Любовь Белякова
Сердце ангела
Глава 6
Дом находился в конце улицы. Если ехать на скорости по разбитой дороге, то его сразу и не заметишь за стеною из высоких акаций. Глеб плавно вывел машину на обочину.
– Приехали! – произнес он.
Оля открыла дверь, смело спрыгнула одной ногой на растрескавшийся грунт. Взяв костыли с пола, она сразу направилась к тропинке, ведущей за акацию. Остановившись на краю старой дороги, девушка широко улыбнулась. Вот вроде ее и угнетали тяжелые мысли, и навалилось на душу чувство обреченности, а все же тихий сельский домик, утопающий в зелени, влажный прохладный воздух привнесли умиротворение в мысли. Ну что же она могла поделать со всем происходящим? «Он ведь тоже не выбирал свою долю. И уж если у нас людей жизнь коротка, то он привязан к вратам потустороннего мира не по своей воле навечно! Все от него чего-то требуют, а он на самом деле и дать-то ничего не может, кроме того что придержать душу на Земле – излечить человека!» – думала Оленька, смотря задумчиво на дом.
Александра тянуло к Оленьке невидимой нитью. Дорога была для него изнуряющей. Его дыхание стало тяжелым, а лоб постоянно морщился от боли. И не смотря на все это, он опять стремился к ней.
"Зря!" – решил Глеб, наблюдая с прищуром за демоном, идущим к сестре.
Глебу предстояло занести вещи в дом, и потому, выйдя из машины, он сразу направился к багажнику. Виктория спешила за ним.
– Сама дойду! – возмутилась Оля, глянув на руку Александра.
– Почему ты злишься на меня?
Оля спустилась на тропу, которая вела к калитке. По пути она не забывала высказывать недовольство:
– Почему? Потому что нужно правду говорить, а не влюблять в себя человека и после этого великодушно выбор давать. Какой у меня выбор теперь? – девушка пожала плечами. – Вот живи теперь один тут. Ведь у нас вечность впереди, так ты считаешь?
Из-за кустов раздалось сопение, потом приглушенное:
– Козел ты все-таки!
– Ты все сказала?
В ответ тишина.
– А-а-а…больно же! Знаешь, так вообще-то можно кости сломать! – возмутился демон.
– А мне вот разве не больно теперь. Кто я, по-твоему? Человечишка какой-то, со мной можно только о глупостях говорить! Хватит! Можно было и про Марго все сразу рассказать, и про Яму. Достал! Понял? – рыкнула Оля.
– Понял! – буркнул в ответ Саша.
Молчание. Виктория приняла у Глеба пару сумок, но не спешила идти к дому. Разборки между двумя людьми со сложным бурным характером ее смущали, и потому она скромно смотрела на носочки своих туфелек.
Глеб перебросил сумки в одну руку, закрыл багажник.
– Идем! – сказал он, собственнически обхватив талию девушки.
Обогнув акацию, они спустились по тропинке чуть ниже уровня дороги. Хозяин, дед преклонных лет, спешил от крыльца к кованой калитке. Его ноги в валеных чунях шаркали по дорожке из темных гладких камней. На плечи пожилой мужчина накинул коричневую плащевую куртку. Она скрывала его сгорбленную спину, делала плечи высокими.
Не только хозяин был примечательным, само это место было каким-то необычным, старым. Дом был двухэтажным, низ – каменным, беленым, второй этаж – бревенчатым. Покатая крыша покрыта оцинкованным железом, а сверху на крышу "присела" резная птица – люкарна с красивой причелиной в виде перьев.
Дед открыл высокую калитку, и Оля, стоявшая всех ближе к проходу, почувствовала запах земляничного мыла.
– Приехали? – сказал дед, неуверенно переступив с ноги на ногу.
– Ага! – мягко ответила Оленька, широко улыбнувшись.
Дед неловко отступил в сторону.
– Ну, проходите!
В этот момент из конуры, стоявшей сбоку от дома, шурша цепью, вылез большой беспородный пес. Он без интереса посмотрел на людей, потянулся, зевнул.
– Этого не бойтесь. Он и мухи не обидит! – по привычке предупредил дед.
Мужчины прошли вперед, Вики буквально спряталась за Глебом от безобидного старика.
