© Людмила Руйе, 2020
© Интернациональный Союз писателей, 2020
Детство и юность автора прошли в рабочем посёлке Кубринск, что строился на ее глазах возле торфяных болот, расположенных между Переславлем-Залесским и Троице-Сергиевой лаврой. Таинственность болот, окруженных дремучими лесами, породила страсть к сказам и преданиям. А зачарованность великолепием золочёных куполов лавры переросла в искреннюю веру в существование высшего духовного разума, оценивающего все наши поступки. После чего всем сердцем приняла девиз легендарного земляка Александра Невского, родившегося в Переславле:
Не в силе бог, а в правде.
Это изречение и служит автору жизненным ориентиром, так как не даёт забывать о том, что каждый хочет, чтобы люди были с ним честны. Поэт уверяет в стихах, что благородство не потеряло свою цену и что доброта в конечном итоге торжествует, так как располагает к себе сердца независимо от рас, религий и места жительства. И в одноимённом стихотворении Руйе заявляет:
Франция, Россия, Аргентина –
Чувства одинаковы у всех.
Долгое время Руйе проживала в Москве. Восторг перед грандиозными твореньями и пленяющим обаянием обитателей мегаполиса вылился в цикл ностальгических дифирамбов столице.
Философское отношение к происходящим событиям появилось благодаря двойному мировоззрению, обретённому во Франции, где сейчас она проживает. Только на расстоянии стало возможным увидеть ход истории беспристрастным взглядом.
А вот смелости идей в своих произведениях автор обязан создателю танка Т-34 Михаилу Кошкину, из рода которого происходит.
Публиковалась в альманахах: «Родники», «Юность», «Спутник», «Российский колокол». В 1996 году вышел роман «Всё не так», в 2015 издана книга стихов «Луч звезды».
Награждена медалями в конкурсах имени В. Хлебникова, А. Пушкина, М. Лермонтова. В настоящее время борется за номинацию Лондонской премии.
Член Ассоциации в поддержку русской культуры в Париже «Глагол» и кандидат в члены ИСП.
Москва – Олимп России,
Санкт-Петербург – Парнас,
Здесь в вечность вклад вносили
Мудрейшие из нас.
Солнце поднимается
Со стороны Мытищ,
Сюжеты навеваются
Романов, сказок, притч.
Березы, словно нимфы,
Танцуют меж домов
И навевают рифмы
Для будущих стихов.
Славный город Переславль-Залесский,
Золотые рыбки на гербе,
Александр у нас родился Невский,
Победивший в битве на Неве.
Тут сходила на воду «Фортуна»,
Что построил сам Великий Петр,
И с благословения Нептуна
Появился первый русский флот.
Кошкин Михаил отсюда родом.
Его быстрый танк легендой стал,
До Берлина он дойдя с народом,
Заслужил героя пьедестал.
Преданьем старины пропитаны
Лесом окружённые места,
Синь-камня еще не испытаны
Силы чудесные до конца.
Сошла тут, в царстве Берендееве,
На Снегурочку и Мизгиря
Любовь на озере Плещееве,
Здесь того ж теперь ищу и я.
Встреча поэтов кажется знаковой
В городе, где загорелся талант
Примадонн Милашкиной, Максаковой,
И будет Астрахань тому гарант,
Что отыщутся здесь гении снова,
Способные на весь мир заявить,
Как две звезды сопрано из Большого,
То, что искусство вечно будет жить.
Вот энергия искромётная –
Надежды Бабкиной тому пример,
Атмосфера счастья беззаботная
Вокруг царит без границ и без мер.
Я у Заворотнюк Анастасии
Весёлый нрав хотела б перенять,
Чтобы радость стихи приносили
И гармонию могли создавать.
А ещё бы у Дмитрия Дюжева
Перевоплощения взяла дар,
Чтобы из наброска неуклюжего
Рождался стих, что разум поражал.
Чтобы рутина рифмам не мешала,
Пускай благословит меня кумир,
Председатель всего земного шара
И новатор Хлебников Велимир.
Соединяю я время с пространством,
Выходит, как и он, космополит,
Душа моя не за равенство с братством –
За правду слова всё время болит.
О чём бы в будущем я ни мечтала,
Но буду Астрахань благодарить
За то, что стартовой площадкой стала
И помогла мечту осуществить.
По телевизору неинтересно
Стало на жизнь со стороны смотреть.
Хотим Париж увидеть, как известно,
Потом не страшно даже умереть.
И вот проверить это я решилась,
И только предо мной предстал Париж,
Во времени как будто растворилась,
Здесь в эпицентре всех времён стоишь.
