bannerbannerbanner
Рябиновая невеста

Ляна Зелинская
Рябиновая невеста

Полная версия

Глава 10.

Великие боги! Куда же он на ночь глядя! Там же бродят эти твари, они же его съедят!

Она подбежала к кромке воды, вглядываясь туда, где ещё недавно мелькала белая рубаха Игвара, но темнота сгущалась, и уже ничего нельзя было рассмотреть.

Неужели он не доплыл до берега? Он же был ранен, ну что за дурень! Зачем он это сделал?!

Она залезла на корягу и всматривалась в заросли на противоположном берегу. Но на берег никто так и не выбрался.

− Прощай… монах… или кто ты там, − пробормотала Олинн в растерянности, прижимая ладонь к губам.

Она даже не знала, что чувствует сейчас. Боль? Испуг? Сожаление? Или всё вместе?

И зачем она сказала ему про эту Лирию!

Но долго стоять и раскаиваться ей не пришлось, среди тёмных ветвей на той стороне реки внезапно вспыхнули и погасли зелёные огни. А потом ещё раз, чуть левее и ближе. И ещё… И она поклялась бы, что это были чьи-то глаза, которые смотрели прямо на неё.

Волки! Или призрачные гончие?!

Сердце сорвалось в галоп, Олинн соскочила с коряги и в панике оглянулась − куда бежать?! Карабкаться вверх по склону? Он такой крутой, что она не успеет выбраться до темноты. Там всё заросло, и взбираться придётся долго, да ещё и холм обходить. Вот только не хватало ей из-за этого монаха стать добычей каких-то неведомых тварей!

Она так разозлилась на Игвара, что, кажется, сама бы утопила его в реке! Но в тот же миг взгляд упал на кучу веток и топляка, наваленных у основания скалы. Олинн сразу вспомнила о тайном проходе под замком и бросилась туда, где за этими ветками находилась небольшая пещера в основании скалы. И не пещера даже, углубление за выступом, в котором пряталась приземистая узкая дверь. Там и находился тайный спуск из замка прямо к воде. За этой дверью – ступени узкой винтовой лестницы и её спасение! А главное, от этой двери у неё есть ключ на связке! Вернее, ключ-то от другой двери, но замок тут такой же, как и в одной из верхних кладовых! И этот ключ должен подойти.

Олинн взмолилась Луноликой, чтобы ключ подошёл, и побежала к скале. Она пробралась сквозь ветви и коряги и нырнула в темноту пещеры за каменным выступом. Дрожащими руками схватила связку ключей, благодаря богов за то, что кольцо оказалось так плотно пристёгнуто к поясу и ключи не утонули в реке, когда она падала. А то не твари, так эйлин Гутхильда убила бы её, наверное, за потерянную связку.

Она быстро нашла ключ, но долго не могла попасть в замочную скважину − было темно, а пальцы дрожали и совсем не слушались. И в тот миг, когда ключ, наконец, провалился в гнездо замка, Олинн услышала тот самый жуткий утробный вой, который донёсся с той стороны реки. Только в этот раз твари завыли все и сразу, а не по очереди, как в прошлый раз, и от этого воя даже воздух задрожал.

– Ох, Луноликая! Защити меня от всякого зла! – торопливо забормотала Олинн и налегла на ключ.

Замком очень давно не пользовались, и из-за этого ключ, хоть и поддался немного, но проворачиваться никак не хотел. От усилия, страха и обиды у Олинн даже слёзы выступили на глазах. Она услышала, как вой усиливается и будто перерастает в зловещий хохот, и от этого жуткого многоголосья всё внутри неё застыло. Захотелось сжаться в комочек и забиться в угол, надеясь, что эти твари её не найдут. Но потом, вслед за воем, раздался человеческий вопль, полный боли и страдания, и всё, что смогла подумать Олинн – звери добрались до Игвара.

И от этого леденящего душу крика в ней проснулись неведомые силы. Ладонь стала горячей, пахнуло раскалённым металлом, будто из дверей кузницы, и в тот же миг ключ со скрежетом провернулся, и дверь открылась.