Около крыльца было тесно. Тут стояла бочка наполненная водой. Со всех сторон клумбы с цветами наполняли сад сумеречными темными красками. Так у самого дальнего края палисадника росли канны, чуть ближе можно было различить очертания роз. За будкой на полукруглой полянке стояла лавочка. Навес увитый виноградом закрывал ее днем от палящего солнца, а ночью защищал от тумана и сырости.
Гостям пришлось расступиться. Дверь на крыльце была хоть и открыта, да только внутри ни зги не видно.
– Я на первом этаже обитаю. Там же и кухня! – рассказывал дед, хватаясь морщинистыми руками за проем двери.
Подтянув себя на ступеньку, он обернулся, посмотрел на гостей, как будто проверяя, не отстал ли кто.
– Вы там осторожнее, там зимние астры растут. Я-то уж стар, а вот дочка моя рук не покладая этот сад взращивает.
Мужчина начал подниматься на второй этаж по крутой лестнице. Остановился он на самом верху, отступил в сторону, пропустил гостей. Оля замешкалась, ей неловко было с костылями.
– Глеб, помоги мне!
Глеб поставил на пол сумки, спустился вниз, подхватил Олю, быстро занес ее наверх. Саша прибил соперника одним взглядом. Стоило Оленьке оказаться рядом, и он встал между братом и сестрой. С добрососедством у этих двух были большие проблемы.
– Вот тут будете ночевать! – сказал дребезжащим голосом старик.
Во всей комнате, освещенной тусклой лампой, был только один диван да тумба с телевизором.
– На одном диване? – удивился Глеб.
– За занавеской спальня.
Дед открыл низкую створку слева от себя, включил свет в узкой комнате.
– Тут еще есть второе высокое крыльцо. На нем диван. Вещи в кладовой можете оставить. В общем, обживайтесь, потом приходите вниз, я чай свежий заварю.
Дед развернулся и, идя только правой ногой вперед, а левую подтягивая, начал спускаться вниз.
– Так, осмотримся! – резюмировал Глеб, открывая дверь в смежное помещение.
На крыльце стоял короткий диван. Ширина комнаты позволила разложить его, однако между лестницей ведущей вниз и краем ложа было совсем небольшое расстояние.
Несмотря на стесненность, тут было довольно уютно. Застекленные рамы прикрыты кружевными занавесками, вдоль окон, на ступенях лестницы стояли цветы. Диванчик был застлан тканым покрывалом, разноцветные подушечки делали комнатку девичьей.
– Девушки, предлагаю вам ночевать на крыльце. Там вам точно понравится!
– Я на диване лягу. Мне нужна опора, не могу спать лежа, перевязь душит.
– Хорошо. Мне остается спальня! Сейчас принесу оставшиеся в машине вещи!
Саша решил перекусить. Вход в кухню был сделан под рост старика. Газовая плита, колонка и ящики стояли вдоль окон, выходящих во двор. С другой стороны помещение было разделено перегородкой на комнату и кухню.
– Проходи! Садись! – сказал дед, выходя из своего закутка.
В углу вдруг зашевелился странный серый шар. Он повернулся к гостю мордой, угукнул, переступил на жёрдочке и опять вжал голову. "Сова! Ручная! Действительно, необычно тут!" – подумал Саша. Он сел осторожно на лавку, поморщился. Вдох снова отдавал легкой болью в ребрах, голова кружилась. Отвратительное состояние!
Старик громко гаркнул, откашлялся, чиркнул спичкой по коробку, разжег горелку под чайником. Подойдя к столу, он сел напротив гостя.
– Иван Дмитриевич меня зовут!
– Александр!
Старик положил руки на стол, оперся на них, а потом спросил вдруг:
– Скажи мне, Александр, ты не из этих?
– Из каких "этих"?
– Из тех, у которых ругань, сила, крутость и уважение равны друг другу. У нас сейчас видишь ли быдлячество в почете. Ну а я вот как увидел твое состояние, сразу подумал, не из таких ли ты? Что скажешь?
– Нет, я не из таких! – спокойно ответил Саша.
Старик опустил плечи, посмотрел растерянно в сторону.
