– Ладога! К доске. Ответь на самый легкий вопрос. Что такое вода?
– Вода? Дак, кто ж не знает? Вода она и в Африке – вода.
– Молодец, географию помнишь. А как на счет химии или физики? Ну, подумай, а то вновь на переэкзаменовку отправлю до осени.
– Евгени Ванна, так бы сразу и сказали. Вода, значится? Формула воды – АЖ ДВА О. Бывает твердая, жидкая и даже пароОБРАЗная.
– Газообразная. В остальном – умничка. Садись. Три. Я знала, что ты гений.
*
Снежинка летела с неба на землю. Вечная, как мир, многогранная красавица знала, что ее сестрички, (такие же снежинки), внешне похожи на нее лишь количеством лучиков, исходящих из центра. И все. В остальном они были абсолютно… разными. Земля встречала гениальную форму совершенства холодно. Как и подобает делать мудрой матери-природе с великим множеством абсолютных совершенств.
Снег все падал и падал: на вершину крутой горы, на скалистые уступы, на тонкий лед родника у дороги, на саму дорогу, на крыши домов, на голые ветви деревьев и на взъерошенного рыжего мальчишку, что увяз в сугробе. Но он этого не замечал, а что-то рассматривал у себя на ладони.
– Держи! – захохотал звонкий девичий голосок. Точный удар снежка сбил шапку, заставил очнуться. – Коленька, так домой и до вечера не доберешься. Садись в сани. Поедут сами.
– Я не прочь, – деловито согласился мужичок, с трудом выбираясь из сугроба. – Анюта, только, чур, больше в меня снежками не кидай. Не порть красоту.
Гнедая лошадка поднималась в гору медленно, а с горы перешла на рысь. У-у-у-ух! Вниз!
Так, за десять минут, Николай оказался дома. Обычно, зимняя дорога от школы до его деревни занимала у семиклассника около часа.
– Тпр-р-р-р-у! Приехали. Считай, что тебе сегодня повезло. Но учти, я здесь в последний раз проезжаю. А почему ты сказал: «Не порть красоту»? Не вяжется это с твоим «Аж два о», – съехидничала Аня.
– Откуда знаешь?
– Слухами деревня полнится. Ты – знаменитость.
– Евгеша разболтала. Дров наколоть для школы, или огород вскопать, это, пожалуйста, это Николай. Но чуть что, так сразу «Аж Два О». Учитель, называется. Ох, и любят меня… Понимаешь, я иногда дурачусь. Чтобы взрослые не донимали с глупыми расспросами. Что, да как, – Коленька снял шапку, смял ее, и загадочно добавил. – Каждой снежинке дана особая красота. Запрокинул я голову вверх и… Залюбовался , как одна из них, серебристая такая, падает… Вот. А ты их, хрустальных, в снежок. Скольким крылья обломала? Не счесть.
– Ишь! Крылья обломала. А сам-то хорош! Сколько их на твоей руке растаяло, да в воду превратилось.
– Не в воду, а в пар, – взволнованно ответил мальчишка и спрыгнул с саней. – Я на руки дышал, чтобы в пар… Чтобы они в небо облачком поднялись, и вновь снежинками упали. Тогда бы в них твое имя застыло. Ан-н-н-на.
– Хм. Чудной какой, – смутилась юная особа. – Жаль, что ты на два года меня младше. Ладно, пора мне. Прощай. Мы переезжаем. Буду в городе учиться. Сюда теперь только к бабушке, на лето. И то не всегда.
В серебристой поземке исчезли сани, оставляя на дороге параллельные полосы хрустальных обломков.
– Подумаешь! Да я скоро на две головы буду тебя выше. Да я все тропки знаю, по которым ты ходишь. Да я, почти взрослый! Вот увидишь, мы еще встретимся.
Голос за кадром
Анна, как всегда, заработалась и не заметила, как осталась одна. Начало монолога «для голоса за кадром» было отредактировано, раз на пять.
