Луи Буссенар
Без гроша в кармане. Среди факиров (сборник)

Глава IV

На станции, откуда отходил поезд в Чикаго, Бессребреник застал, как и ожидал, Пифа и Пафа.

После вежливого обмена приветствиями все четверо сели в один вагон, причем Снеговик устроился весьма демократично – рядом со своим господином, – и стали ждать свистка.

Наконец тяжелая машина пришла в движение, и поезд тронулся.

Оба сыщика уселись по-американски: склонив головы на грудь и положив ноги на спинку противоположного кресла. Снеговик, быстро перенимавший «хорошие» манеры, принял ту же позу и для большей устойчивости еще зацепился шпорами за обивку дивана.

На диване как раз сидел его господин; но последний нашел эту фамильярность чернокожего вполне естественной.

Поезд мчался, выбрасывая клубы дыма, мимо городов, местечек, мостов, водопроводов, мчался через тоннели, равнины, – к великому изумлению негра, который до тех пор но представлял, что свет так велик.

Среди пассажиров он пользовался успехом, вызывая всеобщее любопытство своим костюмом ковбоя, ибо в этих краях подобные джентльмены известны мало и пользуются сомнительной репутацией.

Снеговик же, очень довольный производимым эффектом, принимал важные позы, выпячивая грудь, – словом, рисовался.

Но от Нью-Йорка до Чикаго дорога длинная, и после пяти-шести часов пути негр почувствовал, что голоден.

Он сообщил об этом своему господину, и тот воскликнул:

– Ах, а я об этом и не подумал!.. Только, видишь ли, у меня нет ни пенса в кармане; придется подтянуть животы.

В эту минуту из вагона-буфета вернулись Пиф и Паф, плотно закусившие, веселые, с зубочистками в зубах.

Снеговик, высунувшись из окна, впитывал в себя кухонные ароматы, которыми благоухал воздух, и, стягивая пояс, бормотал:

– Плохой вы негр, мистер Снеговик! Вам пришлось зажигать сигару о зеленую бумажку?.. Ну и как – хорошо? В животе так и переливается – глу… глу… глу!.. А денег ни гроша, поесть не на что!.. Другой раз надо откладывать деньги… экономить!

– Только попадись мне с этим! – проворчал Бессребреник!.. – Ты вздумал экономить!.. Стало быть, тебе захотелось моей смерти?..

Минуло еще два часа, и Снеговик, выйдя из вагона, вернулся с громадным куском ветчины, которую принялся жадно уплетать.

Бессребреник вздумал было отнять ее, но голодный негр вцепился в свою добычу и оскалил клыки, как собака, защищающая кость.

– Тебе дали эту ветчину?.. Ты ее выпросил? Знай раз и навсегда, что мы не должны принимать ничего, чего не заработали…

– Да я ее и не принял, – возразил негр.

– Стало быть, ты ее украл?

– Да, взял у буфетчика.

Поезд мчался, выкидывая клубы дыма.

– Вот отлично! – воскликнул джентльмен, смеясь. – Когда мы условливались, о краже ничего не было говорено, – стало быть, она и не запрещалась. Так что воруй себе, мой друг, только не попадайся.

Негр съел до последней крошки ветчину, между тем как его голодный господин, совершенно изнуренный, старался проспать те мили и часы, которые им еще оставались.

– Чикаго!.. Чикаго!..

Этот крик разбудил его, возвещая, что они наконец приехали.

Он вышел из вагона в сопровождении негра, и у него, никогда ничему не удивлявшегося, вырвалось восклицание изумления при виде молоденькой женщины, одетой в изящный дорожный костюм и с пледом на ремнях в руке.

Поезд мчался, выбрасывая клубы дыма

– Здравствуйте, мистер Бессребреник.

– К вашим услугам, миссис Клавдия Остин.

– Куда вы?

– Еду на цветной обед.

– К кому?

– Не знаю.

– Какая улица?.. Какой номер?

– И того не ведаю.

– И вы уехали из Нью-Йорка, не справившись?..

– Те, кто пригласил, сумеют отыскать меня… А вы?.. Я не вас недавно видел в Нью-Йорке?..

