Любовь Левшинова
Грань. Сборник мистических рассказов
Открыл дверь. Прищурился. Тревога ударила под дых: непослушная малявка!
Квартира утопала в темноте. Блики от свечей облизывали тени на стенах, в кругу разложенных в гостиной черепушек и книг стояла Лиля.
Девчонка настороженно замерла, поджала губы, не ожидая скорого возвращения мужчины. Не было еще и десяти…
– Раз уж ты тут и все готово… – в притворном раскаянии протянула она.
Август все понял. Рванул с места.
– Лил, нет!
– Vocans!
Земная реальность обрушилась на Августа цунами. Лиля успела произнести заключительное «вызов» в обряде приглашения демона.
Хрупкая надежда на пропитанный бредом интернет рассыпалась, когда пространство вокруг задрожало, свечи вспыхнули факелами, а девчонка пораженно попятилась назад.
Из всех возможных баек, написанных любителями на форумах, Лиля сумела найти инструкцию для настоящего ритуала.
Пол посреди гостиной почернел, будто из него вырезали кусок пространства, ковер засосало вихрем, воздух помутнел и накалился. Пространство начало густеть, бесформенная тень за пару секунд приобрела очертания.
Лиля с открытым ртом, рядом с опешившим Августом, разглядывала нечто бесплотное, сотканное из тысячи черных нитей, с вытянутым лицом и мантией, сочившейся из самой его кожи.
Ужас поднялся с пяток и захлестнул девчонку с головой, она забыла как дышать, в голове звенело. Тревога, всасывающаяся в кожу снаружи, не принадлежащая ей, заполнила организм, скручивая желудок в узел. Казалось, Лиля стоит над пропастью и заваливается вперед, не в силах ухватиться за спасительную соломинку. Воздух вокруг гудел.
Пока все не стихло.
Обряд был закончен, пространство успокоилось и охладилось, мутная человекообразная форма смотрела сверху вниз на людей перед собой.
Лиля перевела пораженный взгляд с демона на Августа и обратно, стояла в ступоре, пока тот не заговорил загробным голосом тысячи мучеников.
– Босс, что вы тут делаете?
Кошмарный бас демона звучал по-человечески недоуменно.
Август тяжело вздохнул.
– Нирбус, ты дебил?
Смерть и понедельники
Утро понедельника для Евгения выдалось серым. Хотелось пойти обратно спать, либо повеситься. Последнее было в приоритете: на подоконнике лежала бечевка.
Решение это Евгению далось не просто, но откладывать он не хотел. На работе начальник его ненавидел, заставлял работать за пятерых. Зарплата радовала, но тратить деньги Евгению было некогда – все время уходило на самобичевание.
Евгений знал, что это не спроста: наверняка накосячил в прошлой жизни. Помимо начальника-самодура, мать пилила постоянно, мол, жениться пора бы, да и внуков ей подарить – сорок пять Евгению стукнуло, как-никак. Только Евгений знал, что женщины – истеричные и продажные. Далеко ходить за примером не надо – в субботу в строительном магазине молоденькая кассирша обсчитала его на семь рублей. Евгений не скандалист – спокойно позвал менеджера и разобрался с ситуацией.
Не мог найти Евгений радости в этой жизни, поэтому и решился на этот отчаянный шаг. Он это даже считал поэтичным – повеситься пасмурным утром понедельника.
Евгений доел пресную овсянку, помыл тарелку и захватил из ванной хозяйственное мыло. Все воскресенье Евгений тренировался завязывать петлю на веревке – в интернете любой информации было предостаточно.
Старая советская табуретка заскрипела под ногами, грубая веревка защекотала шею – «вот так бывает, – подумал Евгений, – без лишней романтики. Как и жизнь.»
Евгений сделал глубокий вдох, затянул бечевку покрепче, прошептал молитву, чтобы крюк от люстры выдержал.
Сделал вдох.
Тишину разрезала трель звонка.
