Льюис Кэрролл
Приключения Алисы в Стране Чудес
Глава V
Синяя Гусеница дает совет
Алиса и Синяя Гусеница долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Наконец Гусеница вынула кальян изо рта и медленно, словно в полусне, заговорила:
– Ты… кто… такая?
Начало не очень-то располагало к беседе.
– Сейчас, право, не знаю, сударыня, – отвечала Алиса робко. – Я знаю, кем я была сегодня утром, когда проснулась, но с тех пор я уже несколько раз менялась.
– Что это ты выдумываешь? – строго спросила Гусеница. – Да ты в своем уме?
– Не знаю, – вздохнула Алиса. – Должно быть, в чужом. Видите ли…
– Не вижу, – сказала Гусеница.
– Боюсь, что не сумею вам все это объяснить, – учтиво промолвила Алиса, – я и сама ничего не понимаю. Столько превращений в один день хоть кого собьет с толку.
– Не собьет, – сказала Гусеница.
– Вы с этим, верно, еще не сталкивались, – продолжала Алиса. – Но когда вам придется превращаться в куколку, – ведь этого не избежать! – а потом в бабочку, вам это тоже покажется странным.
– Нисколько! – сказала Гусеница.
– Что ж, возможно, – согласилась Алиса. – Я только знаю, что мне бы это было очень странно.
– Тебе! – повторила Гусеница с презрением. – А кто ты такая?
Это вернуло их к началу беседы. Алиса немного рассердилась – уж очень неприветливо говорила с ней Гусеница; она выпрямилась и произнесла, стараясь, чтобы голос ее звучал повнушительнее:
– По-моему, это вы должны мне сказать сначала, кто вы такая.
– Почему? – спросила Гусеница.
Вопрос поставил Алису в тупик, а Гусеница, видно, была весьма не в духе. Алиса повернулась и пошла прочь.
– Вернись! – закричала Гусеница ей вслед. – Мне нужно сказать тебе что-то важное.
Это звучало заманчиво – Алиса вернулась.
– Держи себя в руках! – проговорила Гусеница.
– Это все? – спросила Алиса, стараясь не сердиться.
– Нет, – отвечала Гусеница.
Алиса решила подождать – все равно делать ей было нечего, а вдруг все же Гусеница скажет что-нибудь стоящее? Сначала та долго сосала кальян, потом наконец вынула его изо рта и произнесла:
– Значит, по-твоему, ты изменилась?
– Да, сударыня, – отвечала Алиса, – и это очень грустно. Все время меняюсь и ничего не помню31.
– Чего не помнишь?
– Я пробовала прочитать «Как дорожит любым деньком…», а получилось что-то совсем другое, – сказала с тоской Алиса.
– Читай «Папа Вильям», – предложила Гусеница.
Алиса сложила руки и начала:
– Папа Вильям, – сказал любопытный малыш, —
Голова твоя белого цвета.
Между тем ты всегда вверх ногами стоишь.
Как ты думаешь, правильно это?
– В ранней юности, – старец промолвил в ответ, —
Я боялся раскинуть мозгами,
Но, узнав, что мозгов в голове моей нет,
Я спокойно стою вверх ногами.
– Ты старик, – продолжал любопытный юнец, —
Этот факт я отметил вначале.
Почему ж ты так ловко проделал, отец,
Троекратное сальто-мортале?
– В ранней юности, – сыну ответил старик, —
Натирался я мазью особой,
На два шиллинга банка – один золотник,
Вот, не купишь ли банку на пробу?
– Ты немолод, – сказал любознательный сын, —
Сотню лет ты без малого прожил.
Между тем двух гусей за обедом один
Ты от клюва до лап уничтожил.
– В ранней юности мышцы своих челюстей
Я развил изучением права,
И так часто я спорил с женою своей,
Что жевать научился на славу!
– Мой отец, ты простишь ли меня, несмотря
На неловкость такого вопроса:
Как сумел удержать ты живого угря
В равновесье на кончике носа?
– Нет, довольно! – сказал возмущенный отец. —
Есть границы любому терпенью.
Если пятый вопрос ты задашь, наконец,
Сосчитаешь ступень за ступенью!32
– Все неверно, – сказала Гусеница.