– Это хорошо…
Саша молчал. Видел, Ивану Дмитриевичу есть что сказать. Старик провел по брови рукой, потом продолжил, смотря в пустоту:
– Мы ведь простые деревенские. Всю жизнь с женой работали в колхозе. Детей растили по чести, учили. Девочки наши в университет поступили, а Дарья так вообще ученую степень получила. Так вот, ни одна из них высоко не поднялась, а Дашу вообще сгнобили за то, что она лишнее говорила. Говорила она, что участок на заводе рушится, и все это может плохо закончиться.
Дед с раздражением махнул рукой, а потом нахмурился.
– Когда все так и случилось, дело на несчастный случай списали. Потом затишье было. Но все не могло просто так закончиться. Они слова ее боялись, помнили об ее предупреждении, опасались того, что она может людям рассказать. Понимаете? Улетела моя птичка на небо. Вещички у бережка сложила, а сама в речку зашла. На морозце двух часов хватило…
Дед заплакал.
– Не знаю, где она сейчас в раю или аду. Но ведь это они сделали! За что ее со всеми не дают похоронить?! У-у-у…
Саша смотрел на убитого горем старика, не отрываясь. Потом его губы вдруг зашептали тихие слова на языке демонов, перед глазами поплыли видения.
Из огня взмыл мучитель – кряжистый мужчина с пулей в груди. Корчась в пламени, он крикнул:
– Я убил! Признал! Отпусти!
Демон оторвал от скалы огромный камень и обрушил его на грешника. Когда придет время душа этого человека тоже очистится, одно "но" – такие долго свое обличие отпустить не могут.
– Нет твоей дочери в Яме, она быстро ушла и минуты там не пробыла! – произнес демон низким скрипучим резонирующим голосом. – Теперь душа Дарьи в покое. Можешь не жечь бенгальские огни на могиле в новогодние ночи! Она не страдает!
Старик смотрел на Сашу, раскрыв беззубый рот от удивления. В тот момент, когда скрипнула дверь, Иван Дмитриевич вскочил. Никто не мог знать о том, что он ходит в новогоднюю ночь на могилу к доченьке. Кто же с ней побудет! У всех праздник, а она одна! Там на старом кладбище среди забытых крестов стояла лавочка и памятник. Вдали Казань озаряла небо. Он радовался тому, что хоть любимая дочка и лежит за границей кладбища, а ночью все же город видит.
– Я… я должен к старшенькой сходить! Она тут живет! Она должна знать!
Дед, хватаясь дрожащими руками за стены, поспешил к выходу.
Сова между тем спешила перебраться на новую неподвижную теплую жердочку – плечо Саши.
– Ого, тебе подходит! Не зря вокруг вышки сов полно, все их к тебе тянет! – сказал Глеб, пропуская старика в двери.
Гости сели за стол, Глеб принес чайник, заварку и блины. Саша в ожидании ужина буравил взглядом Ольгу. Она, посмотрев на уголок с иконами, спросила:
– Где находится твой мир?
– То есть?
– Ну вот мы на Земле, вокруг нас вселенная, и все это вполне ощутимо, все имеет свое место, движется. Если ты существуешь в таком же материальном мире, то какого его положение, где он?
Демон рассмеялся. Это был самый необычный способ задать вопрос: "А что там, после смерти?"
– Мой мир находится в одном из высших измерений. Этих измерений несколько. Каждое имеет своих обитателей и свой образ. Однако кое-что эти измерения все-таки связывает! Это ось времени! Она пронизывает все измерения, словно большая жесткая игла, она связывает все миры в одно целое. Душа человека переходит в высшее измерение, и потому она может путешествовать во вселенной, и при этом вы не можете видеть ее, а она не может взаимодействовать с вами.
– Кто такой Главный? Ты его видел?
Саша вздохнул.
– Ты не оставишь этот вопрос, пока не узнаешь правду?
– Да! – жестко ответила Ольга.
– Хорошо! Мы тоже, как и вы, его не видим. Однако в отличие от людей, которые только поверхностно ощущают, логически доказывают существование Главного, мы принимаем отданные им команды напрямую. В целом все это напоминает мир программирования. Есть некий центр – это Главный, он не имеет облика, пола, злых или добрых намерений, это истина в чистом виде. Он определяет законы во всех измерениях и связывает их временем. Он – центр мироздания!
