Лора Шепард-Робинсон
Кровь и сахар

Глава одиннадцатая

На улицах в районе верфей слышался стук молотков и звуки работающих пил. Чем ближе мы подходили к реке, тем сильнее становилась вонь. Перегрин Чайлд презрительно посмотрел на мою прихрамывающую ногу и, вместо того чтобы подстроиться под мой шаг, все время уходил вперед, а затем демонстративно ждал, пока я его догоню. Мы прошли мимо канатной фабрики, магазинов, торгующих углем, складов и контор судовладельческих компаний, в которых нанимают моряков. На каждом углу на солнце стояли группы мужчин, ищущих работу.

– Невольничьи корабли – любимая цель французов, черт их побери, – сказал Чайлд. – Если им не удается их захватить, они топят их. В прошлом году наш город потерял много мужчин. Инвестиции теперь не приносят былой прибыли, а чем меньше рейсов, тем меньше работы. Не только на невольничьих кораблях, отправляющихся в Африку, но и на верфях, у поставщиков продовольствия – везде.

– Расскажите мне про человека, который напал на Арчера.

– «Напал» – это слишком сильно сказано. Ваш друг раздавал брошюры в одной из таверн на набережной. Рабовладение – это грех и все в таком роде. При тех настроениях, что царят у нас в городе, неудивительно, что у него возникли проблемы. В прошлом году нечто подобное случилось с одним джентльменом-квакером. Он решил прочитать проповедь о том, что торговать африканцами грешно, прямо в центре Хай-стрит. Торговки рыбой забросали его устричными раковинами, и он в слезах прибежал в сторожевой дом.

Перегрин Чайлд улыбнулся, вспоминая об этом.

– Мы говорили про мистера Арчера, сэр.

– Говорили. – Чайлд сплюнул на булыжники мостовой. – Что я могу сказать? Своими речами он прервал игру в кости. Началась драка. Он был в два раза меньше своего противника, и тот разбил ему нос. Я вмешался и посоветовал ему убраться из города. Я надеялся, что он меня послушает.

Мы вышли к причалам между двух зданий, и я на мгновение замолчал при виде этого впечатляющего зрелища. Несколько сотен кораблей качались на волнах. Канаты, держащие их у причалов, натягивались, флаги трепетали на ветру. Дальше на набережной группа портовых грузчиков, разгружавшая один из кораблей в Дептфорд-Риче, несла ящики. Баржи плавали вокруг крупных судов, как детеныши вокруг кормящей самки кита.

– Вы арестовали человека, который набросился на Арчера?

– Если бы я арестовывал всех, кто вступает тут в драку, то пришлось бы снести церковь и построить новую тюрьму. Кроме того, и Арчер не остался в долгу. Он укусил своего противника за руку. Рана выглядела ужасно.

Портовые грузчики заметили магистрата и запели похабную песню. Чайлд поднял руку, словно благодарил за оказанную честь, грузчики рассмеялись.

– Как его зовут? Это моряк?

– У этого человека есть алиби. Он не пытался никого убить, только преподал урок вашему другу. Я исключил его из списка подозреваемых. Это все, что вам нужно знать.

Меня заинтриговал его отказ назвать имя того, кто напал на Тэда. Если этот человек невиновен, как утверждает Чайлд, то почему он проявляет такую осмотрительность?

– Этот человек как-то связан с работорговцем, которого преследовал Арчер? Тем, чье имя вы тоже отказываетесь назвать?

Чайлд внимательно посмотрел на меня:

– Их связывает только одно: Арчер провоцировал их обоих.

По мере того как мы приближались к военно-морской верфи, стук молотков и визг пил усилились. Люди кричали и свистели. Время от времени вырывались огромные клубы пара и поднимались метров на пятнадцать вверх. Я знал, что готовится отправка дополнительных войск в американские колонии. Мой покровитель, Николас Кэвилл-Лоренс, говорил, что война будет выиграна к Рождеству, но, с другой стороны, он говорил это и в прошлом, и в позапрошлом году.

Чайлд остановился у столба с металлическим крюком вверху.

