Луи Буссенар
Герои Малахова кургана
Глава II
На приступ и только на приступ! – Битва. – Победители. – Полковник Брансион. – Безумная атака. – Трубач трубит. – Дама в черном. – Раненые. – Пленник.
Со всех ног бегут артисты-зуавы к своему полку, находящемуся позади редута Виктория. Луна ярко светит на небе. Светло как днем. Далеко растянулась темная линия войск.
Полковник стоит около знамени и курит сигару. Сорви-голова и его товарищи бегут мимо.
– Сорви-голова! – останавливает его полковник.
– Есть, господин полковник!
– Сколько вас здесь?
– Семьдесят человек, господин полковник!
– Хорошо. Через пять минут полк идет в атаку… проберитесь вперед… через насыпи… убивайте всех, кого встретите, но ни одного выстрела… штык… и больше ничего! Поняли?
– Да, господин полковник, понял!
– А ты, трубач, – добавляет полковник, – когда вы будете на последней траншее… труби на приступ!
– Слушаю, господин полковник! – отвечает довольный трубач.
– Труби на приступ, слышишь, и ничего больше!
– Слушаю, господин полковник!
– Разведчики, вперед! – раздается звучная команда полковника.
Семьдесят человек группируются около Сорви-головы. У всех сумки, в которых находятся молоток и гвозди, чтобы заклепывать неприятельские орудия.
Сорви-голова окидывает быстрым взором свой отряд и говорит:
– Мы готовы, господин полковник!
– Вперед, ребята!
Солдаты адского патруля быстро пускаются в путь. Впереди чернеет русский люнет Камчатка. Ни одного выстрела. Позади габионов, зияющих отверстий амбразур, разрытых насыпей – русские ждут атаки.
Между неприятельским редутом и последней французской траншеей расстояние в триста метров. Направо, недалеко от бухты, на Селенгинском и Волынском редутах уже начинается атака. Резкие звуки трубы, человеческие вопли и выстрелы.
Сорви-голова приказывает лечь на землю своим людям и выжидает. Проходит минута. Позади, словно море, надвигается полк зуавов.
– Вперед, товарищи! – командует Сорви-голова.
«На приступ!» – звучит труба.
Согнувшись, сжимая в руке карабин, солдаты адского патруля бросаются вперед. Раздаются выстрелы, крики.
Буффарик, живой и подвижный, успевает лечь на землю, встает невредимый, и закалывая врага штыком, говорит:
– Ах ты, негодный! Хотел поджечь мою бороду!
Словно по сигналу со всех сторон раздаются выстрелы. Залегшие по двое и по трое в ямы, враги отчаянно защищаются и умирают на месте. Разведчики поминутно останавливаются. Повсюду воронки, засады и трупы лошадей. Два взрыва, один за другим! Изменнически скрытые под землей, эти мины взрывают землю, увечат четырех разведчиков. Целый град осколков, камней летит на людей.
Вдруг загораются парапеты люнета. Пушки гремят. Отчаянная перестрелка, крики, вопли. Соленый Клюв трубит команду на приступ.
Подходит полк. Лязг металла, шум, крик:
– Да здравствует император! Да здравствует Франция! Вперед зуавы!
В первом ряду полка – разведчики под адским огнем. Ядра, пули летят градом.
Никто более не владеет собой, никто ничего не сознает, не слышит адского шума! Все эти добрые, сердечные люди, готовые пожертвовать жизнью ради спасения ближнего, охвачены яростью, стремлением убивать, резать! Какое наслаждение всадить штык в грудь врага, ощутить струю грызнувшей крови, услышать отчаянный вопль, топтать эти ужасные трупы!
Размышлять и жалеть некогда. Надо взять неприятельское укрепление. Пелиссье хочет этого! А если Пелиссье хочет, то надо повиноваться! Разведчики сделали свое дело, но не останавливаются и бросаются на защитников укрепления. Ужасное столкновение! Выстрелы, зловещий лязг стали, вопли и стоны!
