Людмила Феррис
Жизнь в стеклянном доме

В ночь, когда стали известны результаты выборов Угорска и Ударников обошел всех своих конкурентов в первом туре, он страшно напугался и запил. Дядя быстро его разыскал, затащил в ванну и, поливая холодной водой, зло говорил:

– Ты теперь мэр, городская икона, нельзя напиваться как свинья! Будет много работы, – и, прощаясь, произнес: – Завтра чтобы был в форме, заеду в десять, поедем на телевидение, будешь благодарить народ за доверие.

Глава 6
Семен Палыч Чистов

Семен Палыч умел добиваться желаемого. Он приехал в этот город вслед за женой, которая родилась в Угорске. Институтская красавица хотела жить под крылом у родителей, ничем себя не обременяя. Однако ее отец, известный по тем временам доктор, был других взглядов. Семен ему не очень нравился, но с выбором дочери доктор смирился.

Семен Палычу от природы досталась железная хватка, он пошел в своего отца, деревенского кузнеца, который никогда не отступал перед трудностями. Его, единственного сына среди оравы сестер, родители выучили в городе и очень гордились тем, что у Сеньки «институт за плечами».

Семен брался за любую работу, кроме нищей зарплаты инженера, он получал деньги за разгрузку ночных машин с хлебом, за разгрузку товарных вагонов. Потом, когда началась перестройка, он так вписался в это время, как будто вся «ловля рыбки в мутной воде» была организована специально для него. Продавал и покупал компьютеры, редкоземельные металлы, жвачку и кока-колу, словом, брал в оборот все, что продается и покупается.

Для семьи, жены и дочери, он построил дом, вернул тестю долги, взятые под строительство. Когда хорошо встал на ноги, на него «наехали». Три качка явились к нему в офис и, поигрывая бугристыми мышцами, пригрозили:

– Не заплатишь долю от дохода, можешь лишиться всей партии компьютеров!

Семен был не робкого десятка, в институте занимался боксом, но лезть на рожон не стал.

– Приходите через неделю, поговорим.

– Говорить с тобой не о чем. Через неделю отдашь бабки! – И назвали сумму, от которой Семен остолбенел.

Неделю он потратил на то, чтобы создать свой «отряд самообороны». Ребят подбирал по рекомендациям, и когда через неделю «качки» появились опять, они получили серьезный отпор. Во время драки были сломаны носы и ребра, а уж количество синяков никто не подсчитывал. Парни с мышцами от своих претензий отказались, но Семен теперь все время жил с чувством, что кто-то придет и заставит его делиться. Он укрепил «охрану», перевел деньги в производство молока и сыра, купил новейшее оборудование и открыл компьютерный клуб. Когда его ребята уходили из «охраны» в бизнес, он не терял с ними контактов. Семен на первых порах помогал им и даже давал в долг без процентов.

В закрытом Угорске он прижился, несмотря на то что первое время ему было странно каждый раз показывать пропуск. У них в деревне дома никогда не закрывались, а место, где хранился ключ, знал каждый. Останавливаться для досмотра на КПП – контрольно-пропускном пункте – он привык, ко всему привыкает человек. Семен Палыч привез в город младшую сестру, от которой сбежал муж, с сыном Яковом, помог с квартирой.

– Яков не нашей породы, – твердил он сестре. – Учится кое-как. Присматриваюсь к нему, но ничего путного пока не наблюдаю.

Сестра только вздыхала и молилась про себя, чтобы Семен ей продолжал помогать, одной Якова ей было не потянуть. Другие сестры осели в деревне, жили трудно, у каждой имелась своя семья.

Раз прибилась к Семену, значит, надо держаться за брата – так она думала. Брат крепко стоит на ногах.