«Даже умереть нормально не дают, ироды», – подумал Евгений. Решил переждать, пока ранний гость потеряет терпение. Но человек за дверью с завидным упорством давил на кнопку звонка. Когда звук прекратился, Евгений облегченно выдохнул. Пока дверная ручка не начала проворачиваться, пропуская нежданного гостя внутрь.
«Неужели забыл закрыть», – не успел подумать Евгений, как замер в изумлении, смотря на вошедшего человека.
Это была молодая женщина, в черной в пол мантии, смоляными волосами и большой старой косой. Гостья осмотрелась, прошла вглубь комнаты.
– Доброе утро.
Ее мягкий, с хрипотцой голос, оборвал напряженную тишину.
– Вы кто? – сдавленно спросил Евгений. Все мысли об этикете разом вылетели из головы.
– Я – Смерть, – ответила женщина. – Есть водичка? – она перевела взгляд на Евгения, тот лишь растерянно кивнул в сторону кухни.
– Вы за мной? – голос его дрожал, но Евгений проявлял всю стойкость, чтобы встретить Смерть достойно.
– Угу, – пробормотала Смерть, допивая воду из стакана. – Прости, – она вытерла губы рукавом мантии, – Жуткое похмелье. Вчера встречались с Любовью и Временем, – она поставила стакан на стол, повернулась к Евгению.
– А что, она существует? В смысле, любовь, – растерянность на лице Евгения позабавили Смерть.
– Конечно, – мягко ухмыльнулась женщина, – вы с ней даже встречались в эту субботу, – она присела в кресло напротив стоящего на табурете Евгения, – только ты позвал менеджера и спугнул ее, – цонкула языком Смерть, – знаешь, Любовь не любит менеджеров.
Евгений сглотнул, нервно схватился за край свитера.
– А в-время? – Евгений внимательно смотрел на Смерть.
– О, а время на тебя в обиде, – укоризненно сказала женщина, – оно и не удивительно – каждый день после работы ты убивал ее. Медленно и только с присущей тебе педантичностью, – скривила губы Смерть, закинула ногу на ногу. – Что еще хочешь знать? – она с ленцой оглядела комнату.
Евгений отчетливо услышал в ее голосе скуку. Он даже Смерть заставил скучать.
– Есть ли жизнь после смерти?
– Ты сам себя слышал? – скептично изогнула бровь Смерть, – это оксюморон даже в вашем понятии, не то, что в нашем.
Евгений поник, но не разочаровался сильно – он из жизни уходит не ради ее продолжения.
– Как зовут? – Смерть взяла на руки подбежавшего померанского шпица.
– Рекс, – устало ответил Евгений.
– Есть с кем оставить?
– Да, сегодня вечером придет соседка.
– Ясно, – пожала плечами женщина, потрепала Рекса за ухом.
– А… – Евгений уже боялся задавать вопросы, потому что быть осмеянным самой Смертью не очень хотелось, – а Бог есть? Ну там, рай и ад?
Евгению еще в детстве говорили, что суицидники возносятся точно не на небеса, поэтому этот вопрос он особенно хотел прояснить.
Женщина в кресле взглянула на свой маникюр.
– Когда человек умирает, в охваченный короткой агонией мозг поступают микро импульсы, которые создают галлюцинации, а там уже ты видишь то, во что верил и чем жил – рай, вальхаллу, ад или просто близких.
Такой ответ Евгения вполне устроил.
– Можно еще последний вопрос?
– Да хоть два, – мягко улыбнулась Смерть.
– Почему вы в черной мантии и с косой? – Евгению вдруг стало неудобно.
Помимо петли на шее и затекших ног.
– Так униформа, дорогой. Ты носишь галстуки, а я косу, – ухмыльнулась женщина, – у первых людей, чьи представления и выдумки создавали нам образы, была скудная фантазия.
– Ясно, – грустно кивнул Евгений. Он ожидал большего. – Ну ладно тогда, – протянул он, – прощай, Рекс, – Евгений в последний раз взглянул на своего друга, кивнул Смерти в знак уважения, шагнул в пустоту…
И упал на пол, наблюдая рядом с собой отрезанный острой косой край веревки и удаляющуюся фигуру Смерти в дверном проеме.