Олинн почти не помнила, как толкнула её, забежала внутрь и дрожащими руками точно так же заперла замок. Ей казалось, она слышит шорох лап по песку и хриплое дыхание гончих, и не дожидаясь, пока неведомые твари доберутся до неё, бросилась вверх по неровным ступеням, отмахиваясь от липнувшей к лицу паутины. Было темно, но на узкой лестнице, где с трудом мог пройти один человек, разглядывать было нечего. Олинн хваталась пальцами за осклизлые стены, пронизанные корнями дерева, и нащупывала ступени ногами, спотыкалась и карабкалась, пока, наконец, не добралась до ещё одной узкой двери уже наверху. Судя по запаху, она поднялась куда−-то на уровень конюшен и дворовых построек. Перевела дыхание и снова взмолилась Луноликой, чтобы ключ подошёл и на этот раз, а то так и придётся ночевать тут. Но верхняя дверь оказалась не заперта.

Олинн выбралась наружу, попав в сети сухого болотного плюща, копившегося на стене годами. Он густо оплетал стену в этой части крепости, нарастая слоями поверх отмиравших стеблей. Олинн, притворив дверь, привалилась к ней спиной, не в силах успокоить дыхание. И только когда сердце перестало биться в горле, выбралась из-под плющевого полога и оказалась под серебряным дубом. Тайный вход прятался в углу башни, в саду эрля, как раз за огромным узловатым стволом дерева. А она всегда думала, что вход находится где-то в покоях ярла.

Олинн пошла, пошатываясь и держась за стену, не чувствуя под собой ног и думая лишь о том, какая же странная у богов воля! Зачем она спасала Игвара?! Чтобы его разорвали на болотах какие-то жуткие твари?! Зачем он поплыл? Обидели её слова? Мог бы вернуться вместе с ней в замок и уйти утром.

И этот поцелуй. И то, что он сказал. Их странное прощание, и звезда на её руке…

Великая Эль молчала. И предчувствие не подсказало ничего.

Но в одном Олинн не сомневалась, что слышала предсмертный крик Игвара, и для одного дня было как-то слишком много смертей.

Ей было страшно. Не просто страшно, жутко. В голове осталась только пустота, и всё вокруг, казалось, происходит в каком-то страшном сне. Пальцы всё ещё сжимали ключ, но только сейчас Олинн ощутила, как сильно он согнут.

Неужели это она его согнула?!

Она торопливо вышла из сада эрля, остановилась у горящего над аркой фонаря и посмотрела на ключ. Его шток был скручен так, что стал похож на сверло. Олинн взглянула на свои ладони, но никакой звезды или сияния, или даже контуров рисунка на ней больше не было видно.

– Да что же это такое…

– Эйда Олинн? Эйда Олинн, это вы? – услышала она голос Бруны и обернулась. – А я с ног сбилась, ищу вас везде! Весь замок оббегала, от подвалов до башен. Эйлин Гутхильда лютуют, велела вас из-под земли достать!

Бруна остановилась, держась за бок и пытаясь отдышаться.

− Что стряслось? – тревожно спросила Олинн.

− Ой, пропало что-то у эйлин Гутхильды! Да ещё кто-то колдовские знаки вырезал в хёрге, ох, не отдышусь никак! Да идёмте же скорей, а то достанется и мне, и вам! Ой, что у вас с платьем-то? Вы же вся в песке да в тине! – Бруна уставилась на её платье.

− Это… долгая история, упала в ров… идём!

Она забежала в свою комнату, стянула мокрую одежду и бросила в угол. Не хватало ещё перед мачехой объясняться! Быстро расчесала волосы, заплела в косу, а Бруна всё это время стояла в дверях, перетаптываясь с ноги на ногу, словно боялась, что Олинн снова исчезнет.

− Ой, поторопились бы…

–– А что за колдовские знаки? – спросила она, приглаживая ладонями волосы.

– Так эрль сказал! На серебряном дубе кто-то вырезал!

– Что? – у Олинн даже руки похолодели.

Только этого не хватало!

– Ага, и ещё что-то там жгли и черепки валялись. Не иначе колдун у нас завёлся в крепости! Эрль говорит, это он подманивает волков!

