Любовь Лесова
Стриптизерша
Стриптизерша
В утренний час-пик машины на широкой улице стояли плотными рядами, ожидая разрешения светофора. Фаина замерла на тротуаре, не решаясь перебежать дорогу на все еще горящий зеленый. Кто-то из водителей даже посигналил ей. Но, нет! Поспешишь – людей насмешишь! Она лучше дождется следующего разрешающего знака. Пусть смеются, кому смешно (или ей это только показалось?). Мама ей всегда говорит, что береженого Бог бережет. Наконец ее грузная фигура (Карлсон, да и только!) перешла через дорогу и поплыла, подхваченная людским потоком к зданию педагогического института, расположенному неподалеку, где она имела счастье учиться, а теперь работать на кафедре педагогики.
– Здрасьте, Фаина Аркадьевна! – со всех сторон слышала она искренние и не очень приветствия в институтском фойе. – Мне бы сегодня долги отработать, – вынырнул откуда-то с боку нерадивый первокурсник Попов и без предисловий стал «брать быка за рога». Его бесцветные глаза на детском личике с белесыми бровями и ресницами уставились на нее холодно и зло, представляя разительный контраст умоляющим интонациям фразы. Фаина же почувствовала свою значительность и была рада помочь.
– Фаина Аркадьевна, пожалуйста, зайдите в деканат, там вашей подписи в ведомости нет, – строгим тоном напомнила ей спешащая по важным делам секретарша.
– Фаина Аркадьевна, не могли бы вы сегодня зайти ко мне? – тоном секретаря обратился к ней прогуливающийся декан. Маленькие глазки-буравчики смотрели ей не в глаза, а на грудь. Эта его привычка смотреть на отдельные части тела человека всех сбивала с толку при разговоре, а многих пугала. Его худую сутулящуюся фигуру, неспешно вышагивающую по коридорам, заложив руки за спину, все здравомыслящие люди старались обходить стороной. «Гитлер, чистый Гитлер! Прости Господи!» – резюмировала как-то старушка-вахтер, обиженная его придирками. Волосики, зачесанные наискосок на лысеющую угловатую голову, да усики под вздернутым носом и, правда, напоминали исторического персонажа.
– От меня-то ему что потребовалось? – вмиг вспотела Фаина, и еще надеясь, что фраза относится не к ней, попыталась увернуться из-под колючего взгляда. Но нет, он сфокусировался теперь на ее колоннах-ногах, рассматривая не новые и не модные туфли.
– Хорошо, хорошо! Зайду, зайду! – заверила она, тоже смотря под ноги, стараясь замысловатыми, почти танцевальными коленцами вывести свои конечности из-под обстрела. Привычная круговерть окружала Фаину до вечера. – Может, я похудела? – с надеждой всматривалась теперь в зеркало, отражаясь во весь рост на фоне двери собственной квартиры. Говорили ей – не следует весить зеркало напротив входа. Энергетика, якобы, не обновляется в жилище согласно учению фэн-шуй.
– Все верно: ничего не меняется ни в доме, ни во внешности, ни, наконец, в жизни, – пришла к неутешительному выводу Фаина.
Фаина всегда была полной. Такими же были и мама, и бабушка. Не сказать, чтобы много ели, или тяжелыми заболеваниями, как диабет, страдали. Просто конституция такая. Но все они считали, что из-за полноты у них не сложилась личная жизнь и Фаине тоже надеяться не на что. – Какая уж тут личная жизнь?! – не снимая пальто и туфель, стоя перед зеркалом, упивалась ненавистью к себе Фаина. Даже свет включила, чтобы хорошо рассмотреть, какое безобразие только что шло по улице. Круглое лицо, светло-карие с редкими светлыми ресницами немного вздернутые к переносице глаза, короткие густые брови, казалось, способны выражать только состояния мольбы и испуга. Нос, как метко заметили еще в школе, картошкой, губки бантиком, едва закрывающие большие, но белые и правильной формы зубы. Всю эту «красоту» довершал скошенный подбородок, который мечтал стать двойным. Не надо ей было подстригать волосы! Старомодный пучок на затылке отражал ее серьезность, а короткая стрижка жестких светло-каштановых волос придала вид клоунессы. Короткие упругие волоски торчали теперь в разные стороны. Голова приобрела форму идеального шара. Широкие брови услужливо изображали обиженного и раздавленного прошедшим днем, а возможно и жизнью, колобка.