Бьются повсюду, уже около пушек, бьются как звери. Штыки ломаются, вступают в рукопашный бой. Собирают камни, осколки, бьют друг друга ногами. Буффарик колотит вправо и влево своим молотком. Русские безропотно умирают на месте. Целая гора трупов! Зуавы влезают по ней… Одна траншея взята. Трубы весело звучат:
– Вперед! Вперед!
Возбужденные сопротивлением, зуавы бегут ко второй траншее. Целая человеческая стена из серых шинелей! Шесть тысяч человек русских стоят тройной линией перед ними. Зуавы бросаются на врагов и, в свою очередь, падают, падают…
Подходит третий полк зуавов, алжирские стрелки, пятидесятый линейный полк. К неприятелю также прибыло подкрепление. Линейцы бьются как львы. Во главе полка полковник Брансион со знаменем в руке.
– Ко мне, храбрецы пятидесятого полка!
Линейцы бросаются за любимым командиром, отбрасывают русских, убивают артиллеристов и занимают главный пункт редута.
– Да здравствует Франция! Победа! – кричит полковник, стоя на габионе и держа знамя. Русская пуля убивает его наповал. Он падает, и знамя покрывает его, как погребальный покров.
Победа полная, но дорого купленная. Позиция занята великолепным армейский корпусом генерала Боске. Но не все еще кончено. Снова звучит труба. Трубач обещал полковнику трубить на приступ – и трубит, надрывая себе легкие.
Соленый Клюв – лучший трубач армии. Его слышно повсюду, даже в Севастополе и на союзном флоте. Он считается трубачом адского патруля. Заслышав трубу, солдаты говорят:
– Трубят атаку, надо идти!
Понтис, огромный геркулес, спрашивает Сорви-голову:
– Куда же идти? Что брать?
Сорви-голова смотрит вперед, на силуэт Малахова кургана. Это – крепость с тремястами пушками, защищаемая шестью тысячами человек. У Сорви-головы около шестидесяти человек.
Со своими головорезами он может попытаться выполнить невозможное.
Указывая на Малахов курган, Сорви-голова говорит:
– Идем туда!
– Ладно, – отвечает Понтис. – Если бы отдохнуть полминутки? Выпить?
– Хорошо. Выпейте для храбрости!
Котелки открываются. Соленый Клюв в один миг опустошает свой котелок.
– Готово? – говорит он с комической важностью. – Полковник велел трубить только на приступ! – Он подносит трубу к губам и трубит.
– Вперед! На Малахов!
Адский патруль уносится вперед, и каждый из солдат полка находит их поступок сумасшедшим.
Возбужденные битвой, к ним присоединяются Венсенские стрелки, охотники, линейны и, конечно, значительная часть зуавов. Позади Сорви-головы бегут около семисот человек, идут офицеры, увлеченные этим энтузиазмом. Беспорядочными толпами бегут солдаты к Малахову кургану, усталые, запыхавшиеся. Уже светло. Русские не верят своим глазам, торопятся открыть огонь по этой грозной приближающейся толпе. Батареи гремят, с укреплений летит град снарядов.
Боске видит опасность и велит трубить отступление.
– Макака! Кебир запретил это! Только на приступ! – ворчит Соленый Клюв.
Не обращая внимания на ядра, гранаты, пули, первые ряды колонны уже во рвах бастиона. Повсюду препятствия – волчьи ямы, острые камни. Смелые солдаты идут вперед и убивают русских канониров на их орудиях. Впереди всех неуязвимый Сорви-голова, за ним Понтис, Бокамп, Робер, Дюлонг, Буффарик.
Сорви-голова указывает на широкую амбразуру, откуда выглядывает огромное жерло орудия.
– Ну, заставим замолчать это чучело! – кричит он. – Я займусь этим! Ну, живо! Человеческую пирамиду!
– Ладно! – отвечает Понтис, сгибается и подставляет свои могучие плечи.