– То есть в каждом мире свои законы?
– Совершенно верно. В вашем измерении установлены свои физические, химические, биологические законы. Все подчиняется именно им. Психология тут лишь следствие суммы процессов. Ошибочно думать, что людей заставляют принимать решения те или иные потусторонние силы. Никто не толкает человека на злодеяние и добро. Принимаемые решения – это результат сочетания множества факторов. Каждое физиологическое, органическое, психологическое или социальное событие добавляет свою единичку или ноль в программу индивида.
Вики осторожно поставила на стол чашку, посмотрела на свою сумочку, лежащую на стуле. Она устала от беспокойного дня, мыслей, и хоть прояснение ситуации было необходимо всем, покоя это не приносило.
– Так, хватит слушать рогатого! – сказал Глеб. – Предлагаю, подумать о перспективах высших миров на свежую голову!
– Отличное предложение! – задумчиво ответила Оля, бесшумно перебирая пальцами по столешнице.
Глеб посмотрел на Викторию.
– Идем со мной! Хочу кое-что тебе показать!
От предложения нельзя было отказаться. Он вытащил Вики из-за стола за руку и потянул ее к выходу.
На кухне остались двое. Оля привычным движением заправила волосы за ушко, ее вторая рука спокойно лежала на столе. Девушка не смотрела на демона, думала о чем-то своем. Взяв тонкую руку в свою ладонь, Саша тут же почувствовал, как волна возмущения отталкивает любимую от него. Оля вырвала руку, взяла костыли и пошла к выходу. Дверь девушка захлопнула со злостью.
Саша посмотрел на сову на плече.
– Кто сказал, что будет просто?
– Угу! Угу!
Поднялся наверх Саша минут через десять, посмотрел на диван. В изголовье лежали высокие подушки, поверх покрывала – теплое одеяло. Окно было открыто. Упав плечом на косяк проема, демон посмотрел на дверь крыльца. Только любящий человек даже в негодовании может заботиться о том, кто ему дорог. Улыбка осветила его лицо. У него было до неприличия прекрасное настроение!
Осторожно сев на диван, Саша прислушался к трескотне кузнечиков и тихому разговору. Как давно он не был среди таких обычных звуков? Сможет ли Оленька когда-нибудь привыкнуть к душераздирающим крикам, доносящимся из Ямы? Он и сейчас был там, огненное зарево было перед ним во всей красе. Боли еще не было, но стоит его земному образу перейти в мир иной, и каждое мгновение его бытия опять наполнит огонь и жар. «Каждый раз человек, принимая мучение на Земле, спрашивает: за что мне это наказание, когда это закончится? Вряд ли на этот вопрос можно найти простой ответ. Важность времени, протяженность его человек замечает только в ожидании окончания страданий. А вот в покое времени нет, не слышит он стрекота кузнечиков, не ощущает запаха молодых летних яблок, не радуется тому, что рядом с ним живые в чем-то счастливые люди. Он проживает время вскользь, бежит вперед! Потом душа его летает по просторам вселенной, обезличенная и равнодушная ко всему! Она уже не может услышать кузнечиков, почувствовать запах упавших яблок, нет ветерка. Покой – вот, где рай! И рай тут, где есть все это!!!» – размышлял демон, засыпая под разговор влюбленных.
Глеб и Виктория сидели на высокой лавочке под виноградом
– Как же жить дальше? – спросила Виктория. – Я раньше думала, что там кто-то присматривает за нами. Но теперь…
Девушка подняла голову. Сегодня на небе не было луны. Звезды во тьме мерцали, некоторые переливались разными цветами, спутники пересекали Млечный путь.
– Тяжело осознавать себя незаметной пылинкой.
Глеб улыбнулся.
– Послушай, ведь по сути ничего не изменилось. Мы просто узнали, как все устроено после смерти. Сейчас мы находимся в этом измерении на Земле, сами несем ответственность за этот мир и за свое бытие в нем. Уйдем в другое измерение – там будет свое. Иди-ка лучше ко мне, холодно ведь.
Он подхватил Вики на руки. На сей раз его маленькая женщина не возмущалась. Она положила руку на его грудь, прижалась к тыльной стороне ладони головой. На улице было прохладно, а он был очень теплым. Контраст заставил ее уткнуться носиком в рубашку.