– Я приехала с этим же поездом. Вам не неприятно будет пройтись со мной под руку?

– Буду весьма польщен, очень счастлив…

Несметная толпа репортеров, фотографов, художников, любопытных чуть не раздавила их.

Миссис Клавдия Остин взяла под руку джентльмена; Снеговик последовал за ними, Пиф и Паф делали неимоверные усилия, чтобы толпа не оттерла их.

– Бессребреник! Бессребреник! – кричала толпа репортеров. – Где вы, мистер Бессребреник?

Радуясь, что ему удалось скрыться неузнанным, джентльмен быстро шел по улице, между тем как его искали по всем углам вокзала.

– Как же вы намерены поступить? – допрашивала между тем миссис Клавдия.

– Остановлюсь в «Атениуме», объявлю о своем прибытии и начну зарабатывать на пропитание.

– В таком случае, доведите меня…

– Я только что собирался просить вас оказать мне эту честь.

Они шли около получаса, наконец молодая женщина остановилась перед роскошным отелем.

Она вошла как к себе домой, говоря:

– Войдите, я вас представлю.

Бессребреник, имевший девизом «Nihil admirari»^[5], последовал за любезной хозяйкой.

Они вошли в великолепную залу, где уже было несколько леди и джентльменов в нарядных туалетах.

При появлении миссис Клавдии и ее спутника поднялся легкий ропот изумления, тотчас же прерванный звонким голосом миссис Остин:

– Господа, позвольте мне представить мистера Бессребреника, героя дня… Он принял на веру приглашение на обед, которое я послала ему в Нью-Йорк. Мистер Бессребреник, здесь вы у меня в гостях. Позвольте вашу руку и пойдемте в столовую.

При этих словах молодая женщина сбросила серый кашпусьер, окутывавший ее с головы до ног, и появилась в декольтированном черном атласном платье, с черными жемчужинами в ушах и звездой из черных бриллиантов, воткнутой во вьющиеся пряди пепельных волос…

Мистер Бессребреник был ослеплен.

Он вежливо поклонился и проговорил:

– Вы – волшебница!

Все направились в столовую, и при виде ее странного убранства у молодых леди вырвалось восклицание испуга.

Следует сказать два слова о цветных обедах – этой странной, оригинальной и, надо признаться, отнюдь не изящной выдумке американцев.

На этих обедах – голубых, желтых, зеленых или лиловых – все должно приближаться по тону к тому цвету, который избрала хозяйка дома.

Все должно быть розовым или голубым, лиловым или желтым: убранство столовой, посуда туалеты дам, блюда, десерт, бутоньерки у мужчин, даже драгоценные камни.

Самый обыкновенный – розовый обед: торжество лососины, ростбифа, биска, томата, креветок, кремов, редиски, красиво убранных пирожных, фруктов, роз.

– Насколько я знаю, еще никто не давал черного обеда, – сказала, улыбаясь, миссис Клавдия. – И вот мне, женщине эксцентричной, пришло в голову устроить такой обед в честь вашего дебюта, мистер Бессребреник. Как вы находите, успешно выполнен мой план?

– Чудесно! – отвечал, смеясь, джентльмен. – Невозможно напомнить более оригинальным образом о моих приключениях в то время, когда я был человеком-сэндвичем, живой рекламой… Кстати, куда девался Снеговик, мой бывший хозяин, а теперешний слуга?

– Не беспокойтесь о нем. Мистер Пиф и мистер Паф позаботились о его черной персоне.

– Прекрасно.

Гости заняли места по указанию любезной хозяйки, и мистер Бессребреник, сидевший по правую руку от нее, не без иронии стал созерцать оригинальное зрелище, представшее его взору.

Зрелище было действительно странное и вместе с тем мрачное.

Огромная столовая вся обтянута черным, в том числе и потолок.

Черный ковер на полу.

Стол накрыт черной бархатной скатертью, на которую положено меню, написанное белым на черном фоне, и карточки с именами гостей.

Гости заняли места по указанию любезной хозяйки, и мистер Бессребреник стал созерцать оригинальное зрелище

Салфетки черные, так же как и посуда и серебро, которому с помощью гальванопластики придали оригинальный оттенок старины.

