Любовь Кононова
Заброшенный дом
3 Егоровцы.
Утро приветливо встретило людей, собирающихся у поселкового магазина. Николай не пришёл. Дарина Ильинична послала человека, чтобы тот поторопил друга.
– Нет его, как всегда, двери нараспашку. До тестя сбегал, закрыто всё. Я постучал в окно, никого, – доложил посланец.
– Так они под утро явились с женщиной. Дед еле тащился со своей палочкой, дрыхнут, наверное, – сообщил парнишка на мотоцикле.
– Ну, и мужики, – возмутилась толстуха. – С женщиной значит!
– А, ты на кого нацелилась, Дора? – хихикнул мужской басок.
Поселяне дружно поддержали смельчака.
Воительница потёрла нос, усмехнулась.
– Смотрю, неймётся кому-то, ну ка выходи на битву!
Смешливые примолкли, освобождая место вокруг великанши. Смелым оказался упитанный парень, подъехавший к магазину на «БеЛазе». Он шёл играючи, уверенный в своей силе.
Да, только Дора спустила от натуги "газы", и, применив прием, подножку, села верхом на поверженного. Хохот стоял такой, что птицы вмиг улетели с места происшествия. Проигравший водитель просил пощады, обессиленный смехом и весом победительницы. Героиня гордо восседала на бедняге, руки в боки, задрав нос.
– Дора, оставь уже Антона в покое! – раздался девичий голос.
– А, на что-дрались-то? – выкрикнули из толпы.
– Сейчас и выясним, – ухмыльнулась толстушка.
– Готов на всё, кроме женитьбы! Навоняла, сил нет! – вопил «везунчик» под общий смех.
– Молодой ты для меня. Не сбивай, я думаю.
– Думай, побыстрей, пожалуйста!
К хохочущей толпе подошёл Николай: чисто выбритый, в отглаженных брюках и рубашке на статном теле, вымытыми слегка вьющимися темными волосами и обворожительными глазами, он мог поспорить с богом красоты Аполлоном!
Его заметили.
– Гляньте на героя, ну словно Ален Делон, а! Так, а почему ты, хмурной такой, похмелки нет или что стряслось страшное? – одинокая соседка не отличалась тихим голосом.
Дора поднялась, подошла, тревожно произнесла: «Ну?»
Разведчик глянул исподлобья на примолкнувшую толпу, покачал головой, тяжело вздохнул, поднял голову, нашёл ожидающие внимательные глаза.
– Три, мало оказалось! Ещё пять, тогда скажу!
– Эй, с «Белаза», слышал, пошёл и принёс! – Дора внимательно смотрела в трезвые глаза пьяницы. Тревога накрыла женщину с головой. Она развернулась и ушла. Земляки смотрели вслед, недоумённо переглядываясь.
Опоздавшая продавщица поспешно открыла магазин, и все устремились за ней в открытую дверь.
Водитель подошёл к Николаю и протянул пакет.
– Везунчик ты, брат!
Звон бутылок радостью отметился на лицах окруживших его собутыльников. Все дружно направились к заветному месту среди больших камней на побережье. Глыбы так удачно легли, что получилась небольшая пещерка, которую выпивохи тщательно скрывали, заложив валунами, оставив только узкую щель, чтобы можно было открыть вход со стороны моря.
– Ну и что там было рассказывай, не томи, – спросил тощий длинный старик с красными глазами после того, как несколько раз опрокинул содержимое из помятого разового стаканчика.
– Что ты всегда всех торопишь! – плотненький, чистенький приятель казался не из этой компании: прямая спина и выправка выдавали в нём военного. – Ты разве не заметил, «друг ты наш на обломок жизни похожий», что Николай не выпил ни капли, – усмехнувшись, обвёл нетрезвым взглядом каждого.
– Так давайте же выпьем за его подорванное здоровье, – заплетающим языком проговорил третий, самый младший в компании, похожий на подростка в свои тридцать два года. Одежда не по возрасту придавала ему вид гнома из сказки.
Николай серьёзно посмотрел на закадычных друзей последних лет. История, которая произошла с ним, жаждала понятливых слушателей.
– Всё, что со мной произошло, не описать словами, – начал он. – Скажу только, что жизнь моя никчемная пролетела вмиг и я, – он замолчал, не найдя подходящего слова.