Услышал уставшее, брошенное через плечо:
– Иди работай, олух. Не одной же мне с утра по понедельникам вставать…
Измеритель хорошести
– Ма, чем отличается это Рождество от того, что мы праздновали в прошлом месяце?
Мама села на корточки перед младшей.
– В этот раз придёт Дед Мороз из ЖЭКа. Он измерит ваше поведение.
– Тебе точно сладостей не достанется, потому что ты чёлку мне отстриг, пока я спала! – мелкая толкнула брата близнеца в плечо.
– Тебе так больше идёт, – хохотнула старшая.
– Света… – мама закатила глаза на начавшуюся возню.
– Да ладно тебе, инструкции, проверки… дай мне хоть над мелкими подтрунить.
– Надеюсь счётчик Деда Мороза сегодня не выявит «самого хорошего». Папа вон, – она кивнула на спящего в кресле главу семьи, – от этих «конфеток счастья» вчера кровью писал.
Старшая тяжело вздохнула.
– Главное, чтобы помогало.
Раздался грохот.
Дети радостно подскочили со своих мест.
– Дед Мороз!
Мама улыбнулась.
– Сейчас я его приведу. – Вышла из комнаты в коридор, нажала кнопку, двери тамбура открылись. – Вадим Петро… – она осеклась, когда Дед Мороз стянул шапку.
– Я его сын, Алексей, – улыбнулся он женщине. Та поникла.
– Естественно или?.. – тот покачал головой.
– Но он передал мне все инструкции, – просиял новый Дед Мороз. – Вы были его любимой семьёй в округе. Я вот апельсинов принёс, – он потряс чёрным мешком.
– Апельсинов?!
Мужчина почувствовал себя настоящим Дедом Морозом.
– Поповы в теплице вырастили.
– Хорошо! Вот борода, – на его лицо лег атрибут Деда Мороза на резинке. – Пойдёмте.
Дети были вне себя от счастья, мама тоже – Дед Мороз справлялся с ролью не хуже предшественника.
Разговаривал басом, шутил со старшими и просил рассказать стихи младших.
– А теперь главный вопрос: хорошо вы себя вели, дети? – стройный хор голосов ответил «да!» – Давайте проверим, не врёте ли вы.
Дед Мороз достал из кармана своего красного блестящего костюма жёлтое устройство.
– Это мой специальный измеритель хорошести. Кто будет первым? Давайте отдадим честь главе семейства, – он подошёл, шурша костюмом, к проснувшемуся папе. Кивнул в знак ободрения. – Ноль-четыре! Просто прекрасно. Ваш папа, дети, в этом году был ответственным и хорошо себя вёл. Следующий? – Старшая шагнула к Деду Морозу, подавая пример. – Отлично! Посмотрим… ноль-один. Ты и правда хорошо себя вела в этом году, – подмигнул он, девушка с облегчением выдохнула. – Малыши… – к нему подошли сияющие, как начищенные пятаки, близнецы. – Ноль-шесть… вы вели себя лучше всех в этом году! Держите конфетки счастья!
Мама оступилась. Старшая была рядом, чтобы её поддержать.
– Всё будет хорошо. Папе же помогло – ты видела цифры.
Мама кивнула.
– Они не очень вкусные, но волшебство не всегда сладкое на вкус – ешьте по одной конфетке в день и ни в коем случае больше – иначе мои помощники белочки доложат, что вы ещё не умеете вести себя ответственно.
Близнецы завороженно кивнули, сжимая в руках жестяные баночки.
– И последняя Мама. М-м, ноль-пять. Близнецы вели себя даже лучше.
Мужчина спрятал улыбку за бородой. Достал тёмный флакончик.
– Это для вашей мамы, для нервов и профилактики, чтобы вас до следующего года выдержать, сорванцы. А теперь бегите чистить апельсины! Плоды, которые напоминают нам, что Рождество – это праздник света.
– Спасибо вам, – мама со старшей проводили Деда Мороза к тамбуру. – Настоящий праздник устроили.
