Лоуренс Бергрин
История знаменитых путешествий. Марко Поло
3
Ученик
И древний лес, роскошен и печален,
Блистает там воздушностью прогалин.
Обратного пути не было. Покончив с досадной задержкой в Венеции, Акре и Иерусалиме, Поло достигли Армении, откуда для Марко начинался путь в сердце Монгольской империи. Вопреки ожиданиям, дорога без пышного папского эскорта давалась легче: они меньше привлекали внимание и избавлены были от сложных формальностей.
Скоро их начали мучить сомнения. На этой первой стадии путешествия оказалось, что Никколо и Маттео, опытные торговцы и дипломаты, не столь искусны в выборе маршрута. Путаница лежащих перед ними дорог и путей приводила их в смущение. Даже в век веры для успеха экспедиции требовалась подготовка и знания, дополняемые удачей, выражавшейся в счастливых совпадениях по времени. В первые месяцы отряду Поло всего этого не хватало.
Они собирались обогнуть Армению с юга на верблюдах или волах или, если придется, пешком по сотням миль опасных горных троп и добраться до стратегически расположенного портового города Ормуз на Персидском заливе. Там им предстояло договориться о переправе на судне через пролив. Марко не упоминает, что они заранее выбрали порт назначения: возможно, они отложили решение до Ормуза, полагаясь на обстоятельства. Купцы, выходившие в Индийский океан, предпочитали крупные портовые города на западном побережье Индии. Оттуда Поло могли бы сушей добраться до монгольской столицы.
Их подвела неопределенность планов. Поло скоро убедились, что Армения принадлежит к самым беспокойным землям на их пути. О, если бы все оставалось так, как при Александре Великом! – грустно восклицает Марко в короткой ссылке на этого молодого и великого полководца, чья тень легла на многие земли. В 330 году до н. э. Армения стала базой Александра, и, как полагал Марко, повсюду правили его бесчисленные потомки. Александр, кажется, принадлежал к немногим героям Античности, известным Марко, – в основном потому, что он фигурировал во множестве романов – недостоверных, но занимательных повествований о героических деяниях завоевателя. Подобные рассказы были распространены в Европе, да и у монголов бытовали легенды об Александре. За армиями Александра по Армении прокатились волны мусульман, византийцев, турок, мамелюков и, наконец, европейских крестоносцев. Все они, не жалея крови, стремились завладеть Арменией. Ко времени, когда в Армению попали Поло, она «подчинялась великому хану» – то есть Хубилай-хану, – но ненадежно. «Хотя населяют ее христиане, – пишет Марко, – они не держатся истинной веры, как римляне… (иными словами, они были еретиками), и это происходит от недостатка учителей, потому что прежде они были добрыми христианами». «В этой стране великих радостей» они были привержены забавам. В давнем прошлом Армения славилась доблестными воинами и культурой, «однако ныне они погрязли в праздности и низости и ни в чем не хороши, разве что в обжорстве», – по крайней мере, такими их увидел трусоватый неженка из Венеции. Возможно, для него это было к лучшему, поскольку их беззащитный отряд благополучно миновал Армению.
Недоверчивость молодого Марко к армянам перешла в отвращение, когда они вступили в «провинцию туркменов» – ныне Турцию. Прежде всего, говорит он, ее жители «поклоняются Мухаммеду и держатся его веры», что для него было нестерпимо. Более того, «их законы жестоки, они живут во всем подобно зверям, невежественны и говорят на варварском языке». Иными словами, население этой области отличалось от народов, с которыми он сталкивался прежде, и потому было для него непонятно, и он отнесся к жителям с обычным для европейца пренебрежением. Он достаточно справился с отвращением, чтобы отметить их кочевой образ жизни: «Иногда они остаются в горах, а иногда на равнинах, в зависимости от того, где могут найти хорошие пастбища для своих стад, потому что они не пашут землю, а живут одним скотоводством. И эти туркмены почти всегда живут в полях вместе со своим скотом и носят одежду из шкур, и дома у них из войлока или из шкур».
Зато их ковры привлекли взгляд купца, уже наученный различать хорошую работу.
«Лучшие в мире ковры, – отмечает он, словно готовя рекламное объявление, – из багряного шелка и других цветов, с золотом, очень красивые и яркие, отменного качества». Столь высокая оценка подразумевает, что он с энтузиазмом скупал их и что «красивые и яркие» цвета помогли Поло извлечь выгоду из этих сделок. В торговле Поло были столь же удачливы, сколь в путешествиях.