Русские обрушивают на них целый ливень камней, досок, свинца, гранат. Соленый Клюв трубит. Вдруг у него вырывается яростный крик. Два зуба выбиты и труба изломана.
– Гром и молния! – ворчит он. – Я повиновался кебиру до конца… теперь ничего не поделаешь!
Вторая граната падает к его ногам. Трубач отбрасывав ее, поднимает голову и слышит оскорбления, проклятия, произносимые звучным металлическим голосом. В облаках дыма он замечает темный силуэт женщины.
– Дама в черном! – ворчит он. – Бешеная баба бросает нам гранаты. Ладно, я тебя угощу!
Он берет карабин, прицеливается… стреляет. Слышится гневный крик. Тяжело раненная дама в черном, стоявшая на краю рва, падает вниз, испустив дикий крик.
Все это продолжалось несколько секунд. В это время Бокамп влез на плечи Понтиса. Сорви-голова, с карабином на перевязи, карабкается по обоим, уже достигает амбразуры.
Бум! Граната падает к ногам Понтиса, и он не успевает отбросить ее.
– Тысяча дьяволов! – вскрикивает он. Нога раздроблена! Солдат тяжело падает на землю с окровавленной ногой, с лицом, опаленным порохом.
Бокамп, стоявший на нем, также падает, но Сорви-голова, вместо того чтобы упасть, поднимается вверх, влекомый неведомой силой, болтая руками и ногами, как бы желая защищаться и протестовать. Что же случилось? В тот момент, когда Понтис падает, а Сорви-голова касается рукой амбразуры, около пушки показывается русский, огромного роста, с длинным железным крюком в руке, который он держит за деревянную рукоятку. Он опускает крюк и цепляет им за складки шальвар и за пояс зуава.
Сорви-голова чувствует, что его поднимают вверх, барахтается некоторое время между небом и землей. Потом чьи-то могучие руки втаскивают его в амбразуру. Он отбивается как лев и кричит:
– Ко мне, адский патруль! Ко мне! Зуавы! Ко мне!
Проклиная и ругаясь, он раздает здоровые удары кулаками, дерется за десятерых. Его валят, связывают ноги. Он продолжает рычать, кусаться, драться.
Тогда человек, поднявший его на крючке, прикладывает пистолет к виску Сорви-головы и спокойно говорит по-французски:
– Вы – мой пленник! Сдавайтесь, или я убью вас. Мне будет очень жаль, если придется сделать это, потому что вы – один из удивительнейших храбрецов!
– Сдаться? Это ужасно! Я опозорен. Лучше убейте меня! – бормочет Сорви-голова и хочет сорвать с груди свой крест.
– Я понимаю ваше отчаяние, – тихо говорит русский, – никто больше меня не удивляется вашему мужеству… но война! Придется покориться! Пусть этот крест – награда вашей доблести – останется у вас на груди. Его чтут здесь так же, как у вас!
Эти добрые, полные достоинства слова производят сильное впечатление на зуава. Гнев его утихает.
– Врагу… такому великодушному, снисходительному… я сдаюсь… без всяких условий! – говорит Сорви-голова дрожащим голосом.
Русский помогает ему встать и, протягивая руку, говорит:
– Я – Павел Михайлович, майор главного штаба и командир гвардейского полка!
Зуав пожимает его руку и отвечает:
– Я – сержант Сорви-голова! Господин майор, в ответ на вашу дружбу, которой вы меня почтили, примите выражение моей глубокой симпатии и уважения!
Глава III
Отступление. – Раненые. – Дама в черном и Понтис. – В лазарете. – Изнанки славы. – Ампутация. – Героическая твердость. – Награда. – Визит генерала. – Самоотверженность Розы.
В тот момент, когда Сорви-голова был поднят вверх на крючке, дама в черном, тяжело раненная, падает вниз, прямо на капрала-трубача.
Соленый Клюв, не имея времени посторониться, наклоняется, подставляя спину.