Семейная жизнь Чистова не складывалась. Красавица-жена оказалась взбалмошной, капризной и своенравной, покупка хороших тряпок и желание отдохнуть всегда были у нее на первом месте. Он бы и пережил ее дамские выкрутасы, но она была холодна в постели. Семен вначале даже пытался наполнить их отношения романтикой, потом махнул рукой и списал все неудачи на физиологическую несовместимость. Мужская энергия требовала выхода, и он его нашел, благо в каждом городе есть целые легионы одиноких женщин. Такие женщины отчаянно доказывали, что они могут быть сильными – водить машину, быть директором, – но все время находились в поиске «женского счастья». Их выдавали глаза, печальные и тревожные, и Семен легко их завоевывал. Он давал им самое главное – мужскую нежность и ощущение любви. Как мужчина он полностью соответствовал их представлению о герое – был высоким, приятным, образованным и честным, потому что не собирался жениться и никому ничего не обещал. У них не было к нему предложений почистить ковер или сходить за хлебом, с этим они справлялись сами, он наполнял их жизнь эмоциями и иллюзиями. Такие женщины, изголодавшись по вниманию, сексу и мужской ласке, верили в красивую сказку и были его многочисленными мимолетными увлечениями. Он даже называл их одинаково: «лапочка», и не было риска спутать одно имя с другим и нанести барышне душевную травму отношениями без будущего. Настоящее с ними Семена устраивало.

– Лапочка, конечно, я тебя люблю, – признавался он каждой, и они его боготворили.

Когда молочный бизнес Семена Палыча вдруг начал давать сбой – появились конкуренты, городской рынок сбыта был ограничен, требовалось выходить на область, чтобы удержаться на плаву, – с партнерами состоялся серьезный разговор.

– Я против выхода в область. Там высокая конкуренция, наша продукция не пойдет, плюс транспортные расходы выйдут в копеечку, – говорил один партнер. Другой добавлял:

– Надо покупать новую линию, новый завод. Оборудование стареет, мы не меняли его несколько лет.

– Давайте сначала посчитаем. – Семен был прагматиком. – Думаю, что оборудование действительно надо обновлять, но и без области мы не сможем. Снижать объемы продукции нельзя, а в Угорске продукция не расходится. Нужно подумать о новой линейке продуктов, нужны инвестиции. Учтите, что банки повышают процент на кредиты.

К общему знаменателю на партнерской встрече не пришли, но Семен рискнул и вложился в оборудование. Он почувствовал неладное через две недели, когда запустил склад под новую продукцию и заключил договора с областью. Причины своего беспокойства Семен так и не понял, но с того дня привык доверять интуиции.

Следующей ночью ему позвонили:

– Ваш завод горит!

Он приехал, когда огонь догорел. В пепле и углях от большого костра валялись мелкие металлические осколки: трубы, бидоны, переходники. Завод исчез, растворился в пламени пожара, и доказать, что оборудование перед пожаром вывезли, было практически невозможно.

– Сгорело все подчистую, – сказал пожарный, отряхивая копоть с комбинезона. – Что же вы противопожарную безопасность не соблюдали? Тоже мне, бизнесмены! Чудилы!

Семен глотал черную пыль, и одна мысль не давала ему покоя:

– Кто?! Кто это сделал?! – И он завыл громко и протяжно, как смертельно раненный зверь.

Тогда у него остался только компьютерный клуб с мизерным доходом, а он уже привык вкусно есть, любить красивых женщин и слушать хруст денежных купюр. Существуют люди, которые при ударах судьбы сразу теряются, уходят в депрессию или запой, но это было не про Чистова. Неприятности его закаляли, делали крепче и сильнее духом. Его жизненные силы при неудачах увеличивались в геометрической прогрессии. И если судьба заставляла его делать шаг назад, то следующие шаги были только вперед, и их было неизмеримо больше.

Он начал все сначала: нашел новых партнеров с криминальным прошлым, с московскими связями, удачно провернул пару противозаконных сделок. Семен Палыч считал, что с криминальными структурами договориться легче, чем с чиновниками, да и помочь они могут практически во всем, надо лишь разово рассчитаться деньгами или договоренностями. Разово! А чиновники будут тянуть из тебя деньги всю жизнь. Они могут перекрыть бизнесменам пути развития, выжимая взятки за любые документы разрешительного характера, вот и получалось, что уголовники честнее чиновников.

Семен обновил охрану и все время думал о качественном витке, который поможет изменить ситуацию – сделать ее устойчивой и приносящей доход. Идея пришла в голову, когда он зашел в свой компьютерный клуб и наблюдал за тем, как ребята лихо управляют различной техникой – автомобилями, самолетами, моделируют военную и другую реальность. Они словно вдыхали в нее жизнь, оставаясь за кулисами. Откуда в сознании всплыло:

– Манипулируют, как политики!