– Осознал, – подсказал «вояка».
– Да! Именно, осознал, – повторил подсказку. – Мы не подвластны, вернуть ни доли секунды, понимаете?
Он удручающе посмотрел в сторону небольшого прохода, через которое видно бескрайнее море. Чайки кружили в небесном просторе. Нет, не сумеет он передать чувства тем, кого там не было. Да и надо ли?
– Давайте же выпьем за жизнь! – вставил тост «гном», дождавшись паузы. Его взгляд не отрывался ни на минуту от отставшего содержимого третьей бутылки.
– Да ну вас! – проговорил Николай, взял пакет.
– Кто тебя тянул за язык! – товарищи грозно смотрели на «гнома».
– Так здесь есть ещё! – обрадованно доложил тот.
Початая бутылка выскользнула из пьяных рук и разбилась об камень.
Николай расхохотался, взглянув на всклочившихся друзей.
– Я же, нечаянно, – «гном» размазывал слёзы по щекам.
«Вояка» оценил обстановку и … поддержал Николая.
Старик недоумённо взглянул на смеющихся, хлопнул по затылку слезливого недотёпу, провёл по политому большому камню рукой обсасывая пальцы.
– Ну, ты и гадёныш … – самые лестные слова отправились гулять дальше потаённой пещерки.
– Да, ладно уже, угомонись, «как пришло, так и ушло». Рассказывай.
Все повернули головы к хозяину незаконченной попойки.
– Хорошо, – Николай присел на камень, посмотрел на слушателей, вздохнул – Сначала я увидел приведение толстой женщины, ну словно Дарина Ильинична статью, да ещё так потягивается, как после долгого сна. «Заткнись» сказала и извёсткой меня, будто я дерево в мае. Дом закачала и выкинула меня в тазике к дереву, смотрю, а оно пригибается и по голове, бац, так я еле ноги унёс, как оказался на берегу, не помню. Смотрю наверху два покойника, один другого толкнул и рассыпался в прах. Другой, вниз по ступенькам скатился. И Илья мёртвый. Нас с дедом к морю отослали.
– Кто отослал то, приведение что ли? – "гном" подсел ближе к рассказчику.
– Ну да, – ответил тот подвигаясь. – Только оно, уже живой женщиной стала, дед от неё еле глаза отвёл, так и прилип, сердечный.
– Точно, ведьма! – утвердительно махнул «старик».
– Не, она потом с нами ушла. Дед ей комнату сдал, у него она жить будет, пока …
– Пока что? – спросил «вояка»
– Пока не воротится, наверное, я как-то этот момент упустил, – смутился рассказчик. – Знаю только, что она Илью оживила, молитвами. Сам слышал, как он её благодарил за воскрешение.
– Так она и молитвы знает? Что-то ничего не сходится, – не поверил успокоившийся «гном».
– Ты приличный стресс получил, – проговорил «вояка». – Даже водки не пригубил с нами и это факт! И огонь я видел ночью из окна вдовушки, решил, что перепил. Ведь горела усадьба?
– Ещё как горела! – подтвердил рассказчик. – Я пойду, что-то мне нехорошо. – Он взял с собой оставшееся добро в пакете. Друзья проводили товарища обидчивыми взглядами.
– Сергей, Серёжа, ты где? – женский голос заставил замереть троицу уже у выхода из пещерки.
– Твоя опять носится, как ты её терпишь «гном»? – недовольно пробурчал «старик».
–Не твоё дело! – разозлился тот.
– Да иди уже, пока она не вернулась, – «вояка» улыбнулся. – Хорошая она у тебя, верная, другая давно бы от тебя сбежала, алкаша мелкого, а она бегает за тобой, зовёт!
– Надоела она своей заботой, я так «старику» завидую, сам по себе, никто не зудит тебе …
Голос приближался. Маленький мужичок проворно выбрался из укрытия и скрылся.
– Завидует, он, дурак необтёсанный, – буркнул «старик». – Мне бы такую, как Татьяна! Слышь, вроде ушла. Жалко, выпивка накрылась! А, чё, художник сегодня, как с холста сошёл, я уже и забыл какой он красавец! Вот она жисть то какая, никого не жалеет! – вздохнул. – Ты чего молчишь? – посмотрел на друга.
"Вояка" тихо запел:
«Над дорогой боевой моей
В высоте орлуют два орла.
