Любовь Левшинова
Гордость и предупреждение
Болезненный опыт прошлых ошибок заставил чувство злой справедливости отрастить когти – Дрейк сама не поняла, как из человека с наплевательским отношением к незнакомой пьяной девчонке она превратилась в львицу, защищающую растрепанного львенка.
– Он мой друг, – уверенно заявила Ева. – И бывший парень, – дополнила виновато.
Татум хмыкнула, чувствуя, как девчонка засыпает на ее плече.
Обратила внимание на парня. Масляные глазки, темные кучеряшки, нос с горбинкой, высокий рост. Первый-второй курс универа. В зрачках пьяная злоба на мир и нетронутые дракой костяшки пальцев.
– Я отвезу ее домой, я за рулем. – Юра нахмурился, потянул руки к Еве, но Дрейк отступила на шаг, качая головой.
Раздражение царапало небо.
– Это вряд ли, – безапелляционно цокнула она. – Ты посмотри на себя, в таком же состоянии, что и она, – кивнула Дрейк на Еву. – Тебя еще просто не развезло. Скажешь домашний адрес? – обратилась она к девчонке, дергая плечом, чтобы та очнулась от дремоты.
Сумбур в голове после встречи «АН», возвращение в прошлое из-за Глеба и того самодовольного хама в постели на втором этаже встали тошнотворным комом в глотке. Задушить вниманием кого-то другого, не трогая собственных демонов, казалось хорошей идеей. Татум твердо решила позаботиться о судьбе девчонки этим вечером.
– Чего? – Юра хотел было начать возмущаться, но Дрейк внимания на него не обратила, с ним ею все было решено.
Евой, очевидно, тоже.
– Нельзя домой, мама прикончит…
– Хорошо, – тихо хохотнула Дрейк, вспоминая себя в старших классах, – адрес подруги? Есть кто-то, у кого ты можешь переночевать?
Ева нахмурилась, надула губы, пожала плечами. В желтом свете уличных фонарей ее болотные глаза переливались магическим огненным оттенком.
– Можно к Наде. Думаю, к ней можно, – утвердительно кивнула она и продиктовала адрес.
Дрейк улыбнулась, вызвала машину, вопросительно посмотрела на растерянного Юру рядом, мол, что-то еще?
– Катерина правильно посоветовала бросить тебя – вешаешься на первого встречного, – зло фыркнул Юра.
Он хотел высказать много чего, но Дрейк посмотрела на парня сурово. Тем самым встала костью в горле у его гордости. Он сплюнул на асфальт, пробубнил себе под нос невнятные ругательства и, махнув рукой, направился в дом.
Татум умела быть убедительной, но презрительно сощурилась парню вслед: он должен был бороться за подругу, а не оставлять ту в невменяемом состоянии с незнакомкой. Пусть так и будет лучше – он этого знать не мог.
Ехать было недалеко. Ева, завалившись на заднее сиденье, сразу закемарила, Тат смотрела в окно. Лишь вздрогнула, когда Ева поднялась посреди поездки и улеглась к ней на колени. Пробормотала: «Странно, но тебе хочется доверять», – и уснула.
Когда их высадили по адресу, Дрейк попросила таксиста подождать, заботливо прописала девчонке пару легких пощечин, чтобы та разблокировала телефон. Дозвонившись до подруги Евы, попросила ту спуститься к ним.
В душные сумерки выпорхнула заспанная, укутанная в плащ пепельная блондинка. Татум загляделась на секунду: девочка будто светилась изнутри. Мягкие черты лица, миниатюрное строение тела – Надя напоминала ангелочка.
Она начала что-то спрашивать, проснувшаяся Ева стала отвечать, а Дрейк решила в диалог не вступать: на эти сутки лимит драмы был исчерпан. Она только перекинулась с блондинкой слишком взрослым для их лиц, уставшим, понимающим взглядом и села в такси.
Спину до сих пор жег фантом – она почувствовала его еще там, у дома, пока усаживала Еву в машину. Усилием воли не обернулась, потому что догадывалась, что у взгляда этого – темная радужка.