Глеб опустил взгляд, захватил обе руки девушки в ладонь, начал осторожно целовать ее ладони и запястья. Уделив внимание каждому пальчику, он помял маленькую ладошку, поднял взгляд и тихо засмеялся в голос. Вид девушки был чрезвычайно деловым: голова приподнята, губы сжаты, взгляд королевы опущен на подданного. Его смех несколько смутил Викторию, она часто заморгала, затрепетала ресницами, бледные щеки озарил румянец.
Глеб обхватил девушку, сжал.
– Ты мое чудо! Вот кто ты! – с добротой в голосе произнес он.
Они просидели так до тех пор, пока воздух не стал наполняться густым туманом. Это была та самая приятная близость, о которой Вики мечтала. Не было поляризации женщина-мужчина, превосходства и силы довлеющей над ней.
– Надо ложиться спать, поздно уже! – сказал Глеб.
Он поднялся, подбросил Вики вверх на руках, пошел к крыльцу.
В доме было темно. Демон сопел на диване. За дверью, ведущей на крыльцо, было тихо. Глеб опустил ноги Виктории вниз, и при этом не спешил поставить ее на пол. Она смотрела на него, запрокинув голову вверх. В темных зрачках, выражении лица отражалось беспокойство.
До встречи с Глебом Виктория знала, что ее ждет в будущем. Она видела каждый день одинаковым, менялась лишь погода за окном, и все ее мысли были сосредоточены на творчестве и тишине. Это был отличный способ скоротать отведенное ей время. И вот сейчас впервые она это прошлое отпустила. Спроси ее, готова ли она прожить эту жизнь заново по тому же сценарию и снова встретить его, она согласилась бы, не раздумывая. Прошлое было ей безразлично. Вики вдруг увидела себя рядом с Глебом, увидела счастливую. И тут же возник другой образ: она прячется от его знакомых, родственников, друзей, скрывается за его широкими плечами, словно маленькая девочка. Ее мысли далеки от темы разговора компании, они в том, что успокаивает. Растерянность и испуг, физическое уродство – не самые подходящие спутники для дружбы и семьи. Тяжело осознавать это, еще тяжелее молчать, когда душа и ум переполняются словами. И все же надо стерпеть, нельзя заталкивать дорогого человека в свою неправильную жизнь, ломать его судьбу.
– Почему ты плачешь? – вдруг спросил Глеб.
Вики удивилась, поняла, что ее лицо влажное, капельки уже давно бегут по шее. Она сняла руки с широких плеч, стала вытирать щеки ладонями. Вопрос так и остался без ответа, хотя внутри себя девушка кричала: "Я плачу, потому что не хочу тебя забывать! Я плачу, потому что хочу остаться с тобой навсегда!"
Глеб сжал Викторию так, что ее пальчики застыли у бледных губ. Девушка судорожно вздохнула:
– Я больше не буду… не буду плакать, правда!
Это был непростой день. Вики было сложно в торговом центре, и потом в больнице она храбрилась, тайком крася губы бесцветной помадой. «Если вот сейчас отпустить ее, она глаз не сомкнет. Оля уже спит, и уж ей-то она ни в коем случае не захочет причинять неудобства. Так и проплачет до утра!» – размышлял Глеб. Развернувшись, он пошел в спальню, посадил Викторию посередине кровати.
– Сиди здесь! Никуда не уходи!
Открыв дверь между комнатой и крыльцом, Глеб взял дорожную сумку и вернулся в спаленку. Поставив ношу у кровати, он включил бра. Обстановка была скудна. В спальне едва умещалось ложе. На стене висело большое зеркало.
– Переоденься. Неудобно ведь в этом спать!
Вики неуверенно посмотрела на сумку.
– Я не буду подглядывать! – сказал Глеб, беря полотенце с кресла. – На улицу пойду, умываться.
Он спустился вниз, включил воду у бочки. Сняв футболку, Глеб почувствовал контраст: только что в его руках была тепленькая Вики, и тут ледяная вода. Он точно знал, что девушка переоденется очень быстро, а после достанет свои тюбики. У нее появился уникальный шанс сбросить копившееся напряжение, наконец, добраться до косметики.