– Мы нашли его здесь. Руки Арчера были связаны, он был полностью обнажен. Его одежда так и не нашлась. Либо ее продал убийца, либо она лежит на дне Темзы.

Я посмотрел на крюк, оглядел это унылое место в углу причала.

– Почему его повесили здесь? Потому что убийца гордился сделанным? Или это было предупреждение остальным?

– Думаю, что второе. Здесь не любят аболиционистов.

– В особенности тех, кто думает, что знает, как покончить с рабством.

– Как скажете. Мы также не нашли и орудие убийства. Брэбэзон, хирург, с которым вы недавно познакомились, считает, что это был не обычный карманный ножик, а что-то побольше.

– Охотничий нож?

– Скорее, штык-нож. Горло не пилили, был один чистый разрез.

Мне было очень тяжело об этом думать, но это был мой долг.

– А рабское клеймо? Вы нашли работорговца, который использует его?

– А смысл?

Я с трудом сдержал раздражение:

– Может, убийца входил в команду на одном из его кораблей?

– Зачем убийце ставить клеймо, с помощью которого его можно опознать? Не вижу смысла.

Это был разумный довод, но я не желал соглашаться с ним, не проведя более тщательного расследования.

– Кто его нашел?

– Местный парень, Натаниель Гримшоу. Он работает ночным сторожем на одном из складов вон там. Натаниель вышел выкурить трубку около четырех утра и нашел вашего друга, качающегося на крюке. Арчер жил в гостинице, которую держит его мать, в «Ноевом ковчеге». Мы с вами встречались там. Парень сразу узнал его, разбудил дежурного констебля, а тот поднял с кровати меня.

– Вы знаете, в какое время его оставили здесь?

– Натаниель говорит, что он проходил тут около часа ночи, и тогда Арчера еще здесь не было.

– Значит, между часом и четырьмя часами утра?

– Скорее, после двух. До этого тут шляется много людей из прибрежных таверн. Убийце пришлось бы сильно рисковать.

– На пытки требовалось время. По крайней мере час.

– Думаю, больше, – заявил Чайлд без тени улыбки на лице.

Я еще раз осмотрелся – склады, таверны, близко расположенная военно-морская верфь со стражниками.

– Его не могли пытать здесь. Убийце требовалось какое-то более уединенное место. Может, один из складов?

– Многие стоят пустыми. Несколько дептфордских торговцев разорились в последние годы.

Я почувствовал, что Чайлд немного расслабляется и смягчается, и задумался, не беспокоит ли его убийство Тэда гораздо больше, чем он показывает. Магистратов в провинциальных городах назначают самые богатые горожане. Здесь, как я предполагал, это были люди, разбогатевшие на работорговле. Может, Чайлд волнуется за свое место? Или боится того, к чему может привести расследование?

– Это должен был быть высокий и физически сильный человек, чтобы притащить сюда Арчера и повесить.

– У него могли быть помощники.

– Вы считаете, что это возможно?

Чайлд как будто мгновенно закрылся, и на лице появилось то же воинственное выражение, что и раньше.

– Возможно все.

– А других подозреваемых у вас нет?

Чайлд смотрел на голые болота на Собачьем острове, от которого нас отделяла вода. Там стояла виселица, на которой болтались трупы трех повешенных мужчин – бунтовщиков или пиратов – и медленно гнили на послеполуденном солнце.

– Никто ничего не говорит. Во-первых, никто не хотел видеть его здесь. И если кто-то и знает, кто его убил, я последний человек, кому он об этом скажет. Может, он пошел бы в ближайшую таверну и угостил убийцу.

– Значит, вы думаете, что это мог сделать любой человек, кроме того, кто, как нам известно, напал на Арчера раньше?

Это была чушь собачья. Чайлд даже не пытался найти убийцу.

– Ну, примерно так. Caveat viator.

Риск путешественника – или «ответственность лежит на путешественнике». Я начал несколько уставать от магистрата с его дурацкой латынью.

– Вы считаете, что он получил по заслугам? – резко спросил я.

