Политическая полиция Российской империи приобрела в обществе и у большинства историков репутацию «реакционно-охранительного» карательного ведомства. В предлагаемой книге это представление подвергается пересмотру. Опираясь на делопроизводственную переписку органов политического сыска за период с 1880 по 1905 гг., автор анализирует трактовки его чинами понятия «либерализм», выявляет три социально-профессиональных типа служащих, отличавшихся идейным обликом, особенностями восприятия либерализма и исходящих от него угроз: сотрудники губернских жандармских управлений, охранных отделений и Департамента полиции.
Любовь Ульянова подавала надежды с выдвижением темы непричастности П.И. Рачковского к созданию Протоколов сионских мудрецов. Что достаточно ясно обосновал ещё Б.И. Николаевский и все его последователи, даже и сталинист О.А. Платонов конкретно в этом вопросе дал достаточно ценного материала, но дополнительные подтверждения полезны. В самой же книге подробностей о Рачковском нет, только ссылки в сторону. Сравнительно с действительно выдающейся сильной книгой С.В. Медведева «Эксперимент Зубатова» (2018) Любовь Ульянова берёт слишком широкие 25 лет и растекается по ним тонким слоем, анализируя стилистику полицейской документации, но не подлинные биографии, убеждения и действия, которые затрагиваются совсем мельком, ни на чём не останавливая должного внимания. Ввиду того что полицейские политически распределялись, как и общество, по всему спектру координат вплоть до социалистов, «открытие» будто они были преимущественно левыми славянофилами (у которых билось одно сердце с Герценом), а не крайне правыми монархистами, совсем плохо обосновано, т.к. не даётся никаких вычисленных пропорций по структуре оттенков убеждений. Спекулировать на тех или иных из оттенков, давая сомнительные произвольные интерпретации внутренним делопроизводственным документам – занятие малополезное.Было бы превосходно, если бы Любовь Ульянова собралась с силами и сделала что-то по-настоящему значительное: написала всестороннюю биографию П.И. Рачковского, потребность в которой ой как велика. Или жизнеописание менее известного вне круга специалистов, но очень симпатичного ей С.Э. Зволянского. Или полную историю действий политической полиции за отдельный, скажем, 1897-й. Вот как следовало бы поступать, а не жонглировать лексикой в довольно неприглядных целях. Кажется, единственное к чему хочет подвести Любовь Ульянова, склонная к наиболее типичной революционной мифологии по отношению к Российской Империи, это подвести имперскую полицию под современную неосоветскую повесточку.