«Как часто мы, горожане, можем себе позволить оказаться на несколько дней вне цивилизации, созданной нами же? Искусственный мир холодного стекла и бетона быстро засасывает в водоворот мелькающих будней. Иной раз, кажется, что вокруг нет ничего, кроме бешеных скоростей, переговоров, телефонных звонков. Что только не увидишь вечером с экрана телевизора? О чем только не услышишь? Стоимость барреля нефти, курс валют, банкротство, прибыль, убийства, разврат, война, бандитские разборки… И томатное кровопускание очередного сериала, вперемежку со вздохами и слезами. Удивительное дело! Стремительный поток событий, порой ужасающих, все реже трогает сердце. Блестящая, пластиковая упаковка города и ты – внутри».
Офис давно опустел. В редакции писало только видеонаблюдение…Вот и славно. Пусть все думают, что АнюТочка «горит на работе». Указательный пальчик с идеальным маникюром чуть касался клавиш, перелистывая яркие картинки природы на экране монитора… Так отдыхали глаза. Ну а чем на самом деле была забита ее умная головушка, никто не знал. «Отшивать» назойливых псевдо подружек она научилась довольно быстро. Меньше расспросов о личной жизни.
Ей не куда было спешить. Да и не к кому… Ну и что, что молода и привлекательна? Толку, что свободна. Давно ли?
Анна вернулась к тексту и поняла, что сегодня ей нечего больше выродить. Хоть вой! Ужас. За целый день полтора абзаца! Все. Пе-ре-бор-р-р-р. Хватит себя мучить. А что если сейчас отправить Многоглазому Десятипалу электронной почтой этот недоделанный файл-выкидыш? Уверена. Бывший еще гуляет по всемирной паутине. А нет проблем – плюх! «Письмо отправлено». Вот она – мина замедленного действия! Анечка облегченно вздохнула. Бессонная ночь Многоглазу гарантирована! Пусть поворочается…
* * *
… Главреж завтра убьет… А Врежглав защелкнет дверь, нежно запустит Десятипалые в ее облако волос, скользнет горячим дыханием по затылку и шепнет на ушко, что его крошка, мол, исписалась… Лопочет не по заданной теме. Нельзя хаить теле индустрию на TV, где сыто кормят… Не этично.
АнюТочка нервно передернет плечиками, и в очередной раз напомнит, что они расстались. Многоглаз соберет себя в кучу, Десятипалые отпустят и застучат по столу… Он тихо откроет дверь, или распахнет настежь… Снимет очки. Усядется в кожаное кресло, крутанется против часовой стрелки, и обернется двуглазым монстром. И врежет по первое число! Грубо, чтобы услышали все. Он будет прав. Как всегда, прав. Да! Собачья должность.
Ну, почему ей нельзя говорить вслух то, о чем хочется кричать?!
* * *
Анну потревожил звонок сотового телефона.
– Ало! Доченька, как ты? Неужели до сих пор на работе? Так нельзя, подумай о себе. На эти выходные ты едешь в горы на водопады. Это не так далеко. Всего лишь ночь пути. В пятницу вечером уезжаешь – в субботу утром уже на месте. К понедельнику вернешься. У тебя дома на журнальном столике лежит турпутевка на два лица. Возьми кого хочешь. Не забудь теплые вещи. Все! Пока, пока.
– Я тоже тебя люблю. Спасибо. Я подумаю.
Бежать! Бежать от надоевшей суеты! От него. От себя. Мир такой огромный!
* * *
Дочь пришла одна. Мама очень хотела поехать с Анечкой вместе, но в последнюю минуту передумала выйти из тени на свет. Отступила. Даже не показавшись любимице на глаза. На то были причины.
