парикмахерскую до встречи с директорами пароходства. Салон мистера Дискополоса был залит ярким светом, и сам он за витриной в своем белоснежном халате казался таким чистеньким и симпатичным.
Палмер Мак-Ги нырнул в дверь, пропел: «Подровнять, слегка!» – и, зачарованный воздушными прикосновениями длинных пальцев мистера Дискополоса, смежил веки и погрузился в мечты о будущем.
Но примерно в середине работы утренняя «утешительная» дала себя знать: она подтолкнула мистера Дискополоса под руку и затуманила его взор, и в результате он простриг поперек прилизанного затылка мистера Мак-Ги непоправимо глубокую борозду. Мистер Дискополос вздохнул и бросил взгляд на свою жертву: замечена ли его оплошность? Но Мак-Ги сидел с закрытыми глазами и разинутым ртом, в мечтах своих властелин океанских пароходных линий, бог цейлонских плантаторов и обитателей безмолвных северных лесов.
Тут мистер Дискополос вспомнил давешнего зеваку с мудреной стрижкой и решил воспроизвести эту модель. Он удачно скрыл свой промах, безжалостно оголив Палмеру Мак-Ги весь затылок. И теперь эта некогда безукоризненная шея торчала голая и нелепая, как у страуса.
Но, будучи артистом своего дела, мистер Дискополос должен был сохранить симметрию – выдержать ритм, – и соответственно он обкорнал Мак-Ги спереди, выстриг ему виски и обнажил его корректные университетские уши.
Когда эксперимент был завершен, мистер Мак-Ги имел вид облысевшего юнца с маленьким паричком на макушке. Или вороньего гнезда на шесте. Или жертвы высококвалифицированного сдирателя скальпов. Таким по крайней мере увидел он себя в большом зеркале, когда открыл глаза.
Он воззвал к нескольким божествам: он объявил, что жаждет разорвать мистера Дискополоса на части. Но для этого милосердного дела у него уже не оставалось времени. Ему нужно было спешить на поезд. Он сунул свою изуродованную голову в такси. И всю дорогу чувствовал, что шофер посмеивается над его дурацкой стрижкой.
А обруганный, оставшийся без чаевых мистер Дискополос пробурчал ему вслед: «Ну, я снял немного чересчур, экая беда! Через две недели он снова будет в лучшем виде. Каких-то две недели, подумаешь! Выпью-ка я, что ли».
На этом мистер Дискополос вслед за Уиллисом Стоудпортом, Адольфусом Джозефусом, миссис Долсон и мягкосердечным кондуктором трамвайного вагона № 22 сошел со сцены во тьму безвестности, – как и они, не подозревая о своей роли в развитии трагедии, – а тем временем Палмер Мак-Ги ехал в пульмановском вагоне и жестоко страдал.