Глава 2. Грязное пятно буквальности
Татум
Дрейк нравился мамин гороховый суп. Нигде такого больше не было. На вкус он был как дом, уютные семейные вечера и выздоровление. Мама его готовила, когда Татум в детстве после болезни шла на поправку. Гороховый суп ассоциировался у Дрейк с восстановлением. Когда просыпаешься утром и понимаешь – рубеж пройден. В горле почти не першит, нос дышит сам, и аппетит просыпается зверский.
Татум отхлебнула очередную ложку супа, кивая на реплики сестры за ужином. Поняла – в горле почти уже не першит. Она дышит сама, и аппетит к жизни просыпается тоже.
С возрастом болезни стали тяжелее. Потому что душу простыми каплями не вылечишь. Можно эти раны протирать спиртом изнутри, но так боль снимается только временно.
Дрейк любила мамин гороховый суп. Он напоминал о том, что рубеж пройден.
– Вас точно отвозить завтра не нужно? – Лилия участливо нахмурилась, Ника недовольно закатила глаза.
– Ну ма-ам! Не пять лет уже, справимся.
Татум улыбнулась в кулак.
Дети не ценят родительскую заботу. Она тоже не ценила, зато сейчас впитывает ее как губка. Если бы не «взрослая и самостоятельная» Ника, она бы с радостью поехала в универ с мамой. Пять тебе или двадцать пять – первый день в любом месте нервозный. И хочется, чтобы мама была рядом.
Лилия была милой женщиной, Дрейк ее очень любила, хоть и относилась чуть снисходительно. Всю жизнь Татум казалось, что она взрослее матери.
Лилия не отличалась проницательностью – была обычной домохозяйкой, любящей мужа и детей-подростков, однако Татум всегда нужно было больше, чем разрешение не спать допоздна и советы по стилю. При всей любви и понимании в их семье за всю жизнь Татум так и не услышала от родителей ни одной из тех фраз, которые хотелось вышить на подушке крестиком.
Лилия Дрейк, в девичестве Соколова, изо всех сил старалась быть хорошим родителем – в меру строгим и в меру отходчивым, но получалось не очень. Саму Лилю мать бросила, когда ей было четырнадцать, поэтому быть женщиной ее учили отец-строитель и тетушка Рита, полностью «отъехавшая» соседка – как тут станешь примером для подражания?
Однако она стала. Для Татум – определенно. Когда оказалась самым смелым и бескорыстным человеком на свете, оставив все, чем дорожила, ради дочери в трудную минуту. Дрейк этого никогда не забудет. Потому что когда она разрушила свою жизнь, родители оказались рядом. Не отвернулись, не пустили все на самотек и не начали учить жизни – подставили плечи и пронесли Дрейк сквозь огонь, спичку в который бросила она сама.
Поэтому Татум ела гороховый суп, воскресным вечером обсуждая новости, и понимала, что это – самое важное. Ведь то, что для нее сделали, стоит всех цитат, вышитых крестиком.
Крис
Крис накинул кожанку на плечо, поправил на носу солнечные очки. Занятия по инвестициям кончились, они с Марком направлялись к воротам спортивной площадки за зданием – встреча была назначена на четыре.
Друзья переглянулись, махнули своим у входа. На ярмарку веществ собралось пятнадцать человек.
За спинами в фирменных куртках с нашивками Вертинский разглядел паренька-дилера, с которым разговаривал утром. Тот стоял у минивэна с другим – очевидно, старшим. Этот парнишка выглядел увереннее: под два метра ростом, он знал, что превосходит каждого по силе.
– Ну что? Есть нужный нам объем? – залихватски усмехнулся Крис. – Каждая следующая вечеринка должна быть грандиознее предыдущей, помните? – Парень снял очки, бросил куртку на ограждение, в предвкушении потирая ладони, будто Кощей в ожидании злата.
– А друзей привел, чтоб не страшно было? – со смешком фыркнул громила, оглядев толпу за спинами парней. – Современная школота никогда мужиками не станет, – тихо пробубнил он, сплюнул под ноги.
Крис улыбнулся, покачал головой. Тощий парнишка достал из багажника пакет, открыв створку двери. Вертинский покосился на громилу, благосклонно не отвечая на его выпад про молодежь. Плотные черные пакеты не давали представления о том, что там находится, но фантазию подстегивали.
– Да ладно тебе, не наезжай на перспективных клиентов, – со смешком отмахнулся Крис, громила одобрительно хмыкнул.