Прислуживали, само собой разумеется, негры, черные, как уголь.

Все дамы были в черном, и единственные украшения, допущенные хозяйкой, состояли из черных бриллиантов, черного жемчуга и оксидированного серебра.

Впечатление от такого стола под волнами электрического света, лившегося с черного потолка, получилось действительно необычайное, и гости громко восхищались.

Кушанья, которыми был уставлен стол, представляли целую гамму непривычных цветов от коричневого до совершенно черного.

Здесь были колбасы и всякие черные приправы, черная редиска, черный хлеб, темно-поджаренное мясо с темными, странными на вид и на вкус соусами.

Вино подавалось густого фиолетового цвета, словно чернила, а кофе был черный.

Белое – только женские плечи, мужские манжеты и манишки у рубашек, да и то многие нарядились в черное, воистину ужасное белье.

Мистер Бессребреник после шестнадцатичасового воздержания отдал должное обеду.

При этом, не выпуская куска изо рта, он находил возможность любезничать со всеми, особенно с миссис Клавдией.

Последняя, как истинная американка, попытавшись удивить гостя, живо интересовалась произведенным впечатлением.

Эта чисто американская показная веселость, восклицания, произносимые в нос, весь этот громадный успех не принес удовлетворения миссис Клавдии, поскольку все было исключительно в стиле янки.

Она подозревала, что мистер Бессребреник – иностранец, быть может даже француз, и понимала, что такой мрачный праздник грешит отсутствием хорошего вкуса.

Мнение Бессребреника хозяйка ставила особенно высоко, так как вообще относилась к нему далеко не равнодушно.

Любила ли она его?.. Или ненавидела?.. Быть может, и то, и другое вместе, но, как настоящая, избалованная успехом и всеобщим вниманием американка, она не была способна сказать ни «да», ни «нет».

Для миссис Клавдии было достаточным, что этот иностранец выказал к ней равнодушие, чтобы она воспылала к нему интересом, более чем к кому-либо другому.

Кроме того, она была заинтересована в продолжении знакомства с ним еще и потому, что оно приносило ей успех, приковывало внимание к ее поступкам, а ради рекламы женщина конца века готова была пожертвовать всем…

– Скажите же мне, что вы думаете об всем этом? – наконец спросила она мистера Бессребреника, отдавшего должное всем черным яствам.

– О чем?.. о поваре?.. о кушаньях?..

– Мне хотелось бы знать ваше мнение обо всем.

– Что же! Повар ваш совершил подвиг… придумать такие блюда – настоящий подвиг… Убранство тоже оригинально… А что касается гостей – я скажу, что янки умеют ценить подобные проявления оригинальности.

Миссис Клавдия изобразила мину избалованного ребенка, капризно покачала своей хорошенькой головкой, пепельные кудри которой еще рельефнее выдавались на черном фоне всей обстановки, и с гримасой проговорила:

– Вы несколько жестоко относитесь к моему празднику и его устроительнице…

– Вы намереваетесь защищать янки и признаете за ними тонкий вкус?

– В таком случае я, как американка…

– Вы прежде всего женщина; ваш каприз – закон, это ваше право.

– Вы уклоняетесь от ответа… Мой обед…

– Я говорю, что очень приятно быть настолько богатой, чтобы позволить себе подобные увеселения…

– Я знаю, как это оценят в Америке! Но в Европе… Вы не американец?

– И вовсе не горюю об этом.

– Вы родились в Европе?

– Кто знает!

– Вы француз?

– Может быть.

– Парижанин?

– Я – человек без гроша в кармане.

– Это так, но от вас зависело сделаться миллионером!

– Куда уж мне!..

– Вы имели бы солидное состояние и в два-три года могли его удвоить.

– Благодарю за хорошее мнение.

– Я – владелица нефтяных скважин, открытых недавно в Дакоте.

– Я мельком слышал об этом.

– Там теперь возник уже целый городок – Нью-Ойл-Сити, будущий соперник многолюдного Петроли-Пенсильвании… Мистер Джай Гулд – золотой король, мистер Джим Сильвер – серебряный, я сделаюсь нефтяной королевой. У меня будет дворец в Нью-Йорке, коттедж в Йеллоустон-парке, собственный салон-вагон на всех железных дорогах, отель в Париже, вилла в Ницце, яхта водоизмещением в тысячу тонн на океане… Я буду блистать по своему капризу на землях и морях то одного, то другого полушария.