– Да, не совсем верно, – робко согласилась Алиса. – Некоторые слова не те.
– Все не так, от самого начала и до самого конца, – строго проговорила Гусеница.
Наступило молчание.
– А какого роста ты хочешь быть? – спросила наконец Гусеница.
– Ах, все равно, – ответила быстро Алиса. – Только, знаете, так неприятно все время меняться.
– Не знаю, – отрезала Гусеница.
Алиса молчала: никогда в жизни ей столько не перечили, она уже чувствовала, что теряет терпение.
– А теперь ты довольна? – спросила Гусеница.
– Если вы не возражаете, сударыня, – отвечала Алиса, – мне бы хотелось хоть капельку подрасти. Три дюйма – такой ужасный рост!
– Это прекрасный рост! – сердито закричала Гусеница и вытянулась во всю длину. (В ней было ровно три дюйма.)
– Но я к нему не привыкла! – жалобно протянула бедная Алиса. А про себя подумала: «До чего они тут все обидчивые!»
– Со временем привыкнешь, – возразила Гусеница, сунула кальян в рот и пустила дым в воздух.
Алиса терпеливо ждала, пока Гусеница не соблаговолит снова обронить словечко. Минуты через две та вынула кальян изо рта, зевнула раз, другой – и потянулась. Потом сползла с гриба и скрылась в траве, бросив Алисе на прощанье:
– Откусишь с одной стороны – подрастешь, с другой – уменьшишься!
«С одной стороны чего? – подумала Алиса. – С другой стороны чего?»
– Гриба, – ответила Гусеница, словно услышав вопрос, и исчезла из виду.
С минуту Алиса задумчиво смотрела на гриб, пытаясь определить, где у него одна сторона, а где – другая: гриб был круглый, и это совсем сбило ее с толку. Наконец она решилась: обхватила гриб руками и отломила с каждой стороны по кусочку.
«Интересно, какой из них какой?» – подумала она и откусила немножко от того, который держала в правой руке. В ту же минуту она почувствовала сильный удар снизу в подбородок: он стукнулся о ноги!
Столь внезапная перемена очень ее напугала; нельзя было терять ни минуты, ибо она стремительно уменьшалась. Алиса взялась за другой кусок, но подбородок ее так прочно прижало к ногам, что она никак не могла открыть рот. Наконец ей это удалось – и она откусила немного гриба из левой руки.
* * *
– Ну вот, голова наконец освободилась! – радостно воскликнула Алиса. Впрочем, радость ее тут же сменилась тревогой: куда-то пропали плечи. Она взглянула вниз, но увидела только шею невероятной длины, которая, словно огромный шест, торчала над зеленым морем листвы.
– Что это за зелень? – промолвила Алиса. – И куда девались мои плечи? Бедные мои ручки, где вы? Почему я вас не вижу?33
С этими словами она пошевелила руками, но увидеть их все равно не увидела, только по листве далеко внизу прошел шелест.
Убедившись, что поднять руки к голове не удастся, Алиса решила нагнуть к ним голову и с восторгом убедилась, что шея у нее, словно змея, гнется в любом направлении. Алиса выгнула шею изящным зигзагом, готовясь нырнуть в листву (ей уже стало ясно, что это верхушки деревьев, под которыми она только что стояла), как вдруг послышалось громкое шипение. Она вздрогнула и отступила. Прямо в лицо ей, яростно бия крыльями, кинулась горлица.
– Змея! – кричала Горлица.
– Никакая я не змея! – возмутилась Алиса. – Оставьте меня в покое!
– А я говорю, змея, – повторила Горлица несколько сдержаннее.
И, всхлипнув, прибавила:
– Я все испробовала – и все без толку. Они ничем не довольны!
– Понятия не имею, о чем вы говорите! – сказала Алиса.
– Корни деревьев, речные берега, живые изгороди, – говорила Горлица, не слушая. – Ох, эти змеи! На них не угодишь!34
Алиса недоумевала все больше и больше, но понимала, что, пока Горлица не кончит, задавать ей вопросы бессмысленно.