Бух! Дама в черном падает на него, как бомба. Обыкновенный человек сплющился бы от такого удара, но этот маленький худой нервный парижанин сделан из стали. Он пружинит ногами, раненая падает на землю и лежит как мертвая.
– Уф! Славно! – говорит трубач, тяжело вздыхая. – Слава Богу, я крепко сшит!
Он поднимает голову и видит, что Сорви-голову втаскивают в амбразуру.
– Вот несчастье! Сорви-голова взят! – бормочет трубач и замечает Понтиса, пытающегося ползти на руках и коленях, подтягивая свою изуродованную ногу.
– Гром и молния! Тебе худо! Ко мне, товарищи, сюда! – кричит Соленый Клюв.
Прибегает Буффарик, окровавленный, в дыму.
– Что случилось?
– Ах, сержант… Наш Сорви-голова!
– Я видел… ничего не поделаешь… Бедняга!
– Помоги мне отнести Понтиса… не оставлять же его русским!
– Вали его мне на спину!
– Спасибо, сержант, спасибо, Соленый Клюв, – едва слышно бормочет раненый.
– Я-то кого понесу? – спрашивает трубач.
– Даму… тащи ее на спине!
– Ну, стоит ли тащить эту злодейку… она со своими гранатами – причина всего зла!
– Трубач – а дурак! Делай, что говорят, – отвечает Буффарик, – у нас осталось две минуты времени. Трубят отступление! Не то придут русские… Я пойду вперед, понесу Понтиса, ты следуй за мной по пятам с дамой на спине. Если русские начнут стрелять, она будет твоим щитом… габионом из мяса и костей!
– Сержант, вы хитрец из хитрецов!
– Ладно, взвали мне на спину товарища… ах, бедняга, тяжело ему… Теперь бери даму – и в путь!
Тяжело нагруженные, оба солдата продвигаются вперед, минуя воронки, габионы, насыпи, и спокойно идут под градом пуль. Понтис – без чувств. Дама в черном не шевелится.
«Если она померла, – говорит себе Соленый Клюв, – я оставлю ее тут».
Через некоторою время дама слабо стонет.
– Оживает! – бормочет трубач. – Верно, она жива!
Время от времени сержант и трубач останавливаются передохнуть. Трубят отступление, и русские охотятся за опоздавшими.
Товарищи пожимают руку Буффарику и подшучивают над трубачом с дамой на спине.
– Смейтесь! – отвечает Соленый Клюв. – Эта баба настоящий солдат. Из-за нее захватили в плен нашего Сорви-голову, она оторвала ногу у Понтиса и выбила мне зубы!
Наконец Буффарик и трубач подходят к укреплению. Оба – измучены. Изувеченная нога бедного Понтиса бессильно болтается Дама в черном приходит в себя, стонет, сердится.
Ясное июньское солнце освещает ужасную картину: трупы убитых, пушки, обращенные на Малахов курган, окровавленные штыки, закоптелые лица.
– Кто вы такие? – восклицает вдруг дама в черном, обводя окружающее блуждающим взором. – Куда вы несете меня?
– Я – трубач и капрал, несу вас в лазарет!
– Я не хочу, оставьте меня!
– Сударыня, – тихо возражает трубач, – вы не можете сделать шага… будьте благоразумны! Вы тяжело ранены. В лазарете доктор Фельц будет ухаживать за вами!
– Оставьте меня, говорю вам!
Трубач ставит ее на ноги и поддерживает.
Бледная, как мертвец, окровавленная, с неподвижной и распухшей до локтя рукой, она, по-видимому, начинает сознавать всю серьезность своего положения. Ее раздробленная рука тяжела, как свинец, и причиняет невыносимые страдания. Обычная энергия изменяет ей. Изувеченная, взятая в плен, зная о новой победе французов, она чувствует дрожь во всем теле, и крупные слезы катятся из ее глаз.