− Ну, ладно болтать ерунду! Идём, − махнула она Бруне и прихватила связку ключей, − чего стоишь?

− Ой, боюсь я, − пробормотала Бруна, поправляя на шее деревянные бусы, − достанется же вам сейчас.

− Мне? Чего это мне достанется? – удивилась Олинн, захлопывая дверь.

− Ключи-то и у вас, поди, были…

− Ключи? Какие ещё ключи?

− Так от сокровищницы-то.

− Да нет у меня таких ключей, − усмехнулась Олинн, − У меня только от кладовых да погребов. Так что пропало-то?

− Ой, кто бы знал! Какая-то драгоценность. Звезда какая-то из сокровищницы ярла. Серебряная что ли…

А Олинн почувствовала, как сердце совершило сумасшедший прыжок и забилось где-то в горле быстро-быстро. Она мельком взглянула на свои ладони и переспросила охрипшим голосом:

− Какая ещё звезда?

− Да кто же её знает! Я отродясь никакой звезды не видела, ни на эйлин Гутхильде, ни на её дочках! Да какая-то, видать, дорогая.

Но большего Олинн узнать не удалось, потому что они уже подошли к покоям мачехи. Оттуда доносились крики, и Бруна осторожно поскреблась в дверь, а как только разрешили войти, она отскочила в сторону, пропуская Олинн вперёд.

В покоях мачехи горели свечи, и комната была полна народу. Служанки выстроились в рядок вдоль стены, а у кровати застыли дочери эйлин Гутхильды. Сама хозяйка замка расхаживала напротив перепуганных служанок, похлопывая себя по ладони сложенным вдвое кнутом. И, обернувшись, она одарила Олинн таким тяжёлым взглядом, что стало понятно, не всё плохое за день ещё случилось.

Олинн быстро присела в полупоклоне, но не успела даже распрямиться, как к ней подошла мачеха и сдёрнула с её пояса связку ключей.

− Так может, ты у нас воровка-то, а? Болотное отродье?!

− Да что пропало-то?! – дрожащим голосом спросила Олинн.

− Кто-то забрался в сокровищницу, − услышала она позади себя голос и обернулась. – И стащил одну очень ценную вещь. Может, ты знаешь, кто это был?

Позади неё стоял ярл Римонд с хмурым лицом, и его взгляд тоже не сулил ничего хорошего.

– Я… я ничего не брала! – воскликнула Олинн срывающимся голосом. – Да у меня и ключа-то нет от сокровищницы!

– Зато остальные ключи есть! И от моих покоев тоже, – грозно ответила Гутхильда и махнула рукой Бруне. – Зови нашего эрля, сейчас выясним, кто это был! А ты отойди пока.

Гутхильда почти оттолкнула Олинн к стене, туда, где стояли её дочери.

 

– Великие боги! Линна! – зашептала Фэда, тоже прижимаясь к стене, подальше от света свечей.  – Что у тебя с глазами?!

– С глазами? Да всё с ними нормально, – пробормотала Олинн, отмахнувшись.

Ну, поплакала она сегодня, чего уж там!

– Они же у тебя, как у кошки! – прошептала Фэда.

Но Олинн уже не слушала сестру, а рассматривала беспорядок в комнате. Повсюду разбросаны вещи, и у стены стоят несколько сундуков, разинув свои пасти-крышки. На кровати в беспорядке валялись соболиные накидки эйлин Гутхильды, и рядом стоял распахнутый  ларец с жемчугом. А ещё дорогие платья были свалены в кучу прямо на полу, и всё это было похоже на очень спешные сборы.

Бегство…

У Олинн сердце ушло всё пятки. Неужели всё так плохо?!

– Что стряслось? – спросила она шёпотом Фэду.

– Не знаю. Матушка лютует, велела нам собираться. Отец хочет отправить нас всех на север к риг-ярлу в замок, как только лодки придут. Матушка пошла в сокровищницу и что-то там недосчиталась, – дрожащим голосом ответила Фэда, и Олинн увидела, как у неё на глазах блестят слёзы. – А я не хочу уезжать!