Привыкая к жизни путешественника, Марко с трудом переносил смешение культурных традиций и вер – не говоря уже о языках, пище и одежде. «Этим монголам безразлично, какого бога почитают в их землях, – объясняет он. – Если только все верны хану и послушны, и платят назначенную дань, и блюдут правосудие, они могут поступать со своей душой как им угодно». Живущие под властью монголов свободны были оставаться «иудеями, язычниками или сарацинами – то есть мусульманами – или христианами».
Такая свобода вероисповедания поражала молодого Марко, и он никак не мог понять отношения монголов к христианству. «Они признают… Христа Господом, но говорят, что он гордый Господь, потому что не желает быть среди других богов, а хочет быть Богом над всем миром. И в иных местах у них делают Христа из золота и серебра и прячут его в сундуке и говорят, что он великий Бог, владычествующий над христианами».
Марко пришлось привыкать: на Шелковом пути не было места консерватизму и узости взглядов.
В Турции Марко собирал рассказы о Ноевом ковчеге, якобы причалившем к горе Арарат, высочайшей вершине тех мест. Знакомясь с множеством окружавших его религий, он жадно искал подтверждения описанных в Библии событий, касающихся «мирового судна». В Книге Бытия говорится, что на семнадцатый день седьмого месяца ковчег причалил к горе Арарат.
Марко, в духе своей простодушной веры, искал доказательств и приходил в недоумение. «Она так широка и длинна, что ее нельзя обойти за два дня, – пишет он о горе, – вершина всегда покрыта обильными снегами, потому что снег там вовсе не тает». Кругом царит покой, и «ковчег виден издали, ибо гора, на которой он лежит, очень высока и почти весь год покрыта снегом, и в одном месте… издалека виднеется что-то большое и черное, но вблизи ничего не видно». Вероятно, его обманул пласт застывшей лавы, видный издалека, то открывавшийся, то скрывавшийся под снегом, который он принял за ковчег.
Изложив историю о последнем причале ковчега, Марко теряет к ней интерес. Он признает, что на горе Арарат нет ковчега, по крайней мере, он не смог его увидеть воочию – но как чудесно, если бы он был.
Марко возвратился к реальности, добравшись до большого торгового города Мосул на реке Тигр. Здесь он впервые познакомился с империей пустыни, с ее шумными базарами и изобилием товаров. Мосул до монгольского завоевания в 1182 году оставался исключительно под мусульманским правлением, но ко времени прибытия Поло он был открыт разным религиям, включая христианство. Здесь можно было видеть могилу ветхозаветного пророка Ионы, однако Марко о ней не знал. Начинающего купца скорее занимал муслин – прочная, плотная небеленая ткань, издавна производившаяся в городе.
В Мосуле Марко познакомился с последователями Нестора, в V веке бывшего патриархом Константинополя. Нестор отстаивал идею двойственной природы Христа, человеческой и божественной, непрочно объединенной в сущность, которую Нестор называл «синафея», или «конъюнкция». С точки зрения Эдуарда Гиббона, жившего в XVIII веке, Нестор «тонко отделял человечность своего господина Христа от божественности Господа Иисуса». Однако для последователя римского христианства времен Марко эта идея граничила с ересью, хотя вопрос был более сложен, чем в прямолинейном изложении Гиббона. Согласно несторианскому учению, Марию можно было почитать лишь как мать человека Иисуса, но не как Матерь Божью. Рим, напротив, настаивал, что Христос – одно лицо с двойственной природой, образующей «гипостатичное», или нераздельное, единство. Интеллектуалы обоих течений могли обсуждать эти различия до бесконечности, и вполне возможно, что спор возник не столько от действительных расхождений, сколько от разного понимания греческих философских терминов. Тем не менее раскол между несторианами и римской церковью сохранялся.
Несториане установили свое патриаршество в Багдаде, а их влияние ощущалось по всей Сирии, Малой Азии, Ираку, Персии и даже в Китае. В 735 году они обратились к императору династии Тан за разрешением построить церковь в имперской столице Чанань (ныне Сиань). Разрешение было дано, и они превратили город в центр несторианской церкви, где учили своих приверженцев Ветхому и Новому Заветам и зачастую обращали в свою веру китайцев, и не только их. Несмотря на попытки подавить их учение, они преуспевали до конца династии Тан, после чего рассеялись.