Но затем нахмурился.
Оглядел еще раз подошедших парней – на вид те были типичными мажорами, однако опыт заставил насторожиться.
Они вели себя расслабленно. Слишком. Даже учитывая статус и деньги родителей, такие парни всегда нервничали: за наркоту могли выпереть даже с платного, батя всыпал бы по самое не могу, репутацией такие дорожили. Ходили по тонкой грани со своими вечеринками, но в криминал осознанно старались не лезть. У многих родители занимали государственные должности, а за такой скандал с сыном какого-нибудь министра съели бы живьем.
Парни не были похожи на прожженных наркош, которые в теме как рыбы в воде, это было бы заметно.
Эти были свеженькими. Чистенькими. Но отчего-то даже не озирались по сторонам. Будто за ними была «крыша».
Громила «отлепился» от бока машины, размял шею. Инстинкты чесались под кожей. Они могли отказать покупателям без объяснения причины, но такое не приветствовалось. И если ему померещилось, они упустят действительно золотую жилу. Устроители вечеринок с безлимитной отцовской наличкой – что может быть лучше?
– Значит, они за тобой как цыплята за мамкой ходят? – Громила усмехнулся добродушно, пытаясь за остротой скрыть натянутые нервы.
Крис перевел взгляд на тощего.
– Не то чтобы, – пожал плечами парень, – они с нами здесь для того, – он обвел ленивым взглядом своих парней и остановился на Марке, смотря тому в глаза чуть дольше секунды, – чтобы вы, уроды, – заставляя голос сочиться патокой, почти проворковал Крис, делая шаг к парнишке, – запомнили, что рядом со средней школой, нашим универом или где бы то ни было в долбаных учебных заведениях продавать нельзя!
Парнишка почувствовал неладное еще до окончания фразы. Дернулся назад. Крис перехватил его руку, потянул на себя. На последнем слове резко хлопнул дверцей багажника поперек предплечья парня. Сломал кость.
Тот спугнул птиц громким воплем. Громила дернулся в сторону ребят. Его встретил кулак Марка, прилетевший в подбородок. Громила пошатнулся. Сделал несколько шагов назад по инерции. Не упал – мотнул головой. Разъярился и бросился в сторону парней.
Марк пригнулся. Крис заслонился, как щитом, напарником громилы. У парнишки от мощного удара друга дернулась голова. В ушах зазвенело. Из глаз полились слезы.
Громила опомнился. Посмотрел на напарника. Смог задеть Криса по касательной: чиркнул кулаком о щеку.
Вертинский согнулся. Вытряхнул звон из головы. Выхватил из багажника ранее примеченный гаечный ключ. Пригнулся. С размахом прошелся металлической ручкой по щиколоткам громилы, задевая металлом кости ног.
Тот заверещал. Завалился на пол рядом с тощим. Крис распрямил плечи. Остальные парни остались стоять на своих местах в боевой готовности. В драку не лезли – честно оставили возможность разобраться два на два.
Вертинский сплюнул на асфальт. Перехватил ключ в ладони. В ногу с Марком подошел к валяющимся на асфальте телам.
– Ключи. – Он посмотрел сверху вниз на тощего, прижимающего сломанную руку к груди. Тот чертыхнулся. Сквозь слезы замотал головой. Вертинский недовольно вздохнул. Перекинул гаечный ключ Марку. Серьезно оглядел живую картину страданий. – Ключи, – еще раз, с нажимом повторил Крис. Поставил подошву кожаных ботинок на грудь парня, рядом с раненой рукой. Тот заскулил, выматерился, но полез здоровой рукой в карман куртки. – Покорно благодарю, – оскалился Крис. Кинул ключи Сане. Обернулся через плечо. – Едешь по маршруту, как и договаривались. Оставь у гаражей, содержимое пакетов – в канализацию. – Он цокнул, с удовольствием наблюдая, как расширились от ужаса глаза тощего и громилы. – А вы что думали? Во всех бизнесах есть издержки, – хохотнул он. – Считайте, что вы обанкрочены. Скажите спасибо, что в канализации окажется только груз.
Вертинский снял ногу с груди паренька. Отошел на несколько шагов, Марк встал рядом. Крис кивнул другу. Тот обратился к парням.
