© Кейли Л., 2022
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2022
Сегодня мне двадцать один. Как я еще дожил до этого дня, не получив белый конверт? Всем приходит конверт со сложенным вдвое письмом, где крупными черными буквами – «Министерство приглашает вас…».
Тебя пригласят, обязательно пригласят. Два года назад пригласили Матео, моего друга, и он пошел. А как не пойти? Таков закон. Письма можно ждать до совершеннолетия. Потом уже поздно – штраф или… Вот только я не знал, что «или», никто точно не знал, только догадывались. Приди сам и забери, не пришел – уклонился. Говорили, что посадить даже могут. Вообще, они многое могут, в том-то и страх. Такие вот правила. Иногда письма не приходят по их вине, у них система глючит, а ты отвечай, сам отвечай. Мне оно так и не пришло. Поэтому я иду сам.
– Давно бы уже сходил! – кричала мать в телефон, поздравляя меня с днем рождения. – Все сами идут, а ты чего ждешь? – сказала она и повесила трубку.
Я надеваю штаны.
Пока не пришло письмо, ты на полном обеспечении у государства. Но как придет или как ты за ним пойдешь… В общем, Матео уехал из города, больше мы с ним не встречались. Пару раз только звонил, обозвал сопляком. У него, мол, жена уже беременная и работа кипит, а я все на пособии сижу. Ну сижу и сижу, какое ему дело.
Я надеваю рубашку.
Дурацкое чувство неопределенности – не знать, кто ты есть. Мама говорила, что раньше люди и не знали, и это было нормой, и каждый мог быть кем хотел: врачом, ученым или наркоторговцем. Сейчас тоже есть и врачи, и ученые, а вот наркоторговцев нет. Конечно, ученым мне не стать, в министерстве следят за всеми еще с пеленок, и все тесты, которые ты пишешь в школе, отправляются к ним. Врачом мне тоже, наверное, не быть, тех, кто им станет, вызывают раньше, лет в восемнадцать, а мы, про кого забыли или не вспомнили, мы можем стать менеджерами, или риелторами, или торговцами какими-нибудь. Да много «каких-нибудь» профессий, где специалистом становишься после первого дня, а не через пять лет учебы.
Я не хотел получать письмо. Совсем не хотел. Мне нравилось все как есть. Мне нравилась эта квартирка на втором этаже муниципального дома, большинство домов были муниципальными, в них жили те, кто еще не получил письма. После школы я сразу съехал от матери и поселился здесь. К сожалению, «неопределившимся» нельзя было устроиться и официантом или хотя бы доставщиком еды, можно было только жить на пособия, но меня и это устраивало.
Мать говорила, я не могу знать, кто я, пока не получу письма. Дети ее подруг давно уже все получили и пошли учиться по специальности. А я боялся этого. Матео сказал, что я боюсь ответственности, что такой, мол, я получился трусливый, но это не так. Может, я и не смельчак какой, но и не ссыкун уж точно.
Мысль о том, что я не буду иметь никакого выбора, не давала мне покоя. С другой стороны, кто его имеет? Мать рассказывала, что, когда люди имели право выбора, они всегда сожалели о нем: не о праве – о выборе. Люди, мол, слишком глупы, чтобы что-то выбирать в юном возрасте.
К тому же совершенно выбора меня не лишают, я могу выбрать мебель в квартиру, а вот квартиру выбрать не могу, как, собственно, и жену. У них там какой-то отбор по генотипу. Множество детей рождались с патологиями, теперь почти все здоровы, есть небольшая погрешность, но где ее нет?
«Институт брака – главный из институтов», – гласил один из лозунгов министерства. Подобная реклама часто крутилась по телевизору. Раньше люди сами выбирали себе жен, и не один раз, это разрушало семьи, вырастали морально неустойчивые дети, создавая свои неустойчивые семьи. Все вело к краху.
За стеной опять играл Макс, он жил по соседству и бренчал на своей гитаре каждый божий день. Стены были тонкие, песни одни и те же, я все выучил наизусть. Макс также особо ничем не занимался. Какое-то время он ждал письма, но конверт так и не пришел, и он перестал его ждать. Это он так сказал. Он говорил, что даже ходил в министерство и пытался скандалить, но ему ответили, что все под контролем, что министерство всех помнит и чтобы он ждал своей очереди. Что-то в этой истории было не так, я нутром это чуял. Вообще, я с ним мало общался, странный он был тип, пропадал где-то ночью, возвращался под утро и начинал бренчать. Как говорит моя мать, человек должен быть чем-нибудь занят. Макс хотел устроиться официантом или хотя бы посудомойщиком, но его никто не брал, без распоряжения министерства никуда не берут.