Пока несториане пытались отыскать надежную гавань в Азии, Западная Европа в недоумении смотрела на этих «восточных христиан», как их иногда называли. Марко часто упоминает о встречах с несторианами, но находит их загадочными и «несовершенными» – то есть еретиками.
Багдад, где во времена Марко Поло еще восседал патриарх несториан, лежит в 220 милях к юго-востоку от Мосула. Марко уверенно описывает Багдад, но маловероятно, что он действительно побывал там. Чтобы скрыть это упущение, он прибегает к байкам, начиная с длинной сказочной истории о тридцать седьмом багдадском халифе – мусульманском правителе – и смиренном христианине-сапожнике, завершая ее фантастическим тайным обращением халифа в христианство. Похоже, к этому замысловатому и несколько слащавому рассказу приложил руку Рустикелло.
В том же духе Марко со вкусом повествует о гибели халифата от рук монголов. В данном случае его отчет основан на известных ему реальных событиях. Он относит рассказ к 1255 году – в действительности это был 1258-й, – когда Хулагу, один из внуков Чингисхана, поклялся покорить древний халифат и присоединить его к быстро расширявшейся Монгольской империи. Со времени своего расцвета при Гарун аль-Рашиде, правившем более четырех столетий назад, Багдад терял свой блеск, но все еще представлял серьезный вызов для потенциальных захватчиков. В преддверии осады посланцы халифа явились к Хулагу и предостерегли: «Если халиф погибнет, вся вселенная впадет в хаос, солнце скроет свой лик, не будет больше дождей и все растения зачахнут».
Не устрашенный, а скорее раззадоренный этим вызовом, Хулагу решил «взять город не силой, а хитростью. Имея более ста тысяч всадников и без счета пехотинцев, он решил показать халифу и жителям города, что их совсем мало». Хулагу подступил к городским воротам с горсткой воинов, и халиф, видя, как их мало, не принял их в расчет. Между тем Хулагу изобразил бегство и заманил халифа за лес, где скрывались в засаде его войска. Здесь он окружил преследователей и разбил их. Так халиф был взят вместе с городом. Монгольские воины при штурме убили восемь тысяч жителей, пощадив только христиан, по заступничеству жены Хулагу, разделявшей их веру.
Марко описывает ужасный конец халифа: Хулагу заточил главу мусульман в башню с сокровищами и оставил умирать от голода. На самом же деле казнь халифа была более замысловата.
Монголам, несмотря на их жестокость, претила мысль о пролитии крови. Они изобрели «бескровные» казни: например, набивали рот жертвы камнями или фекалиями. Халифу выпала более достойная, но и более жестокая смерть. 10 февраля 1258 года его закатали в ковер и насмерть растоптали лошадьми. Говорили, что были казнены и все его родственники, кроме дочери, которая стала рабыней в гареме Хулагу.
После монгольского завоевания население Багдада составляло одну десятую от прежней численности. Тем не менее столица провинции сохранила за собой репутацию центра коммерции и учености, обеспеченную медресе, библиотеками, гигантским крепостным рвом и, по слухам, 27 тысячами общественных бань. Легенды о прежней славе Багдада и о дворе Гарун аль-Рашида оставались достаточно яркими, чтобы произвести впечатление на Марко Поло.
В своем повествовании Марко резко переходит от Багдада к Тебризу, построенному якобы одной из жен Гаруна. Его великолепный дворец – место действия цикла сказок, известных как «Тысяча и одна ночь». В данном случае венецианец действительно посетил процветающий коммерческий центр и от души восхитился им. «Самый роскошный город провинции», – говорит он, словно составляя путеводитель. Тебриз, с его «рынком с товарами из Индии и Багдада, из Мосула и Ормуза и из многих других мест», действительно стоит посетить, советует он, хотя бы для того, чтобы увидеть «полные отличных плодов чудесные сады», окружавшие город.