Почему вдруг «политики», он не знал, но внутреннему голосу сразу поверил.

Политикой Семен Палыч особо не интересовался, он всегда думал, что политический бизнес – это прежде всего продажа и покупка партий. Он начал изучать вопрос системно и основательно, как подходил всегда к любому делу. Познакомился с пиарщиками и начал изучать политические технологии.

– Пробиться к власти сейчас невозможно, – рассуждал Семен. Он теперь хорошо ориентировался в политической ситуации Угорска.

– Это примерно как горлышко у бутылки – чем уже, тем меньше там места. К горлышку надо пробиться или тряхнуть бутылку, чтобы освободить себе место. В любом варианте есть «подводные камни».

Семен Палыч даже «соорудил» политическое движение, придумал ему название – «За народную власть!». Получилось немного длинно и витиевато, но для людей представительно.

Семен понял, что можно надеяться только на очередную «волну демократизации». Политические процессы в нашей стране непредсказуемы, набирают обороты внезапно, потом к ним добавляются ураганные ускорения, которые сметают все и вся на своем пути. Маленькие города тоже попадают в эту воронку и меняют свои политические направления, отторгая прежних лидеров, значит, ему надо подождать. Ждать и поворачивать ситуацию в свою пользу он умел. Судьба снова может дать ему шанс в Угорске, теперь это будет политический проект, и нужно делать ставку на своего, например на Якова. Самому Семену эта задача была вряд ли по плечу, слишком тяготели проблемы репутации, но ему в этой ситуации даже больше нравилась «тренерская работа». Риск был настолько велик, что он почти перестал спать, на время забыл про своих женщин, напряжение его организма и души зашкаливало, как стрелка спидометра. Семен любил изречения древних и на этот случай нашел подсказку:

«Больше всего рискует тот, кто не рискует».

Он все сделал правильно и теперь праздновал победу. Победу, которую он заслужил. Но одной победы Семену недостаточно, удачу надо удержать любой ценой.

Глава 7
Заключенный. Угорск

Пятьдесят лет назад

Заключенный вел дневник, он прятал его в наволочку, вместе с единственной фотографией. Место не бог весть какое, но пока не подводило. Ему было важно записать все, что он чувствует, видит, что происходит вокруг. Они лишили его права переписки, посадили на долгих десять лет, но не отняли разум, умение и желание писать, и он будет это делать. Им поддаваться нельзя, а иначе можно сойти с ума в этом лесу.

Он так и не смог освоить «феню» – воровской жаргон, не любил играть в карты. Карты в лагере были единственным развлечением. Если фабричной колоды не находилось, заключенные изготавливали карты сами – пережевывали хлеб, из него получался великолепный клейстер. Затем из подручной бумаги, книг, картона, тетради нарезалось тридцать шесть прямоугольников стандартных размеров шестьдесят три на восемьдесят восемь. Рисунок наносился искусниками по трафарету. Заключенный понимал, что игра в зоне – это попытка разнообразить жизнь острыми впечатлениями. В лагере играли не просто так, а «под интерес». «Интересом» могла стать и человеческая жизнь. Игры всегда проходили с громкими криками, нервными срывами, конфликтами и угрозами.

Он рассказывал другим заключенным, что карты в России появились во времена Ивана Грозного, стоили дорого, их даже перевозили в специальной дубовой таре. Каждая фигура в картах – это исторический персонаж.

– Так что это не просто дама Пик, а богиня мудрости Афина, а король Бубен – Юлий Цезарь.

– Ох, умный ты, фраерок! – говорил ему «смотрящий» Мартын. – Умный не по годам, оттого и сидеть будешь долго, – вокруг засмеялись.

В зоне была четкая субординация. Мартын, пользующийся у зэков авторитетом, относился к нему как к блаженному и даже однажды после утренней проверки сунул ему в карман кусок сала с хлебом.

– Хавай, а то ходишь, как скелет, обтянутый кожей.