– Мало того что я высиживаю птенцов, еще сторожи их день и ночь от змей! Вот уже три недели, как я глаз не сомкнула ни на минутку!
– Мне очень жаль, что вас так тревожат, – сказала Алиса, которая начала понимать, в чем дело.
– И стоило мне устроиться на самом высоком дереве, – продолжала Горлица все громче и громче и наконец срываясь на крик, – стоило мне подумать, что я наконец-то от них избавилась, как нет! Они уже опять тут как тут! Лезут на меня прямо с неба! У-у! Змея подколодная!
– Никакая я не змея! – воскликнула Алиса. – Я просто… просто…
– Ну, скажи, скажи, кто ты такая? – подхватила Горлица. – Сразу видно, хочешь что-то выдумать.
– Я… я… просто девочка, – не очень-то уверенно пробормотала Алиса, вспомнив, сколько раз она менялась за этот день.
– Да уж, конечно, – ответила Горлица с величайшим презрением. – Видала я на своем веку много девочек, но с такой шеей – ни одной! Нет, меня не проведешь! Самая настоящая змея – вот ты кто! Ты мне еще скажешь, что ни разу не пробовала яиц!
– Нет, отчего же, пробовала, – отвечала Алиса. (Она всегда говорила правду.) – Девочки, знаете, тоже едят яйца.
– Не может быть, – сказала Горлица. – Но, если это так, тогда они тоже змеи – только и всего!35
Мысль эта так поразила Алису, что она замолчала. А Горлица прибавила:
– Знаю, знаю, ты яйца ищешь! А девочка ты или змея – мне безразлично!
– Но мне-то совсем не безразлично, – поспешно возразила Алиса. – К тому же яйца я совсем не ищу. А даже если б и искала, ваши мне все равно не нужны – я сырые не люблю!
– Ну тогда убирайся! – хмуро промолвила Горлица и снова уселась на свое гнездо.
А Алиса стала спускаться на землю, что оказалось совсем не просто: шея у нее то и дело запутывалась среди ветвей, так что приходилось останавливаться и вытаскивать ее оттуда. Немного спустя Алиса вспомнила, что все еще держит в руках кусочки гриба, и принялась осторожно, понемножку откусывать сначала от одного, а потом от другого, то вырастая, то уменьшаясь, пока наконец не приняла своего прежнего вида.
Поначалу это показалось ей очень странным, так как она успела уже отвыкнуть от собственного роста, но вскоре она освоилась и начала опять беседовать сама с собой:
– Ну вот, половина задуманного сделана! Как удивительны все эти перемены! Не знаешь, что с тобой будет в следующий миг… Ну хорошо, рост у меня опять прежний. А теперь надо попасть в тот дивный сад. Как же это сделать?
Тут она вышла на поляну, где стоял маленький, не более четырех футов вышиной, домик.
«Не знаю, кто там живет, – подумала Алиса, – но в таком виде мне нельзя туда идти – перепугаю их до смерти!»
Она принялась за гриб и не подходила к дому до тех пор, пока не уменьшилась до девяти дюймов.36
Глава VI
Поросенок и перец
Она стояла и смотрела в раздумье на дом, как вдруг из лесу выбежал ливрейный лакей и забарабанил в дверь. (Что это лакей, она решила по ливрее; если же судить по лицу, это был просто лещ.) Ему открыл другой ливрейный лакей с круглой физиономией и выпученными глазами, очень похожий на лягушонка. Алиса заметила, что у обоих на головах были пудреные завитые парики. Ей захотелось узнать, что здесь происходит, – она подошла ближе и стала слушать.
Лакей-Лещ вынул из-под мышки огромное письмо (величиной едва ли не с него самого) и передал его Лягушонку.
– Герцогине, – произнес он с необычайной важностью. – От Королевы. Приглашение на крокет.
Лягушонок принял письмо и так же важно повторил его слова, слегка изменив их порядок:
– От Королевы. Герцогине. Приглашение на крокет.
Затем они поклонились друг другу так низко, что кудри их смешались.
Алису такой смех разобрал, что ей пришлось убежать подальше в лес, чтобы они не услышали; когда же она вернулась и выглянула из-за дерева, Лакея-Леща уже не было, а Лягушонок сидел возле двери на земле, бессмысленно уставившись в небо.