Не уставая, бродишь тут часами.
Округлы площади, как солнца круг,
Отходят улицы от них лучами,
Свернёшь и прошлый век увидишь вдруг.
Чувств благородство лишь имеет цену
В сумбурном столкновении времён.
И по ночам выходят здесь на сцену
Легенд герои, в коих мир влюблён.
В соборе Парижской Богоматери
Видятся всюду герои Дюма,
Здесь Средневековья обитатели
Переживают драму Горбуна,
С ужасающим лицом рождённого,
Способного лишь жалость вызывать,
И к тому ж в красавицу влюблённого,
За чью улыбку жизнь готов отдать.
Рядом с горгульями и химерами
Мелькает неказистый силуэт,
Рвётся сердце его между верами,
Не находя на дилемму ответ.
Верность хранить долг велит отцу Фролло,
Он спас его в детстве и приютил.
Но вспоминается девушка снова,
Что напоила, когда был без сил.
Он у любви и у долга во власти,
Каждый из них покорил добротой,
Только священник от пагубной страсти
Как будто бы стал теперь сам не свой.
Отвергла Эсмеральда отца Фролло,
За это он её на смерть обрёк,
Влюблённый звонарь поступка такого
Спасителю даже простить не смог.
И когда понял священника козни,
То со стены в отчаянье столкнул.
С тех самых пор стоит на колокольне
Из дальних веков отдалённый гул.
От звона вздрогнув вдруг «Эммануэля»,
Готов идти к духовному отцу,
В необходимость исповеди веря,
Желаешь душу ты открыть Творцу.
О собственных грехах приходят мысли
Перед вратами «Страшного суда»,
Невольно думаешь о жизни смысле,
И после смерти попадёшь куда?
Историю простого человека
Так описать талант французам дан,
Что место, где тот жил, начнёт, как Мекка,
Людей притягивать из разных стран.
Под силу всё шагреневой здесь коже,
Лишь сделку с дьяволом ты заключи.
Но тут поймёшь, что жизнь менять негоже,
На от ларца с сокровищем ключи.
Исполнить чтоб заветное желанье,
Готовы душу чёрту заложить,
Забыв, что ожидает наказанье,
За выбор дерзкий демонам служить.
Сокращаясь от желанья любого,
Даже если это воды глоток,
Шагреневая кожа станет скоро
Величиной с осиновый листок.
Тогда об одном мечтать станешь только:
Чтоб никогда ничего не желать.
Осознавать будет больно и горько,
Что жизни ход повернуть нельзя вспять.
Жюльен Сорель, здесь делая карьеру,
Решился прошлое своё забыть,
Но перед смертью вновь обрёл он веру,
Ради любви что стоит только жить.
Решив, что в высшем свете всё возможно,
Мадам Ренар старался позабыть,
Чтобы карьеру сделать было можно
Тем, что маркиза дочь обворожить.
Мадам в отчаянье письмо послала
О замысле коварном жениха,
И вот того, без чьей любви страдала,
На смерть за покушенье обрекла.
В храме в пасхальное воскресенье,
Во время службы он в неё стрелял.
Смерти ожидая в заточении,
Что лишь её любил, вдруг осознал.
Открылась истина пред самой казнью,
Зачем нам жизнь всем на земле дана,
Он понял, что является лишь частью
Пути для восхожденья в рай она…
Чем блуждаешь дольше здесь в беспечности,
Тем город фантастичнее вокруг.
Тут Мопассан затерялся в вечности,
Когда роман закончил «Милый друг».
Его герой, идя на компромиссы,
Стал очень быстро значимым лицом,
Решив, что все актёры и актрисы,
Лгут перед женщиной, другом, Творцом.
Использовать стал дар свой обольщенья,
По головам людей идя наверх,
Тогда внушать он стал всем отвращенье,
И самого не радовал успех.
Приводит ведь к душевному разладу
Жизнь с тем, к кому расположенья нет,
И предпочтенье отдаёшь уж аду,
Чем страсть изображать под звон монет…
Этого города в том гениальность,
Что все легенды в себе он хранит.
Времён здесь перепутана реальность,
Поэта вымысел и прототип.
Кто же была «Дама с камелиями»?
Маргарет Готье? Мари Дюплесси?
Иль драгоценными ожерельями
Осыпали Альфонсину Плесси?
Это теперь уже совсем не важно.
Важно, что видели в ней не порок,
А женщину, принявшую отважно
Вызов судьбы, похожей на злой рок.