– Никто такого не заслуживает. Но люди из рабовладельческого бизнеса – это люди совершенно особой породы. Это занятие меняет их. Убивает все хорошее в душе. Начнете бороться с ними – и плохо закончите. – Чайлд кивнул на крюк.

Глава двенадцатая

Чайлд ушел по своим делам, и я в одиночестве бродил по улицам портового квартала. Все оптовики здесь продавали то, что нужно в плавании: парусина, продовольствие, скобяные изделия. Меня интересовали последние.

Я переходил из одной лавки в другую – мне сказали, что в Дептфорде почти дюжина скобяных лавок, – и в каждой показывал рисунок клейма. Я подслащивал свои вопросы небольшим количеством серебра, но хозяева отвечали мне пустым взглядом. Пока я не оказался в седьмой по счету лавке.

Кузнец с копной седых волос и большой родинкой на носу посмотрел на рисунок:

– Да, моя работа. Хотите такое же?

– Возможно. Вы можете рассказать мне про это клеймо?

Образцы его изделий висели на стенах лавки: куски цепей разной толщины, продававшиеся милями, ошейники, ручные и ножные кандалы. Вывеска над ошейниками гласила: «Все размеры от четырех лет и старше».

Я вспомнил ошейник на шее Бена, моего друга детства. Потом подумал про Габриеля, который был лишь немного младше мальчиков, которым предназначались самые маленькие ошейники. Я сделал глубокий вдох, чтобы хоть как-то подавить ярость, вызванную этими образами.

Владелец лавки почесал свой живот сквозь кожаный фартук.

– По правде говоря, могло бы выглядеть получше. Железо хорошо подходит для инициалов, но для картинки надо брать золото. – Он прижал сустав одного пальца к тыльной стороне ладони и издал шипящий звук. – Край получается более четкий. Но покупатель не хотел переплачивать.

– Вы можете назвать его имя? – Я показал серебряную крону. – Если он привозил рабов сюда, в Дептфорд, то, возможно, даст мне взглянуть. Мне хотелось бы посмотреть, как это клеймо смотрится на теле.

Кузнец улыбнулся, не сводя глаз с монеты. Может, он и не поверил моим словам, но правда его не интересовала. Он снял журнал с полки за прилавком и какое-то время перелистывал страницы.

– Вот.

Он перевернул журнал, чтобы я сам мог посмотреть. На странице был тот же рисунок, что и у меня: полумесяц, увенчанный короной. Рядом описывался заказ и значилось имя человека, который заказал клеймо: «Джон Манди, эсквайр. “Атлантик Трейдинг и партнеры”». Я переписал адрес – склад в районе частных причалов, – и моя монета исчезла в кармане хозяина скобяной лавки.

Воодушевленный удачей, я повернулся, чтобы выйти из лавки. У двери стоял портновский манекен, окрашенный в шоколадный цвет. Черты лица были преувеличенно африканскими. Ко рту была прикреплена какая-то странная металлическая конструкция.

– Что это, ради всего святого? – спросил я.

– Расширитель. – Торговец скобяными изделиями вышел из-за прилавка и повернул винт в боковой части приспособления. Рот манекена медленно открылся. – Некоторые рабы становятся очень слезливыми и сентиментальными на Среднем пути и отказываются есть. А расширитель позволяет кормить их против воли.

– Очень находчиво, – пробормотал я, чувствуя горечь во рту.

Было уже слишком поздно, чтобы идти к частным причалам, и мне требовалось найти место для ночлега до наступления темноты. Я решил попробовать заглянуть в «Ноев ковчег», где останавливался Тэд. Я забрал Зефира из сторожевого дома и направился в гостиницу.

Хозяйка, миссис Гримшоу, приветствовала меня в обеденном зале. Это была высокая женщина с рыжевато-каштановыми волосами, одетая в черный вдовий наряд, в ее голосе слышался ирландский акцент. Она внимательно осмотрела мою форму, и у меня возникло ощущение, что меня оценивают, как товар, продаваемый метрами.

– Могу предложить вам «Барбадос», сэр. Это наш лучший номер с приятным видом на реку.