Сегодня она особенно устала. Точнее, ряд событий ее полностью выбил из колеи. Въедливый отличник-студент перебил ее при чтении лекции по педагогике.
– Выражение «ожидание завтрашней радости» не имеет никакого отношения ни к Макаренко, ни к понятию «цели», – выкрикнул на весь лекционный зал юнец, – сами посудите, причем тут цель? Она была полностью обескуражена: смешалась, раскраснелась, попыталась еще раз объяснить… Слышались комментарии того же отличника, видимо, просто за что-то невзлюбившего ее: «Сами толком не знаете…». Она с трудом продолжила занятие. Студенты шумели. Почти никто не слушал. Девочки просто хихикали, а ей казалось, что над ней.
– Я же в диссертации про эти факты писала. Почему так растерялась? – искала потом ответа весь день. Коллеги сразу заметили, что она чем-то расстроена. Такие эмоции можно было без труда прочесть на луноликом лице.
– Наша Дюймовочка опять не заполненные экзаменационные ведомости в деканат отнесла. Уже заведующей звонили…
– Про меня говорят, – занервничала Фаина, но сделала вид, что не слышит. В лицо ей сдержанно и вежливо улыбались. Фаина робко присела к общему столу попить чаю.
– Фаина Аркадьевна, пойдете сегодня на стриптиз? – подскочила юркая худенькая дама и по-птичьи вскинула седую голову.
– Куда, куда? – поперхнулась горячим чаем.
– Наша Танечка-лаборантка приглашает всех на девичник перед ее свадьбой.
– Про мальчишники слышала, а про девичники…
– Мужчин у нас в коллективе нет, поэтому, выходит, девичник. Да, что вы, ей Богу! Все идут! – Тамара Ивановна, уже начиная сердиться, совала ей прямо в лицо пригласительный билет. – Жених Танечки – то ли просто танцор, то ли стриптизер в «Комете».
Фаина, конечно же, к элитному ночному клубу и близко то не подходила. А как там молодежь развлекается, у нее ни раньше, ни сейчас (она себя в тридцать пять зачислила в старухи) даже фантазии не хватало. Но уж если Тамара Ивановна идет в такое место, значит, конец света наступает, ждите всемирного потопа или чего-то еще в том же духе. Фаина ее про себя называла «пионер – всем ребятам пример». Стайку таких «пионеров» в коллектив, и все дела вмиг сделаются. Короче, мечта любого руководителя. Не подчиненный, а сказка. Теперь, выходит, и сказки не обходятся без стриптиза.
– Может там и стриптиза не будет, только красивое представление. Вы что так засмущались – берите приглашение!
Стоя сейчас перед зеркалом, она нащупала в кармане пальто эту продолговатую бумажку. Для своих лет Фаина была очень несамостоятельным человеком. Нет, квартиру свою содержала в чистоте и порядке, образование получала с удовольствием – кандидат педагогических наук, с работой доцента тоже справлялась. Тут дело было в другом. Мама с бабушкой всегда советовали, куда идти и с кем дружить. У них у всех (три танкиста – три веселых друга, шутили) была круговая оборона от враждебного мира и от мужчин, в частности. Да, в их семейке весь мужской род считался чуждым и ненужным. Хотя теперь этот загадочный род ее в силу возраста и физиологии очень и очень интересовал. Фаину взволновало и заинтересовало предстоящее шоу. Идти – не идти? Звонить родным и услышать однозначное возмущенное «нет» она не хотела. Вот сейчас разденется, примет душ, поужинает… За время этих нехитрых действий решение придет само-собой. В душе опять с ненавистью разглядывала складки на талии, омерзительное галифе на бедрах. Хорошо, что тело скрыто одеждой. Она и во время недолгого замужества (мама с бабушкой все организовали) спала в пижаме и ничего толком не узнала об интимной близости – супруг был старше ее на много лет и способен был только оставить ей свою квартиру и имущество, скоропостижно скончавшись после очередного ремонта оборудования на атомной АЭС. Их брак изобиловал ссорами и взаимными претензиями.
– Видишь, доченька, ничего хорошего от мужчин всем нам ждать не приходится, им не нужны ни умные, ни полные, – рассуждала мать.