Великодушная царица бала,
Она умела вызывать восторг,
И вот Париж, когда её не стало,
Скрыть о несчастной деве скорбь не смог.
«Их ум логике неподдающийся, –
Чарльз Диккенс так сказал про парижан. –
Умер не политик выдающийся,
И не герой войны от тяжких ран.
Оплакивают смерть они кокотки,
Что силы растеряла на балах,
Как мотылёк сгорела от чахотки», –
Недоуменье слышалось в словах.
«Я женщин лёгкого поведения
Любить не могу, – Франц Лист говорил, –
Но Дюплесси была исключение,
С доброй душой её бог сотворил.
Во мне, когда её я вспоминаю,
Романтичная музыка звучит,
И мыслями в античности витаю,
Где нимфой надо мной Мари парит».
Звезда её сияла очень ярко,
Сорвавшись с неба, к гибели летя,
Сжечь душу, сердце было ей не жалко,
Их пламенем как факелом светя…
Сказал приемной дочери Козетте
Здесь бывший каторжник и вор Вальжан:
«За тех, кто с нами рядом, мы в ответе,
А то, что отдадим, послужит нам».
Когда-то отдал ему подсвечники
Священник, чтоб тот избежал тюрьмы,
Понял Жан тогда, что могут грешники
Раскаяться и будут прощены.
С ним перемена странная случилась –
Отдал вместо того, чтоб отобрать.
Сторицей это вскоре окупилось,
С тех пор Вальжан стал людям помогать.
Его спасла в благое дело вера.
Народа уваженье заслужил
И избран вскоре был на должность мэра.
С тех пор с самим собой в ладу он жил…
В Бельвилле, бедном парижском квартале,
Пела девчонка худая Пиаф.
Слушая, люди часами стояли,
Чудо великое в ней распознав.
Голоса высокое напряженье
До глубины души могло достать,
К «Олимпии» началось восхожденье,
Где сумела непревзойдённой стать.
Играл на сердца собственного струнах
На стадионе Джонни Холлидей,
Нас унося всех на пиратских шхунах
В безбрежный океан людских страстей…
Что чудо в наше время существует,
Мне центр концертный «Берси» показал.
Казалось, небо ангела дарует
По имени Грегори Ламаршаль.
Преображал любую песню голос
Неслыханно высокой чистоты,
Астральное с земным будто боролось,
С галактикою наводя мосты.
Доверчиво раскрыл пред нами душу
Космической какой-то красоты,
И стало стыдно от того, что трушу
Мирской оставить путы суеты
И, из земного выйдя притяженья,
Высокому искусству послужить,
От неба получая вдохновенье,
На благо душ мятущихся творить.
Едут сюда по велению сердца,
Пропитан романтикой весь Париж,
В духовный мир открывается дверца,
На крыльях Пегаса словно паришь.
И в отверженном каторжнике бывшем,
Даже через уродства Горбуна,
И в куртизанке в ярком платье пышном
Здесь видишь душу, что Богом дана…
Аромат расцветавшей гортензии,
Улыбки людей ночного кафе
Вдруг пробудили музу поэзии,
Запечатлелись чтоб чувства в строфе.
Рядом речь послышалась французская:
«И я обожаю стихи писать,
Вы, мадам, по-видимому, русская,
А я бы мог Париж вам показать».
Хочу, чтоб оказался из народа
Учтивый, романтичный кавалер,
Чтоб, как Вальжан, Сорель и Квазимодо,
Он сердце благородное имел,
И если ради выгоды и мести,
Запретную не перейдет черту,
То значит удостоена я чести
Увидеть наяву свою мечту.
В собор Парижской Богоматери
Круглый год идёт народ,
Эсмеральда сидит на паперти,
Квазимодо стоит у ворот.
Словно кто-то навёл на вас порчу,
Нищий горбун, мой бедный собрат,
На улице Москва дремлешь ночью
Иль на лавке в метро «Сталинград»?
А ты, танцовщица-красавица,
Ждёшь всё принца на белом коне,
Что над бедной девушкой сжалится,
Возьмёт замуж и даст все «papiers»?
Ваши глаза кричат мне при встрече:
– Мы такие ж, как ты! Помоги!
В горле ком и теряю дар речи,
Лучше б спину мне жгли батоги!
Католический храм и «Агора»,
«Ресторан от сердца», «Красный крест»,
Грустные взгляды из-за забора,
Здесь народ без документов ест.
В жизни вам не везёт слишком долго,
Подождите, вот книгу издам,
Дом построю на улице Волга,
Под фойе вам, бездомным, отдам.