Я вышел на улицу. Министерство работало с девяти.
Наверное, надо было записаться на прием, но я пошел так. Была надежда, что меня не примут. Не могут же они принять всех. Если не будет талонов, приду завтра. Мать бы сказала, что я все делаю не так, отец бы сказал, что надо быть более собранным. Я говорю себе, что у меня есть еще день. Если кончатся все талоны, если будет очередь, если они по каким-то причинам закрыты, никогда не было таких причин, но все же, если будет хоть какое-то «если», у меня останется еще один день. И что я буду делать в этот день? Я думал об этом, когда стоял на светофоре, когда перескакивал с желтой на белую полосу, когда перешел дорогу, столкнулся с прохожим и завернул на следующий перекресток. Я понял, что ничего не мог придумать. Да, я очень скучный человек.
Я огляделся по сторонам. На каждом здании висели рекламные экраны, и в каждом из рекламных блоков была реклама министерства. Семьям из двух и более детей выделяются ежегодные путевки на лучший курорт «Голубая лагуна». Волны с экранов шумели так естественно, что казалось, ты уже находился там, в эти волны прыгали дети, за детьми, держась за руки, шли родители. Пара оборачивалась, смотря на нас, и мы понимали, что они ждут еще одного ребенка. Все были счастливы, как того и хотело министерство. Курорт «Голубая лагуна» – лучшее место для пар с детьми.
Я нащупал в кармане биометрическую карту и пошел в сторону центральной площади. Чем ближе к центру, тем больше экранов. На каждом светофоре по одному. Министерство заботится о вас. Следуй сценарию – будь в безопасности. Твое счастье – наша забота.
Вдруг реклама на экранах погасла, показав лишь черное полотно, по центру которого шла бегучка: экстренный выпуск новостей через пять минут.
Меня пробрало холодной дрожью. Редко когда выпуск новостей был экстренным. В государстве, где все распланировано на полвека вперед, экстренным может быть только страшное. Я смотрел на черный экран, смотрел на бегучку и выжидал. Резкий звук автомобильного гудка спугнул меня с проезжей части.
– Смотри, куда идешь!
Я вспомнил, куда шел. Черные экраны не давали думать ни о чем другом.
Министерство находилось в самом центре площади. Полукруглое здание с высокими колоннами, декоративными балконами и вздыбленными лошадьми. На вершине, по центру, – купол, вокруг него то ли гарпии, то ли волки с крыльями, так не разглядишь. По периметру газон с елями и лестница широкая, белая. Я взбежал наверх в надежде, что уткнусь в огромную очередь. Никого, кроме охранников и пары сотрудников. Они бегали с документами, хлопая дверьми, скрываясь в кабинетах.
– Вам куда? – спросил охранник.
– Я бы хотел получить свой сценарий, – вообще-то, я соврал: ничего я не хотел, – но, если все заняты, – я посмотрел на выход, – могу и завтра прийти.
– Вам в пятый кабинет, – сказал охранник и выдал мне жетон, – вон туда, – указал он на дверь с цифрой «пять».
Я смотрел на жетон, потом на дверь, потом снова на жетон – и не мог сдвинуться с места.
– Что-то не так? – насторожился он.
– Все так, – ответил я.
– В другие дни здесь яблоку негде упасть, вам, можно сказать, повезло, молодой человек.
– Повезло, – согласился я и пошел.
В кабинете номер пять у меня спросили, по какому я поводу, и, удостоверившись, что по нужному, попросили присесть.
– Мне уже двадцать один, а я еще не получил конверт.
– Угу, – кивнула немолодая женщина, открыла сейф и ушла в него с головой.
– Если на меня ничего нет, я могу и в другой раз прийти.
– Угу, – кивнула она еще раз и продолжала искать.
– Вообще, мне не срочно.
Она взяла мою биометрическую карту, провела ею по клавиатуре и начала вбивать что-то короткими острыми пальцами.
– Угу, все верно.
Принтер зашипел, заглотил один лист из кипы, потом второй, третий… – и постепенно начал выплевывать распечатанный текст.
– Вы вовремя, молодой человек, – сказала женщина.
– Мне не пришел конверт, – опять начал я.
Она собрала все листы, скрепила их степлером, поставила печать и отдала мне.
– Ваш сценарий, – сказала она, – хотите открыть?
– Здесь? Я не знаю…
– Обычно к нам возвращаются с вопросами, но если вы и так здесь…
Она была права, нет смысла ждать.
Я посмотрел на листы.