Вдруг в двух шагах от нее останавливается украшенная двумя Трехцветными значками карета, подъехавшая с легким звоном колокольчика, Юноша в костюме зуава и молодая девушка выскакивают из кареты.
Дама в черном готова упасть, молодая девушка принимает ее в свои объятия.
– Роза… дитя мое… это вы? – тихо шепчет раненая. – Я умираю!
– Нет, нет, – с волнением восклицает Роза, – вы не умрете! Мы спасем вас!
Дама в черном грустно улыбается сквозь слезы. С помощью брата Роза усаживает раненую в карету, потом возвращается к отцу, держащему на руках Понтиса.
– Местечко для товарища, правда, Роза? – говорит сержант, с любовью глядя на дочь.
– Папа, милый папа! Ты невредим! Какое счастье! Бедный Понтис! Мы позаботимся о нем!
Зуава кладут рядом с раненой, потом отец и дочь горячо обнимаются.
– А где Жан? – тихо спрашивает Роза, беспокоясь, что не видит любимого человека.
– Баста! Представь себе, его взяли в плен!
– В плен? Тогда он умрет? Боже мой!
– Клянусь тебе, что нет! Он вернется. Его выменяют на полковника. Генерал Боске устроит это!
– Соленый Клюв, выпьешь? – спрашивает Тото своего приятеля-трубача с окровавленной рукой.
– Да, это лучшее средство против всех болезней. За твое здоровье, друг!
– Роза, милая, – говорит Буффарик, – скорее в лазарет! Бодрись, не скучай! Все будет хорошо. А ты, трубач, иди на перевязку. Твоя рука нехороша. Тото пойдет пешком, а для тебя найдется местечко в экипаже!
Соленый Клюв беззаботно улыбается.
– С траншеей вместо лазарета, – говорит он, – с кухней тетки Буффарик вместо аптеки и с новым инструментом, чтобы трубить на приступ, я быстро поправлюсь!
– Ты смельчак и молодец! Это я тебе говорю, я, Буффарик, и расскажу капитану о твоем поступке и твоей ране!
– Расскажешь? Правда?
– Это мой долг! Я буду доволен, когда увижу на твоей груди медаль, давно тобой заслуженную!
* * *
Благодаря этой победе осада Севастополя сделала решительный шаг вперед.
Обратная сторона победы: убитые, похороны, раненые, ужасная работа в лазарете.
Раненые прибывают со всех сторон. Их несут на носилках, на ружьях, на спинах, везут в каретах.
Доктор Фельц в фартуке, с засученными рукавами, теряет голову. Его помощники не знают, за что приняться. Всюду кровь, которая струится, течет, капает. Кровью окрашены матрацы, полотно палатки, покрывала, люди, земля, на которой лежат умирающие.
В нескольких шагах – ампутированные члены, сложенные в кучу, как дрова. Крики, жалобы, рыдания, вопли!
Отвратительный запах крови, смешанный с запахом хлороформа! Бедные солдаты! Бедные молодые люди, крепкие, сильные, цветущие! Бедные матери, которые там, далеко в деревнях, с трепетом прочтут известие о победе!
Работа хирургов в самом разгаре. Доктор Фельц собирается оперировать русского солдата, когда Понтис и дама в черном появляются на пороге этого ада.
Скоро пять часов.
Буффарик спешит к Понтису, ободряет и утешает его. Роза не отходит от княгини. Княгиня, мрачная, бодрится и молчит.
Однако при виде заботы и ухода, которыми окружены русские раненые, ее взор смягчается и складка гнева на лбу исчезает.
Не выказывая ни малейшего удивления при виде элегантной женщины, доктор почтительно кланяется ей и говорит:
– Сударыня… я страшно занят… каждая минута на счету! Все, что я могу сделать для вас… это уделить вам несколько минут…
Охваченная волнением, княгиня говорит доктору:
– Благодарю вас, сударь… Но этот солдат страдает более меня. Займитесь им. Я подожду!