Алиса робко подошла к двери и постучала.
– Не´ к чему стучать, – сказал Лакей. – По двум причинам не к чему: во-первых, я с той же стороны двери, что и ты, а во-вторых, они там так шумят, что никто тебя все равно не услышит.
И правда, в доме стоял страшный шум – кто-то визжал, кто-то чихал, а временами слышался оглушительный звон, будто там били посуду.
– Скажите, пожалуйста, – спросила Алиса, – как мне попасть в дом?
– Ты бы еще могла стучать, – рассуждал Лягушонок, не отвечая на вопрос, – если б между нами была дверь. Была бы ты там, ты бы постучала – и я бы тогда тебя выпустил.
Все это время он не отрываясь смотрел в небо. Это показалось Алисе чрезвычайно невежливым.
«Впрочем, возможно, он в этом не виноват, – подумала она. – Просто у него глаза почти что на макушке. Но на вопросы, конечно, он мог бы и отвечать».
– Как мне попасть в дом? – повторила она громко.
– Буду здесь сидеть, – заметил Лягушонок, – хоть до завтра…
В эту минуту дверь распахнулась и в голову Лягушонка полетело огромное блюдо, но он и глазом не моргнул – блюдо пролетело мимо, слегка задев его по носу, и разбилось о дерево у него за спиной.
– …хоть до послезавтра, – продолжал он как ни в чем не бывало.
– Как мне попасть в дом? – повторила Алиса громче.
– А стоит ли туда попадать? – возразил Лягушонок. – Вот в чем вопрос.
Может быть, так оно и было, но Алисе это совсем не понравилось.
«Как они любят спорить, эти зверюшки! – подумала она. – С ума сведут своими разговорами!»
Лягушонок, видно, решил, что сейчас самое время повторить свои слова с небольшими вариациями.
– Так и буду здесь сидеть, – сказал он, – день за днем, месяц за месяцем…
– А мне что делать? – спросила Алиса.
– Что хочешь, – отвечал Лягушонок и засвистал.
«Нечего с ним разговаривать, – с досадой подумала Алиса. – Он такой глупый!»
Она толкнула дверь и вошла.
В просторной кухне дым стоял столбом; посредине на трехногом табурете сидела Герцогиня и качала младенца; кухарка у печи склонилась над огромным котлом, до краев наполненным супом.
«В этом супе слишком много перцу!» – подумала Алиса. Она расчихалась и никак не могла остановиться.
Во всяком случае в воздухе перцу было слишком много. Даже Герцогиня время от времени чихала, а младенец то чихал, то визжал без передышки. Только кухарка не чихала, да еще – огромный кот, что сидел у печи и улыбался до ушей.
– Скажите, пожалуйста, почему ваш кот так улыбается? – робко произнесла Алиса. Она не знала, хорошо ли ей заговаривать первой, но не смогла удержаться.
– Потому, – сказала Герцогиня. – Это Чеширский кот – вот почему!37 Ах ты поросенок!
Последние слова она произнесла с такой яростью, что Алиса прямо подпрыгнула; впрочем, она тут же поняла, что они относятся не к ней, а к младенцу, и, приободрившись, продолжала:
– Я и не знала, что чеширские коты всегда улыбаются. По правде говоря, я вообще не знала, что коты умеют улыбаться.
– Умеют, – отвечала Герцогиня. – И почти все улыбаются.
– Я ни разу такого кота не видала, – учтиво заметила Алиса, очень довольная, что беседа идет так хорошо.
– Ты многого не видала, – отрезала Герцогиня. – Это уж точно!
Алисе совсем не понравился ее тон, и она подумала, что хорошо бы перевести разговор на что-нибудь другое. Пока она размышляла, о чем бы еще побеседовать, кухарка сняла котел с печи и, не тратя попусту слов, принялась швырять все, что попадало ей под руку, в Герцогиню и младенца: совок, кочерга, щипцы для угля полетели им в головы; за ними последовали чашки, тарелки и блюдца. Но Герцогиня и бровью не повела, хоть кое-что в нее и попало; а младенец и раньше так заливался, что невозможно было понять, больно ему или нет.