И один из них ночей черней,
У другого белые крыла».
Старик усмехнулся и подхватил песню, не попадая в мелодию, но с душой и пониманием.
«Если черный нынче победит,
Мне в бою не выдержать и дня.
Если белый в битве устоит,
Значит встретит милая меня»
Так, напевая понравившуюся песню они вышли из пещерки, обнялись, и уже в полную силу продолжили:
«Если воин бреется,
Значит он надеется,
На любовь надеется,
Значит будет жить!»
…
Земляки: одни качали головой:" Вот, горемыки, то!" , другие смотрели с презрением на пьяниц, сердобольные старушки крестили им вслед, вытирая слезы.
4.Ночные похороны.
Познакомиться с квартиранткой за завтраком не получилось, да и за обедом тоже. Лишь к вечеру женщина вышла из комнаты. Дед занимался поливкой огорода, когда она окликнула его.
– Помощь нужна?
– Проснулась, наконец, я уже переживать начал, Клава заходила, наказала, не будить, говорит, что вы брата её, Илюшу, спасли. Она тебе там отвар травяной для бодрости оставила. – Фёдор взглянул с интересом.
Мысли о квартирантке не давали покоя весь день. И сейчас, при свете дня, она показалась ещё очаровательнее, совсем не похожа на пенсионерку.
" Глаза у неё такие печальные! Что-то, не отпускает, бедняжку, гложет изнутри душу. Как же помочь тебе, милая", – вздохнул Фёдор.
Он так увлекся, разглядыванием гостьи, что не сразу понял её слова.
– Спасибо вам, что приютили. Еленой меня зовут, будем знакомы, – не дождавшись ответа, присела на раскладной стульчик.
Дед забеспокоился, кабы не сломался под весом, сотня, точно есть!
– А, я, Фёдор, значит. Еленушка, пошли в дом, ужинать пора. – Помог ей подняться, сложил стульчик, отнес в сенки, от греха подальше.
Елена остановилась, зайдя в избу, перекрестилась перед иконой Спасителя, что стояла в углу на полочке, где стол, прочитала коротенькую молитву. Федор одобрительно встал рядом.
В следующей комнате, между окошками в центре стоял комод, а над ним висело большое зеркало в прямоугольной рамке с красивой декоративной резьбой. Елена прошла в открытые двухстворчатые двери полюбоваться собой.
– Мне снились мертвецы, – проговорила Елена, присаживаясь на диван, стоящий перед двумя окошками, слева. – Я не совсем всё понимаю, но, если так надо, значит это и правильно.
Фёдор внимательно наблюдал за гостьей.
– Я было подумал, что вы тоже из этих, ведунов, но Клавдия сказала нет, православная она христианка, как и все предки Егоровы. Господь её любит! И я, и мне ты понравилась, – он поперхнулся и, взяв чугунок с печи быстро продолжил. – Вашей выдержке там можно было позавидовать! Знаю Клаву и Илюшу с младенчества, но постоянно страшусь их проблем! Что это я тебя байками кормлю, – засуетился дед. – Ты с холодильника достань нарезанной колбаски, да винегрет к завтраку делал, еже ли, что ещё приглянется, тащи на стол, пировать, так пировать! Картошечка ещё не остыла, – повернулся на стук. – Это ты, Николай, присоединяйся, знакомиться будем.
– Это я всегда, за! – две бутылки спиртного поставил на стол. – Заработано честно! – он торжественно присел к столу.
Дед рассмеялся.
– А ну, брысь, за стульями в залу! Слышал я, как у Дарины Егоровой за рассказ потребовал пять бутылок, бесстрашный ты наш! А то, что она одна из немногих наследников напугавшей тебя усадьбы, ты не знал?
Николай даже стул выронил:"Не знал!"
Затравленно поставил сиденья к столу, сам присел на табурет между холодильником и окном.
– Про мертвеца, почему не рассказал? Хоронить пойдём, где-то через час, за нами Дора зайдёт.
Затейник, а ж подпрыгнул, замотал головой и указательным пальцем.
– Я не пойду! Хватит с меня приключений! Совесть поимейте. Дай стакан! – страдалец открыл одну из принесённых бутылок, хлебнул из горлышка, запил водой из банки. – Вы это …, прекратите меня спаивать! – плаксиво посмотрел на тестя, усаживаясь. – Тебе что, стакана для зятя жалко? – прикрыл глаза рукой.