– Вы не находите, что все это будет слишком утомительно? – спросил джентльмен равнодушным тоном.

Но восклицания, вызванные у гостей планами на будущее красавицы вдовы, заглушили вопрос Бессребреника.

Все знали историю быстрого обогащения миссис Клавдии: ее покойный муж, молодой инженер, погибший в одной из ужасных железнодорожных катастроф, разбогател благодаря счастливой случайности.

Миссис Клавдия Остин не продала землю, на которой оказались нефтяные скважины, а продолжала их разработку.

Со свойственной ей сообразительностью и энергией она сумела наладить работу и заставить всех – от последнего рабочего до главного инженера – повиноваться себе.

За полтора года она получила от своего предприятия прибыль в полтора миллиона долларов и положила ее неприкосновенным капиталом.

Многие ею восхищались, и у красивой, высокообразованной, деловой женщины не было недостатка в женихах.

Говоря со своим гостем, она возвысила голос так, чтобы все присутствующие слышали ее.

Поскольку все всерьез верили в возможность осуществления грандиозной мечты, то и отнеслись к ней с шумным восторгом.

Один из гостей встал и, подняв бокал с фиолетовым вином, предложил тост:

– Леди и джентльмены! Божественная хозяйка позволит мне поднять бокал в ее честь. Пью за здоровье миссис Клавдии Остин, королевы ума и красоты и – все надеемся – будущей, в скором времени, нефтяной королевы…

Под звон стаканов, наполненных темным вином, и восторженные возгласы гостей в комнату вошел метрдотель миссис Клавдии.

Одетый в безукоризненный черный костюм, он был единственный белокожий слуга.

Представьте ужас хозяйки! Это бледное лицо явилось вопиющим диссонансом в окружающей обстановке… Еще одна непростительная оплошность: непрошеный гость держал в руках не черный лаковый поднос, а белый.

А на подносе?..

– Что такое, мистер Шарп?.. Зачем вы вошли?

– Важная телеграмма.

– Как вы это определили?

– Я прочел ее, прежде чем нарушить ваше приказание… Я – старый и верный слуга.

– Хорошо, мистер Шарп, – сказала миссис Клавдия, разворачивая депешу.

Телеграмма была длинная, и по мере того, как молодая женщина читала ее, лицо ее покрывала бледность. Когда она кончила, губы ее были почти так же белы, как и щеки.

Это было, впрочем, единственным проявлением волнения, так как руки ее не дрожали, а глаза сверкали.

Наступило тяжелое выжидательное молчание.

– Будем же продолжать смеяться, пить и кушать, – обратилась миссис Клавдия к гостям, но голос ее при этом слегка дрожал и как бы потерял некоторую долю звучности. – Мы собрались здесь, чтобы развлекаться, так будем же веселиться!

Затем, обращаясь к джентльмену, предложившему тост, она прибавила:

– Нефтяная королева благодарит вас за ваши пожелания.

К ней вернулось спокойствие, щеки ее снова порозовели, губы заалели. Она передала телеграмму Бессребренику со словами:

– Я думаю, вы поступили благоразумно, не женившись на мне.

Джентльмен вопросительно взглянул на миссис Клавдию.

– Прочтите, – сказала миссис Остин, – и вы поймете.

Он повиновался, изумленный.

«Доводим до сведения миссис Клавдии Остин, что ковбои осаждают Нью-Ойл-Сити. Нефтяные цистерны горят. Собираются взорвать скважины динамитом. Рабочие сопротивляются, но боимся, что нельзя будет долго продержаться. Убытки громадные. Бедствие ужасное. Необходимы скорые, решительные меры. Иначе – разорение. Просим немедленно прислать помощь, деньги, инструкции. Надо во что бы то ни стало предупредить дальнейшие взрывы цистерн.

Гаррисон, главный инженер».

Бессребреник возвратил телеграмму миссис Клавдии, которая пристально взглянула на него и спросила:

– Что вы на это скажете?