– Без мужчин не было бы продолжения рода, – робко возражала Фаина.
– Искусственное оплодотворение! – поднимала палец к небу родительница. – Это решение всех проблем.
Вспоминая эти разговоры, Фаина вдруг подумала, что людям свойственно ошибаться (Errare humanum est). У мамы и у бабушки были разные истории их неудач в личной жизни, и причины их были отличными от упомянутых матерью. Действительно, мамин отец был убит на войне, так и не узнав, что у него родилась дочка. Бабушка сама рассказывала, что располнела на удивление соседям в голодные военные годы.
– Кто от голода, а кто от горя пухнет, – невесело шутили.
А мать Фаины любила женатого мужчину, и, не стремясь разрушать семью, всю жизнь посвятила незаконнорожденному чаду. Главными радостями стали достижения в учебе любимой дочери. Иногда Фаине приходила в голову крамольная мысль, что она избавилась бы от надоевшего пристального ока матери, если бы та попыталась устроить свою личную жизнь и переключила свою нерастраченную любовь и заботу на мужчину. Вот это было бы по-умному! – подумав так, Фаина даже инстинктивно оглянулась, испугавшись, не прочтет ли мать телепатически ее размышления.
Неужели это она распахнула гардероб? Какой наряд подойдет для ночного клуба? «Во всех ты, душенька, нарядах хороша» – нет, это не про нее. Прямые мешковатые платья неяркой расцветки, туфли на низком каблуке.
– Главное – не форма, а содержание! – внушалось ей всегда. Зачем мне, собственно, туда идти? На чужого жениха посмотреть? А руки уже открывали один за другим ящики шкафа. Давно она в них не заглядывала. Так бывает, много всего, а ходишь в одном и том же. Но сейчас она не узнавала свои вещи, вытаскивала их и разбрасывала по дивану и креслам. Почему бы ей не заняться любимым женским делом – примеркой нарядов? Внезапно зазвонил телефон:
– Фаня, сколько можно ждать, репетиция в восемь?! Тебя все еще нет….
– Я – Фаина, – поправила собеседницу. – Что за репетиция?! Хотя … Сейчас закажу такси и мигом, уже одеваюсь.
С ужасом обнаружила, что часы действительно показывают ровно восемь. Ничего, подождут. Где ее черная подвязка с атласным бантом? Подвязка валялась на полу рядом с корсетом.
– А ведь сама не смогу его застегнуть! – и тут же сообразила. – Девочки в гримерке помогут. Засунула корсет вместе с короткой балетной пачкой в объемную сумку и мельком взглянула в зеркало. Подводка для глаз была нанесена, как всегда, очень эффектно. Накладные ресницы придавали взгляду загадочность и глубину. Нос казался пуговкой, по сравнению с кроваво-красным сердечком чувственных губ. Ежик волос трогательно торчал во все стороны (новая прическа ее позабавила). Непоследовательно подумала о трусиках, заказывая такси до «Кометы». Ей нужны черные с эффектом утяжки. Вот и они! Хотя она не любит черный, но ничего не поделаешь, сегодня весь костюм должен быть выдержан в этом цвете. Балетная юбка даст возможность не раз продемонстрировать эффектное белье. Красными будут только губы, корсет, да, пожалуй, волосы. Они, конечно, светло-каштановые, но при умелой подсветке вспыхнут красным огоньком.
Звонок возвестил о приходе такси. Перед выходом еще раз взглянула на себя в зазеркалье. Огромное яркое лицо излучало сияние праздника. Выразительные глаза загадочно светились. Четко вырисованные карминно-красные губы были призывно полуоткрыты. Красный плащ-распашонка не скрывал атласную тунику с глубоким вырезом. Черные бриджи подчеркивали пухлые, но стройные ноги, уверенно закованные в роскошные туфли-лодочки. Боже, не сломать бы ноги на этих высоченных каблуках! Буду повыше их поднимать, чтобы не споткнуться о платформу туфель – что-что, а ноги поднимать она умеет.
– Вот ведь копуша! – притворно сердилась, неумело орудуя дверными ключами, надеясь не сломать длиннющие ногти, усеянные алыми сердечками на белом сверкающем фоне. Чуть ли не волоком стащила сумку, набитую реквизитом, вниз по лестнице и была очень благодарна знакомому таксисту, который выбежал навстречу и помог разместиться в машине.