Он действительно сильно похудел и все время хотел есть. Каша из прогнившего пшена не лезла в горло, а в супе плавала одна капуста, липкий хлеб разваливался на неровные комки. Желудок отказывался переваривать такую пищу.

Заключенный вонзился зубами в белое с розовыми прожилками сало, от беспомощности текли слезы. Он заталкивал его в рот кусками и презирал себя. Взял подачку от Мартына. Нестерпимо хотелось есть.

Заключенные строили объект «Центральный» – так назывался огромный котлован, где они работали днем и ночью. Они рубили просеку, сосны натужно скрипели, зимой – громко и протяжно, летом – тихо и неодобрительно. Здесь часто хоронили людей, на могилах ставили деревянные кресты, а если не успевали, то просто втыкали палку. За три года работы на котловане выросла роща черных палок, одни потом зарастали, заваливались от дождя и ветра, другие стойко переносили неприятности, словно ждали, что придет кто-то, положит цветы и вспомнит ушедшего в мир иной добрым словом. Заключенный уже не знал число умерших, «лагерников» за людей не считали, стране в неограниченном количестве нужны были кадры для строек.

– Здесь строится секретный город, – услышал он однажды от огэпэушника, который ежедневно контролировал вверенный ему объект.

– Выход заключенных в день – пятьсот человек, – докладывал он начальству.

– Значит, еще ребят привезут, – подумал заключенный. – Тех похоронят, а других привезут, и так – до полного физического износа.

Кроме большого котлована, на стройке была еще высокая труба, дымившая ядовитым желтым клубом. К трубе посылали только «смертников». Когда дул ветер, труба сильно раскачивалась, и люди, работавшие там без страховки, падали и разбивались насмерть, и роща осиновых колов принимала новых обитателей.

 
Тиран проклятый, тебе – радость,
Опять хороним мы друзей.
Совсем немного нас осталось,
Танцуй и радуйся, злодей.
 

Глава 8
Наташа и телевидение

Угорск, наше время

Наташа уставала на работе, телевидение требовало полной отдачи. У нее все меньше оставалось сил на то, чтобы в доме царили мир и покой. Маруся поступила в музыкальную школу, и надо было покупать пианино. Возвращаясь с работы, Наташа мысленно включала «кнопку дом» и, казалось, переходила в спокойно-домашнее состояние. Утром включалась другая кнопка – «работа», ее тело наполнялось бурной энергией, и она была готова ринуться в бой. Такой психологический тренинг пока ее выручал.

– Хороший парень Саша Штерн и совет мне дал правильный, работающий, – сколько раз она мысленно его благодарила.

Коллектив, в котором работала журналист Наташа Петрова, был молодой и, как теперь модно говорить, креативный. Телевидение для всех, кто принадлежал этому сообществу, представляло тонкий и ранимый организм. В его телевизионных клеточках постоянно происходило движение, они насыщались идеями, как кислородом, делились, объединялись, намечали новые точки роста, питались информацией, многократно увеличивались в объеме, выплескивали эту информацию в реальность. Уже ее, измененную действительность, пытались освоить многочисленные съемочные группы. Мир снова распадался на множество осколков и интерпретаций, благодаря чему реальность становилась глубже, ближе и понятней. Прежние восторги и надежды могли смениться неврастенически-тоскливой зависимостью. Все это проносилось на небывалых скоростях – от мыльных опер, выступлений Кашпировского, войны в Чечне до реалити-шоу. Вот такая она, динамика телевизионной жизни, катализатор изменений и эталон происходящего.

Молодая женщина с именем Клио, что означало «прославляю» – муза литературы и искусства, которую телевизионщики лихо произвели в свои покровители, изображалась с очень выразительным, одухотворенным лицом, со свитком папируса или пергамента в руке. Она, наверное, хотела, чтобы действительно прославлялись подвиги героев и правителей, а не смаковались насилие, жестокость и подробности убийств. Но древние не могли предполагать, что жизнь будет подчиняться телевизионному рейтингу, и совсем бы не поняли, почему печальная повесть о зачарованной девушке-птице, нежное «Лебединое озеро», станет ассоциироваться у нас в стране с правительственным переворотом.