Он ответил с иронической улыбкой:

– Когда мне своим трудом удастся заработать достаточную сумму денег…

– Вы дадите мне взаймы?..

– Нет, постараюсь отложить три шиллинга…

– Чтобы?..

– Чтобы купить экземпляр басен Лафонтена.

– Это еще что такое?

– Я дам вам прочесть одну из них… Когда вы прочтете басню «Молочница и кринка молока», то убедитесь, что нет кувшина, который не мог бы опрокинуться.

– Можно подумать, что мое несчастье доставляет вам удовольствие.

– Нет, я отношусь к нему равнодушно. Мне любопытно будет увидеть, как вы выпутаетесь из затруднения, и я поздравлю вас с успехом.

– И только?

– Довольно и этого. Такие люди, как я, знают, что такое беда.

– А если я попрошу вашей помощи?..

– Подумаю… Хотя польза от человека, у которого нет ни гроша в кармане, весьма сомнительна.

– Вы – необыкновенный человек!

Она говорила тихо, без эмоций, так что гости были введены в заблуждение.

Разговор снова оживился, и телеграмма стала забываться.

Однако кое-кто из гостей посчитал, что хозяйка уделяет слишком много внимания этому джентльмену, но ее простили, так как он – человек дня…

– Послушайте меня, – продолжала миссис Клавдия. – Вы отказались жениться на мне, и я даже не могла рассердиться на вас… Теперь, вероятно, у меня уже нет ничего, и я предлагаю вам не брак, а товарищество.

– Я вас не понимаю?!

– Почему бы миссис Бессребренице не стать товарищем мистера Бессребреника?

– Блестящая идея!

– Так вы принимаете ее?

– Без тени колебания! Но при одном условии – чтобы вы действительно не имели ни гроша.

Глава V

Таким образом, отношения между миссис Клавдией Остин и крайне своеобразным джентльменом, прозванным Бессребреником, упрочились и одновременно осложнились.

Они стали товарищами, но при условии, что их общий капитал будет равняться нулю.

Они сложат нули, два разорения соединят в одно, составят синдикат двух бедняков и положат начало фирме: «Без Гроша В Кармане и К°».

Бессребреник, быть может, наиболее богатый из двоих: у него нет ничего, но зато он ничего и не должен, между тем как миссис Клавдия не знает, осталось ли у нее хоть какое-то имущество или один только долг в несколько сотен тысяч долларов.

Однако она не растерялась. Умная и энергичная женщина решила немедленно отправиться в дикую пустынную Дакоту, в самый центр восстания, пожара и смятения, чтобы принять личное участие в борьбе.

У янки много недостатков, но одного достоинства оспаривать нельзя – энергии, соединенной со смелостью и храбростью.

Ничто не в состоянии смутить или обескуражить янки. Он с совершенным хладнокровием переносит самые ужасные бедствия и при надобности без колебания жертвует жизнью, стремясь остаться победителем в борьбе за существование. Так и миссис Клавдия Остин не только не впала в отчаяние, но даже приготовилась к борьбе, что при сложившихся обстоятельствах было особенно непросто.

Она сообщила свой план джентльмену, который ответил ей вполне серьезно:

– Следовательно, мы едем в Дакоту.

– Да, любезнейший компаньон.

– Мне надо время заработать столько, чтобы я мог заплатить за поездку из Чикаго в Денвер, и не только за себя, но и за Снеговика.

– Прошу вас, не беспокойтесь об этом.

– Напротив, мне надо серьезно продумать меры, которые следует принять.

– Издержки покроются из общественного капитала…

– Но он исчисляется нулями?..

– Примите в виде аванса сумму, необходимую на проезд и пропитание.

– Невозможно!.. Я дал официальное обещание не принимать ничего ни под видом подарка, ни займа… Иначе мое путешествие обратится в шутку.

– Как же быть?.. Время идет, и я боюсь, не поздно ли уже и сейчас.

– Поезжайте вперед, а я со своим негром догоню вас через некоторое время.

– Без вас я не поеду.

Во время разговора Бессребреник вынул записную книжку и начал что-то писать.