– Это вам спасибо. Не зря вы были любимой семьёй моего отца. Вы единственные, кто встречает меня радостными визгами, а не печалью на лице. – Дед Мороз снял бороду, натянул свою шапку с защитным стеклом. – Это надо же – Рождество каждый месяц, – хмыкнул он себе под нос, помахал на прощание.
Мама тепло улыбнулась, переглянулась со старшей.
– А что еще делать во время ядерной зимы…
Не первый человек на луне
«Я не первый человек на луне, я не первый человек на луне, я не первый человек на луне», – повторял я про себя, раздвигая камни над головой.
«Я не первый человек на луне», – единственное, что меня успокаивало. – «Меня найдут, люди шестьдесят лет на луну высаживаются, все налажено, поисковые системы и отряды в пути».
В один момент внутри что-то надломилось. Учёба, работа, подготовка, полет в космос – все стало незначительным. Я стал маленьким человеком под весом вселенной, заваленный лунными камнями при экспедиции.
Раньше я не боялся ничего. Темнота, высота, открытые и маленькие пространства были моими друзьями. В космос с клаустрофобией не летают. Но погребенный под слоем земли… луны?.. мои внутренние ориентиры дали сбой.
Воздух в лёгких накалялся, в предчувствии ужасного трепетала каждая кость и мышца, вдохнуть полной грудью не получалось. Я одновременно погружался в недры спутника и норовил свалиться в открытую черноту космоса.
«Всё в порядке, я не первый человек на луне»
Воздуха не хватало. Ужас захлестнул с головой, когда я понял, что это не метафора. Я был хоть и не первым человеком, но на чёртовой луне, где нельзя было после погребения заживо выбраться на зелёную траву и спасительный ветер.
Не было ничего. Ни связи, ни надежды, ни запасов. Только сломанный прибор для измерения и внутренний стержень.
Шестнадцать часов под завалами, я выбрался. Остатки кислорода и рассудка остались под камнями.
Я сделал глубокий вдох.
«Я не первый человек на луне»
Но глядя вслед удаляющемуся шаттлу, понял…
Я первый, кого здесь забыли.
Ожидание
Влада мягко улыбнулась на прощание домработнице. Закрыла за ней дверь, выдохнула.
Вместе с щелчком замка плечи хозяйки ссутулились.
Тридцать три года. Тридцать три года разом уставились на нее, застыв по ту сторону зеркала.
Отражение устало хмыкнуло – Влада, подхватив пакет из «пятерочки», босиком поплелась на кухню. Сидела в кресле качалке, поедала ложкой торт из упаковки; с садистским безразличием наблюдала за растянутой тканью платья на коленях, подтянутых к груди.
Сейчас она не была Владиславой Остаповой – гордой и сияющей – была просто Владой. А Владе на платье, на собственную неуместность в царских интерьерах было плевать. Она знала, что выглядела жалко. Это стало понятно еще при покупке торта в десять вечера для нее одной.
Чертов камин не функционировал с их въезда в квартиру – Влада запаслась двумя чашками чая, включила юмористическое видео на ютуб. Сняла неудобное золотое кольцо, взяла на зуб консервированную вишню, обмазанную кремом и… разрыдалась.
Тянущая струна в груди дребезжала уже месяц. Сознание не выдерживало – последнее время Влада много спала.
Муж сидел на чемоданах, собирал аптечку, прощался с коллегами, делал жетоны, покупал бронежилет. А Влада наблюдала за этим с тревожной отрешенностью и каждое утро оставляла на подушке след от слюны и свою гордость. Душу держала на коротком поводке, чтобы не выла.
Скулы болели от натянутой улыбки, Влада плакала первый раз за полгода. Было неизвестно, придет ли приказ. Было неизвестно, выдержат ли нервы.
Будущих мужей, как выяснилось, надо было проверять в самом начале не только на наличие детей. Но и на возможность уйти по контракту на спецоперацию.
Мало кто на это подписывался добровольно. Только в отличие от мужа, Влада свое согласие не давала. Но на чемоданах сидели двое.