В комнату вошёл замковый эрль, положил на столик мешочек и, развязав его, высыпал в плошку что-то похожее на пепел.

– Ну-ка, все давайте сюда руки, – грозно произнесла Гутхильда. – Кто брал украшение, мы сейчас увидим.

И видя, как эрль пошёл вдоль девушек, окуная в плошку гусиное перо и проводя им по ладоням, Олинн подумала, что это, кажется, худший день в её жизни. Ведь она действительно брала в руки то самое украшение!

Маленькая Брунгильда начала плакать и икать, а в комнате повисла напряжённая тишина. Фэда, глядя на эрля, побледнела, попятилась и, подхватив на руки Брунгильду, спряталась у сестёр за спиной, подталкивая вперёд Селию. А Олинн даже испугаться как следует не успела, когда перо эрля коснулось её ладоней.

– Это она! – торжественно произнёс эрль, ткнув в неё пером.

И врать было бесполезно, потому что от пепла, который эрль нанёс пером на кожу, на её ладони засветился контур треклятой звезды, и весь мир рухнул на голову Олинн в один момент. Она только увидела вытянувшиеся лица служанок и прищуренный взгляд ярла Римонда, в котором она прочла свой приговор.

– Ах ты, дрянь! Болотное отродье! – прошипела эйлин Гутхильда, плётка взвилась в воздух и опустилась Олинн на плечи, но она даже боли не почувствовала. – Я говорила, продать надо эту девку! Воровка!

Наверное, мачеха исхлестала бы её кнутом до смерти, но во дворе затрубил горн, и ярла Римонда срочно потребовали вниз – прибыл гонец.

– Заприте её в кладовку, – бросил ярл грозно. – Никому её не трогать, никому к ней не подходить и никому с ней не разговаривать. Или шкуру спущу! Я сам её допрошу.

Он развернулся и быстрым шагом направился прочь. А Олинн показалось, будто она провались в какую-то пустоту, настолько всё вокруг стало нереальным. Всё как в дурном сне и происходит не с ней, а с кем-то другим.

Её подхватили под руки и потащили в коридор, а эйлин Гутхильда кричала вслед, как расправится с подлой гадюкой, которую пригрела груди. Брунгильда истерически рыдала, во дворе истошно лаяли собаки…

А потом зазвенели ключи, и Олинн втолкнули в пыльную темноту кладовой с зерном. Дверь захлопнулась, и звуки стали доносится глухо. Где-то ещё протопали тяжёлые башмаки, снова загремела связка ключей, и всё совсем стихло.

Олинн некоторое время стояла, вслушиваясь в тишину, а потом опустилась на мешок с зерном, закрыла лицо руками и расплакалась.

Часть 2. Король Глава 11.

Сколько дней она провела в кладовой? Олинн сбилась со счёта. Может, неделю, а может, больше. Все они слились в один и перепутались. Её кормили и поили, даже тюфяк принесли, но и только. В тот же вечер, когда её отправили под замок, ярл Римонд ускакал на Перешеек, а его приказ в отношении Олинн никто нарушить не смел. Никто с ней не разговаривал, да и не приходил, кроме приставленной к ней служанки. А та тоже была молчалива, боялась ослушаться хозяина.  Вот и сидела Олинн в темнице в ожидании того, когда же вернётся отец, чтобы допросить её и наказать.

Сначала, конечно, поплакала вволю о своей горькой судьбе и несправедливости. Но потом слёзы высохли, и она задумалась, что же делать дальше? Рассказать отцу правду? О странном монахе и украшении, которое исчезло на её ладони? Её накажут, и думать нечего! За то, что сразу не рассказала о божьем человеке с болот. И за то, что в замок его привела, тоже. А в историю про исчезнувшую звезду и вовсе не поверят. Да ещё эти волки и колдовство в хёрге, а ведь она там была! И знаки на дубе, и черепки, которые нашёл эрль, это остатки её бутыли. И если с черепками понятно, то кто мог вырезать знаки на дубе? Но тут и думать нечего – Игвар! Именно этим он и занимался, когда она пришла туда. Видимо, она ему помешала.