В графе «профессия» значилось одно слово – «ОСВЕДОМИТЕЛЬ».
Что было дальше, я не читал.
– Что-то не так? – спросила она, поведя из-под очков удивленной тонкой бровью.
– Осведомитель? – уточнил я.
– Вам очень повезло, это отличная профессия. Более подробно вы можете ознакомиться со сценарием дома. Ваш новый адрес там же, в документах.
Все это она говорила, не отрываясь от монитора компьютера, ее пальцы так быстро бегали по клавиатуре, а слова так заученно вылетали изо рта, что я понял – до меня ей нет никакого дела. Задав еще пару вопросов и получив такие же отработанные ответы, я вышел.
«Вам очень повезло…» – наверное, это избитая фраза. Здесь раздают сценарии, а равнодушие такое, будто я за билетом в кино пришел.
– Получили? – спросил охранник, расплываясь в искусственной улыбке.
– Получил.
– Министерство заботится о вас.
– Угу, – кивнул я и ушел.
На улице стало темно и пасмурно. Нечто серое и тягучее заслонило свет. Люди замедлили шаг, кто-то никуда не спешил, так и стоял посреди перекрестка, ожидая новостей. Черные экраны все еще пускали бегучку. Какая-то нервозная неопределенность повисла в воздухе. У нас редко что-то случалось. У нас даже тюрем как таковых нет. Каждый получал свой сценарий, и по каждому сценарию ты мог быть только законопослушным гражданином. Никто не назначит тебя вором или насильником. А любое отклонение от написанного, даже малейшее, даже на начальных этапах сразу пресекается законом. Мы чувствовали себя в безопасности. Не было ни преступных кварталов, ни маргинальных районов, у каждого своя работа и семья, никто не выживал в одиночку, все были полноправными гражданами. Что могло пойти не так?
Я пытался не смотреть на экраны, вцепившись в сценарий, я надеялся дойти до дома и спокойно прочитать его там. Меня не должны волновать какие-то новости, я вообще новости не смотрю, пусть волнуются те, другие. Я тут не для этого. Сейчас приду домой, засыплю зерна в кофемашину, зайдет Макс и спросит, что гудит, а потом усядется на кухне, выжидая свою чашку кофе, я налью, лишь бы он не ворчал. Он перестанет и начнет смаковать, спросит, что это у меня в руках, я скажу, что сценарий, что сегодня я был в министерстве и получил его. Макс ухмыльнется, скажет, что кофе дерьмовый, я скажу ему купить уже свой, он заржет и выйдет за дверь. Хорошо, что мой сосед Макс, по нему невозможно скучать.
Надо было раньше забрать сценарий, раньше узнать, как жить. Мать была права, я не верю, что это сказал, но она чертовски права, и это ужасно бесило. Теперь я чувствовал хоть что-то под ногами. Да, это была земля, я уже твердо стоял на ней, я твердо шел по ней, по этому асфальту, по переулку, видел эти дома, себя среди них. Я опять увидел экраны, они уже не были черными…
Лицо молодой девушки смотрело со всех табло.
– Энджела Вуд пропала три дня назад, – говорил голос да кадром. – На данный момент о местонахождении девушки ничего не известно. Особые приметы: рост 170, среднего телосложения, длинные светлые волосы. Была одета в серые джинсы и блузку с цветочным принтом. Если вы располагаете какой-либо информацией о данном человеке, просьба позвонить по указанному номеру или прийти в ближайшее отделение полиции. У следователей есть все основания полагать, что причиной исчезновения Энджелы Вуд могло стать похищение. Просим жителей города, в особенности женщин, возвращаться домой до десяти вечера, в противном случае на вас будет наложен административный штраф. С завтрашнего дня министерство объявляет комендантский час. С вами был экстренный выпуск новостей. Мы будем держать вас в курсе событий.
Новостная трансляция сменилась стоп-кадром лица пропавшей.
Очень страшно. Я никогда не испытывал страх. Нет, я не боялся опасности, я боялся потери контроля. Власть потеряла его. Полиция просит помощи, и у кого? У нас, простых граждан? Где мы должны увидеть эту девушку? Не думаю, что она прогуливается по улице или сидит в кафе. Интересно, все ли прочесали полицейские? Все мусорные баки, канализационные стоки, подвалы нежилых домов, заброшенные склады, шахты лифтов… Я был уверен, что она мертва. Если тебя нет трое суток, если ты не пришла на работу, тебя увольняют. Никто не будет так рисковать. Тебе не дадут второго шанса и не возьмут на другую должность, тебя вообще никуда не возьмут. Она не просто так пропала. Ее похитили. Я не хотел смотреть на эти экраны, я не хотел видеть ее глаза. Я не хотел представлять, что с ней делают сейчас или день назад. Когда не видишь лица, и представлять некого. Я сжал сценарий и встал у остановки. Огляделся по сторонам – никого. Открыл. Начал читать. Не мог понять ничего. Буквы то съеживались, то отпрыгивали друг от друга, то собирались в лицо этой девушки… И зачем я на нее смотрел?