Подточенную антидепрессантами психику шатали шансы пятьдесят на пятьдесят. Либо уйдёт, либо нет. Хотелось определённости. Но определённость не хотела Владу – не сошлись характерами.
Зеркало смартфона было чёрным. Влада кинула на него ещё один нервный взгляд. Перепроверила, включён ли звук. Внутренний псих взорвался протестом, переломил ее пополам и на этой баррикаде встал во весь рост, проорав во все горло, что дальше так продолжаться не может.
Но Влада сидела и молчала, пылая со дна глаз истерикой. Так принято. С нашим государством нельзя играть в азартные игры. У него все карты крапленые.
Влада обещает себе. Выживет – правила будет устанавливать сама. Снова станет
яркой, самобытной, непредсказуемой, глупой. И не будет уезжать с вечеринок одна.
Телефон моргнул новым сообщением. Влада вздрогнула, достала из пяток сердце, заставила его заново качать кровь. Сейчас все решится. Либо он, либо она.
Простые слова «завтра ухожу» стали началом и концом её маленькой вселенной.
Он не умрет. Такие, как он, не дохнут. А у нее появится шанс выжить.
Влада выдохнула с облегчением. Улыбнулась.
Впервые за полгода.
Восстановлению не подлежит
– Александра, у вас большой потенциал, но вы не проходите по показателям души. Несмотря на то, что с вами произошло. – Саша задержала дыхание – необъективный стыд поднимался по трахее к горлу. – Люксов слишком много. – Продолжила ровным тоном женщина: таких, как Саша, жаждущих успеха, она видела каждый день. – Даже больше, чем мы видим обычно. Это хорошо, – Саша с удивлением заметила, как женщина ей коротко улыбнулась. Искренне. – Но не для нашего бизнеса. Вы же знаете, с какой отметкой мы берем абитуриентов? – Саша отрицательно мотнула головой и помощница кастинг-директора глубоко вздохнула. – С нулевой, Александра. А что вы хотели? – Хмыкнула она, видя озадаченность на лице девушки. – Сами представляете, какой критике и нередко травле подвергаются известные артисты – мы не можем нести ответственность за целостность их души, от этого никакие договоры не застрахуют. Но я уверена, вы добьетесь успехов в другом направлении.
Саша тупо посмотрела на протянутые ей документы и заторможено кивнула. Только спустя полчаса прогулки сквозь мокрый ноябрьский воздух ожила, встретив сестру.
Они сидели на застекленной веранде, наблюдали за игрой в догонялки ветра и пожухлой листвы, пили облепиховый чай. Саша возмущалась, как всегда, ярко.
– Нет, ты представляешь! Светиться она не должна! В этом есть какой-то смысл, с точки зрения коммерции, но это просто ужасно. Получается, у каждого, кто более менее известен, кого мы видим по телевизору, потухла душа, прикинь? И ладно бы еще можно своими силами было пробиться, или были бы другие лейблы, как лет десять назад, так нет – монополия, понимаете ли. – Саша презрительно фыркнула, закатила глаза. С минуту помолчала, вздохнула и покачала головой. – Знаешь, оно того не стоит, – она откинулась на кресле, посмотрев на сестру. Ника молча улыбалась, выслушивая очередную тираду от старшей. – Дети рождаются с таким потенциалом, – Саша кивнула на детскую зону в глубине зала кафе, – а их на фарш успеха потом перемалывают. Нет, добровольно я на такое точно не пойду. Операции же вроде какие-то делают, я слышала. Думала, это выдумка, но раз цена успеха – нулевой уровень света в душе, не сомневаюсь, что такие клиники все же существуют.
Саша глубоко вздохнула, воровато огляделась по сторонам, подвинула кресло вполоборота к залу, подальше от случайных взглядов. Прикрыла глаза, сосредоточилась, прикоснулась рукой к груди. Открыла глаза и посмотрела на душу в своей руке. Ника слабо улыбнулась.
– Просто этот вариант не для тебя. Что на счет центра реабилитации, ты же долго работала над его открытием?