Оставшись в одиночестве, не загруженная круговертью хозяйственных дел, Олинн смогла, наконец, осмыслить всё, что произошло. И, обдумывая все события, она поняла, как много странного было в Игваре с самого начала, а она и не заметила сразу, ослеплённая то ли заботой, то ли зеленью его глаз…

Лягушка она глупая! И доверчивая!

Наверное, про свой плен у короля он соврал. Так его история выглядела жалостливее, а Олинн и поверила. И про Олруд её расспрашивал как ни в чём не бывало. А сам до этого как-то пробрался в замок и выкрал из сокровищницы эту звезду. Или кто-то выкрал её и ему отдал. Но кто? Да какая разница! В замке он уже точно бывал, а перед ней притворялся, что ничего не помнит.

Подлец!

И в том, что он притворялся, она теперь нисколько не сомневалась. Почему она сразу этого не заметила? Того, как он с лёгкостью называл её пичужкой, будто знал! А ведь так её звал только Торвальд. Но, когда Игвар очнулся, Торвальд уже уехал. Ну не мог же монах сам придумать точно такое же слово! Нет, конечно. Значит, знал заранее, кто она такая. Значит, был в уже в замке и слышал его. И может даже в замке у него есть сообщник, где-то же он взял новую одежду?

И то, что он её обманул, почему-то ранило очень сильно.

Олинн вспоминала поцелуй и злилась на себя за то, что позволила себе быть такой беспечной и глупой. И что растаяла от его поцелуя, как… Она не знала, как кто, но почти ненавидела себя за ту короткую уступку своей слабости. За своё сострадание и веру в людей. Торвальд был прав! Зря она его не послушала!

Теперь ей это может стоить свободы, а то и жизни. Мачеха уж точно нажужжит отцу про неё всякого. А ярл Римонд нынче ой как не в духе! И хорошо, если её просто выпорют, как дворовую девку, а ведь могут и в рабство продать. Эйлин Гутхильда может убедить ярла в этом. А то и ещё что похуже придумает.

Даже если она расскажет правду, толку-то? Всё вместе будет выглядеть так, будто она специально помогала врагу. И как же она умудрилась влипнуть в такую историю, как мошка в мёд?! Может, стоит бежать из Олруда? Вот только куда? Да и как? Стены в кладовой толстые, и стерегут её хорошо.

И, с одной стороны, Олинн с ужасом вспоминала, как Игвар прыгнул в реку, а потом тот вой и крики, и ей было жаль его. А с другой стороны, ведь если бы не он, то не сидела бы она сейчас под замком. Но, как ни крути, он всё равно не заслужил такой смерти – в пасти жутких тварей с болот. И то ли это была грусть, то ли разочарование от того, что всё так закончилось, то ли злость на себя, что она оказалась такой беспечной – Олинн и сама не знала. Но почему-то подумала, а что, если бы она согласилась в тот вечер уйти с Игваром? Что было бы дальше?

Она сложила несколько мешков с ячменём, один на другой, и, взобравшись на них, целыми днями сидела у маленького оконца, которое выходило на реку и восточную башню замка. Сквозь него был виден кусочек дороги, ведущей на юг. И по тому, как сновали туда-сюда всадники, или приближались обозы, Олинн могла предполагать, что происходит. В какой-то день привезли раненых, и две дружины ускакали на юг, видимо, ярл призвал к оружию всех, кто ещё оставался в замке. А до этого бесконечной вереницей тянулись в замок подводы из соседних деревень, груженные всяким скарбом − крепость готовилась к осаде.

Потом вернулся её брат Харальд. Она видела отряд и слышала, как перекликались его хирдманы. Видимо, ярл решил доверить охрану крепости сыну, а сам остался на Перешейке. Но с приездом брата для Олинн ничего не изменилось. Если Харальд и знал о том, что она сидит под замком, то либо соблюдал распоряжение отца, либо ему до этого не было никакого дела.