– Осторожней, прошу вас, – закричала Алиса, подскочив от страха. – Ой, прямо в нос! Бедный носик!
(В эту минуту прямо мимо младенца пролетело огромное блюдо и чуть не отхватило ему нос.)
– Если бы кое-кто не совался в чужие дела, – хрипло проворчала Герцогиня, – земля вертелась бы быстрее!
– Ничего хорошего из этого бы не вышло, – возразила Алиса, радуясь случаю хоть немного показать свои знания. – Только представьте себе, что сталось бы с днем и ночью! Ведь земля совершает оборот за двадцать четыре часа…
– Оборот? – повторила Герцогиня задумчиво.
И, повернувшись к кухарке, прибавила:
– Возьми-ка ее в оборот! Для начала оттяпай ей голову!
Алиса с тревогой взглянула на кухарку, но та не обратила на этот намек никакого внимания и продолжала мешать себе суп.
– Кажется, за двадцать четыре, – продолжала задумчиво Алиса, – а может, за двенадцать?
– Меня не спрашивай, – сказала Герцогиня. – С числами я никогда не ладила!
Она запела колыбельную и принялась качать младенца, яростно встряхивая его в конце каждого куплета.
Лупите своего сынка
За то, что он чихает.
Он дразнит вас наверняка,
Нарочно раздражает!38
Припев
(Его подхватили младенец и кухарка.)
Гав! Гав! Гав!
Герцогиня запела второй куплет, подбрасывая младенца к потолку, а тот так визжал, что Алиса едва разбирала слова.
Сынка любая лупит мать
За то, что он чихает.
Он мог бы перец обожать,
Да только не желает!
Припев
Гав! Гав! Гав!
– Держи! – крикнула вдруг Герцогиня и швырнула Алисе младенца. – Можешь покачать его немного, если это тебе так нравится. А мне надо пойти и переодеться к крокету у Королевы.
С этими словами она выбежала из кухни. Кухарка швырнула ей вдогонку кастрюлю, но промахнулась.
Алиса едва удержала младенца в руках: выглядел он как-то странно, а руки и ноги торчали в разные стороны, как у морской звезды. Бедняжка пыхтел, словно паровоз, и весь изгибался, так что Алиса чуть не выронила его из рук.
Наконец она поняла, как надо с ним обращаться: взяла его одной рукой за правое ухо, а другой – за левую ногу, скрутила в узел и держала, не выпуская ни на минуту. Так ей удалось вынести его из дома.
«Если я не возьму малыша с собой, – подумала Алиса, – они через денек-другой его прикончат. Оставить его здесь – просто преступление!»
Последние слова она произнесла вслух, и младенец тихонько хрюкнул в знак согласия (чихать он уже перестал).
– Не хрюкай, – сказала Алиса. – Так свои мысли не выражают!
Младенец снова хрюкнул – Алиса с тревогой взглянула ему в лицо, чтобы понять, что с ним происходит. Лицо показалось ей очень подозрительным: нос такой вздернутый, что походил скорее на пятачок, а глаза слишком маленькие для младенца. В целом вид его Алисе совсем не понравился.
«Может, он просто всхлипнул», – подумала она и посмотрела ему в глаза, нет ли там слез.
Слез не было и в помине.
– Вот что, мой милый, – сказала Алиса серьезно, – если ты собираешься превратиться в поросенка, я с тобой больше знаться не стану. Так что смотри!39
Бедняжка снова всхлипнул (или всхрюкнул – трудно сказать!), и они продолжали свой путь в молчании.
Алиса уже начала подумывать о том, что с ним делать, когда она вернется домой, как вдруг он опять захрюкал, да так громко, что она перепугалась. Она вгляделась ему в лицо и ясно увидела: это был самый настоящий поросенок! Глупо было бы нести его дальше.
Алиса пустила его на землю и очень обрадовалась, увидев, как весело он затрусил прочь.
«Если б он немного подрос, – подумала она, – из него вышел бы весьма неприятный ребенок. А как поросенок он очень даже мил!» И она принялась вспоминать других детей, из которых вышли бы отличные поросята.
«Знать бы только, как их превращать», – подумала она и вздрогнула: в нескольких шагах от нее на ветке сидел Чеширский Кот.