Спешить не стоило, он открыл скрипучую дверь, ведущую на крыльцо минут через двадцать. Прислушался. В спаленке ударялись друг об друга пузырьки. Вики, заслышав шаги на лестнице, прятала свои сокровища. Сняв обувь, мужчина бесшумно пересек комнату, отодвинул занавеску.
Юбка и блузка были сменены на пижаму молочного цвета. Снятую одежду и косметичку девушка спешно складывала в сумку прямо с кровати. Он повернул голову в бок, с любопытством оценил задок обтянутый тканью.
Обернувшись, Вики сразу заметила отсутствие футболки и блеск в карих глазах. Она медленно села, поджала ноги к груди и вдруг упала на бок, словно изломанная кукла. Глеб криво улыбнулся, размеренно подошел к кровати, начал расстегивать ремень.
– Я пойду, пожалуй, спать! – в одном тоне, оторвав от фразы слово "спать", произнесла Вики.
Одна бровь Глеба ушла вверх.
– Оставайся! Ты в полной безопасности! – заверил он. Сняв неспешно джинсы, Глеб сел, забросил ноги на кровать, укрылся одеялом. Вики все так же лежала на боку.
– Ну? Почитать тебе?
Вики кивнула.
– Хорошо! Сейчас…
Глеб достал айфон, нашел книгу и полностью ушел в повествование. Он не смотрел на девушку. Через некоторое время почувствовал, что она осторожно полезла за косметичкой, краем глаза опять увидел задок и пяточки. "Хомячок полез за припасами!" – так бы он назвал эту сцену. Чтение не прекращалось, он делал вид, что не видит свою соседку. Ну вот, она уже сидит по-турецки на середине кровати, перебирает свои баночки, скляночки, маски, тени, тушь. Самое время идти в наступление. Глеб бросил руку с телефоном на кровать. И Вики замерла. Она встретилась с ним взглядом, после чего медленно спрятала тени в косметичку, потянулась за тушью.
– Раскрась меня!
– Как так? – настороженно спросила Виктория.
– Как актера, нарисуй что-нибудь страшное! Я же все-таки в аду побывал!
О-о-о, это был вызов, который Виктория приняла с удовольствием. Она минут десять выбирала средства для грима. Начала работать сбоку от Глеба, а потом села на его живот. В конце концов, вывалив на кровать содержимое всей косметички, девушка полностью ушла в чистое творчество. От усердия она перетаптывалась с голени на голень, привставала, чтобы сделать штрих, и резко садилась обратно. Лицо мужчины было словно камень, зубы сжаты. Получался замечательный злой демон.
– Расслабься! Почти готово!
– Я бы с радостью! – ответил Глеб низким голосом.
Виктория замерла, часто заморгала, села и тут же подскочила. Он обхватил рукой ее запястья, предотвратив скоропалительный побег.
– Не отталкивай меня! – сказал Глеб, шумно вбирая воздух.
Она еще не ушла от привычного бытия, он уже был поглощен страстью.
Вики плакала этой ночью. Плакала и, сидя на пяточках, снимала пижаму и белье с накладкой. Потом она закрыла глаза, отвернулась, почувствовала, как шершавые пальцы идут по белым дорожкам на уцелевшей груди к большому шраму.
Глеб вел ладонью по животу и спине там, где проходили рваные шрамы, чувствовал, как серебристая кожа под его пальцами уходит вниз и возвращается обратно. Вытянув тонкие руки вперед, Вики устремилась к нему. Он подхватил ее, развел упругие бедра, прижал с силой к напряженному окаменевшему телу, к своей плоти. Запрокинув белокурую голову, Глеб захватил мягкие губы, слабый язычок и слезы. Этой ночью он не давал ей опомниться. Любовь была неспешной, тихой, приносила удовольствие взаимной ласкою, чувственностью. Долгие прелюдия и междометья привели разум Виктории в состояние опьянения. Она чувствовала, как ее тело стремится слиться с любимым, сердце трепещет от тихих слов. Она ласкала его очень осторожно дрожащими напряженными руками, смотрела на него с болью и любовью.