– Обеспечьте им койко-место в местной больнице недели на три, не больше, – сухо проговорил он. Кивнул Крису.
Друзья направились обратно к университету, оставляя золотую, злую молодежь наедине с дилерами. Крис усмехнулся через плечо.
– В общем, повеселитесь.
Крис
– И как я ее пропустил? – Крис поперхнулся колой, спрыгнув с капота «мерседеса». Сегодня они с парнями зависли на парковке университета сразу после пар – ехать никуда не хотелось. – Что еще о ней знаете?
– Говорят, девчонка непростая, но хрен его знает, ты в курсе, как извращаются слухи, – лениво отмахнулся Марк.
Новенькая с первого курса наделала шума. Девушка одевалась броско: высокие каблуки, колготки в сетку, обтягивающие юбки. Крис пару раз видел ее в толпе, но не думал, что она здесь учится. Сквозь пьяные воспоминания догадывался, что видел ее на тусовке в конце августа, на общем сборе перед учебой, но сомневался: был тогда слишком пьян.
Она скорее походила на училку из порнофильмов или чью-то старшую сестру. Вертинский уже тысячу раз себя проклял за то, что пропустил общую тусовку в начале сентября. Если новенькая такая заводная, как говорят, он матерью клянется – не пропустит больше ни одного кутежа. Больше того – сам эту Дрейк туда пригласит.
Имя у новенькой тоже было необычное – говорили, у ее отца были предками итальянцы и фамилия так и осталась. Кто-то, наоборот, нагуглил, что фамилия необычная, но самая что ни на есть русская – пошла от какого-то купца. А под подобную фамилию ее родители, очевидно, решили не подбирать что-то простенькое, а назвали девочку броско – Татум.
– Ладно, с этим еще разберемся, – мотнул головой Крис, обращаясь к тощему Сане. – Что с Якудзами? Не объявлялись? Эти… кровь портят постоянно. Только не думайте, что они спустят на тормозах наше приключение в начале года. Сколько затишье длится? Уже три недели? Свое право продавать они будут отстаивать до конца. Не теряйте форму.
Парни кивнули.
Тяжело быть представителем золотой молодежи. Особенно когда в одиночку втаптываешь в землю местных наркодилеров.
Татум
Двор университета был заполнен людьми, все разбрелись по компаниям.
Славянова предлагала Дрейк присоединиться к ее подругам, после того как та в начале учебного года привезла к ней ночью пьяную Еву, но Татум мягко отказалась: Надя ей нравилась, но Дрейк своих собраний хватало.
Славянова общалась с Татум больше всех. Она была коммуникабельной, имела свое мнение и не задавала лишних вопросов. Татум относилась ко всему просто. В первый день учебы пришла уже окруженная слухами: кто-то видел, как она увозила Еву из коттеджа, задетое эго Юры подстегнуло сплетни парой «правдоподобных» догадок о том, кем бы она могла быть. Славянова порывалась успокоить Татум тем, что скоро это забудется под гнетом других новостей, но Дрейк лишь отмахнулась со словами: «Я знаю, мне это жить не мешает».
С появлением слухов ее популярность резко возросла: некоторые девчонки решили, что Татум как-то связана с Примусами. К тому же у ее сестры было почти триста тысяч подписчиков в социальных сетях. Комбо взорвало атмосферу сплетен.
После первых двух пар Татум вышла во двор. Взгляд выхватил из толпы учащихся фигуру сестры. Ее нельзя было не заметить: королевская осанка, длинные волосы, закрытая одежда. Даже несмотря на то, что Ника была звездой в социальных сетях, привыкшая, что куча человек досконально знает ее расписание дня, в толпе она чувствовала себя неуютно.
Тат забралась с ногами на скамейку и села на железный стол.
– Как английский? – скучающе поинтересовалась она, отбирая у сестры яблоко.
Ника не сопротивлялась, на нее тоже напала апатия с самого утра – ничего интересного на парах, естественно, не было.
– Нормально. Он поставил мне трояк. – Она легла корпусом на стол, пытаясь не заснуть.
– Херово, не думала, что ты такой неуч, – попыталась пошутить Дрейк, но у обеих вырвался лишь слабый, усталый смешок.