Восхищаясь коммерческой жизнью Тебриза, Марко выражает недовольство его населением, «смешанным» и «мало на что пригодным». Здесь состязались друг с другом разные народы: «армяне и несториане, яковиты, грузины и персы», и процветающая область была ареной жестокой религиозной борьбы. «Сарацины в этих местах злы и склонны к предательству», – сообщает Марко. Он отходит от обыкновения пренебрежительно относить мусульман к идолопоклонникам и излагает свое понимание их законов: «Для них вовсе не грех причинить любой вред или присвоить имущество того, кто не придерживается их закона. А если они принимают смерть или рану от рук христиан, их считают мучениками». Он уверен, что «потому они и обращают татар и многие другие нации, что им позволено много грешить». Марко с облегчением узнает, что в Тебризе имеется монастырь нищенствующего ордена монахов. По их одеяниям он догадался, что они кармелиты, и отметил, сколько времени они проводят «за тканьем шерстяных поясов», чтобы возлагать их на алтарь во время мессы и раздавать «своим друзьям и знатным особам», в уверенности, что эти пояса избавляют от боли. Марко сообщает об этих чудесах как о самой обыкновенной вещи.
Венецианцы здесь были редки, но генуэзцы давно освоились в Тебризе и были здесь хорошо известны. Для них, ведущих торговлю по всей Азии, Тебриз служил рынком жемчуга, возможно, самым крупным, если учесть, как много жемчуга давал Персидский залив. Поло узнали, что переговоры о покупке жемчуга в Тебризе считаются серьезным делом и подчиняются строгим правилам. Покупатель и продавец присаживались лицом к лицу, скрыв руки под тканью. Они торговались о цене, не произнося ни слова вслух, чтобы условия сделки не были подслушаны другими, но пожимая друг другу пальцы и запястья, описывая такими знаками и качество товара, и предложенную и принятую цену. Благодаря такой необычной форме переговоров посторонние не могли проведать об условиях сделки, и цены на жемчуг оставались гибкими.
Из Тебриза Марко попал в персидский город Саву, а затем в Керман, прославленный персидскими коврами. Здесь Марко несколько смягчился к мусульманам, наслаждаясь климатом и завистливо любуясь бирюзой, добывавшейся в окрестных горах. Он выразил восхищение искусством местных ремесленников в изготовлении «снаряжения конного воина, уздечек, седел, шпор, мечей, луков, колчанов и всяческого оружия». Его взгляд привлекали и искусные вышивки, и соколиная охота.
В сверкающих над головой небесах Марко впервые увидел аристократическую забаву, которая стала его страстью в путешествии через Азию. Это был один из немногих обычаев, общих для Востока и Запада, и для Марко, как и для других аристократов, в нем было воплощение силы и изящества. «В горах вскармливают лучших соколов в мире, самых быстрых в полете, – сообщает он. – У них рыжая грудь и подхвостье. И поверьте, что летают они невообразимо быстро, и ни одна птица не может обогнать их в полете». Так молодой Марко созерцал небесный свод, где пернатый хищник стремительно настигал свою жертву.
В своем обзоре Персии Марко не тратит времени на объяснения, когда и каким образом попал в описанные им места, однако порой он прослеживает первые путешествия с точностью, порожденной опытом. Его отъезд из персидского царства Керман, где он несколько задержался, передает ощущение бесконечных просторов, разворачивающихся перед ним. «Покинув Керман, путник семь дней едет по плоскогорью, где в достатке городов, селений и домов. Ехать этой землей приятно и легко, – отмечает он, – поскольку в ней изобилует дичь и на каждом шагу попадаются куропатки». Далее он описывает приближение к огромному скальному хребту, «откуда дорога два дня идет все вниз, через земли, изобильные множеством разнообразных плодов. И здесь прежде были жилища, но теперь их нет, однако здесь живут кочевники и пасут скот. Между городом Керман и этим хребтом зимний холод так силен, что от него не спасает никакая одежда и меха».
В Персии он столкнулся с проявлениями сильной геологической активности. Здесь активные разломы коры и вулканы многократно вызывали самые катастрофические последствия. Отряд Поло искал укрытия в городке Рудбар, стоявшем высоко в горах Эльбурса на северо-западе Персии. Рудбар служил сборным пунктом купцов и располагал пышными пастбищами для скота. Картины пасущихся стад вдохновили Марко на живописное описание из тех, которые со временем составили его славу. «Позвольте мне прежде рассказать вам о быках, – пишет он. – Они огромной величины и чисто белые, как снег. Шерсть у них из-за здешнего зноя короткая и гладкая. Рога толстые и тупые, не заостренные. Между плечами у них округлый горб в две ладони вышиной. Они самые красивые на свете. Когда хочешь навьючить их, они ложатся наземь, как верблюды, навьюченные же, встают и очень хорошо несут груз, потому что они чрезвычайно сильны. Есть здесь также овцы, большие, как ослы, с хвостами столь толстыми и жирными, что иной весит добрых тридцать фунтов. Это отличные жирные животные, и мясо их вкусное».