Как же она была нежна и совершенна! Глеб хотел, чтобы Вики забыла прошлое, в результате он сам потерял связь с реальностью. Он обласкал ее, сделал так, чтобы она чувствовала себя любимой, желанной, бесценной.
Рассвет обесцветил небо, приглушил страсть длинной ночи. Глеб лежал посереди смятой постели в чем мать родила с перемазанными красными и черными красками лицом и телом. Косметические средства валялись повсюду, посреди кровати было черное пятно – след от раздавленного коленом тюбика туши. Другие краски были размазаны по простыням и наволочкам повсеместно. Вики спала в его руках, ее спокойное дыхание мягко пробегало по его груди, тело было наполнено приятной негой и теплом. На ее спине, бедрах, груди, голенях и даже пальчиках ног попадались радужные мазки. Грудь Виктории была покрыта краской полностью. Он столько раз прикасался к ее сердечку, хотел слышать его – вот оно в его руках, под его губами бьется так быстро!
Глеб осторожно вынул руку из-под белокурой головки, переложил красавицу на кровать, медленно поднялся, размял мышцы, потянулся с удовольствием. Он отлично себя чувствовал. Несмотря на бессонную ночь, его внутренние резервы были на максимуме. Выбрав среди запасов девушки гель для душа, он подкинул банку вверх, взял полотенце и отправился к бочке.
От боевой раскраски отмываться водой было затруднительно. Тут нужно было что-то специальное, в чем Глеб не разбирался. Нашел под садовой лавкой у деда керосин, им и оттерся.
Ощутив себя обновленным и освеженным керосиновым обтиранием, мужчина устремился наверх. Тюбики были отправлены в сумку. Вики он закрутил в чистую простынь, перенес на диван и засунул к сестре в тепло под одеяло.
Возвращаясь к беспорядку, Глеб мельком взглянул на Сашу. Тот был полностью погружен в привычный адский мир, высокомерие отражалось на его лице даже во сне. Гордый всегда требует к себе особого отношения. Этот не был исключением.
Белье было сброшено с постели в угол. Глеб подошел к узкому окну, закурил. День устанавливался жарким и при этом хмурым. Предчувствие важных событий витало в воздухе.
Выпустив струю дыма вверх, он еще раз прошелся по фактам: "Первое, Хакер совершил убийство полицейского, попытался убрать Олю и Александра, он вошел во вкус, и значит, скоро совершит ошибку. Второе, он хранил какой-то предмет в закрытой комнате Виктории. Третье, он связан как-то с другим измерением".
От размышлений следователя отвлекла крепкая женщина с пустым ведром. Она уронила его на тропинку и испуганно перекрестилась, пялясь на Глеба.
– Ну-у-у! – провыл Глеб под нос. – Даже здесь покоя нет!
– С добрым утром! – брезгливо громко бросил он в окно. Отойдя от проема, он поднял боксеры и джинсы с пола. Пора было собираться.
Глеб спустился на кухню. Там уже свистел чайник, пахло кофе, на столе лежал свежий деревенский хлеб, масло и козий сыр. Сова повернула голову, без интереса посмотрела на гостя, отвернулась обратно к стене. Сев на скамью, гость сам себе налил кофе, сделал бутерброд. Аппетит испортил дед. Он шумно открыл дверь, зашел на кухню и гаркнул в коридор:
– Муська, иди во двор! Хватит ложить на лестнице!
Прошаркав мимо стола, старик остановился у угла с лампадкой, отвесил низкий поклон и громким зычным голосом начал петь молитву. Периодически бубнеж переходил в верхние тона и прерывался заливистым влажным кашлем. Это раздражало! Глеб сразу представил, как дед режет хлеб и кашляет на него. Поморщившись, он отодвинул от себя еду.
После окончания молитвы хозяин пошел к плите.
– Дед, скажи, вот если б вместо рая и ада была бы Яма полная огня, и ты потерял бы там память о жизни, свой образ человеческий, мысли, а потом улетел бы высоко в небо неведомо куда, молился бы ты сейчас перед этим образом? Ведь не известно точно, есть богу до тебя дело или нет!
Дед усмехнулся, разжег конфорку.