– Можно к вам? – Надя улыбнулась, несмело подходя к сестрам Дрейк.
Не из страха – из вежливости.
– Конечно! – Татум улыбнулась. – Ника – это Надя, невероятная умница и красавица, Надя – это Вероника, моя сестра. Блогер, товарищ и просто дива.
Девчонки хихикнули в унисон над шутливым представлением Татум, Надя села на скамейку.
– А вы…
– Привет! – В их маленький круг вторглась еще одна девушка – кудрявая брюнетка с голубыми оленьими глазами. – Увидела, что Славянова подошла, и решила, что меня не расстреляют на подходе, давно хотела познакомиться. – Она широко улыбнулась, подняв соболиные брови домиком. – Я Анна. И мне очень интересно, что на самом деле скрывается за сплетнями, – в лоб предупредила она. – Когда говорят, что девчонка настоящая стерва, – уверена, с ней нужно подружиться.
Дрейк засмеялась, прикурила сигарету. Благосклонно кивнула в сторону стола, приглашая Анну присесть.
– Ты молодец, лесть всегда действует как смазка, – дернула она уголком губ.
Надя нахмурилась, чуть стушевалась, Ника с улыбкой закатила глаза.
– Если слово «стерва» для тебя – комплимент, мы точно подружимся, – хихикнула девушка. – Я на третьем курсе учусь.
– Первый. – Дрейк указала на себя и сестру. Махнула рукой с зажатой между пальцами сигаретой в сторону Нади. – Второй.
– А ты не такая пугающая, как говорят. Интересно познакомиться с легендой. – Анна достала из сумки пачку сигарет.
Тат удивленно хмыкнула.
– Да откуда это вообще взялось? И почему пугающая? Я что, била кого-то? С каких пор яркий макияж к бандитизму приравнивается? – Она возмущенно всплеснула руками.
– Ну, знаешь. – Анна прикурила сигарету, патетично взмахнула в воздухе рукой. – В первую неделю на третьей паре ты спросила преподавателя, можно ли покурить, и вышла из аудитории вместе с ним.
– Это был не преподаватель, а молоденький аспирант, – скривила губы Тат, не находя аргумент весомым. Затянулась. – И он тоже знатно подзатрахался к тому моменту, я просто дала ему повод для передышки. Мы мило поболтали в курилке.
Она не была смелой. Она просто устала. Взрослые не понимали в жизни больше, они просто задолбались сильнее и не хотели тратить время на смущение, просто не было сил. Татум с каждым годом понимала это все отчетливее.
– Ты разделась на перемене в полной аудитории, – спокойно припомнила Анна с легкой улыбкой.
Подняла сигарету вверх, «за здоровье» Татум.
– Я не раздевалась, – вздохнула Дрейк. – Я заметила, что надела кофту шиворот-навыворот, и мне лень было идти переодеваться в туалет. Как будто никто не видел простого черного лифчика. – Она закатила глаза.
Анна засмеялась.
– А еще у тебя такой взгляд…
– Какой? – нахмурилась Тат.
– Неважно, – с улыбкой отмахнулась Анна, кивнула Наде. – Уверена, как и на Славянову на первом курсе, на тебя уже положил глаз кто-то из Примусов. Они такое любят. – Она выпустила в воздух дымное колечко.
– Ты про ту стайку альфа-самцов, вечно трущихся у «майбаха»?
– Ага, – подтвердила Анна.
– Надя, ты встречалась с кем-то из них? – Тат удивленно посмотрела на блондинку.
За Славянову ответила Анна.
– Она отшила пару ребят в том году, теперь возведена в ранг сложной цели, – хмыкнула голубоглазая, – сейчас, насколько я знаю, ею интересуется Сухоруков, но он пока на стадии разведки, активных действий не предпринимает.
Анна подмигнула смутившейся блондинке, переглянулась с Тат, Дрейк засмеялась. Анна была классной и легкой, не давила, не ездила по мозгам. Татум многозначительно посмотрела на девушку.
– А ты? Тебя добивались?
– Какое-то время, – легкомысленно усмехнулась та. – Пару недель я мутила с Вертинским, но это было в начале учебы – мы остались хорошими знакомыми, он переключился на другую. Ухаживал он, конечно, красиво, – вздохнула брюнетка. – Огромными букетами задаривал, как было не сдаться. Но в конце концов нам обоим это стало не нужно «на долгую», так что мы обоюдно все закончили.