Завидев Алису, Кот только улыбнулся. Вид у него был добродушный, но когти длинные, а зубов так много, что Алиса сразу поняла, что с ним шутки плохи.
– Котик! Чешик! – робко начала Алиса. Она не знала, понравится ли ему это имя, но он только шире улыбнулся в ответ.
«Ничего, – подумала Алиса, – кажется, доволен».
Вслух же она спросила:
– Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти?
– А куда ты хочешь попасть? – ответил Кот.
– Мне все равно… – сказала Алиса.
– Тогда все равно, куда и идти, – заметил Кот.
– …только бы попасть куда-нибудь, – пояснила Алиса.
– Куда-нибудь ты обязательно попадешь, – сказал Кот. – Нужно только достаточно долго идти.
С этим нельзя было не согласиться, и Алиса решила переменить тему.
– А что здесь за люди живут? – спросила она.
– Вон там, – сказал Кот и махнул правой лапой, – живет Болванщик. А там, – и он махнул левой, – Мартовский Заяц. Все равно, к кому ты пойдешь. Оба не в своем уме40.
– На что мне безумцы? – возразила Алиса.
– Ничего не поделаешь, – заметил Кот. – Все мы здесь не в своем уме – и ты, и я41.
– Откуда вы знаете, что я не в своем уме? – спросила Алиса.
– Конечно не в своем, – ответил Кот. – Иначе как бы ты здесь оказалась?
Довод этот показался Алисе совсем не убедительным, но она не стала спорить, а только поинтересовалась:
– А откуда вы знаете, что вы не в своем уме?
– Начнем с того, что пес в своем уме. Согласна?
– Допустим, – согласилась Алиса.
– Дальше, – сказал Кот. – Пес ворчит, когда сердится, а когда доволен, виляет хвостом. Ну, а я ворчу, когда я доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Следовательно, я не в своем уме.
– По-моему, вы не ворчите, а мурлыкаете, – возразила Алиса. – Во всяком случае, я это так называю.
– Называй как хочешь, – ответил Кот, – суть от этого не меняется. Ты играешь сегодня в крокет у Королевы?
– Мне бы очень хотелось, – сказала Алиса, – но меня еще не пригласили.
– Там и увидимся, – молвил Кот и исчез.
Алиса не очень этому удивилась – она уже начала привыкать ко всяким странностям. Она стояла и смотрела на ветку, где только что сидел Кот, как вдруг он снова возник на том же месте.
– Кстати, что сталось с ребенком? – спросил Кот. – Совсем забыл тебя спросить.
– Он превратился в поросенка, – отвечала Алиса и глазом не морг-нув.
– Я так и думал, – сказал Кот и снова исчез.
Алиса подождала немного, не возникнет ли он опять, но он не появлялся, и она пошла туда, где, по его словам, жил Мартовский Заяц.
«Шляпных дел мастеров я уже видела, – говорила она про себя. – Мартовский Заяц, по-моему, куда интереснее. К тому же сейчас май – возможно, он уже немножко пришел в себя».
Тут она подняла глаза и снова увидела на ветке Кота.
– Как ты сказала: в поросенка или в гусенка? – спросил Кот.
– Я сказала: в поросенка, – ответила Алиса. – А не могли бы вы появляться и исчезать не так внезапно? А то у меня голова идет кругом.
– Хорошо, – сказал Кот и исчез, на этот раз очень медленно: первым исчез кончик его хвоста, а последней – улыбка; она долго еще парила в воздухе, когда все остальное уже пропало.
«Ну и ну! – подумала Алиса. – Видала я котов без улыбок, но улыбка без кота! Такого я в жизни еще не встречала!»42
Пройдя немного дальше, она увидела домик Мартовского Зайца. Ошибиться было невозможно – на крыше из заячьего меха торчали две трубы, удивительно похожие на заячьи уши. Дом был такой большой, что Алиса решила сначала откусить немного от левого кусочка гриба. Подождав, пока не вырастет до двух футов, она неуверенно двинулась к дому.
«А вдруг он все-таки буйный? – думала она. – Пошла бы я лучше к Болванщику!»