– Вы позволите? – спросил он у своей собеседницы, с изумлением наблюдавшей за ним.

– Конечно! Продолжайте.

Он писал с полчаса, не отрываясь, и вздохнул с облегчением, когда кончил.

– Можно узнать, в чем дело? – спросила миссис Клавдия, любопытная, как все женщины.

– Телеграмма в «Нью-Йорк геральд», корреспондентом которого я состою.

– Она даст вам возможность заплатить за проезд?

– Надеюсь… Но прежде всего надо ее отправить.

– Кто-нибудь из моей прислуги отнесет ее. Хорошо?

– А вот и нехорошо…

– Опять не понимаю.

– Вы платите вашей прислуге, стало быть, я не могу пользоваться ее услугами… Потрудитесь припомнить, что я ничего не могу принять даром… даже толики чужой услуги.

– Вы начинаете приводить меня в отчаяние.

– Сколько вы платите жалованья вашему слуге?

– Сорок долларов в месяц.

– Стало быть, в день доллар и… Позвольте мне пересчитать на французские деньги…

– Для чего вам все это? – спросила миссис Клавдия, начиная терять терпение.

– Вот для чего: ваш слуга получает в сутки шесть франков шестьдесят шесть сантимов, то есть в час около двадцати восьми сантимов… Предположим, что ему нужно полчаса, чтобы сходить на телеграф, стало быть, я должен уплатить ему пятнадцать сантимов, то есть три су.

– Ну, а дальше?

– Этих трех су у меня нет и не должно быть, ведь я джентльмен Без Гроша В Кармане.

Несмотря на всю серьезность положения, миссис Клавдия не могла удержаться от смеха, весьма схожего с трелями соловья.

– Это в самом деле очень забавно, но как вы думаете: в конце концов не станет ли подобное положение неудобным? – спросила она, когда припадок ее веселости начал проходить.

– Не знаю… может быть.

– Что вы намереваетесь делать?

– Очень просто: сам отнесу телеграмму.

– Могу я знать ее содержание?

– Извольте. Это подробное сообщение о вашем черном обеде, этой оригинальной выдумке миллионерши и хорошенькой женщины…

– Миллионерши уже нет!..

– Но хорошенькая женщина стала еще прелестнее.

– За исключением мелочей, вы – сама любезность.

– Всегда к вашим услугам.

– Бегите же на телеграф!.. Разве вы забыли, что моя нефть, весь мой завод, город, все мое состояние – все сгорело.

Джентльмен устремился на телеграф и по дороге встретил Пифа и Пафа со Снеговиком, пьяным, как истинный ковбой, проглотивший пинту сока тарантула. Все пустились вдогонку за ним, словно тот пытался от них скрыться, и успокоились, лишь увидав его входящим в здание телеграфа.

Депеша в Нью-Йорк была отправлена немедленно, и час спустя Бессребреник по законам американской аккуратности получил плату за свою первую статью.

Прежде чем вернуться к миссис Клавдии, он зашел взять билет для себя и Снеговика.

Его спутница была уже готова.

Впрочем, она отправлялась по-американски, без багажа, намереваясь купить дорогой все, что понадобится.

Два ручных чемоданчика, плед, непромокаемый плащ, зонт – вот и все.

Все пустились вдогонку за ним

Бессребреник отдал свой багаж негру, взяв с собой лишь плед с плащом на ремне, и предложил руку миссис Клавдии.

Пиф и Паф не отставали от них, и все вместе они прибыли на вокзал.

Между Чикаго и Денвером нет сложности в сообщении.

Всего насчитывается до пяти железнодорожных компаний, наперебой восхваляющих удобство, комфорт и быстроту своей доставки.

Все пять обществ имеют великолепные конторы и буквально наводняют отели своими объявлениями, фотографиями, цветными афишами, одна другой заманчивее.

В действительности же, если вагоны и хороши, то скорость – средняя, а сам путь просто ужасен; в этом отношении ни одна из пяти конкурирующих дорог ни в чем не уступает другим.

Пиф и Паф, сдерживая порывы Снеговика, благополучно усадили его между собой в том же вагоне, где поместились его хозяин и миссис Клавдия.