Едва Марко освоился в горах Персии, его напугали слухи о караунасах – «бандах разбойников, державших в страхе страну». Караунасы любили поживиться от тучных пасущихся стад. Еще более пугала приписываемая им способность дьявольским колдовством превращать день в ночь на расстоянии семи дней пути всадника. «Они отлично изучили эти земли, – говорит Марко. – Наведя тьму, они едут бок о бок, собравшись иногда числом до десяти тысяч… оцепляя всю область, которую намерены ограбить. Ничто, найденное ими без защиты, ни человек, ни скот, ни добро, не избежит пленения».
Отряд Поло бежал в морской порт Ормуз, но прежде им пришлось свести близкое знакомство с этими хищниками. «Уверяю вас, – подчеркивает Марко в своем повествовании, – что господа Поло сами едва избежали пленения этими разбойниками в наведенной ими тьме. Он – то есть Марко – скрылся в городе Камасал, но до того многие из его спутников были захвачены в плен и проданы как рабы, а иные преданы смерти».
Больше Марко ничего не рассказывает об этом опасном эпизоде. Все затмили события на следующей стадии путешествия.
Ормуз заслужил репутацию богатого порта в Персидском заливе. Отсюда Поло рассчитывали продолжить путешествие на одном из многочисленных парусных судов, направлявшихся в Индию, а оттуда добраться до Китая. Марко отмечает «великолепную гавань» и уверенно сообщает, что «купцы прибывают сюда морем из Индии, привозя всевозможные пряности, драгоценные камни, и жемчуг, и шелковую одежду, и золото, и слоновые бивни, и много других товаров. В этом городе они продают их другим купцам, доставляющим все это клиентам по всему миру. Это огромный центр коммерции, и ему подчиняются многие большие и малые города».
Зрелище огромного водного пространства после долгого пути по пустыням пробудило в членах отряда Поло мысли о Венеции и Адриатике, но при ближайшем рассмотрении Ормуз оказался не столь прекрасной жемчужиной, какой виделся издалека. Прежде всего, «если купец умирает здесь, царь конфискует все его имущество». Да и климат был опасен для неосторожного путника. Ветер из близлежащих пустынь бывал «так невыносимо горяч, что не спастись бы от жары, если бы люди, предвидя ее приближение, не погружались по горло в воду, так спасаясь от зноя».
В Ормузе Марко с ужасом услышал рассказ о том, как смертоносный ветер захватил врасплох в пустыне не менее шести тысяч солдат (пять тысяч пеших и тысячу конных) и задушил всех, так что ни один не выжил, чтобы доставить известие своему повелителю. «Люди Ормуза» узнали о массовой гибели и решили похоронить трупы, чтобы предотвратить заражение, но, «когда они хватали их за руки и тащили к могиле, они (тела) были так опалены неслыханным жаром, что руки отрывались от туловища, так что людям пришлось вырыть могилу рядом с трупами и столкнуть их туда».
Разочаровал их и осмотр парусных судов. «Суда очень плохи, многие протекают и тонут, потому что скреплены не железным гвоздями, а сшиты кокосовым волокном», – удрученно сообщает Марко. Да и остальное не внушало большого доверия. «Корабли имеют одну мачту, один парус, один руль и не имеют палубы; нагрузив судно, груз покрывают шкурами и на них заводят лошадей, которых везут в Индию на продажу». Такое устройство внушало тревогу: Марко предпочел бы для надежности два руля, две мачты и солидную палубу. Эти же хлипкие суденышки словно напрашивались на беду при первой непогоде. Хуже того: «У них нет железа для гвоздей, поэтому они используют деревянные колышки, конопатя пазы волокнами, поэтому плавание на таких кораблях очень опасно. И даю вам слово, – говорит Марко, – что многие из них тонут, потому что Индийский океан очень бурный». Эти протекающие кораблики даже не смолили по-настоящему, а «пропитывали рыбьим жиром».
Поло увидели достаточно, и в конце концов решили не пытаться добраться в Индию морем. Зарабатывая себе на жизнь расчетами, привыкнув жить своим умом, они пришли к выводу, что этот путь слишком опасен. Они покинули Ормуз столь же быстро, как прибыли, и вернулись в Керман, где заново обдумали способ добраться до Китая и до двора Хубилай-хана. Чем доверять свою жизнь ненадежным судам, они предпочли передвигаться в ритме неспешной поступи верблюдов – по древним торговым дорогам, получившим название «Великий шелковый путь».
