– Еще и обязанность в нашем положении?
– Думаешь, оползень долго продержится? Камни замка сжаты с огромной силой, на них давят миллионы тонн. Завал все время потрескивает…
– Выходит, и само может рухнуть? Без взрыва?
– В любой момент.
– Значит, нельзя ходить за водой, – сказала Катя.
– Без воды не проживешь, – возразил Кирилл и посмотрел на нее. – Это оправданный риск… А взрыв – риск множеством чужих жизней.
– Которые могут погибнуть и без взрыва, – уточнил Игорь.
– Могут, – кивнул Кирилл. – Но они не знают об опасности: из поселка завал не виден. А мы знаем. И мы обязаны предупредить их.
– Как ты это сделаешь?
– Давайте подумаем… Собственно, и думать особенно нечего: много ли можем мы сделать? Надо дежурить здесь, на площадке: вдруг в котловине появятся люди… Ну, и еще: там, над ущельем, висит наша записка – надо ее дополнить… Вот и все.
Кирилл вытащил из наколенного кармана записную книжку и складной метр, присел на корточки и начал снимать эскизы цепей. Он увлекся работой. Запускал пятерню в пыльную рыжую шевелюру и как-то странно двигал нижней челюстью влево-вправо.
– Нашел время возиться с этой ерундой, – зло сказал Игорь.
Челюсть Кирилла пришла в нормальное положение.
– Это не ерунда, – проворчал он. – Совсем не ерунда, братец ты мой… Даже совсем наоборот…
– Но ты собирался вывесить новую записку.
– Правильно. Вот мы к ней и приложим описание цепей. На всякий случай…
Низко над хребтом плыла полная луна. В пещеру сквозь пробитый туннель процеживалась толика лунного света. Трое лежали в спальных мешках. Огонек сигареты Кирилла описывал короткие дуги, то разгорался, то тускнел.
Катя сказала:
– Вы на самом деле думаете, Кирилл, что тут был прикован, ну, если не Прометей, то кто-то другой?
– Кто его знает, – раздался скрипучий голос Кирилла. – Цепи есть цепи. Зря не стали бы их сюда тащить… Ясное дело, приковали какого-то здоровенного дядю.
– Ой, такие ручищи у него были – страшно представить… Кирилл, а может… действительно Прометей? – высокий голос Кати дрогнул и оборвался.
– Ну, это же легенда, Катя, – сказал Игорь. – Легенда, больше ничего.
Катя не ответила. Кирилл с шумом затянулся. В той стороне, где был туннель, в слабом свете заклубился дым от его сигареты.
– Правильно, – проскрипел Кирилл. – Бабушкины сказки. Дедушкины враки. Больше ничего.
– Не надо так, – попросила Катя. И после долгой паузы добавила: – Если я не ошибаюсь, «Прометея приковали как раз здесь, в горах Кавказа.
– Не ошибаетесь, – подтвердил Кирилл. – Этот миф вообще возник не в Греции, а в древней Грузии, лет этак три с половиной тысячи тому назад.
– Расскажите, пожалуйста.
– Ну… разве что для вас… – Голос Кирилла смягчился. – Итак, по древнегрузинскому мифу, был такой герой по имени Амирани, сын солнца. Он освободил людей от злых дэвов, научил их добывать огонь и обрабатывать металл.
– Амирани? – переспросила Катя.
– Да, Амирани. Характер у него, видимо, был неважный, он вступил в борьбу с небожителями, и за это боги приковали его к скале – здесь, на Кавказе. Гораздо позднее, в шестом веке до нашей эры, на Кавказское побережье проникли греки и основали колонии в Колхиде. И вот тогда-то они преобразовали легенду об Амирани в миф о Прометее, непокорном титане.
– Дальше я знаю, – сказала Катя. – Прометей похитил у богов огонь…
– Перед этим. Катя, он устроил богам еще одну пакость. Прометей, как и Амирани, научил людей счету и письму, врачеванию и мореходству и всяким ремеслам. Тут как раз новые боги победили титанов и потребовали у людей жертвы. Боги – они такие, себя не забывают! И вот Прометей, заботясь о людях, которым жилось нелегко, подсунул богам худшие части жертвенного животного – надо полагать, кишки и всякую там требуху. Кстати, греки и в дальнейшем всегда так поступали. Так вот: боги сильно осерчали и отняли у людей огонь. Тогда-то Прометей похитил огонь с Олимпа и отдал людям. За это боги приковали его в горах Кавказа, и орел каждый день рвал ему печень, а ночью печень восстанавливалась, а днем – снова орел… пока Геракл не убил орла и не освободил Прометея… Вы не спите, Катя?