Человек любой профессии – филолог, продавец, маляр, физик, водолаз, историк, – соприкоснувшийся однажды с телевизионным организмом, был захвачен, порабощен и вовлечен в его глубины, «отравлен» и «зазомбирован эфиром». Он еще не понимал, что происходит на этой шумной, яркой территории, но уже ощущал себя частью телевизионного нерва до покалывания кожи. Без получения таких импульсов человек уже не может дышать, чувствовать, двигаться, жить. В этом на первый взгляд броуновском движении, а на самом деле в гармонии, он не в силах остановиться, он все время должен брать новую высоту и положить все самые замечательные качества к ногам единственного желания – быть первым в профессии.

«Телевидение – великий обман», – часто произносил директор и главный редактор угорского телеканала Игорь Серых, и эта мысль была абсолютно верной.

Политологи награждают телевидение пышными титулами: «великий арбитр», «четвертая власть». Телезрители искренне верят, что оно контролирует всю страну и организует в ней перемены, не подозревая, что телевидение могущественно лишь тогда, когда по «ящику» говорят то, о чем и так уже думают телезрители. Остальное все игра, политическая, рекламная, но очередь жаждущих выиграть миллион никогда не кончается. Надежды, которые возлагаются на телеэкран, только множатся.

Наташу удручал тот факт, что телезрители путают местных журналистов с сантехниками, адвокатами, депутатами, с героем мультфильма «Аркадий Паровозов», потому что требуют немедленно заменить унитаз, убрать с газона машину и очистить двор от мусора. То, что сами жильцы могли бы провести у себя во дворе субботник или не засорять канализацию, им даже в голову не приходило.

Очередная бабушка жаловалась, что во дворе у нее убрали скамейку.

– Ноги у меня больные, иду из магазина, негде присесть. Приезжайте, посмотрите, – говорила она.

– Вы в свой ЖЭК звонить пробовали?

– Нет, сразу к вам. Уж помоги, доченька.

Наташа вздохнула и набрала номер ЖЭКа.

Критического материала про ЖЭК не получится – скамейку забрали на ремонт, объявление об этом повесили на подъезде. Бабушка, наверное, не обратила внимания на объявление, написанное мелкими буквами, информация в итоге не стоит выеденного яйца. Но что же делать, если пенсионеры привыкли по всяким пустякам звонить на телевидение, приходится соответствовать службе быстрого телевизионного реагирования – сделала она вывод.

Экран компьютера мигнул, появился вопросительный знак и вытащил за собой курсор. Сегодня по плану – три съемки, она набрасывала вопросы, помечала главное. Наташа не давала себе расслабиться, чтобы ее сознание не заполнила оглушающая пустота, которая сразу начинала выгрызать ее изнутри.

– Хватит страдать по декорации благополучной семейной жизни, – сказала она вслух. – Сделай полезное дело – бабушке про скамейку расскажи, порадуй.

Компьютер, который она считала живым существом, вдруг моргнул и выплюнул на почту письмо с неизвестной «электронки», которое адресовалось персонально ей.

– «Не мучай нас, это подло. Оставь его в покое. За все придется платить».

В письме была картинка незнакомого человека с выколотыми глазами.

– Кошмар, – прошептала она. – Не зря меня подруга и одноклассница Светка предупреждала, что не может редакция существовать без коварства и гадости!

И тут же себя одернула:

– Что же я сразу придумываю? Может, это просто спам, их нынче вон сколько развелось, не успеваешь отбиваться. Глупость, может, удалить и забыть, словно ничего не было? – Она немного подумала и решила, что обязательно расскажет Саше Штерну.

Штерн работал на телевидении последние месяцы, ждал окончательного оформления документов. Он уезжал в Израиль, на историческую родину, на ПМЖ. Отбывал он не один, а с женой Дорой и взрослой дочерью. Отъезд в другую страну нынче никого не удивляет, это не 80-е годы, когда эмигрировали в Израиль его старшие братья – словно бежали, оставив матери талоны на масло, водку и стиральный порошок.