Так что у Олинн из всех развлечений были только это оконце, кошка, что охраняла запасы зерна от мышей и крыс, да пара голубей, чьё гнездо было чуть повыше кладовой. Нет-нет, да и перепадали им оброненные зерна, вот они и обжились здесь. Она подбрасывала им зёрнышки, так что птицы совсем перестали её бояться и бродили по краю подоконника, воркуя и выпрашивая угощение.

С той ночи, когда Олинн посадили в кладовую, полная луна стала особенно яркой. Вставала уже за полночь и наливалась золотым светом, будто в насмешку. И Олинн долго вглядывалась в сумрачную даль болот, но страшного воя больше не было слышно. То ли, убив вёльву и Игвара, жуткие твари получили, что хотели, то ли ушли сами по себе, этого она не знала. Но теперь всё успокоилось, и лишь тревожное предчувствие продолжало нарастать с каждым днём. А дым на горизонте, что появился пару дней назад, лишь подтверждал худшее…

Сюда, в кладовую, ветер не доносил запахов, да и ветра уже которую неделю не было. Погода по-прежнему стояла ясной и жаркой, застывшей в одной поре, как будто северные боги отвернули свой взор от Илла-Марейны. И эта жара была гнетущей и тяжёлой, пропитавшей всё вокруг и утопившей в себе Олруд, как в капле мёда.

Но этой ночью тревожное предчувствие разбудило Олинн даже раньше, чем она почувствовала запах дыма и услышала гулкий звон колокола. Она бросилась к оконцу, забралась на мешки, жадно вглядываясь в предрассветный густой сумрак, но так и не могла понять, что происходит. Луна уже добралась почти до горизонта, и была самая глубокая, предутренняя часть ночи, когда сон наиболее крепок.  Олинн всматривалась в серую дымку, но ни на дороге к замку, ни на подступах никого не заметила. И даже воды Эшмола были спокойны, никаких лодок. Но, судя по крикам и звону мечей, внутри замка шёл бой. И, похоже, что этого внезапного нападения никто не ожидал.

Олинн увидела цепочку факелов, движущихся по стене крепости, и, слыша звон клинков, не понимала только одного: кто и с кем дерётся? Днём всё было спокойно, вокруг никого, ворота заперты, и если враги проникли в крепость, то как?!

Но бой шёл недолго. В замке оставался лишь небольшой отряд Харальда, а врагов, по-видимому, было много. И когда на рассвете Олинн увидела, что на восточной башне больше не развевается штандарт Олрудов, а по стене ходят люди в кольчугах и зелёных плащах, то поняла, что замок пал. И почти сразу над башней взвился новый штандарт – зелёное дерево на белом фоне. Герб короля Гидеона.

Весь день Олинн промаялась, металась от двери к окошку, пытаясь понять, что происходит, даже в дверь стучала, но после ночного боя в замке стояла подозрительная тишина. Ближе к вечеру раздался лязг цепей, опустился мост, и по дороге на юг устремился небольшой отряд всё в тех же зелёных плащах.

А вслед за этим к ней пришла Ульре. Старая экономка раскачивалась, как гусыня, и оказалась слегка навеселе, видно, что хлебнула мёда, и немало. На голове у неё был намотан старый шерстяной платок, и такой же повязан на поясницу, и от ходьбы по лестнице раскраснелись щёки. Она отперла дверь, гремя огромной связкой ключей, и кликнула Олинн.

– Выходи уж! Насиделась.

– Что случилось?! – воскликнула Олинн, стремглав выскочив в коридор.

Оглянулась и увидела, что внизу у лестницы стоит мужчина в кольчуге, с гербом Гидеона на наручах.

– Новые хозяева у нас, – буркнула Ульре, запирая кладовую и демонстративно потирая рукой поясницу. – И дел по горло. Так что мне помощница нужна, а то я уж с ног сбилась за сегодня, спину ломит так, что того и гляди, упаду. Платок надень, – Ульре подмигнула ей и сунула в руки старый дырявый платок. – Подумаешь, ты лишний кусок взяла с кухни! Тармол уж что-то разлютовался, хромой пень! Посидела, и хватит, думаю, поняла уж всё! А нам велено готовить пир, скоро прибудет сам король, а я тут не набегаюсь одна. Пошли.