– Я выстрадала весь проект, осталось найти только деньги, – бросила она, не отрывая внимания от светлого комочка в ладони. – Чем и займусь сегодня на встрече бизнес клуба. Папа меня позвал, ты тоже пойдешь. Думаю, можно там инвесторов найти.
Ника что-то ответила, но Саша не слушала. Каждый раз, когда она брала в руки свою душу, становилось не по себе. Жесткая, в келоидных рубцах, до сих пор местами кровоточащая – печальное зрелище. Но Саша любила ее, конечно любила. Помнила время, когда душа в обе ладони не помещалась, светилась, как монтажный прожектор, была мягкой и теплой. Как у детей в глубине зала. Саша бросила короткий взгляд на детскую зону, улыбнулась.
Малыши лет четырех катали по ковру свои души, размером с шары для боулинга: те поблескивали, искрились, будто живые, повторяя за носителями. Душа Саши тоже светилась: порой даже ярче, чем можно было представить, только свет рубцы не лечил. У всех они были в той или иной степени, смотря сколько раз тебя ранили и предавали. Обычно это влияло на уровень яркости, упругость. Но у Саши был нетипичный случай.
– Не, оно того точно не стоит, – она мотнула головой, сморщилась, суетливо спрятала душу обратно, коснувшись груди. – Без света в душе долго не живут. А если живут, то просто существуют, – пробубнила она себе под нос.
– Этот мир давно сошел с ума, – отмахнулась Ника. – Люди тратят бешеные бабки на средства для ухода и блеска души, а шоу бизнесу подавай нулевое свечение. Ну, бред же? – чуть более возмущенно, чем следовало, всплеснула руками она.
Саша вздохнула. Про это мало кто говорил, но иногда яркость души затмевала мозги. Организм не мог справиться с душевной и интеллектуальной нагрузкой – приходилось чем-то жертвовать.
На слова сестры Саша ничего не ответила. Сама как-то два года назад потратила пятнадцать тысяч на разрекламированный чудо-крем, якобы придающий душе блеска. Ее мясистые рубцы под слоем мази лишь начало жечь, пошла аллергия. На такие случаи, как у нее, очевидно, лекарство еще найдено не было.
Саша знала, что не одна такая ущербная: ее травма – не магия. Но почему-то о таком зазорно было говорить. Как о работе в порно или о педофилии. Людям всегда было легче оголить тело, чем душу, но презрение к травмированным душам Саша понять не могла. Поэтому взялась за проект реабилитационного центра – как и все в организме, в нужных условиях, душа могла восстанавливаться. Нужно было просто уделять этому время.
На ужин в бизнес клубе отца она собралась медленно, медитативно. Пыталась найти подходящие слова для представления проекта, несколько раз переделывала заметки.
– У тебя все получится, не волнуйся, – мама заглянула через плечо Саши, встретившись с ней взглядом в зеркале.
– Надеюсь, – тяжело вздохнула она, – несмотря на прогрессивное общество многие до сих пор не верят в нужность реабилитационных центров. Хреновы неуверенные в себе слабаки просто боятся говорить о внутреннем мире. Никто не хочет признавать, что их собственная душа тоже уже горит не так ярко, – Саша зло выдохнула и грубо провела кистью с румянами по щеке.
– Они и не знают о настоящих травмах, – мама пожала плечами, наклонила голову вбок, заглядывая дочери в глаза. – Ты же понимаешь, что вместо проникновенных слов и умных аргументов ты могла бы им просто все показать? Не думала над этим? – она мягко коснулась плеча Саши.
Та дернулась от слов матери, но медленно выдохнула, выравнивая состояние.
– Конечно думала, – устало цокнула она. – Но поняла, что не смогу. Это слишком. Легче будет раздеться перед всеми участниками и разрешить поиграть им в гинеколога, – криво усмехнулась Саша. Мама покачала головой.
– Это жизнь. Не ты же сама это с собой сделала, – сочувствующе посмотрела она на дочь, Саша положила свою ладонь поверх ее на своем плече.
Даже на расстоянии она чувствовала тепло маминой большой души.
– Это как посмотреть, – невесело усмехнулась Саша, задержав внимание в отражении зеркала на собственных глазах.