– Артист! – восхищённо произнёс хозяин. – Театр по тебе плачет. Так что присаживаемся, – дед пригласил квартирантку к столу.
– Дед, не поверишь, но ко мне вернулась муза. Я всю ночь делал наброски, даже не пригубил ни капли до утра, – красивые глаза блестели мечтательно.
– Я рад за тебя! – Фёдор облегчённо вздохнул и улыбнулся ему.
– Странный мертвец, да и всё что с нами произошло похоже больше на сон, – проговорила Елена после поминальной рюмки.
– Затяжной сон! – подхватил беседу Фёдор. – Начался давно, конца пока не видно. Знаю, что похоронить надо пропавших братьев, тогда всё и закончится. Выпьем, друзья, чтобы быстрей это произошло!
Елена поднимала рюмки и ставила обратно, пригубив. Она понимала одно, в этой невероятной истории, ей отведена роль одна из главных и чувствовала себя при этом как-то спорно, интерес, думается, перевесит остальные чувства. Лучшего лекарства не найти для успокоения души в её положении.
Дверь хлопнула. Дора пришла за гостями. Она, улыбаясь, протянула руку для знакомства:
– Дарина Ильинична Егорова! Случайно, мы не родственники? Вы переночевали в доме две ночи! Помогли воскресить Илюшку и … вызволить из ада одного из братьев! Вы же не так просто у нас появились, кто вы? —напористый голос спрашивал, а глаза буравчики сверлили взглядом.
– Даже не знаю, что сказать! Я, Елена Николаевна Иванова. Егорова, моя девичья фамилия, но это просто совпадение! По профессии, режиссёр детского театра. Никакого отношения к происходящему не имею!
– Ой, ли! – Дарина протянула свёрток. – Возьмите, я для Странницы платок приготовила на похороны, – её глаза так внимательно смотрели, что твой рентген.
Елена недовольно поджала губы, прошла к зеркалу, примерить подарок.
– Пора! – строгий голос, будто гром прогремел перед грозой.
Плеск из бутылки нарушил оцепенение. Николай выпил водку из стакана, заплетающим голосом проговорил.
– Я, слишком пьян для этого!
– Ты просто набрался храбрости, – усмехнулся дед. – Там протрезвеешь!
– Не пойду! – пьяница разозлился, тяжело поднялся, стукнул по столу кулаком.
Дора подхватила красавца, брыкающего и орущего.
– Ничего, отрезвеет, как покойника увидит. Ящик водки ставлю, если всё пройдёт гладко.
Тропинка вела путников в гущу ельника, к одинокому красивому кирпичному дому в два этажа, высокой оградой и большими воротами с нарисованным морем, и чайкой в небесах. Дора открыла калитку и пригласила друзей идти за ней.
Гроб стоял в тени деревьев. Илья встретил гостей.
– Я, очень признателен за помощь и понимание. Это не простые похороны. Дора расскажет историю на поминках, а сейчас поторопимся, надо попрощаться.
– Хоть убейте, не пойду! – завопил пьяница и скрылся за спиной Фёдора.
– Вам с дедом и не надо! Только Егоровы. Вы, Елена, тоже и почитаете что там для такого случая полагается, – Илья посмотрел дружелюбно.
Клавдия вышла с голубым покрывалом. Наследники, расправив накидку над покойником, замерли, пока Елена тихо читала молитвы для усопших.
Николай с тестем стояли у дерева и наблюдали, как ветер рвал и метал вокруг процессии, словно ему не по нраву происходящее. Егоровы стояли словно статуи, не обращая внимания на нахрапистый вой, столбы пыли и мусора вокруг, прослушав чтение до конца.
Николай облегченно вздохнул, как только гроб накрыли крышкой. Он не понимал, что повторяет услышанные слова молитвы. Удивление на обращённых к нему лицах отнёс на счет того, что всё пока идёт хорошо, и до самого кладбища держался ближе к набожной Страннице.
Подвода с гробом подъехала к оврагу, что внизу усадьбы, с другой стороны, от моря, именно здесь похоронен род Егоровых, знатных купцов в прошлом.