Последние слова она произнесла нарочито громко, чтобы воин на лестнице точно услышал.

– Ну, чего застыла? Идём! – Ульре подтолкнула Олинн, и сама заковыляла следом.

Олинн понимала, что Ульре пошла на обман, чтобы её освободить. Но новым хозяевам, наверное, всё равно, как там младшая экономка обкрадывала ярла, пирожок взяла с кухни или забралась в сокровищницу, так что… можно сказать, что ей даже повезло.

– Спасибо! – шепнула Олинн, когда они спустились по лестнице к кухне.

 

– Ладно тебе благодарить-то. Ещё не знаю, что будет дальше. Платок вон на голову намотай,  да посильнее, а то ходят тут эти – зыркают, – Ульре втолкнула её в кухню и закрыла дверь.

Лицо у Олинн было грязным, всё в муке и пыли, но Ульре советовала ей не умываться, походить замарашкой и дала ещё драный, заляпанный передник длиной почти до пола, который скрывал фигуру. Так она меньше привлечёт внимание чужаков.

В кухне было полно народу, и все шептались, обсуждая то, что произошло. Ульре сунула ей кусок хлеба и миску похлёбки, но когда Олинн услышала подробности захвата замка, то у неё едва ложка не выпала из рук. Главная кухарка, толстая Исгерд, зловещим шёпотом поведала ей, как южане проникли в замок посреди ночи, бесшумно, как нетопыри. Они пробрались по тайному ходу с реки, прямо наверх, к покоям ярла, и напали на стражу. И что в этот момент в замке всё ещё находились эйлин Гутхильда и её дочери. Они должны были уплыть, но риг-ярл Освальд обманул Белого Волка, и лодки ни за кем не прислал. Пока ярл Римонд бился на Красном пороге, коварный Освальд подписал с королём Гидеоном мировую, отдав ему Олруд и Бодвар, и всю южную часть Илла-Марейны в обмен на то, что дальше его войска не пойдут. Может, риг-ярл так хотел избавиться от соперника, а может, и правда, король Гидеон так силён, как он нём говорят.

Так что эйлин Гутхильда и её дочки сидят теперь, запертые в своих покоях, и Харальд тоже под замком. А отряд южан поехал к Перешейку вести переговоры с ярлом Римондом об условиях сдачи. Дальше бойня стала бессмысленной: замок пал, воинов ярла Римонда окружили, и сдаться на милость победителя стало самым разумным выходом. Но если Белый Волк не согласится на мирные условия, то всю его семью повесят на воротах, а Олруд сожгут дотла.

– Ох, Луноликая! – только и пробормотала Олинн, прикрывая рот ладонью.

– Да, да! Приказ зачитывал во дворе их командор Грир, я сама слышала, – добавила Исгерд, – ох, уж он и суров! Всех мужчин запер в подвале, везде своих стражей понатыкал, одни мы тут остались, а сам ускакал на юг, к королю. А тут остался его прихвостень. Да вон он, разгуливает по стене тетеревом, весь из себя такой, красуется, – Исгерд указала деревянной ложкой в распахнутое окно, – Брендан Нье'Риган его звать, и наша дурочка Айслуд уже на него глаз положила. Сказала, что ей всё едино, что Олруды, что Риганы, потому как она всё равно рабыня. Как бы в постель к нему уже не залезла! А он может натешится с ней, да потом кишки ей выпустит, хотя…  командор Грир сказал, что никого не тронут в замке, если ярл присягнёт королю. Что король справедлив и милосерден. Вот мы тут и ждём, как там всё обернётся. Да сказано готовить еды впрок, будет пир, и вроде как сам король сюда пожалует, так что нечего тут топтаться, – рыкнула она на своих помощниц, слушавших этот рассказ по пятому разу. – Рыбу чистите! Боги великие да защитят Олруд от всех напастей, и вразумят нашего ярла! Нам всё одно, на кого работать, лишь бы обошлось без бойни. А этот тетерев притащил святого отца, и тот поведал, что со всех, кто обратится к истинному богу, снимут рабские ошейники. Да вон он всё ещё бормочет что-то на стене.