Взгляд прибавлял ей возраста – отражал душу старухи.
Саша вообще не думала, что влюбится. Про это никогда не думаешь. Но когда чувства бьют по голове обухом, не думаешь уже вообще ни о чем.
Душами влюбленные делились только в старых фильмах, сейчас люди так не делали, но Саша любила классику. Ее душа с детства горела ярче, чем у сверстников, но когда Саша влюбилась, та могла затмить собой ночью луну.
Она просто жила и любила, а когда его душа начала тускнеть, Саша забеспокоилась. Митька был необычным, творческим парнем, но в какой-то момент потерялся. Саша не мешкала – вынула свою душу и вручила ему, протолкнула теплый комок парню между ребер. Попросила походить так пару месяцев, она потерпит легкую прострацию – лишь бы Митька снова начал рисовать.
И он начал. Но чужая душа не панацея – через три недели Митя повесился. Ждать он больше не мог, просить Сашу забрать свое обратно тоже. Она проснулась ночью от паники и не сразу поняла, что произошло. Пропущенную, как через мясорубку, кровоточащую, гниющую от язв душу Саши коронер вынимал уже из мертвого тела парня.
В травм пункте сказали, что Саша виновата сама.
Со временем она научилась с этим жить. С болью утраты и в буквальном смысле с истерзанной душой, от которой в плохие дни до сих пор веяло смертью. Идея открытия реабилитационного центра грела надеждой на собственное исцеление. Но это было не просто. На это нужны были душевные силы. У Саши их было слишком мало. А для шоу бизнеса – много. Людей с нулевой отметкой было по пальцам пересчитать. На то они и были знаменитостями.
Александра распрямила плечи, улыбнулась сестре и зашла в зал. В нос сразу ударил плотный, сладкий аромат белых роз, которыми было декорировано пространство.
Сверкающие большие люстры с хрустальными вставками, позолота зеркал и небольшая сцена в углублении зала, где стояли музыканты, играя медленный джаз, пропечатывали в подкорке только одно слово – шик.
Саша оглядела гостей в коктейльных платьях и смокингах, официантов, разносящих бокалы с шампанским, и, натянув на лицо благостную улыбку, начала здороваться со знакомыми и незнакомыми людьми.
Спустя час она наконец добралась до компании нужных людей – пожилые мужчины в костюмах были рады поболтать с молодой девушкой, но удивились, когда Александра завела разговор про дела.
– Смотри, тут сам владелец лейбла, – Ника пихнула сестру в бок, шепотом произнося слова. – Вот там, – она указала на мужчину в соседней компании. Саша лишь поджала губы и строго посмотрела на сестру – она вела диалог и не хотела отвлекаться.
Ника весь вечер хвостиком таскалась за сестрой, так как никого здесь не знала.
Конечно, она очень хотела, чтобы у Саши все получилось с проектом, но с каждой улыбкой сестры или удачной шуткой в разговоре с матерыми бизнесменами, чувствовала себя все более неловко. Ей тоже хотелось быть в центре внимания и быть особенной.
Иногда Нике казалось, что магнетизм, окутывавший сестру, был у той как раз из-за травмы. Ника ни за что не хотела бы пережить нечто подобное, но было что-то загадочное и романтичное в тайне Саши, будто эта затаенная в глазах грусть придавала ей веса. Саша была глубокой личностью, Ника же считала себя детским бассейном.
К тому же – какая у нее с Митей была любовь! Это надо же было – Саша душу свою ему отдала, подумать только! Ника хотела бы пережить подобное. Настоящее. Живое.
– Проект амбициозный, но не думаю, что он окупится, – Ника моргнула, возвращаясь в реальность на словах собеседника Саши – седого, высокого мужчины в черном смокинге. – Вы еще молоды, не забивайте себе голову чужими проблемами, – добродушно усмехнулся он и Ника заметила, как от раздражения Саша скрипнула зубами. – К тому же я не знаю ни одного человека с травмами души больше обычных. Простого отдыха и бережного отношения всем вполне достаточно, – пожал плечами мужчина.