Памятники с фотографиями и просто кресты занимали небольшую площадь. Могилы ухоженные, вокруг цвели подрезанные кусты красивых роз, немногочисленные деревья подбелены.
– Николай, помоги, – Илья смотрел так … внимательно, что тот не смог отказаться, подошёл, взялся за полотенце, что у изголовья гроба, по другую сторону стояла Дарина. Дед и Илья у ног. Клавдия с Еленой несли могильный крест.
Дошли до выкопанной ямы между двух захоронений без оградок.
– Клавдия, подмени меня, – Илья передал и помог сестре ухватиться за полотенце. – Не тяжело?
– Я помогу, – Елена подошла ближе. – Только не знаю как.
– Готовы? – Илья был серьёзен, и это нагнало страху на держащих гроб людей.
Он взял горсть земли в руки, и в мертвой тишине опустили гроб. Каждый бросил жменьку землицы, прежде чем закопать. Последним бросил свои горсти Илья, разрушая тишину, что окутала всех в начале. Утоптали крест, повесили венок, украсили захоронение цветами.
Памятник скорби с несколькими именами разного возраста, но одного времени захоронения. 4.06 1989 год., заинтересовал Елену, но тихий всхлип заставил промолчать и оглядеться. Дарина клала цветы на могилу с красной звездой чуть поодаль и осевшим голосом произнесла
. – Деда Саша, твой наказ исполнили пока наполовину, принимайте раба Божьего Ивана.
– "Что же это, хвать её едит твою дрыгалку». Когда он умер? – деда чуть удар не хватил, когда прочитал надпись. – 1923 год!
– Да, тогда и был зарезан братом, – пояснила Дора. – Возвращаемся!
Все были так увлечены происходящим, что не заметили сгущающуюся темень.
– Ну и дела, – произнес Фёдор. – Как можно не заметить темноту! Вот уж точно: «В тёмные времена хорошо видно светлых людей», не помню кто сказал.
– Эрих Мария Ремарк, немецкий писатель, – улыбнулась режиссер.
– Дед, вы с нами или как? – Дарина сидела на каблучке повозки.
– Идём, Даринушка! Устал я, такие приключения всё-таки мне не по возрасту.
Все дружно уселись в телеге.
– Вы без нас пока, нам ещё кое- что проверить надо. – Илья наблюдал за сестрой, прислушивающейся к крикам чаек в ночи.
– Это не опасно, – встревожилась Елена.
– Как сказать, как сказать! – Дора нахмурилась. – Такая у них судьба, – вздохнув, попросила Странницу. – Перекрести сердечных, пока не скрылись.… Возвращаемся!
– Я пойду пешком, – буркнул Николай, не желая садиться в телегу, где везли покойника. – Без меня не начинайте.
Плач раздался наверху, затем хохот.
– Постойте, я с вами! – он успел запрыгнуть.
Лошадь испуганно понеслась от беспокойного места.
5. Непростые судьбы.
«Заходите в дом, помянем Ивана Тимофеевича и спать. Дядя Федя, с лошадью и телегой управишься? Николай, помоги! Я сейчас, недолго …».
Беспокойство и маята заставили женщину выйти за ворота, пройти немного дальше по дороге, всматриваться вдаль и прислушиваться. Шелест деревьев, стрекота насекомых, да уханье совы, весь набор ночных обитателей наполнили воздух. Племянники задерживались, а она ждала неугомонных ведав.
«Деточки мои, родненькие, вернитесь живые и здоровые, тяжек ваш крест, да благороден и светел, – слова уплыли эхом в неизвестность»
Так постояв еще немного, стиснув губы быстрым шагом вернулась во двор.
– Даринуша, что-то случилось? – дед уже вышел из дома, облокотился на перила широкого высокого крыльца.
– Не знаю, тяжко на душе, – вздохнула. – Руки все помыли?
– Помыли. Я подготовленные полотенца раздал сам, не в обиде?
– Спасибо! Чтобы мы делали без тебя, – вздохнула Дарина Ильинична, бросила последний взгляд на дорогу, закрыла ворота, подошла, поцеловала стоящего на возвышении деда в щёчку. – Пошли, родной!
За столом Николай сидел молча, не суетился, как раньше, только вздыхал, первую рюмку выпил, от второй отказался.
– Что произошло? – забеспокоился тесть.
Виновник усмехнулся, глядя на стол, произнёс печально.