– Это ты, Понтис? – наклоняется доктор к раненому. – Что у тебя такое?
Смертельно бледный, но твердый и решительный, зуав поднимает свои шальвары до колена и показывает раздробленную ногу.
– Ничто не поможет, господин доктор? – спрашивает он слабым голосом.
– Одно только средство, бедный мой… ампутация!
Зуав вздрагивает и сейчас же говорит:
– Начинайте, господин доктор!
– Усыпить тебя?
– Вы очень добры… не стоит труда! Сержант Буффарик, пока господин доктор отхватывает мне ногу, я выкурю трубочку…
– Да, да, голубь мой, я сейчас раскурю ее тебе! – отвечает Буффарик с влажными глазами.
Приготовления к операции окончены в одну минуту. Понтис берет трубку и затягивается.
– Готов?
– Валяйте, господин доктор!
Одним ударом хирург отрезает лоскут кожи. Понтис вздрагивает и курит. Еще несколько секунд… скрип пилки по кости… отрезанная нога падает на землю.
Пот градом льется по лицу зуава, продолжающего, сжав челюсти, курить.
Бледный как полотно Буффарик смотрит на него. Княгиня отвернулась, Роза тихо плачет.
– Ты молодец, Понтис! – говорит доктор. – Ты выздоровеешь и будешь награжден!
– Сейчас же! – произносит звучный голос, заставляющий всех обернуться.
Доктор кланяется, Буффарик выпрямляется, раненый, приподнимаясь, отдает честь и бормочет:
– Генерал… Ваше превосходительство!
Это Боске, черный от порохового дыма, прибежал неожиданно сюда, где страдают и умирают.
– Доктор, – говорит он, – я исполню ваше обещание!
Он вынимает из кармана медаль и передает ее раненому, который рыдает, как дитя.
– Зуав Понтис, – продолжает Боске, – именем императора я награждаю тебя этой медалью в награду за твою храбрость!
– Благодарю… благодарю! – шепчет раненый и, собрав все силы, кричит:
– Да здравствует Боске! Да здравствует отец солдат!
Боске замечает даму в черном и почтительно кланяется ей. Со всех сторон к нему тянутся руки, раненые приветствуют его, умирающие собирают последние силы и приподнимаются.
Он обходит этот уголок ада, старается утешить, ободрить, приласкать несчастных…
Но Боске, наконец, уходит, и доктор снова принимается за дело. Дама в черном лежит подле него на носилках, поддерживаемая Розой.
– Я к вашим услугам, сударыня! – говорит доктор.
– Пожалуйста!
Доктор быстро разрезает ножницами рукав и верх лифа. Кость руки раздроблена у плеча, рана почернела и загноилась.
Доктор качает головой и молчит.
– Это серьезно, доктор?
– Конечно, очень серьезно… я боюсь…
– Пожалуйста, смотрите на меня, как на солдата. Я с первого дня находилась под огнем и готова пожертвовать жизнью!
– Нужна ампутация, сударыня!
– Ни за что!
– И не только ампутация, но и расчленение плеча!
– А если я не хочу этого?
– У вас девяносто девять шансов против одного, что вы умрете!
– Я попытаюсь… Лучше смерть, чем увечье!
– Как вам угодно, сударыня! Я всегда к вашим услугам!
– Благодарю вас!
– Видите ли… необходимо, чтобы около вас был верный, надежный, любящий человек, который ухаживал бы за вами и днем и ночью! Тогда… возможно, что вы поправитесь!
– Я буду ухаживать… я! – говорит Роза с трогательной простотой.
– Милое дитя! – шепчет растроганный Буффарик.
Крупные слезы катятся по щекам княгини. Здоровой рукой она крепко обнимает девушку и бормочет:
– Роза! Дорогое дитя! Вы – ангел доброты, грации и самоотверженности!
Затем, посмотрев на доктора, Буффарика, Понтиса и всех раненых, княгиня добавляет:
– О, французы, французы! Неужели вы победите нас величием души?!