– Нет, – ответила она, но голос у нее был сонный. – Расскажите еще…
– Да уж все, в общем. Любопытно, что грузинская легенда с появлением христианства, примерно в пятом веке нашей эры, опять видоизменилась. Амирани стали выставлять нечестивцем, которого лично Христос посадил на цепь. Оно и понятно: народный герой-богоборец был опасен, к лику святых такого не причислишь. – Кирилл умолк и закурил новую сигарету.
– Одно утешение, – сказал Игорь в Катину сторону, – что мы заперты не где-нибудь в захолустье, а в легендарном месте.
Катя не ответила, она ровно дышала – спала, должно быть.
Некоторое время в пещере было тихо.
– Слушай, Кирилл, – заговорил Игорь, понизив голос до шепота. – Давай все-таки внесем ясность в положение. Продукты на исходе, за водой ходить опасно. Рано или поздно, ты сам говоришь, завал рухнет, мы не можем его предотвратить… Кроме того, если бы у нас не было карты, мы бы не знали о существовании этого поселка, верно ведь? И мы преспокойно взорвали бы завал.
Он умолк, ожидая ответа. Но ответа не последовало.
– Ты слышишь, Кирилл?
– Давай дальше.
– Да чего ж дальше? По-моему, я сказал достаточно ясно.
– Договаривай до конца.
– Ну, изволь. В общем… я за немедленный взрыв.
Опять молчание.
– Я договорил до конца. Почему ты молчишь?
– Договорил, верно… Ну, а если оползень после взрыва накроет поселок?
– Ты уверен в этом?
– Нет, не уверен.
– Видишь, не уверен… Посмотри на вещи трезво, Кирилл. Мы бессильны помочь поселку. Оползень вот-вот рухнет сам…
– Давай-ка спать, – прервал его Кирилл.
– Пойми, речь идет о жизни и смерти… Ты ученый, кандидат наук. Мы с Катей занимаемся координацией научных работ огромной важности…
– Иначе говоря, – резко сказал Кирилл, – сотня горняков, не имеющих высшего образования, их не по моде одетые жены и сопливые ребятишки не стоят наших трех высокоинтеллектуальных жизней, это ты хочешь сказать?
– Ну, не так, конечно. Зачем обострять?.. Просто я хочу напомнить известную истину, что ценность человека определяется его общественной значимостью.
В пещере стало совсем темно: наверное, луна уплыла за хребет. Чиркнула спичка, осветив на миг лицо Кирилла.
– Общественная значимость, говоришь… Слышу, слышу голос Василия Егорыча.
– Причем тут отец? Оставь его в покое.
– Я бы и рад оставить в покое нашего дорогого родителя, да вот – услышал знакомую интонацию.
– Злопамятный ты тип, – раздраженно сказал Игорь. – Никак не можешь простить отцу ту старую историю. А сам? Чем ты лучше отца? Ты ведь тоже с женой разошелся.
– Разошелся.
– Так какого же дьявола…
– Постой, Игорь. Ты прекрасно знаешь, почему я разошелся…
– Еще бы! Вечно шляешься по экспедициям, к тому же твой миленький неуживчивый характер… Да на ее месте любая бы не выдержала.
– Пусть так, – медленно сказал Кирилл и сделал подряд несколько затяжек. – Пусть так, – повторил он. – Не спорю, характер у меня паршивый… Но у Василия-то Егорыча все было по-другому.
– Детали не имеют значения.
– Имеют!
– Чего ты орешь? – зашипел Игорь и повернулся в сторону Кати.
С минуту они прислушивались к ее ровному дыханию.
– Спит, – прошептал Кирилл. – Умаялась… Ладно, Игорь, кончаем разговор – все равно ни к чему он не приведет, разлаемся только.
– Ханжа – вот кто ты, – угрюмо проговорил Игорь. – Сам грешен, а другим ничего не спускаешь.
– Прекрати, Игорь…
– Узколобый ханжа. По-твоему, человек не имеет права уйти от нелюбимой женщины к другой, которую…
– Да не так же было, не так! – Даже по голосу чувствовалось, что Кирилл мучительно морщится. – Не накручивай, ради бога, на все это любовь… Просто, когда Василий Егорыч в тридцатые годы шибко пошел в гору, необразованная жена стала его стеснять. В сущности, довольно банальная история о том, как один учился, а вторая штопала ему носки, стряпала и укачивала ребеночка, чтобы он не орал над папиным ухой, потому что папе надо было учиться…
– Сам помнишь? – спросил Игорь.
– А потом, когда папа выучился, – продолжал Кирилл, не обращая внимания на иронию, – он огляделся орлиным взглядом по сторонам…
– Тебе и пяти лет тогда не было, так что ты можешь судить только по пристрастным рассказам матери. А отец мне говорил, что у нее был жуткий, необузданный характер…
– Ну да, я же в нее пошел, – усмехнулся Кирилл.