Звонившая ей администратор, поджав губы, неодобрительно кивнула. А что, собственно, обижаться? Основная выручка заведения – это выступления с участием примы-стриптизерши.
– Фаня, ты бы не опаздывала на репетиции, свет, да и все детали надо заранее проверить, – все-таки рискнула высказаться всегда элегантно одетая, но от природы невзрачная молодящаяся администраторша.
– Фаня, так Фаня, – почему-то согласилась про себя Фаина и вслух заметила – Начнем, пожалуй!
Вместительный зал засветился разноцветными огнями, зажглась подсветка сцены, зазвучал призывный изысканный ритм. Центральный пилон был залит мощным столбом золотисто-лимонного света. Фаня скинула на ближайший стул плащ, бросила на пол сумку и вихрем закружилась вокруг шеста, ничуть не чувствуя собственные объемы. Гигантское туловище изгибалось и раскачивалось в такт мелодии. Мощные руки поочередно выделывали замысловатые движения, а ноги (бесконечные столбы) лихо поднимались намного выше огненного ежика волос танцовщицы на приличной скорости вращения вокруг шеста.
– Отлично! – хлопнула в ладоши сразу подобревшая Светлана-администратор. – Фаня, по программе ты выходишь сразу после стриптизеров.
В гримерной ей поправили макияж, немного помучились с затягиванием корсета… Все, как всегда. Даже осталось время посмотреть из-за кулисы выступление мальчиков. Вон того мускулистого блондина с античными чертами лица она видит в первый раз. Фаня привыкла, работая в «Комете», к красивым лицам и роскошным телам, но, чтобы такой великолепный экземпляр! Фаня неотрывно наблюдала за танцем красавца. Интересно, реагирует ли на толстушек? В любом случае она надеялась, что он, как и все, будет смотреть ее выступление. Еще раз проверила перед зеркалом расположение шва на черных ажурных колготках и расправила короткую балетную пачку. «Я – прима, я – красавица», – произнесла как заклинание и под бурные овации вышла к шесту. Ей привычно было выделывать в быстром ритме почти акробатические номера. Она ухитрялась еще разглядывать людей за столиками. Вон улыбающаяся Танечка, рядом Тамара Ивановна, да тут все коллеги в полном составе. Зал ритмично хлопал в такт ускоряющимся движениям. Когда она приседала и легко вставала, балетная пачка совсем перестала скрывать черные трусики. Зал в восторге наблюдал за ее гуттаперчевой гибкостью. Стриптизеры в парео демонстрировали свои бицепсы среди столиков в зале. Но внимание на них переключила только Тамара Ивановна. Да еще Танечка подавала знаки блондину, стоящему в позе Давида Микеланджело, который неотрывно смотрел выступление. Кульминацией шоу был лопнувший корсет. Зал всегда восхищенно ахал, пораженный ослепительным великолепием форм, талантливее всех художников, изображенных Рубенсом. Публика и на этот раз всячески выражала дикий восторг. Блондин-стриптизер продолжал стоять статуей, не сводя восхищенных глаз с примы. Танечка не выдержала и подскочила к нему, пытаясь переключить его внимание на себя.
– Да ведь это Танечкин жених! – сообразила Фаина и через силу оторвала взгляд от красавца. Кокетливо делая книксен, вдруг узрела невероятную картину: декан («вылитый Гитлер») свистел и размахивал купюрой. Зал вдруг закружился, а в руке испугавшей фигуры вместо ассигнации оказался, кажется, пригласительный билет … Нет, ведомости!
Фаина в ужасе подскочила с дивана. В комнате был полумрак, вещи разбросаны. Нажала подсветку будильника. Соображала путано: «Еще семь – успею на шоу. Нет, уже семь! Сегодня утром – занятие. Ведомости не заполнила, «на ковер» не сходила…». В отчаянии она заметалась по квартире. Времени на сборы катастрофически не хватало. Тут еще ключи куда-то подевались. На ходу, накидывая пальто и роясь в сумочке, жевала яблоко. Звонок в жилище Фаины, совпал с ее попыткой распахнуть дверь новому дню. На пороге стоял и улыбался блондин-стриптизер с огромным букетом ее любимых роз.