– Конечно, молился бы, а чтоб и не помолиться. Человеку доступен лишь один способ излить свои чаяния – это речь. Если Бог во всем, то мы словно его маленькие клеточки. Вот ты вроде и не в курсе как каждая клетка твоего организма живет-поживает, а все равно чувствуешь, что если болит у тебя где-то, то делать что-то надо. Не всегда излечиться удается, таков закон, все мы умираем. Однако пока есть Бог, и мы живы!
– А в чем же тогда смысл его существования?
– А сам ты почему существуешь?
– Не знаю, просто сложилось все так!
– Вот и он просто существует. Зачем смысл искать?
Глеб замолчал. Тяжело было говорить с человеком, который верит, несмотря ни на что. «Вспомнит ли он об этом разговоре, о рассуждениях своих после Ямы? Нет, конечно!»
– Что ж! Ладно! Передай остальным, что я уехал по делам!
Дед прошел к столу!
– Скажу, скажу. Ты на улице осторожнее, Галька по утрам с пустым ведром ходит на речку, не к добру это.
Выйдя на улицу, Глеб сразу почувствовал запах керосина! Приблизил руку к носу.
"До сих пор воняет!" – пришел он к малоприятному выводу и направился к калитке. Та была закрыта. Пришлось идти к окну.
Постучав по стеклу, Глеб дождался, когда створка откроется. На душе свербело. Как будто он что-то терял сейчас.
– Дед, ключ от калитки дай!
Дед вернулся в темноту комнаты, принес ключ минуты через две.
– Что не завтракал? Вкусно все!
– Не хочу! Бывай!
Открыв калитку, Глеб повесил ключи на забор.
Мотор машины звучал мягко. Трогаться сразу не хотелось. Нужно было настроиться на долгий семичасовой путь. Глеб простоял минут пять и вдруг заметил – кусты акации зашевелились.
– Вот ведь!
Он думал, что Виктория будет спать до вечера после беспокойной ночи, а она успела смыть с себя краску, нанести новый макияж. Джинсы и кроссовки подразумевали, что она готовится к долгой дороге.
Дверь машины открылась. Вики села на переднее сидение, бросила сумку назад. Делая резкие движения, она источала уверенность и при этом не хотела смотреть ему в глаза. Минуты две они провели в тишине.
– Виктория! – Глеб протяжно выдохнул. – На сей раз тебе со мной нельзя.
Вики скрестила руки на груди, поморщилась. Она не собиралась уступать ему так просто.
– Ладно, хочешь логики? Вот она! Хакер будет искать Александра. Любой из нас может привести его к нему, любой может стать целью. Я хочу, чтобы он вышел на меня. Если ты будешь рядом, мне придется всегда быть на стороже, я не смогу сосредоточиться на деле, не смогу работать. Твое благополучие мне дороже собственного. Я хочу, чтобы ты ждала меня в безопасном месте. Ясно тебе это?
Виктория опустила взгляд, приподняла горделиво голову и кивнула. Взяв сумку с заднего сиденья, девушка, не проронив ни слова, вышла из машины.
Глеб вывернул на дорогу. Из-под колес в холодный утренний воздух ушла куча пыли. Он посмотрел в зеркало. Вики не сдвинулась с места. Она смотрела ему в след, потом ее рука разжалась, сумка упала на траву. Он не хотел всматриваться в ее лицо, сейчас ему как никогда раньше важно было отстранится от личного. На одной чаше весов лежала работа в управлении, на другой – спокойствие, душевное равновесие Виктории и работа в компании. Выбор он сделал легко. Осталось только завершить это дело. Тогда он увезет ее в спокойное место подальше от суеты большого города.
Путь занял семь часов. И вот перед ним была все та же ночная дорога, ведущая между двух островов леса вверх к вышке. Теперь в небе не было красных огней. Черный остов, торчащий обрубком вверх, напоминал кости огромного ископаемого ящера. Глеб разогнался у знака, почувствовал себя настоящим, таким, какой он был в бою. Не было более ролей, пустой борьбы, стремления быть первым в «стае». Охота одиночки – это была его стезя! Чистый воздух наполнил легкие, принес холод, кровь закипела в предчувствии предстоящего сражения! У него возникло желание вот прямо сейчас догнать убийцу, разорвать его на части, вдохнуть запах крови и, наконец, почувствовать триумф победы!