Движение на дороге вернулось в свой ритм, люди расходились, машины, проезжающие мимо меня, обдавали влажным воздухом. Скоро польет. И почему такой важный день омрачился этим событием? Я не знал, кто эта девушка, я никогда ее раньше не видел, хотя кого я мог видеть, сидя в четырех стенах. На экранах шла все та же реклама, и пропавшая девушка уже не смотрела с них. «Голубая лагуна», счастливая семья, но уже немолодая. Министерство исполняет мечты. Выиграй путевку на сказочный остров, участвуй в государственной лотерее.
Ее найдут, успокаивал я себя, непременно найдут. До дома оставалось два квартала, я продолжил путь. Надо будет позвонить матери и Матео, сказать, что сценарий готов, надо будет почитать сценарий и купить уже кусок хоть какого-то торта. Я не заметил, как врезался в кафе. Стеклянные высокие двери, панорамные окна, бренчащие медные палочки, подвешенные у двери. Почему бы не отметить свой день рождения здесь? Куда лучше, чем дома.
Я заказал кофе и кусок шоколадного пирога, сел напротив окна, выбрав самый маленький столик. На кого он, интересно, рассчитан? Наверное, на таких, как я. Сегодня я не пригласил друзей. Как будто у меня были друзья. У меня был лишь один Матео, но он постоянно занят, он человек семейный, а я…
Мне принесли кусок торта, шоколадный бисквит, пропитанный вишневым сиропом, по центру кремовая начинка, сверху стружка из шоколада.
– И какие у тебя мысли на этот счет? – услышал я рядом. Подумал, что мне, оглянулся не резко, а так, полубоком, покосился, но не смотрел.
Двое мужчин сидели сзади, я опять уткнулся в торт.
– Не будь она дочерью сержанта, никто бы и не дал объявления, – говорил один.
– Уже больше трех недель прошло, как пропала дочь моего друга, и хоть бы кто предал это огласке. Все молчат.
– Просто твой друг не сержант полиции.
– Он обычный посыльный…
– Потому и молчат.
Я уже не чувствовал, как пахнет торт, тот кусок, что успел проглотить, как-то странно встал поперек горла.
– Это все очень странно, – продолжали они.
– И концов не найдут.
– Не найдут.
– Они следят за нашей жизнью.
– Да.
– За жизнью каждого. Почему они не следили за преступником?
– Думаешь, один?
– Не знаю. Думаешь, банда?
– Я думаю, жертв гораздо больше.
– Больше, чем две?
– Думаю, да.
– Около двух месяцев назад я видел странную женщину.
– Так.
– Она расклеивала объявления на столбах.
– Так нельзя же их клеить.
– Ей так и сказал полицейский, он потом сорвал все и попросил ее пройти с ним.
– И что?
– Я видел, кого она искала.
– Ты видел объявление?
– Да.
– Ну и?
– Молодую девушку, похоже, что дочь, похоже, полиция не делала ничего.
– Она и не может ничего сделать. Там одни идиоты.
– Ты прав.
– Мне скоро шестьдесят, и я впервые вижу такое, чтобы люди пропадали.
– И я не припомню.
– И они не припомнят, эти сосунки в униформе, откуда они знают, как искать, если никогда не искали.
– Они догадались дать объявление на телевидение, – засмеялся один.
– На этом все и закончится.
Я еще долго сидел в кафе после того, как ушли эти двое.
Это уму непостижимо, думал я.
Это не твоего ума дело, – говорил внутренний голос.
Но если что-то страшное?
Тебе-то что?
Может, я смог бы что-то предпринять?
Ты? Предпринять? Не смеши меня.
Надо мной смеялся я сам.
С трудом дошел до дома и рухнул на кровать. В комнате было как-то странно, чего-то не хватало, только я не понимал чего. Не хотел ни о чем думать, в голове крутились слова диктора: …если вы располагаете какой-либо информацией о данном человеке, просьба… Рост 170, среднего телосложения, длинные светлые волосы. Была одета в серые джинсы и блузку с цветочным принтом. На данный момент о местонахождении девушки ничего не известно. О господи! Я накрылся подушкой, в висках нещадно гудело, сознание постепенно покидало меня, не помню, как заснул.