– Интересно, – задумчиво протянула Тат. – Обычно про такое не говорят в позитивном ключе.
– В этом весь Крис, – улыбнулась Анна, потушила сигарету о железный стол, проговаривая слова сквозь дым на губах. – Он, конечно, бабник, но не откровенный говнюк. С ним можно повеселиться. Учитывая его олимпы.
– Учитывая что? – не поняла Дрейк.
Надя хмыкнула: ее не интересовали Примусы, она совсем забыла рассказать об этом феномене Татум.
– Олимпы. – Анна удивилась, понимая, что Дрейк не в курсе. – Одна второкурсница еще в прошлом году встречалась с Вертинским. – Она заговорщически понизила тон голоса. – Не знаю, либо Крис наобещал ей с три короба, либо она была просто наивной, но расстались они с диким скандалом, про это весь университет говорил. – Анна хихикнула и интимно прикоснулась губами к фильтру зажатой в пальцах сигарете Тат, которая сидела рядом с брюнеткой на столе. Затянулась, расплылась в широкой улыбке. – Но девчонка была не промах и вместо истерик завела телеграм-канал с оценкой всех Примусов. В основном по пунктам в постели. Это быстро стало популярным, другие девчонки выставляли свои оценки парням – канал стал крутым ответом элитной компании Примусов. У них есть деньги и связи: у некоторых отцы – строительные магнаты, как у Вертинского, у кого-то папа депутат, судья. Униженная девушка мало что может таким противопоставить. Но голос народа не заткнуть.
Анна рассмеялась своей правдивой аллегории, Дрейк одобрительно качнула головой.
– А почему «олимп»?
– О! – рассмеялась Анна. – Уверена, ты оценишь. – Она покачала головой и в порыве рассказа отняла у Тат почти дотлевшую сигарету. Делала это искренне и не тушевалась, Татум была не против. Сама прикурила другую. – На канале классификация и баллы начисляются по отсылкам к мифам Древней Греции. Ну, знаешь, у детей постсоветского пространства было три пути: космос, динозавры или мифы Древней Греции. – Тат засмеялась, отлично понимая, о чем говорила Анна. Она сама была помешана на этом в детстве. – Ну, собственно, Марк у нас – Дионис, девять олимпов из десяти: сладкий, веселый мальчик, угощающий девушек дорогим вином. – Она выпустила колечко дыма Татум в лицо, Дрейк неосознанно облизнулась. Поймала светлый взгляд голубых глаз, на секунду задержала дыхание. – Иван – Зевс, – продолжила Анна. – Семь олимпов из десяти: трахает все, что движется, несмотря на наличие девушки. Она вроде закрывает на это глаза, либо ей нравится постоянное чувство ревности, – хмыкнула Аня. – Саня – Гермес, тоже семь олимпов: хитрый, везде пролезет без масла, обо всем в курсе, в постели скорострел, но возмещает это умелыми руками и языком. Бог красноречия в переносном смысле.
Анна захохотала, Татум засмеялась с ней в унисон: потрясающая в своей тонкости ирония восхищала.
– А почему Зевс не Марк? – отдышавшись от хохота, задумалась Дрейк. – Он же у них вроде лидер, как главный красавчик, нет?
– О-о-о. – Анна многозначительно улыбнулась. – Ты совсем не права. – Она со знанием дела покачала головой, снова отняла у Тат сигарету, стряхнула с нее пепел и вернула задумавшейся Дрейк под удивленным взглядом последней. – Марк, конечно, будто сошел с обложки журнала, и у него рукава забиты брутальными татуировками, но он, скажем так, только вице-президент в их компании.
– Кто тогда главный? – непонимающе нахмурилась Дрейк.
Сухоруков походил на героя в плаще, который спасал из беды, а затем трахал девушек. В любовном романе Татум бы сделала его главным объектом в глазах героини с маркером «от ненависти до любви».