Она назвала огромную сумму, мы начали торговаться и в конце концов пришли к соглашению. Я поручил заботу о Зефире ее конюху, молодому парню, и миссис Гримшоу проводила меня наверх, в мой номер. Комната оказалась маленькой и квадратной, заставленной старой дубовой мебелью. На одной стене висела картина с изображением гавани в Бриджтауне на Барбадосе. «Приятный вид на реку» оказался видом на конюшню при гостинице и бойню на углу перед частными причалами. За складами и другими зданиями я с трудом мог различить набережные и ряд стоявших на якоре невольничьих судов.

– Он жил здесь? – спросил я. – Тот мужчина, которого убили.

Выражение ее лица мгновенно изменилось.

– Вы уже слышали? Это наш лучший номер, так что, естественно, джентльмен останавливался в нем. Если хотите, я могу предложить вам другой номер.

Я обвел взглядом комнату, в которой Тэд провел свою последнюю ночь на этой земле.

– Этот прекрасно подойдет.

Она улыбнулась и вручила мне ключ.

– Вы много общались с ним? С покойным?

– Только за завтраком и ужином. Мой сын, Натаниель, разговаривал с ним гораздо больше. Говорил, что он кажется очень хорошим и честным джентльменом, несмотря на свои странные взгляды. Он останавливался у нас до этого еще два раза, но в основном держался особняком. Если бы он только вернулся в Лондон, как планировал…

– Вы не знаете, почему он передумал?

– Знаю только, что он решил остаться еще на одну ночь в последнюю минуту. Бедняга!

Это соответствовало тому, что мне рассказывала Амелия. Она ожидала, что Тэд заедет к ней вечером семнадцатого. Интересно, что заставило его изменить свои планы?

– Тело нашел мой Нейт, – продолжала миссис Гримшоу. – Мне плевать, что говорят люди. Это ужас!

Я согласился.

– Если у вас будут какие-то поручения, сэр, например, сбегать куда-то, отнести письма, зовите моего Нейта. Он живет в комнате над конюшней, и на протяжении всего дня его можно найти в гостинице.

Она предложила принести мне какой-нибудь освежающий напиток, но я попросил тарелку жареных анчоусов. Она отправилась вниз, чтобы позаботиться об этом. Я тем временем начал распаковывать вещи и строить планы. Что я обязательно должен сделать в Дептфорде? Я не хотел соглашаться со словами Чайлда о том, что моряк с невольничьего корабля, который набросился на Тэда на причале, невиновен в его смерти. Люди наверняка слышали про тот случай, и я решил поспрашивать в тавернах в районе причалов и верфей. Может, удастся выяснить его имя.

На следующий день я собирался идти на частные причалы искать торговца, который заказал клеймо, мистера Манди. Возможно, там же я поспрашиваю и про мертвых рабов из корабельного журнала. Если корабль отправлялся в плавание из Дептфорда, то кто-то должен его помнить? Я все никак не мог понять, как и почему умерли все эти рабы.

Еще мне хотелось поговорить с Натаниелем Гримшоу, сыном хозяйки гостиницы. Он нашел тело и может знать, приходила ли какая-нибудь женщина к Тэду в гостиницу. «Он приезжал сюда, чтобы увидеть темного ангела», – сказала Синнэмон. Я вспомнил эти ее слова и то, как на них отреагировал Моисей Грэм. Я подумал про даму в черной кружевной вуали на похоронах Тэда. Неужели это была она? Темный ангел Тэда?

Еще был опиум, который следовало изучить, а также серебряный жетон, который я нашел в квартире Тэда. Сначала я собирался отдать его Амелии, чтобы она могла продать его, но потом передумал. Сезонные билеты из серебра, латуни и золота часто выдавались в модных местах: садах удовольствий, театрах и залах собраний. Например, у нас с Каро имелся золотой жетон в Карлайл-хаус. Но Тэд ненавидел развлечения bon ton ^[26] и всегда очень гневно о них высказывался.