Когда их верблюды и ослы углубились в дикую местность, оробевший Марко заметил, что «иногда на шестьдесят миль пустыни нигде не найдешь воды». Поло беспокоились не только за себя, но и за своих вьючных животных, от которых зависела их жизнь и состояние. «Где и есть вода, – сообщает Марко, – она солоноватая и зеленая, как луговая трава, и такая горькая, что никто не может пить ее». Вода была не просто неприятна на вкус, но и опасна. «Выпив одну каплю ее, опорожняешь чрево десять раз подряд. То же и с солью, которую из нее добывают. Одна крупинка ее вызывает жестокий понос». Обезумевшие от жажды животные, пившие эту воду, страдали не меньше.
Все же караван продвигался вперед. Поло доверили свое добро – да и свою жизнь – двугорбым верблюдам-бактрианам (Camelus bactrianus), служившим путешественникам по Шелковому пути с библейских времен. В отличие от одногорбых дромадеров, обычных в Северной Африке, у бактрианов два скособоченных горба с запасом жира, почти нет ушей, зато крепкие зубы, часть которых заострена. Расцветка этих животных разнообразна, как цвета самой пустыни: от грязно-белого до густого песочно-бурого.
Верблюды приспособлены к переходам через пустыню. Широкие раздвоенные копыта не проваливаются в рыхлый песок, а большие ноздри обрастают шерстью и способны закрываться, подобно клапанам, предотвращая попадание в них летящего песка. Бактрианы чрезвычайно выносливы, привыкли спать на жесткой земле, их тела защищает густая толстая шерсть. Они могут обходиться без воды несколько дней, а если есть корм – еще дольше. Давно было отмечено, что эти верблюды словно наделены шестым чувством, позволяющим им находить дорогу в пустыне. В III веке до н. э. китайский автор Го Пу заметил: «Верблюд – не обычное домашнее животное; на его спине есть седло из собственной его кожи: он быстро одолевает зыбучие пески; он проявляет свои достоинства в опасных местах; он тайным чутьем отыскивает источники; воистину непостижимо это его умение!»
Марко, его отец и дядя остро ощущали соседство со своими вьючными животными; присущий им резкий запах бил в ноздри хозяевам. Верхом на верблюдах нечего было рассчитывать на ровную поступь. Зато крепкие бактрианы могли нести на себе более шестисот фунтов и при благоприятных условиях покрывать тридцать миль в день. Ни одно животное не могло сравниться с ними в пустыне.
Через несколько дней нелегкого пути на спинах верблюдов изможденные и измученные жаждой путники достигли первого оазиса.
Эта спасительная пристань носила имя Шибарган – «город прекрасный, и великий, и плодородный, и изобилующий всем нужным для жизни». В нем были купы деревьев, возможно, тополей, с листьями, казавшимися живыми и яркими в воздухе пустыни, и знаменитые местные дыни, такие спелые и сладкие, что казались «лучшими в мире». Ими питались круглый год. Марко описывает технику их консервации: «Когда они высохнут, их нарезают полосками, как нити или кожаные ремешки, и тогда они становятся слаще, чем мед».
Еще в персидских горах Марко попал под очарование другого города, Тонокаина. Мужая, он начал обращать внимание на женщин и решался описывать их с живым одобрением и бесцеремонностью, плохо сочетавшимися с благочестивыми отчетами о чудесах, вставленными в его рассказ Рустикелло. Женщины Тонокаина привлекли его взгляд и мимолетно пленили сердце. Он назвал их «прекраснейшими в мире». Женщины эти были мусульманками и не так давно заслужили бы от него лишь презрение как идолопоклонницы, теперь же он только о них и думал. Даже принимая в расчет его склонность к преувеличениям, столь откровенное признание наводит на мысль, что испытанное в пути повлияло на взгляды Марко на мир.