Исгерд снова махнула ложкой. Святой отец в коричневой рясе стоял на площадке перед башней и что-то рассказывал собравшимся вокруг. В одной руке он держал хольмгрег с солнцем, а в другой – свиток и так истово размахивал руками, будто ветреная мельница крыльями. А Олинн подумала, что ведь, и правда, работают на кухне и по хозяйству сплошь трэлы* – рабы ярла. Кого с юга пригнали, кого с востока, а кто сам продался в рабство за долги. Им без разницы, каким хозяевам прислуживать. Так что не удивительно, что никто тут не горюет о поражении. А уж рабы-южане, те и вовсе рады-радёхоньки и все собрались подле святого отца. Для них король – освободитель.

Но больше всего её ужаснуло другое. Захватчики пришли через тайный ход с реки, через тот самый, которым и она поднималась наверх. Неужели она не заперла дверь?! Заперла ведь! Нижнюю дверь заперла, а верхняя так и была открыта. Но старший хирдман следил за всем, как же так? И почему она была открыта?

В суматохе тех событий она совсем об этом забыла, а ведь надо было про это сказать!

И нехорошее предчувствие снова шевельнулось в груди. Неужели кто-то видел, как она зашла в ту дверь с реки? А что, если это твари с болот, которых наслала колдунья? Если они могли увидеть… Они хоть и звери, но ведь и не совсем звери… Они могли донести своей хозяйке или хозяину… А это значит, что, может, она стала причиной того, что замок пал?!

– На, хлебни немного, – Ульре протянула ей кружку, и Олинн жадно отпила.

Горячий хмельной напиток покатился по горлу, и она закашлялась.

– Ладно, хватить тут вздыхать, – буркнула Ульре, – уж постарайтесь новых хозяев не гневить, да поменьше болтайте. А ты пошли со мной, дел у нас и впрямь полно, в гору некогда глянуть, а уж ночь скоро.

Всех мужчин отправили под замок, и в крепости свободно могли ходить только женщины, дети и старики. Ульре сказала, что и Торвальд вернулся, и что он тоже со всеми сидит в подвалах. И это была первая радостная новость за все эти дни.  В подвал посадили даже хромого стиварда, и Ульре осталась за главную, поэтому дел у Олинн сразу появилось столько, что крутись, как хочешь.

До своей комнаты она едва добралась к полуночи и упала в кровать, не чувствуя ног от усталости. Всё обернулось неожиданно и очень странно. Теперь ей нечего было опасаться допроса и наказания от отца. Новым хозяевам замка до младшей экономки не было никакого дела, а о том, что она дочь ярла, пусть и незаконнорожденная, никто из дворовых и слуг упоминать не стал. И это неожиданное спасение сильно озадачило Олинн. Весь вечер, несмотря на заботы и беготню, её не покидали мысли о загадочной звезде, что растаяла на её ладони. Как она попала в сокровищницу? Кто её взял и отдал Игвару?  И почему она преспокойно висела у него на груди, а как только она к ней прикоснулась, то исчезла? Почему именно на её ладони?

После того, как угроза расправы перестала висеть над Олинн, её мысли потекли совсем в другом направлении. И она решила узнать, откуда вообще взялось это украшение. И если она выяснит, то уж потом можно будет узнать, и что у него за странные свойства. Она вспомнила браслет на руке Фэды и то, что узор на нём был чем-то похож. Сестра говорила, что отец Хельда привёз его с юга, так может, и звезда родом оттуда же? Может, отец привёз её из очередного похода? Тогда, наверное, Торвальд должен знать, откуда она взялась. Как только его освободят, ей нужно поговорить с ним об этом.

*Трэлл (др.-сканд. þræll) – термин, использовавшийся в скандинавском обществе в эпоху викингов для определения социального статуса человека как раба. Трэллы были бесправным низшим сословием и использовалось в качестве домработников, разнорабочих и для сексуальных утех.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28  29  30  31  32  33  34  35  36  37  38  39  40  41  42  43  44  45  46  47  48  49  50  51  52  53  54  55  56  57 
Рейтинг@Mail.ru