До Денвера было тридцать часов пути, и выехали рано. Снеговик спал как тюлень, Пиф и Паф жевали табак и гуляли по всему поезду; Бессребреник и миссис Клавдия разговаривали, мечтали, делали записи и спали.

Проехали несколько городов и достигли наконец штата Небраска, одного из самых бесплодных во всех Штатах и занятого в большей своей части так называемыми «непригодными землями».

Нельзя придумать названия, более подходящего для этих необозримых пустынных равнин, где глаз не встретит никакой другой растительности, кроме шалфея, заполнившего устойчивыми ароматами всю округу.

Лишь изредка группа индейцев нарушит однообразие пустыни, где не видно ни дерева, ни холма, ни хижины.

Поезд пошел вдоль Платт-Ривера, и поля шалфея исчезли, как по волшебству.

Почва становилась плодородной, и вот уже потянулись необозримые луга.

Местность также равнинна, но она уже заселена.

Попадаются люди, стада, фермы или ранчо.

Цивилизация, хотя еще в зачатках, коснулась этих необозримых пространств и преобразила их.

Там, где двадцать лет тому назад кочевали краснокожие и бродили бизоны, пасутся теперь бесчисленные стада быков, баранов и лошадей.

Бизоны уже на грани полного исчезновения; их едва остается сотня голов, и закон взял их под свое покровительство, водворив в Йеллоустон-парк.

Индейцы тоже близки к исчезновению. Неумеренное употребление водки и болезни, занесенные белыми, делают свое дело.

В Небраске с особенной ясностью обозначились процессы, под влиянием которых преобразуется весь американский материк с запада на восток.

Людской поток, который ничто не в состоянии сдержать, будет безостановочно надвигаться, пока не заполнит все необозримое пространство между Атлантическим и Тихим океанами.

На протяжении всего этого пространства то и дело возникают очажки цивилизации, быстро превращающиеся в многолюдные города.

Между этими городами – иногда на громадном расстоянии – попадаются лишь маленькие деревянные домики, склады угля, колодцы, и изредка встречаются люди.

Звонит колокол. Поезд свистит, останавливается на минуту и, запасшись водой и углем, снова мчится, свистя и тяжело дыша.

Любопытный путешественник, заглянув в путеводитель, с удивлением обнаруживает, что эта хижина, эти столбы с дощечками обозначены в нем как многолюдный город.

Если это заметит американец, он улыбнется и скажет своим гнусавым голосом:

– Вы удивлены – и совершенно справедливо… Но приезжайте сюда лет через пять-шесть, и вы действительно увидите город с десятью, пятнадцатью, двадцатью тысячами жителей.

И это правда.

Денвер – ярчайший тому пример.

В этом городе, основанном менее двадцати пяти лет назад, насчитывается уже до ста сорока тысяч жителей.

Два десятка лет назад это было жалкое местечко, а теперь в нем есть университет, уже прославившийся, биржа, несколько театров, просторные бульвары, ботанический сад, великолепные церкви, десятиэтажные дома и всюду электрическое освещение.

По мере приближения к молодой нарядной столице штата Колорадо количество ферм и обработанных участков увеличивается.

Скоро потянулись сплошные ранчо, с проволочной изгородью вокруг деревянных домов, стоящих среди хозяйственных построек.

Там и сям пасутся быки, коровы и лошади под охраной разъезжающих верхом ковбоев, одетых почти так же, как Снеговик, и вооруженных с головы до ног.

На одной из станций несколько из них сели в вагон, звеня в кармане деньгами, которые достались им с таким трудом и которые они едут промотать в шумных попойках.

Они фамильярно обратились к негру, принимая его за одного из своих:

– Алло! Бой!.. Здравствуй!

Произошел обмен рукопожатиями, от которых, казалось, мог последовать вывих плеча, и собеседники поплевали друг другу на ноги табак, который здесь все жуют с наслаждением.

– Откуда вы?.. Куда отправляетесь?..

– Из Нью-Йорка… Туда…

– Куда?

– Не знаю!

– Он глуп… или смеется над нами…

– Не смеюсь, говорю правду.

– Это не ковбой, а грязный негр, одевшийся по-нашему.