Такие билеты также использовались в первоклассных борделях и игорных домах, но у того Тэда, которого я помнил, никогда не было ни денег, ни склонности тратиться на такие развлечения. Я считал, что стоимость этого билета представляла для него внушительную сумму. Значит, этот жетон был важен для Тэда, а важными для Тэда были только идеи, которым он служил. Может, этот жетон был связан с его расследованием и открывал двери какого-то места отдыха здесь, в Дептфорде? В этом городе определенно не наблюдалось недостатка борделей и других увеселительных заведений.

Наконец, общение Тэда с рабами с Дептфордского Бродвея. В частности, я хотел снова поговорить с мисс Синнэмон и узнать, что ей известно про дела Тэда в Дептфорде. Но сначала мне придется каким-то образом пробраться мимо ее владельца Люция Стоукса. Мне было интересно узнать, как он отреагирует на мое возвращение в город. Он забеспокоится? Я надеялся, что да.

Глава тринадцатая

Я спустился в обеденный зал, где на ужин собралось много народу. Миссис Гримшоу держала для меня столик в укромном уголке, и когда она меня к нему провожала, я услышал, что кто-то меня зовет. Это был хирург Джеймс Брэбэзон, который в одиночестве ужинал в одной из кабинок.

– Рад снова видеть вас, капитан Коршэм, – улыбнулся он, глядя на меня поверх тарелки с рыбой в кляре и вареными овощами. – Собираетесь ужинать? Может, составите мне компанию?

Я ответил, что с удовольствием, думая, что мне полезно будет побеседовать с ним о городе и его обитателях. Еще у меня были к нему вопросы о травмах, полученных Тэдом.

Я устроился напротив Брэбэзона в кабинке и слегка поморщился, когда ногу свела судорога.

– Нога беспокоит? – спросил Брэбэзон. – В прошлый раз я обратил внимание на вашу хромоту.

– Немного. После путешествия всегда затекает и с трудом сгибается.

– Могу ли я спросить, что именно случилось?

– Моего коня подстрелили под Саратогой. Несчастное животное рухнуло на меня и сломало мне ногу в двух местах. Мне повезло, что я ее не потерял.

– Рад, что вы попали в хорошие руки. Слишком много хирургов сразу берутся за пилу, хотя сломанные ноги – это всегда проблема. Я и сам сейчас лечу пациента с такой травмой, молодого человека, с которым мы вместе ходили в море. Какое-то время у меня была надежда, но в рану попала инфекция. Я молюсь о чуде, но, боюсь, придется ампутировать.

Его вытянутое лицо выглядело мрачным в свете свечей – подобающе рассказанной истории. У него были густые изогнутые брови, впалые щеки с небольшим количеством оспин и подбородок с ямочкой. Одежда темных тонов и строгого кроя, белый накрахмаленный шейный платок. Его непудреные волосы и сильный шотландский акцент напомнили мне одного пуританина, жившего в прошлом веке, – одного из тех юристов прошлого, портреты которых висят в Линкольнс-Инне. Глаза его оказались не менее поразительными после того, как я пригляделся повнимательнее: один был ярко-карего цвета с янтарными и золотыми пятнышками, а второй – бледно-голубым, как северное озеро.

– Это называется гетероглаукос, – пояснил он, заметив мой интерес. – Редкая, но безобидная аномалия.

– Простите меня. Я не должен был вас так рассматривать.

Он улыбнулся, давая понять, что нисколько не обиделся.

– Может, я и странный, зато в хорошей компании. Плутарх пишет, что у Александра Македонского были глаза разного цвета, а Анастасия I называли Дикором именно по этой причине. – Он кивнул на мою ногу, которую я вытянул так, что она торчала из-под стола. – У меня есть настойка опия, которая может вам помочь. Она ведь у вас сильно затекает? Приходите ко мне на Бродвей, буду рад вам ее выписать.

Я поблагодарил его и спросил:

– А сами ее принимаете?

– Да.

Этот вопрос его будто бы удивил.

– Я спрашиваю, потому что меня интересует, где в этом городе можно купить опиум.