– Дед, ты жену и дочь потерял в той аварии, а не спился, от меня, пьяницы, не отказался! – помолчал, слова давались с трудом.
– Или ты Дора, тебе восемнадцать исполнилось, когда ты и племянники сиротами остались. Скольких женихов потеряла из-за деток, а не отказалась от них, всю боль детскую разделила, защищала, оберегала. Легко тебе было? Нет! – поднялся, подошёл к окну, открыл форточку.
Друзья тревожно ждали продолжения исповеди пьяницы.
– Я, один, слабаком оказался. – Он махнул рукой, поморщился, порывисто вернулся на место, сел, взглянул на притихшую компанию. – А, почему? Да потому что не верил ни в Бога, ни в черта, не слушал, что мне говорили старые люди, а теперь осознал на собственной шкуре. Все, правда!
Дарина налила в стакан воды, подала Николаю, тот жадно выпил.
– Простит ли меня Иринушка, дурака, проклятого. Как же она мучилась бедняжка, перед смертью попросила, чтобы я женился и дочку назвал её именем.
Боль в глазах мужчины вызвали жалость и сочувствие.
– У меня же высшее образование, и должность была соответствующая. Всё променял на забытье. Вот верите, даже слёз нет, а на сердце такая тяжесть, что дышать трудно.
– Эк, как тебя разобрало, сердечный, – дед вытер слёзы.
Странница наблюдала за происходящим: "Вам надо к священнику, он подскажет, как лучше поступить. Думаю, она обрадуется".
– Правда? – красивый мужчина, смотрел на Елену полный страхов и надежды!
– Правда! – два женских голоса слились в этом слове.
– Мы не слишком припозднились, – чумазый Илья и, как всегда, изящная Клавдия зашли в дом.
– Шагом марш мыться, бездельники, … и за стол! – приказала тётка, пряча глаза.
Остаток ночи прошёл за разговором, гости засобирались домой ранним утром.
– Дом большой, всем места хватит. Клавдия постели Елене в гостиной. Илья, Николая к себе забери. Дед, ну а тебе царская палата, с охраной. Овчарок не бойся, не обидят дорогого гостя. Клавдия придёт, посмотрит тебя, что-то ты мне не нравишься.
– Стар я для тебя, сладкая женщина!
– Шутишь, значит всё хорошо! – воскликнула толстушка, кокетничая и смеясь.
Гости проспали до обеденного стола.
Помянули.
– Я готова ответить на вопросы, – нахмурилась Дора.
Дед был нетерпелив, глаза, видевшие так много за одну ночь, требовали объяснений:
– Как же так получилось, что умершего в 1923 году похоронили в двухтысячном втором, и он выглядел, как свеженький? Тот другой, рассыпался в прах, как и положено, по сроку! Тьфу, ты, Господи! – быстро перекрестился.
Дарина Ильинична собиралась с мыслями, теребя платочек в руках, вздохнула, начала рассказ издалека:
«Людвиг Мейлер, вдовец, прибыл из Германии, при Петре Первом, строить крепость на берегу залива Тоганий Рог. Здесь встретил русскую вдовушку Елену, влюбился, они поженились, и он стал Леонидом Егоровым, но прожил недолго, подарив крепенького, умного сыночка. Надо сказать, что рождались и в будущих поколениях одни мальчики, которые славили фамилию подвигами перед Россией матушкой в войнах, стали знаменитыми купцами после, слово, которых ценилось пуще бумаг во всех торговых странах.
Тимофей Егоров, предок наш, облюбовал утёс и построил усадьбу, место надёжное, что тебе крепость, окружённая глубоким оврагом. Он был заядлый рыбак, имел две рыбацкие баржи, лодочную станцию, увлекался дайвингом. Построил несколько общежитий для семей команды, сейчас, это наше поселение, потому и зовётся, Егоровка. Рыбаков не обижал, платил справно, потому любили хозяина и сыновей его: Проньку и Ваньку.
Когда революция случилась, у старшего брата семья была, жил с родителями в усадьбе. Иван на одиннадцать лет младше, учился в гимназии, в столице. Там и большевиком стал. Пришёл с друзьями раскулачивать родительский дом, дошло до драки между братьями, и как так случилось, что оба от ножевых ран скончались. Стариков забрали для допроса, больше их никто не видел.