Близ Тонокаина Марко обратил внимание на святилище «Сухого Дерева». Хотя он не потрудился объяснить, в чем было значение этого дерева, многие из его слушателей знали, что Сухое Дерево фигурирует в христианских легендах и в романах об Александре, как древнее или бессмертное явление, обладающее магической силой. Поклонение Сухому Дереву, редкому явлению в этой засушливой гористой местности, возможно, восходит к первобытному культу деревьев или природы. Приведенное Марко подробное описание предполагает, что он видел его собственными глазами. «Оно очень большое и толстое, листья его зеленые на одной стороне и белые на другой, и оно дает плоды, подобные плодам каштана, но внутри они пусты. Для еды они не годятся. Из его древесины делают бальзам. Древесина плотная и очень твердая». Впрочем, эти сведения он мог получить и из вторых рук.
Марко углубляется в описание птиц, животных и охоты, а его отряд тем временем вступает на территорию ассасинов, беспощадных убийц, угрожавших могущественным военачальникам и государям. В Западной Европе о них узнали после покушения вооруженного кинжалом ассасина на принца Эдуарда (вскоре ставшего королем Эдуардом Первым), случившегося в Иерусалиме за год до отправления отряда Поло. Эдуард излечился от многочисленных колотых ран и поспешил вернуться в Англию, однако подобные инциденты окружали легендами тайное братство, умевшее нанести удар в самый неожиданный момент. Марко и его соавтор сознавали, что повторение историй об ассасинах лишний раз ужаснет читателей, и выжали из зловещей таинственности этой секты все возможное.
Опираясь на рассказы отца и дяди, Марко объясняет, что пресловутые убийцы – последователи овеянного легендами, однако вполне реального человека, известного как Старец, который отдавал свои приказания из крепости под названием Аламут – Орлиное Гнездо. Слово «ассасины», говорит Марко, возникло из арабского выражения, означающего «поедающий гашиш» – этим ритуалом они вдохновлялись на свои «подвиги». Он повествует, как Старец одурманивал своих последователей и делал их покорными своей воле. «Когда Старец желал убить начальника идущего против него войска или своего врага, он приказывал поместить нескольких юношей в рай – четыре, десять или двадцать. У него был опиум[7]… который он давал им три вечера подряд… и они спали три дня и три ночи. Затем он велел перенести их в сад и разбудить». В этот миг их взглядам представлялись соблазнительные чудеса: «пение, и музыка, и ласки, и любые забавы, каких те могли пожелать, им подавали пищу и самые тонкие вина, опьяняя их множеством удовольствий, и, видя ручейки, текущие молоком и вином», они верили, что «воистину в раю». Описывая эту картину, Марко, возможно, преувеличивал роль, которую играл гашиш в секте ассасинов. Применение этого наркотика в тех местах было широко распространено, и не только среди ассасинов, однако его действие могло скорее ослабить, чем воодушевить прибегающих к нему.
Фанатичные ассасины несли смерть в окрестные земли. Марко сообщает: «Многие цари и властители платили Старцу дань и заискивали перед ним из страха, что он может принести им смерть. Так случилось потому, что в то время народы не были связаны союзом, но разобщены различием интересов и целей». Так обстояли дела до 1256 года, когда один из братьев Хубилай-хана, Хулагу, уничтожил бандитов из Орлиного Гнезда. Марко описывает трехлетнюю осаду, при которой ассасины погибли от голода. И с уверенностью сообщает: «В настоящий момент нет никакого Старца, и никого нет на горе, и ассасины, сотворившие столько зла, теперь в прошлом». Он был не совсем прав, поскольку последние ассасины скрывались в горах и во времена Марко, и, хотя они уже не могли представлять серьезной угрозы, прежняя репутация еще сохранялась за ними.
Своим искусным описанием Марко увековечил образ ассасина в сознании европейца, однако он сам признает, что его рассказ основан на свидетельствах из вторых рук, а не на личном опыте. На самом деле секта, основанная Хасан ас-Саббахом, представляла собой более сложное явление. Ее фанатичные члены стали известны как низариты (по имени их халифа Абу Мансур Низара) или исмаилиты. Они заняли горную крепость Аламут, находившуюся к югу от Каспийского моря. По мере роста секты ее форпосты продвигались в Персию и Сирию, а члены секты были жестко разделены на классы: мученики и ассасины принадлежали к высшей категории. Молодой венецианец не знал, что такой же ужас и ненависть исмаилиты внушали и мусульманам, которые считали их опасными еретиками.
На душе у Марко было по-прежнему неспокойно, хотя караван постепенно спускался от грозного замка «через прекрасные долины и по красивым склонам» на зеленую равнину, «где много сочной травы и хороших пастбищ для скота и довольно плодов и прочего, чтобы насытиться вволю».