– Есть одна берлога в квартале Ласкар. Это рядом с верхним плавучим затвором. Люди называют ее «Красный дом». Если вы собираетесь туда, чтобы отдохнуть и расслабиться, считаю своим долгом попытаться отговорить вас. Этот маковый наркотик – опасная вещь. Делает своих поклонников рабами. Один мой знакомый капитан сильно подсел на него – и это для него плохо закончилось.

– Я не собираюсь принимать его. Но, возможно, там его покупал мистер Арчер.

– Вы меня удивили. Обычно я могу определить, что человек употребляет опиум. Я не видел у вашего друга никаких признаков. – Он с любопытством осмотрел меня. – Вы вернулись в город из-за убийства Арчера?

– Да, много вопросов осталось без ответа. Я не знал, что вы встречались с Арчером при жизни.

– Мы один раз ужинали вместе и провели приятный вечер, споря о рабстве. Конечно, я знал его, как Валентайна. В Дептфорде не так много культурных и образованных людей, поэтому я обычно стараюсь общаться с интересными людьми, которые приезжают в наш город. В следующий раз я встретился с ним, когда он обратился ко мне за медицинской помощью. У него возникли проблемы на причале.

– Это та драка, про которую мне рассказывал Чайлд?

– Он упоминал ее? – Брэбэзон выглядел слегка удивленным. – Бедного мистера Арчера здорово отделали. Я долго занимался им.

– Я и не знал, что его сильно избили.

– Пара сломанных ребер и синяки. У противника были кольца на пальцах, поэтому лицо мистера Арчера сильно пострадало. Если бы мистер Чайлд тогда не вступился, могло бы быть еще хуже. Я посоветовал постельный режим, и Арчер отправился в Лондон. Я был удивлен, когда он вернулся. Ваш друг, капитан Коршэм, был очень упрямым человеком. Это я вам точно могу сказать.

Меня охватил гнев. Чайлд говорил, что Тэду просто разбили нос. Чертов лжец. Я не сомневался, что это было то покушение, про которое Тэд рассказывал Амелии.

– Вы знаете, как зовут того, кто набросился на мистера Арчера?

Брэбэзон сделал глоток вина и снова наполнил свой стакан перед тем, как ответить:

– Мне кажется, я никогда не знал его имя.

К нашему столу подошла миссис Гримшоу и поставила передо мной тарелку с анчоусами, а также небольшую корзинку с хлебом и стакан желтого вина. Брэбэзон этим воспользовался, чтобы сменить тему:

– Сколько времени вы провели в Америке?

– Шесть лет, до Саратоги. Я бросил Оксфорд, чтобы пойти в армию.

– Что заставило вас сделать это?

– То же, что и всех, – улыбнулся я. – Женщина.

Брэбэзон понимающе скривился:

– Ваша история – зеркальное отражение моей. Я учился на врача в Глазго, пока не попал под чары Евы. Потерял голову и бросил учебу. В моем случае – сбежал на невольничьем корабле.

– А вы не думали закончить учебу и получить диплом? Сейчас в лондонском обществе большой спрос на шотландских врачей.

– Денег в работорговле гораздо больше. Я надеюсь вскоре приобрести собственный корабль. – Брэбэзон поднял свой стакан.

У меня не было желания пить за его успех, но я приехал сюда не для собственного удовольствия. Я произнес обычные банальности и глотнул кислого вина.

– Я думал про травмы мистера Арчера, – снова заговорил я. – О пытках, которые ему пришлось вынести. Мистер Чайлд предполагает, что это было наказанием за его взгляды на работорговлю, но я не уверен, что он прав. Я согласен, кнут обычно используют для наказания рабов, но клеймо-то – это просто знак чьей-то собственности.

– Насколько я понимаю, клеймение иногда тоже используют как наказание. Но на плантациях, а не на невольничьих кораблях.

– А тиски для пальцев? Вы когда-нибудь применяли их в качестве наказания?

Он выглядел оскорбленным.

– Только для получения информации – и только когда на кону стояли жизни людей. Я не чудовище, сэр.

– Я просто думаю: не использовались ли тиски в случае Арчера в традиционных целях?