– И потом не надо забывать: отец ей помогал долгие годы – совершенно добровольно, без этого… как его… исполнительного листа.
– Что верно, то верно. Он и мне однажды помог, Василий Егорыч. Выпутал из трудного положения, хотя я и не просил. Он у нас чадолюбивый, Василий Егорыч… Только вот напрасно он в науку пошел. Сидел бы у себя в главке… А так – высказываться надо было, вот он и высказался в пятидесятом о лженауке кибернетике. Теперь, небось, и самому стыдно.
Игорь завозился, поворачиваясь в мешке на другой бок.
Молчание воцарилось в пещере.
Утром Кирилл озабоченно осмотрел фляги и термос. Слил воду – оказалось всего две кружки – и стал привязывать пустые фляги к поясу так, чтобы они были по бокам. Затем взял ведерко.
Катя сказала:
– Ужасно боюсь, когда вы идете в завал. Там трещит все чаще…
– Что поделаешь, без воды нельзя, – ответил Кирилл с той мягкой интонацией, которая у него появлялась, когда он разговаривал с Катей. – Да не беспокойтесь, завал еще держится крепко. Вы с Игорем пока побудьте на площадке. Поглядывайте в котловину – вдруг кто-нибудь появится.
Он уполз в завал, осторожно проталкивая перед собой ведро. Катя поглядела ему вслед, потом шагнула к туннелю, ведущему на площадку.
– Катя, – позвал Игорь.
Она остановилась в пыльном столбе света.
– Я хочу поговорить с тобой.
– Ну что ж, говори, – спокойно ответила она и, поставив ногу на обломок камня, принялась рукавом свитера счищать с брюк пыль.
– Не знаю, когда мы отсюда выберемся и… выберемся ли вообще, – сказал Игорь, подойдя к ней, – но я хотел бы, чтобы ты меня поняла… и не сердилась…
– Я не сержусь, Игорь. Это не то слово.
– Знаю, ты оскорблена… Катя, это вырвалось у меня случайно. Просто минутная слабость. Минутное помрачение, если хочешь…
Она посмотрела на его запавшие глаза и небритые щеки, на горькие, незнакомые складочки у уголков рта. Взгляд ее смягчился.
– Хорошо, Игорь, – сказала она. – Минутная слабость. Верю тебе.
– Катюша, дорогая ты моя! – Он обрадованно притянул ее к себе, поцеловал в плотно сжатые губы. – Все, что угодно вытерплю, только не будь отчужденной…
Он целовал ее лицо и пыльные волосы, а она стояла в его объятиях, безвольно опустив руки и закрыв глаза. Потом высвободилась, машинально тронула рукой волосы, сказала:
– Разогрей консервы, а я подежурю на площадке. – И тихо добавила: – Хоть бы скорей он вернулся. Там так трещит…
Она скрылась в туннеле. Игорь зажег примус и поставил на него банку тушенки. Оставалось еще две банки мясных консервов и одна с гороховым концентратом. На сколько дней можно их растянуть? Сколько можно еще продержаться на галетах и сахаре? Он вспомнил, как Кирилл в Теберде набивал рюкзак синими пакетами с рафинадом. Услышал его скрипучий голос: «В горах надо есть побольше сахару»…
Игорь постоял в раздумье над рюкзаком Кирилла. Четыре брикета взрывчатки, подумал он. Ночью, когда Катя и Кирилл заснут, полезть в завал и… и открыть дорогу. Свершившийся факт, вот и все… Только вот – нужны какие-то капсюли, детонаторы, бикфордов шнур. Наверное, в его рюкзаке все есть, но как это соединить?.. Сколько отрезать шнура, с какой скоростью он горит? В книгах Игорю попадались фразы вроде: «Рассчитав шнур на двенадцать минут, он поджег…» А как рассчитать? И как заложить заряд между камней? Кажется, надо его поместить в плотном гнезде… Ну, как-нибудь сообразим…
Игорь прислушался. Все тихо. Он решительно присел на корточки и запустил руки в рюкзак Кирилла…
Стоя на краю выступа, Катя смотрела вниз, в котловину. Вершины гор были освещены ранним солнцем, а внизу простиралась глубокая, хранящая ночную прохладу, тень. Пушистое облачко – комок ваты – зацепилось за соседнюю вершину. По склонам гор, покрытым хвойными лесами и орешником, легкими колышущимися полосами полз вверх туман, рассеивался в голубом сиянии утра.