– Вы не знаете – я знаю, – мягко улыбнулась Саша, не желая сдавать позиции. – К тому же люди о таком не говорят, пока не было прецедента. Помимо целенаправленного поиска нуждающихся, они нас сами найдут, когда станет известно об открытии центра. Поверьте, их больше, чем кажется.
Мужчина покачал головой.
– Не знаю-не знаю, жизнь – не любовный роман все-таки. И по каким критериям в центр будут ложиться люди? У каждого в жизни были травмы. Нет, не думаю, что проект выгорит, – он нахмурился и сделал движение вбок, чтобы уже попрощаться с присутствующими и с Сашей.
Ника почувствовала, как внутри поднимается буря. Это ее шанс помочь сестре, стать заметной, побыть героем в лучах славы. Сейчас или никогда.
– А это, по вашему, что?! – громко окликнула она собеседника Саши, не помня себя от волнения, и воспользовалась правом близкого родственника – резко прикоснулась к груди сестры, вынимая на всеобщее обозрение мелкий, еле сверкающий, мясистый, уродливый комок.
Саша отшатнулась от неожиданности, забыла как дышать и во все глаза смотрела на сестру. Ника победно улыбалась, с радостью смотря на Сашу и на ее собеседника – мужчина в шоке с примесью любопытства разглядывал душу Саши. Ника помогла сестре, теперь ее проект точно одобрят.
Время вокруг застыло – Саша видела перед собой только горящие радостным блеском глаза сестры и свою мелкую, покрытую трупными язвами, душу. Она поняла, что ничего не будет, как раньше.
Люди начали оборачиваться, подходили ближе, чтобы рассмотреть нечто куда более откровенное, чем «грязное нижнее белье». Ника была счастлива, что смогла помочь сестре. Как Саша раньше не догадалась привести в качестве аргумента собственную душу? Зачем были все эти бесполезные слова?
Саша смотрела во все глаза на любопытствующих присутствующих – никто не захотел отвести взгляд или прервать мерзкое представление словами «разойдитесь, это личное». Но больнее было осознавать, что плевать было не только окружающим, но и сестре. Той, с которой рука об руку двадцать лет шли, той, которой Саша все душевные силы отдавала. Правда ведь думала, что родственные души. Но розовые очки бьются стеклами внутрь.
Ирония ударила в подреберье осознанием того, что ее школьная гордость разбита. Саша ведь искренне гордилась тем, что не испытывала безответной любви. Но оказывается, и ее это не обошло стороной. Безответно любить парня, кажется, проще. Заблокируй во всех соцсетях, удали совместные фотографии и время притупит чувства. Но безответно любить сестру – совершенно новый уровень.
Ведь то, что делала с ней сейчас Ника – не любовь. Саша глотала концентрированную боль.
Потенциальные инвесторы с удивлением и долей восхищения переводили взгляд с мелкой души в руках Ники на Сашу. Они понимали, что если этот цирк уродов не выдумка, они срубят приличные бабки.
Шоу прервал мужчина, загородив своей спиной от любопытных гостей Сашу с сестрой. Он видел потерянный взгляд первой и недовольно покачал головой. Ника растерянно посмотрела на того, кто прервал минуту ее славы. Смутилась, узнав в нем владельца лейбла, о котором ранее говорила сестре.
Саша безучастно смотрела на душу в руках сестры. Выдохнула, вытерла скупую слезу с щеки. Душа стрельнула всполохом искр и потухла.
Саша подняла пустой взгляд на сестру, которая растерянно и боязливо переводила взгляд с души на сестру. Отрицательно покачала головой – это было концом. Потому что душевных сил на восстановление, очевидно, больше не появится.
Саша подняла глаза выше – на хмурого мужчину.
– Вы же владелец лейбла, да? – бесцветно проговорила она. Мужчина кивнул. – Думаю, нам есть о чем поговорить, – Саша грубо выхватила из рук Ники потухшую душу и безразлично «бросила» ее себе в грудь, как кусок мяса. Им она, в принципе, теперь и была. – Мне ведь больше ничего не остается, как стать знаменитой.