– Чтобы вытащить из него информацию? Но что убийце могло понадобиться от него?

Я решил, что не будет никакого вреда, если я расскажу ему о письмах с угрозами.

– Кто-то отправлял Арчеру письма с требованиями прекратить задавать вопросы в Дептфорде. Может, убийца хотел узнать, как много Арчеру удалось выяснить?

– Я могу подтвердить, что он задавал вопросы. Он платил морякам, чтобы они рассказали ему об условиях жизни на невольничьих судах. Больше всего его интересовали рассказы о жестоком обращении с рабами. Он разговаривал и с некоторыми неграми на Бродвее. Это вызвало переполох.

Я подумал про корабельный журнал и черепа. Вопросы Тэда касались одного конкретного корабля и одного конкретного рейса? Не поэтому ли моряк напал на него?

– Вы можете вспомнить что-то еще? Что Арчер говорил про свои дела в этом городе? Вы не в курсе, может, он встречался здесь с женщинами?

Брэбэзон с хирургической точностью извлекал из своей рыбы кости.

– Я не помню, чтобы он упоминал какую-то женщину. Мы в основном говорили абстрактно – о философских вопросах. Что Фома Аквинский писал о рабстве и все в таком роде.

– Вы пришли к каким-нибудь выводам?

– Только, что старина Аквинский пытался усидеть на двух стульях. – Брэбэзон улыбнулся. – А как мистер Чайлд отнесся к вашему возвращению в город?

– Бурной радости не выказал. И компенсировал отсутствие поддержки откровенным советом.

– Могу себе представить. – На губах Брэбэзона промелькнула улыбка. – Чайлд довольно резок и прямолинеен в своих суждениях, но он держит под контролем самых опасных типов в этом городе. Торговцы любят его, потому что благодаря ему воровства на причалах и складах стало значительно меньше.

– Он явно получил благословение мэра.

– Если бы не получил, то долго в Дептфорде не продержался бы. Люцию Стоуксу принадлежит половина города.

– Он популярен? Я про Стоукса.

– Я бы сказал, что его уважают. Говорят, у него связи в Уайтхолле и с Вест-Индским лобби. Новый Вест-Индский причал станет испытанием его силы и связей. У него есть сильный конкурент, Уоппинг, но Стоукс уверен, что ему удастся убедить министерство построить причал здесь, в Дептфорде. – Он приподнял брови. – Что касается мистера Чайлда, то ему приходится ступать очень осторожно и маневрировать между торговцами с Бродвея и людьми со Стрэнда, а также между городом и военно-морской верфью. Каждый раз, когда что-то на верфи пропадает, Адмиралтейство сразу показывает пальцем на Дептфорд.

– Кажется, быть здесь магистратом – неблагодарная работа.

Брэбэзон как-то странно улыбнулся:

– Я уверен, что есть свои плюсы.

Мне хотелось задать еще несколько вопросов, но дверь в обеденный зал распахнулась и вошел молодой человек в парике из конского волоса. У него было худое красивое лицо, бархатные зеленые глаза горели от возбуждения. Я сразу же узнал его – это он показывал мне на днях столик, за которым сидел Чайлд. Он рассеянно кивнул мне и обратился к хирургу:

– Он зовет вас, сэр. Вы подойдете?

Брэбэзон уже поднимался из-за стола.

– Мой пациент, – объяснил он мне. – Парень со сломанной ногой. За ним ухаживают миссис Гримшоу и ее сын. Мне очень жаль прерывать наш разговор, капитан Коршэм. Может, продолжим в следующий раз?

Я ответил, что буду только рад, мы поклонились друг другу, и они ушли. Заканчивая ужин, я думал о нашем разговоре. Если бы не моя цель и не его участие в работорговле, я наслаждался бы обществом умного и учтивого Брэбэзона. Хотя я почувствовал сдержанность, когда спрашивал, кто напал на Тэда на причале.

Хирург, использующий тиски для пальцев. Типичный дептфордский парадокс. И очередное напоминание: нельзя никому доверять.