Осталась вдовушка с тремя детками одна, да с двумя покойниками в доме. Помогли ей посельчане с гробами, ямы выкопали, покойников обмыли, одели, но остаться побоялись. Она к большевикам, помогите, спустить гробы. Сам, главный пришёл с мужиками, попрощались с товарищем, вышли на минутку, услышали крик женщины, забежали в дом, видят, лежит вдовушка в обмороке, гробы с покойниками исчезли.
Милиционеры облазили овраг, перетормошили жителей поселения. Не нашли! Забрали вдову с ребятишками».
– Они вернулись? – любопытничала Странница.
Рассказчица помотала головой, вздохнула печально.
… – Как звать тебя? – спросила директор приюта босого вертлявого беспризорника, лет шести, семи. Милиционер удерживал его за шиворот, видавшей многое, одежды.
– Сашка Егоров, – ответил малец сердито, но потом лицо посветлело. – Это правда, что вы с танкистами дружите?
– Грамотный значит, – улыбнулись взрослые.
За спиной начальницы на стене висел плакат танкового училища.
– Танкистом хочешь стать? Наши лучшие выпускники становятся курсантами училища. У тебя появилась возможность осуществить мечту. Не упусти, – довольно улыбнулась женщина.
– Не упущу! – ответил твёрдый детский голос. ….
Дарина продолжила рассказ: «Уж больно усадьба приглянулась главному».
… – Не поеду я туда, будь она неладна, красота твоя эта стылая, – вопила жена начальника, извиваясь, словно уж в ведре. – Гиблое место!
– Ах ты «проблема, прыгающая», – ворчал муж, пытаясь поднять её. – Всё равно, как сказал, так и будет!
– Куда делись мертвецы, а? Люди говорят, без колдовства не обошлось, разве можно детей туда! – заверещала в глаза глядучи, как только муж изловчился и поднял непокорную женщину.
Не послушал он жену, побил для верности и поселился на той усадьбе с семьёй. Утром счастливчик на работу не явился, послали к нему человека.
Вернулся тот, сам не свой: "Дайте выпить, а то помру!"
Выпил стакан спирта, видно не пробрала, налили ещё!
– Силён ты брат, недельную норму спирта выжрал и даже не поморщился, – восхищались мужики. – Имей совесть, говори уже!
– Мёртвые! Все мёртвые лежат. Я ж не трус какой, сразу сигать, зеркальце поднёс, не парит, пощупал, пульса не бьётся, я в двери … и сразу здесь очутился! Не знаю, что меня напугало больше!
– Если бы кто другой сказал, не поверил, – милиционер поморщился, подумал, вздохнул. – Хоронить всё равно надо…
– С той поры желающих, пытать счастья на усадьбе, было мало, и те бежали оттуда в первую же ночь.
– Так за всё это время там никто не жил? – Елена обвела всех взглядом.
– Сколько себя помню, никто! – ответил дед. – Ты, первая!
– Так- то оно так, – проговорила Дарина. – Приехала года через три, после этого случая, мать Марии, жены Прокопия, с внучкой, ей тогда и годика не было, поселилась в земляной избушке, на этом самом месте, где мы находимся, устроилась фельдшером в медпункт. Непростой оказалась женщина: травы знала, умела находить пропавших людей, лечила руками сложные болезни. Она просила, вместо платы никому ничего не рассказывать, не то проблемы вернутся. Кто скажет, после этого! Частенько видели её с внучкой, шедшей к «гибельной» усадьбе, что, они там делали, не ведали, да только возвращались усталые, грязные.
Аннушка выросла красавицей. Война пришла, ей пятьнадцать исполнилось. Женихи ушли на фронт, мало кто осчастливил возвращением в семьи. А тут, офицер, грудь в орденах, вроде как ненашенский, прямиком к усадьбе направился. Многие рыбачили после войны, голодно было. Так они рассказывали, что вначале служивый на кладбище Егоровых пошёл. Там Анна его и нашла.
… – Сашка! Вернулся! Мне бабушка говорит, иди, встречай героя, – девушка обняла, поцеловала военного.
Офицер оторопел от ласки и красоты такой, слова не вымолвил, опомнился в земляной избушке.
Стол накрыт, на стуле сидит старушка, улыбается.
– Дождалась я тебя внучок мой родненький.