– Мошенник… идиот… негодяй!.. Постой, мы отучим тебя выставлять себя не тем, кто ты есть!..

Их было человек шесть; они с криками окружили негра, забавляясь его испугом, готовые устроить шум по любому поводу.

Со Снеговика сорвали шляпу и оборвали галун. От рубашки полетели клочья.

Негр, еще недавно так восхищавшийся своим романтическим костюмом, плакал, как дитя, и совсем побледнел, то есть стал пепельно-серым.

Он голосом и знаками умолял хозяина прийти к нему на помощь, и наконец Бессребреник, которого эта сцена сначала забавляла, видя, что дело может плохо кончиться, вступился за своего слугу.

Кроме того, ему жаль было платья, которое ковбои грозили превратить в клочья. До окончания пути у него в кармане было всего две тартинки; что он станет делать, если придется обновлять костюм слуги?

– Господа, – обратился он миролюбивым тоном к ковбоям, – оставьте беднягу в покое.

Ему засмеялись в лицо и посоветовали в собственных интересах не вмешиваться не в свое дело.

Бессребреник тоже начал смеяться, но в то же время ноздри его и верхняя губа вздернулись в странной гримасе.

Миссис Клавдия смотрела на него с любопытством, словно спрашивая, как он намеревается поступить.

Джентльмен встал и сказал сухим, отрывистым, совершенно изменившимся голосом:

– Я просил… Теперь приказываю… Прочь лапы, негодяи!

При этих словах ковбои на минуту выпустили свою жертву, находя довольно смешным этого человека, осмелившегося выступить один против шестерых.

– Постойте! – воскликнул один из них. – Мы и его разденем… Сударыня, потрудитесь пройти в соседний вагон; мы хотим его оголить, как червяка, и присутствовать при этом вам будет неловко.

Миссис Клавдия не тронулась с места, не отвечала, кажется, все более и более заинтересовываясь происходившим.

Бессребреник выпрямился, выпятил грудь и заслонил собою негра.

Ковбои подняли адский шум, набросились на него, вцепились в его одежду, стараясь ее разодрать.

Без видимого усилия джентльмен с расчетливой точностью нанес удар в один из перепоясанных красным кушаком животов.

В ту же минуту его рука разогнулась с силой стальной пружины и следующий удар пришелся по одному из багровых носов.

Послышались возгласы: «Ах!.. Эй!» – и обладатель красного кушака упал на пол, а его товарищ с разбитым носом последовал его примеру.

– Очень мило! – заметила миссис Клавдия, окончательно заинтересовавшись этим спортом.

Но это еще не финал. Предстоял поединок еще с четырьмя взбешенными противниками.

Бессребреник, вероятно, проникнутый убеждением, что нападение – лучшая форма обороны, встретил своих врагов на полдороге. Двое из ковбоев имели длинные бороды.

С присущей ему силой и хладнокровием джентльмен схватил каждой рукой по бороде, сделал пол-оборота и изо всей силы дернул.

Из двух глоток вырвался бешеный рев.

Желая дополнить урок, Бессребреник с силой развел руки и снова сблизил их неимоверным усилием.

Само собой разумеется, оба ковбоя, повинуясь силе, сначала удалившей их, а затем сблизившей, стукнулись друг о друга с глухим шумом брошенной о стену тыквы.

Удар был настолько силен, что вой, исторгаемый жертвами, вдруг смолк.

Джентльмен в ту же минуту выпустил бороды, и оба ковбоя, потеряв равновесие, упали на товарищей, уже прежде их лишенных возможности сопротивляться.

С присущей ему силой и хладнокровием джентльмен схватил каждой рукой по бороде

Этот геройский поединок длился не более полминуты.

Двое оставшихся, растерявшись, смотрели на живописное смешение цветных рубашек, торчавших вверх сапог, шпор, вонзившихся в тело, судорожно сжатых рук и обезображенных физиономий.

Но так как они были люди решительные, то не стали долго раздумывать.

Привыкшие ко всякого рода неожиданностям и превратностям, дорожащие собственной жизнью не более, чем жизнью ближнего, они тотчас же схватились за револьверы, намереваясь со своей невероятной ловкостью заставить джентльмена поплатиться за первые успехи.