Желание уехать сидело у старших детей в генах – их отца, врача от Бога Иосифа Штерна, сначала называли лучшим врачом СССР, а потом обвинили в сговоре с троцкистскими диверсантами. Вместе с ним на скамье подсудимых оказались его коллеги, Коган и Андрашевич. Это дело называли самым громким – вредителями были сплошь еврейские профессора-медики. Обвинение утверждало, что они действовали по заданию террористов. Иосифа Штерна забрали прямо из операционной, и он бесследно сгинул. Старшие сыновья побоялись приехать на похороны матери из политических соображений, но все время звали к себе младшего Штерна, и он наконец решился. Три месяца они с Дорой учили на курсах иврит, продали из квартиры все, что можно было продать, чтобы не тащить багаж, мечтали, как сложится их жизнь в Хайфе. Одно только мучило Сашу Штерна: как сможет он там без любимой работы? Но показывать свои сомнения он никому не хотел.

– Наташка, на эту историю надо «забить», не разбираться с ней. Какой-то гаденыш тебе нервы портит или гадина. Он и хочет, чтобы ты сорвалась, помучилась, попереживала, а ты не поддавайся на провокацию, «забей», и все. Вот как я тебя тут одну оставлю? Боязно, пропадешь без меня… Давай я тебе для поднятия настроения анекдот расскажу.

– Абрам, где ты достал себе такой костюм?

– В Париже.

– А это далеко от Угорска?

– Ну, примерно пять тысяч километров будет.

– Подумать только! Такая глухомань, а как хорошо шьют!

– Саша, ты все свои еврейские анекдоты привязываешь к Угорску, уже заранее скучаешь, – грустно сказала она.

– Дай слово, что приедешь к нам в Хайфу!

– Какая Хайфа, Саша, я к родителям в Краснодар собраться не могу.

– Девочка, Хайфа круче Краснодара!

– А Угорска?

– Угорск пока круче. – И они расхохотались.

Происшествие на сессии не давало ей покоя, она вспоминала запрокинутое лицо Сергея, голубые жилки на руках.

– Кому же помешал Пестерев?

Наташа выделяла его среди других депутатов: он обладал какой-то особой энергетикой, внутренним светом. При встрече с ней он говорил всегда одну и ту же фразу, как будто набирал одни и те же цифры на телефоне:

– Как успехи на ниве журналистики? – Натка всегда отвечала ему «по-разному» или просто улыбалась, а однажды он изменил своей привычке и сказал:

– Какая вы красивая, Наташа, и материалы у вас тоже красивые, в общем, запишите меня в свои поклонники. Я могу рассчитывать на первую десятку?

Она так растерялась и покраснела, стушевалась, что не нашлась что ответить. Не могла же она всерьез ему сказать, что в списке ее «поклонников» – только возрастные бабушки, которые любят «Наташу из телевизора», звонят ей на работу, интересуются ее здоровьем и погодой на завтра, и что у нее кончается терпение при общении с ними! Для остальных Наташа – просто «хороший парень», но знать это Пестереву совсем не обязательно. Она, конечно, навестит его в больнице и сама попробует разобраться в том, что произошло. Ей понравилась рыжеволосая следователь Лариса Сергеевна, Наташа вообще любила женщин необычных профессий, но с журналистом все будут откровенней, чем со следствием. А там, где с ней будут осторожны, она попросит о помощи Светку, свою единственную подругу и уникальную личность – Светка разговорит кого угодно.

Вот только к мэру, пожалуй, ей не подобраться, но она изучит территорию вокруг так основательно и глубоко, что сделает выводы и про мэра. А выводы должны быть четкие. Кто имеет отношение к отравлению Сергея Пестерева? И что, интересно, обнаружило следствие при осмотре помещения? Кто и как подсыпал злосчастный глюкозид? Происшествие казалось ей нереальным – может, это вообще пищевое отравление? Такое тоже случается, и она бы с удовольствием согласилась с этой бытовой версией, если бы не одно обстоятельство: Пестерев затевал отзыв главы администрации, что было слишком серьезным ударом по власти, а власть умеет защищаться. Ударников не из тех, кто может принимать решения, значит, рядом с ним есть человек, который и отравил Пестерева. Этого человека надо вычислить, его надо найти, и она попробует помочь Сергею, не зря ведь он просился в десятку ее поклонников, а Наташка из тех людей, которые не бросают в тяжелые времена. Ей казалось, что как раз такие времена наступили для Пестерева.