Глаза до боли знакомые, так и притягивают, словно магнит.
Слова полились:
"Я всё это время искал корни свои, потому как наделен странным умением, видеть прошлое и будущее, а усадьба снилась чаще всех, два покойника просят помощи, – словно выплеснул боль одиночества. – Простите, сам не понимаю, что говорю, можно я обниму вас. – Разрешения дожидаться не стал, прижался к щеке старческой. – Что ж вы плачете, бабушка?"
Платок слетел с головы, седые волосы рассыпались по плечам, руки морщинистые гладили внука, голос плаксивый нашептывал.
– Уберегла кровиночку, уберегла, это я видения посылала, ты единственный оставшийся в живых потомок ведунов Светлых, стихии «Воздух». Один из покойников – это твой отец, а матушку свою помнишь?
Александр помотал головой.
– Пытался, я же совсем маленьким был! Песню слышу, я после нашёл слова в библиотеке.
И запел:
«Часто сижу и думаю, как мне тебя называть…».
Молодой девичий голос влился в мужской басок, позже тоненький старческий. Слёзы на лицах выдавали чувства родных после долгой разлуки.
– Как же ты на Прокопия похож! Любила моя доченька отца твоего больше жизни. Вас, трое, деточек было.
– Бабушка, расскажи о семье, – попросил.
– Расскажу, мой родненький, потом, а сейчас ты же с дороги, давай обнимемся напоследок, да и сотрапезничаем. Иди, – сама еле оторвалась, торопливо прокричала. – Анна, накорми внука ….
Уголки губ предатедьски скривились, Дарина Ильинична вздохнула, помолчала, печально посмотрела на друзей, сдерживаясь продолжила:
"Александру есть не хотелось, так хорошо в объятиях родного человека, но обижать отказом не стал. Выпили самогоночки жгучей, закусили картошечкой в «мундирочке», да соленьями с огорода, как оказался на постели уже не помнил.
Ночью бабушка умерла. Дневник да книжку оставила для внука в наследство, оттуда узнали, что Анна внучка подруги её, ведуньи стихии «Вода», из рода Хранителей Знаний с начала Миро Сотворения. Еще их называют, Радужные".
– Печальная история, – проговорил Николай. – А в той книжке не написано, когда всё кончится?
Дора посмотрела внимательно на гостью.
– Написано…. «Пока Странница не переночует в заброшенном доме».
Елена перекрестилась: «Неисповедимы пути Господни».
Помолчали.
– Что случилось с вашими родителями? —спросила после.
– Два поезда загорелись, … – Фёдор потерял слова, будто ему кто под дых ударил, махнул рукой, зашарил по карманам.
– У него погибли в той аварии жена, дочь беременная, …июнь 1989 года для многих стал трагическим, – прошептала рассказчица.
… – Эй, ты куда полез, нельзя! – военный пытался остановить пожилого человека, суетившегося возле лежащего обгорелого вагона, но оторопел, как только тот взглянул на него.
Наградные планки на офицерском кителе военной поры, говорили о геройском характере танкиста, но слезинки, что градинки, капали из ясных глаз.
– Ну, ты же видишь, что вокруг творится, а ну как провалишься где! А здесь даже крови нет, люди вспыхнули и растворились вмиг, – произнёс растеряно
– Не мешай мне, сынок. Я пойму.
Военный отошёл и наблюдал за действиями пенсионера. Неспокойные руки шарили по воздуху, и, как будто что-то брали невидимое и складывали в большой чёрный пакет. И он наполнялся, словно шар!
Наблюдатель смотрел, как завороженный.
– Внука не нашёл, – завязанный шнурком мешок держал, как дорогую ношу. – Нигде нет!
– Ну ты даёшь дед, экстрасенс что ли? – зашептал солдатик осевшим голосом.
Да только дед не слышал его. Тысяча стонали от боли! Такое, уже было в его памяти, там, на войне.
… – Товарищ командир, женщина, раненная, с малым, вас зовут, – санитар дул на укушенный палец. – Дикие какие-то.
Она лежала на земле среди многих трупов гражданских, после вражеского налёта на колонну беженцев. Малец находился рядом и никого не подпускал, рыча, как волчонок.
– Привет! – танкист внимательно посмотрел на мальчика. – Ты почему балуешь?
Тот уткнулся в грудь матери и начал сосать.