– Вертинский, – многозначительно улыбнулась Анна. – Он далеко не красавчик, но берет другим. Во-первых, Крису двадцать четыре – он старше всех Примусов. Во-вторых, – Тат затянулась, с интересом слушая брюнетку, – он всех Примусов выстроил в свой бизнес – точно не знаю, но он как-то связан с вечеринками. И в-третьих, у него нет клички по классификации богов: он сам – Олимп. То есть десять из десяти олимпов, – довольно протянула Анна, видя, как девчонки ее внимательно слушают. Два года светской жизни университета не прошли даром. – Та второкурсница, конечно, не рассчитывала, создавая телеграм-канал, призванный унизить парней, что таким образом возведет Вертинского в ранг приза, который сам будет выбирать девчонок, но демократию не обманешь – каждый там честно высказывается.
Татум задумчиво хмыкнула. Необычно. Интересно и необычно: неудивительно, что девчонка, которую она застала в конце августа во время вечеринки верхом на Вертинском, не стеснялась неожиданной гостьи в лице Дрейк. Она гордилась. Тем, что именно она была тогда с ним.
Как назло, самые несовместимые вещи сука-судьба все-таки умудрялась совмещать, потому что в то время, как к их столику подходил только что обсуждаемый Примус Крис, у Татум зазвонил телефон.
Татум
– Привет. Как насчет посетить нашу скромную вечеринку сегодня вечером? – Крис широко улыбнулся.
Татум смотрела на него сосредоточенно пару секунд. Потом, будто опомнившись, показала жест, мол, подожди минуту, соскочила со стола и ответила на звонок.
– Да? Мам, что-то случилось? Я в универе. – Тат зажала пальцем ухо, стараясь заглушить гомон со двора.
– Татум, Ника мне рассказала про утро. Ты себя плохо чувствуешь? Почему ты мне ничего не сказала, мне позвонить доктору? – Мама казалась обеспокоенной, а в Дрейк начинала закипать злость.
Она. Же. Сказала. Ей. Заткнуть. Свой. Поганый. Рот. Трепло безнадежное.
Она выдохнула, обернулась к их столику, у которого до сих пор стоял Примус. Надя с Анной сидели тихо, по лицу Ники было понятно, что она в курсе, кто звонит, но все же считает себя правой. Зачем было рассказывать? Подумаешь, небольшая паническая атака.
Ладно, большая. Но дело все равно не ее.
– Нет, мам. Со мной все в порядке. Это было недоразумение, Ника все не так поняла.
– Ты уж извини, Татум, не сердись на Нику. Я просто хотела удостовериться, что ты в порядке. Почему ты не сказала, что у тебя в начале семестра был сильный приступ?
– Я в норме. А не сказала, потому что думала, что тебе твой личный сыщик все передаст. – Тат не удержалась от едкого ответа: для нее личное пространство – святое.
– Нет, солнце, я так не считаю. Я поспрашивала у соседей и знакомых, тут недалеко есть отличный психолог. Я записала тебя на завтрашнее утро, он профи.
Дрейк передернуло. Хорошо, что они разговаривают по телефону: была бы мать здесь, Татум могла бы и не сдержать эмоций.
Психолог. Будто они много понимают, теоретики. Потом дадут таблеток для восстановления внутреннего баланса и начнут втирать дерьмовые слова про то, что нужно не бояться и открыться себе, миру, людям.
На таких сеансах Тат всегда чувствовала себя настоящим психом: она с трудом сдерживала в себе желание проткнуть лекарю душ глазное яблоко ручкой. Ее любимой гелевой ручкой, так, чтобы его мозг окрасился в синий, а вытекший глаз, затолканный после до самых гланд, мешал воздуху проникать в легкие.
Татум не любила психологов.
– Ясно. – Это все, что она могла сказать, не употребляя матерных слов.
Отключила вызов. Пару секунд сжимала телефон в руке до побеления пальцев и сделала, как учили: медленный вдох, медленный выдох.
Подошла к столику, глядя на ожидающего ответа Криса и Нику с извиняющимся выражением на лице. Схватила со стола свою сумку, кинула уничтожающий взгляд на сестру и на мгновение остановилась напротив парня.
Она смотрела. Оценивала. Рвала и метала.
– Я буду там. – Татум развернулась на каблуках и ушла прочь со двора.
Дала установку:
«Постараться никого не убить и абсолютно точно кого-нибудь трахнуть».