Тик-так, тик-так тикает Биг-Бен,
Пришло время уходить из детства.
Знает только мальчик Питер Пэн,
Как детьми нам оставаться средство.
Если в зеркалах задор исчез,
Грустные глядят оттуда лица,
В зазеркальную Страну чудес
Отведёт нас девочка Алиса.
Жизни нашей дни мчат всё быстрей,
И о прошлом всяк уже жалеет.
Только капитан Джек Воробей
Время вспять повернуть сумеет.
В Букингемском изящном дворце,
В голубом туманном Альбионе
Можно нам увидеть на крыльце
Даму благородную в короне.
Раз на свете королева есть,
То и сказки значит существуют,
Их персонажи, конечно, здесь
На балах вечерами танцуют.
Вымышленный и реальный мир
Так тесно тут переплетаются,
Что Байрон, Диккенс, Скотт и Шекспир
Среди прохожих нам встречаются.
Одухотворённость в лицах их
Рассмотреть хотим повнимательней,
И вот уже и у нас самих
Улыбки сияют мечтателей.
Как называется та страна,
Где обитают герои сказок?
Вам не составит ответ труда
После моих несложных подсказок.
Отвечайте ж скорей на вопрос,
Не бывало проще задания.
Страна наших мечтаний и грёз,
Конечно – Великобритания.
У Русалочки голос отняли,
Боль в ногах ещё можно терпеть,
Человеческий облик придали,
Только песен ей больше не петь.
Рассказать о любви невозможно,
Отдал принц предпочтенье другой,
Боль в ногах ей терпеть ещё можно,
Но не стать уж самою собой.
Вот и русские мы, эмигранты,
Как русалочки, молча глядим,
И не выразить здесь нам таланты,
Не сказать, что любить вас хотим.
Юмор фольклорный вам непонятен,
Остроумием здесь не блеснуть.
На чужом языке так невнятен
Шуток смысл, что теряется суть.
Проявляете к нам вы терпимость.
Ну, а мы из страны, где в любви
Силы черпают, сердце чтоб билось,
Созидать и творить чтоб могли.
Чтоб раскрылась душа перед вами
И с собою в ладу могли жить,
Нужно только, чтобы позволяли
От всего сердца нам вас любить.
Спрашивал африканец-сосед,
Из какой страны я буду родом.
И воскликнул, услышав ответ:
– Восхищаюсь я вашим народом!
Удивилась: «Вот так поворот!
У людей наших скромный достаток,
Как и в Африке, много забот,
А от стран других сколько нападок.
Что же здесь может вызвать восторг?»
– То, что стране самой влиятельной
Не боитесь вставать поперёк,
Мешая миссии карательной.
Знаток в политике небольшой,
Но знаю, что нет такого права –
Того, кто руководит страной,
Унижать пред миром, как Саддама.
От стыда сгораю до сих пор,
Как увидел по телевизору
Причинённый предсмертный позор
Страны всенародному лидеру.
Я не знаю, виноват Саддам,
Чем другие – меньше или больше,
Но тот жалкий имидж, что был дан,
Я смотреть не мог секунды дольше.
Кто бы ни находился тогда
В тёмном подвале на его месте,
Не смогу уважать никогда
Тех, кто унижает ради мести.
Безмерное уваженье стране,
Что противостоит этой силе,
Не даёт развязаться войне,
Гарантирует мир во всём мире.
В детстве увальнем был, не резвился,
Избегал он всех детских утех.
Круг домашний его стыдился,
Смуглым был, непохожим на всех.
А в лицее вдруг стал он вертлявым,
Мог вскочить на стол одним прыжком,
Среди друзей прослыл забавным малым,
Они прозвали его Сверчком.
Темперамент арапский горячий
С русским бесшабашным озорством
В жизни стали для него удачей,
В карман не лез за красным словцом.
К тридцати решил остепениться,
Положенья в обществе достичь,
Нужно было для того жениться,
Радость жизни семейной постичь.
Отказала в руке Оленина.
Гончарова согласье дала,
Но любила, ждала и верила
Екатерина Лопухина.
Спела Таня «Что во поле пыльно»,
Когда в Яр перед свадьбой забрёл.
Тут вдруг он разрыдался так сильно,
Что, не вымолвив слова, ушёл.
От резких жениха движений
Полетели на пол алтаря
Крест, кольцо и даже Евангелий,
А потом погасла и свеча.
Так как был он очень суеверный,
В том несчастье сумел разглядеть,
Был уверен, что знак этот скверный
Предвещал его скорую смерть.