Женщина вдруг увидела среди собравшихся в небольшое путешествие очень знакомое лицо…
« Вот так встреча! Не буду мешать», – решила она. – «Мир действительно маленький и круглый…»
* * *
Экскурсионный автобус гнал по пустынной трассе. Горизонт затянуло розово-сиреневой дымкой, заходящего светила. Казалось, что за окнами мелькают не пирамидальные тополя, а черные наточенные клыки хищника, готового поглотить уходящий день.
Анна улыбнулась: «Вот оказывается, как «крокодил солнце в небе проглотил»! Смешно… Почему мне это раньше в голову не приходило?».
Вместе со сказочным закатом услужливый крокодил не поперхнулся и ее городскими проблемами. Неоконченные служебные дела вдруг перестали беспокоить за ненадобностью.
– Скучно едем, – по плечу постучали, как в запертую дверь. Девчонка-тинэйджер с хрустом распечатала яркую упаковку. – Перекусим? Угощайся. Воздушные чипсы.
– Спасибо. Не хочу. У меня другое лакомство есть. Чуть подгоревшие домашние сухарики. Прошу.
– Прикольно. Подгоревшие домашние кириешки, – пальчики, унизанные серебром, утонули в рыже-черных тонких брусочках. – А купить, денег нету. Да? Или времени много свободного? Хм. Ничего. Съедобно. Давай знако… О, а эта даже солененькая. Мой ник – Лия.
– Анна. Можно Аня.
– Ты всегда так вкусно готовишь? Классно. Знаешь, я поживу в твоей палатке.
– Живи. А, почему в палатке?
– Тебя что, не предупредили? Во дает! Нынче в моде дикий туризм. Так в самый кайф. Спальники выдадут, не замерзнем. А вечером костер будет. Веток натаскаем побольше, чтоб до утра хватило. Я гитару у ребят видела. Можно еще сухариков?
– Забирай, – Анна отдала болтушке остатки сухого хлеба.
– Блин, темно совсем. ( Хрум). И свет не включают. (Хрум). Туристы дрыхнут. (Хрум). Ты знаешь, кому досталась твоя половина путевки? Мне. (Хрум). Еле уболтала нашего экскурсовода. (Хрум). Обещала, что помогать ему буду. А почему ты одна? (Хрум. Хрум).
– Поздно уже, – прошептала Аня, склонила голову к окну и закрыла глаза.
– Как хочешь. Дохрустим завтра.
– Угу…
Сон пришел неожиданно быстро.
* * *
… Бесконечная дорога. Дорога, как пунктирная линия, как пульс, как удары сердца. Бум. Бум-бум. Бум. Бум-бум-бум…. Сани скользили по чистому белому снегу. Анечка укуталась в огромный папин тулуп, запрокинула вверх голову. Мело. Заснеженные кроны деревьев медленно сменяли друг друга…
… Кто управлял лошадью, она не видела. Но знала, это был не отец… Рыжая, непослушная шевелюра… Полосатый тельник… Сорока на березе. Вот, птица села на плечо возничему, потом на руку Анны, поклевала длинным носом с ладони крошки, сверкнула черными бусинками глаз и затараторила человеческим голосом:
– Мой ник Лия… Лия…Лия…
Незнакомец потянул поводья на себя. Оглянулся. Лицо было смазанным, расплывчатым.
– Приехали, – пророкотал мужской голос…
Лошадь фыркнула и растаяла.
Сани тут же перевернулись, и выкинули Анечку в сугроб…
* * *
Анна проснулась от резкого толчка.
– Ура, приехали! Ну и дорога была, – подскочила с места соседка Лия. – Колдобина на колдобине. Бух. Да, бух! Телега, а не автобус. Эй, народ! Кто вперед? Разбирайте палатки. Аня, выходи. Как маленькая, чессс слово. Давай так. Ты за спальниками топай, а я за палаткой. Ух, ты! Смотри, какие парни, накаченные с гитарой! Ребята, серебристая палатка, чур, моя! Придержите? Давай, давай поторапливайся, засоня.