В котловине не было ни души. Катя смотрела на открытые полянки, поросшие горной ромашкой и рододендронами, и пыталась себе представить туристов, идущих цепочкой там, внизу. Не может же быть, чтобы никто никогда не заходил в эту котловину.
Потом ее мысли вернулись к Игорю. Ей стало немного легче от его виноватых глаз и искренних слов. Что-то в нем появилось новое. Эти горькие складки у рта… у такого твердого обычно и самоуверенного рта… Каким разным может быть человек. Впервые она задумалась об этом, и ей вдруг стало жаль Игоря. До того жаль, что к горлу подступил щемящий комок.
Ох, ну где же вы, туристы-избавители? Что вам стоит забрести в котловину?
Пора бы Кириллу вернуться из этого ужасного завала. А может, он уже приполз? Катя пошла к туннелю и тут у самого входа увидела меж скучных бурых обломков золотистое пятнышко. Она опустилась на колени, тронула пальцем гладкий запыленный металл, попыталась расчистить вокруг, разгрести обломки, но не смогла. Наверно, еще цепь, подумала Катя и вошла в пещеру.
Игорь при ее появлении проворно вскочил на ноги.
– Что ты делаешь тут? – спросила Катя, вглядываясь в него полуслепыми от быстрой смены света и тьмы глазами.
– Ничего… Консервы горячие, можно завтракать.
– Почему так долго нет Кирилла? – Она подошла к отверстию, ведущему в завал, прислушалась. – Кирилл! – крикнула она.
Глухо и жутко отозвалось эхо. Игорь подошел к ней, стал рядом. В завале трещало и скрипело – будто камни скрежетали зубами от боли. Вдруг что-то тяжко рухнуло там, в гуле послышался человеческий вскрик.
– Кирилл! – в ужасе воскликнула Катя. – Кирилл, отвечайте же!.. Ну, я иду… – Она пригнулась и полезла в отверстие.
– Назад, Катя! – Игорь схватил ее за ногу.
Она попыталась вырваться, но он втащил ее в пещеру.
– С ума ты сошла, – сказал Игорь. – Сиди здесь! Я полезу за ним.
Он уполз в стонущий лабиринт, отыскивая в слабом свете красные отметки на камнях и выкрикивая имя брата. В завале гудело эхо, и он не сразу услышал ответный зов Кирилла. Он полз, извиваясь, все быстрее, ему уже не было страшно, он хотел только скорее добраться.
– Где ты? – хрипел он.
Ему показалось, что он слышит голос Кирилла то сверху, то снизу, и не мог понять, почему тот сбился с «пути, и наконец уперся в огромный обломок.
– …Камни сдвинулись, – будто сквозь туман услышал он откуда-то сверху. – Игорь, где ты?
Должно быть, часа полтора ползали они, разыскивая новый проход и перекликаясь. Они в кровь изодрали колени и руки, глаза им запорошило пылью, и внутри завала еще что-то рушилось, и когда они, найдя друг друга, поползли на отчаянный Катин голос, Игорь тупо подумал, что правильно сделал, выложив там, в Москве, рубль за страховку…
Они добрались до пещеры и долго лежали в полном изнеможении. Понемногу их дыхание стало нормальным, ужас каменной мышеловки отпустил их.
Кирилл сел и посмотрел на свои окровавленные ладони. Потом дрожащими пальцами отвязал от пояса фляги.
– Ведро пропало, – сипло сказал он. – Я полз, и как раз впереди затрещало… Я со страху выпустил ведро, отдернул руку… и ведро придавило… Вы что хотите? – спросил он, видя, что Катя отвинчивает колпачок одной из фляг.
– Промыть вам и Игорю руки.
– Ну-ка, дайте сюда! – Кирилл выхватил у нее фляжку. – Это последняя наша вода, понимаете?
Позавтракали галетами, консервами и сахаром. Кирилл разрешил отпить из фляжки по глотку воды.
– Похоже, завал вот-вот рухнет, – сказал Игорь.
– Это «вот-вот» может продолжаться еще неделю и даже больше, – сказал Кирилл, жадно затягиваясь сигаретой.
Тут Катя вспомнила, что обнаружила еще одну цепь, но не успела ее откопать.
– Пошли посмотрим, – сказал Кирилл.
Он принялся осторожно обкалывать ледорубом плотно слежавшийся сланец вокруг золотистого предмета. Катя помогала ему, разгребая руками обломки. Игорь, попыхивая сигаретой, безучастно стоял поодаль, глядя в котловину, заполняющуюся солнечным светом.
– Это не цепь, – сказал Кирилл. – Рычаги какие-то, что ли…
– Вам трудно держать ледоруб. – Катя взглянула на его перебинтованные руки. – Дайте мне.