С таким восторженным духом и побитым телом, впрочем, совершенно не замечая ссадин и синяков, пришел Сергей Давыдович домой. Как увидела его Февронья, только руками всплеснула: юбка от тулупа оторвана и на одной пуговице держится; рукав правый совсем оторван, но кто-то заботливо засунул его за шиворот, чтобы не потерялся; воротник надорван – вид жалкий. Но тулуп-то починить – дело нехитрое, сама Февронья его шила, сама и в порядок привести сможет. А вот борода-то в клочья изодрана и похожа стала на болото с островками мха да проплешинами. Эхххх, уложила Февроня вояку спать – утро вечера мудренее.
А на утро сбрил Сергей Давыдович бороду свою, то есть то, что от нее осталось. Прощения попросил у нее как накануне у всего честного люда, и попрощался с бородой.
– Ну что, Сергей Давыдович, – говорил он сам себе, покряхтывая и подготавливая бритву, – пришло время и тебе без бороды ходить. Отгулял ты свой век бородовый, не под стать ты стал уже красавице-бороде! Бороду носить – уметь надо, для бороды воля нужна, стать, сила, характер! А стариковскую бороду носить – не по мне это.
Но жизнь продолжается. Привык со временем Сергей Давыдович к своему безбородому статусу. Нельзя сказать, что сильно тужил по бороде – нет, просто осознал, что пришел новый этап его жизни. Но иногда по привычке потянется пятерней к бороде, ухмыльнется безбородой улыбкой, погладит подбородок и покряхтит уже по-стариковски: «Эх-хе-хе, были времена…»