Когда я встал, по радио шел прогноз погоды: пасмурно, небольшие осадки опять. Протер глаза и оглядел комнату. Все как и раньше – небольшая студия имела тот же непритязательный вид. Протянул руку, нащупал сценарий, что кинул на стол. Три листа, крупный шрифт, большие интервалы. Вот она, вся моя жизнь.
Ну приступим. Я женюсь в сорок лет, тогда же, когда выйду на пенсию, и меня переведут на бумажную работу, а все это время, все двадцать лет, я обязан пропахать на министерство. Что это за профессия такая, что мне даже жениться нельзя?
«Осведомитель», – прочитал я вслух, пробежался глазами и уже чуть четче понял, в чем суть моей работы. Моей будущей жизни на ближайшие двадцать лет. Мне нужно будет прийти в министерство завтра утром, после ознакомления мне выдадут ключи от моей новой квартиры и – отлично! – машины. Я не знал, какая будет машина, но лучше, чем ничего. Права я получил в шестнадцать, как и все. Не у всех будет машина, не всем разрешат водить, но учиться нужно было каждому, мало ли что. У меня будет своя машина, даже у Макса ее нет.
Точно! Макс! Вот чего не хватало. Я не слышал бренчания, потому и заснул. Тишина оказалась такой убаюкивающей, что я буквально провалился в сон. И проснулся, видимо, от нее же, от этой непривычной тишины. Может, он спит? Кого я обманываю, он никогда не спит, постоянно мучает струны, а если не мучает, то слушает, как это делают другие. Макс молчал.
– Макс! – крикнул я. – Макс, ты спишь?
Тишина. А вчера он был? Этого я не помнил.
– Просыпайся, мне дали сценарий. Хочешь поржать, Макс?
Тишина.
Кровать скрипнула, моя кровать, я вышел в общий коридор и окликнул его там. Днем он всегда был дома, только ночью пропадал. Я медленно подходил к двери.
А ты и правда ссыкун, – говорил мне внутренний голос, – ну же, иди еще медленнее, как раз к вечеру доберешься.
Коридор стал непомерно длинным, а дверь Макса непривычно далекой. Кажется, я топтался на месте.
Иди уже, говорил я себе. Я потянулся к металлической ручке, повернул и толкнул от себя. Из комнаты повеяло холодом, на меня смотрело раскрытое окно, на кровати лежала гитара, как-то криво, норовя соскользнуть. Я подправил ее. Огляделся.
– Макс, ты в туалете, что ли, сидишь?
Комната не издала ни звука. Я подкрался к двери ванной комнаты, прислушался – тишина. Выждав пару секунд осторожно приоткрыл дверь. Никого. Куда же ты делся?
Побыв еще немного у Макса, заглянув на кухню и даже в шкаф, я поплел к себе. За дверью своей квартиры услышал чьи-то шаги. Это Макс. Точно. Я облегченно выдохнул и открыл.
– Ну привет, – сказал я.
– Ну привет, – обернулся Матео, – с днем рождения, друг!
– Спасибо, – протянул я.
– Не ожидал? Я тоже не ожидал, но так получилось.
– Отлично, – еле выговорил я.
– Что с тобой? На тебе лица нет.
– Ты видел объявления?
– О розыске? Ну видел, у нас их целый день крутят.
– Ты так просто об этом говоришь.
– Слушай, у меня дел по горло, и эта девушка, она же не моя дочь. Правильно? К тому же я уверен, она где-то загуляла.
– А можно загулять?
Матео рассмеялся.
– Ну ты даешь…
– Говорят, она не единственная.
– Чего ты боишься, что тебя похитят? Ты не очень красивая баба, Адам. Прямо скажем, на любителя, – Матео опять заржал.
– Да иди ты.
– Что это? – Он взял в руки сценарий. – Ты получил? Поздравляю!
– Спасибо.
– Ну и что там? – Начал он листать. – Ты не против?
Мне было все равно.
– «Осведомитель», – прочитал он по слогам. – И что это значит?
– Это значит, я буду работать на министерство. Каждый месяц мне будет приходить несколько дел о нескольких людях, вызывающих подозрение. Я буду контролировать их, следить, проверять, докладывать.
– Вот это работа!
– Ты же не завидуешь?
– Еще как завидую!
– Да брось ты, я – стукач.
– Ты – секретный агент!
– Ну да, конечно.
– Ты работаешь на министерство. Ты хоть знаешь, какими связями можешь обрасти?
– Ничем я не хочу обрастать.
– А я думал, тебя официантом возьмут, – засмеялся Матео.
– Ну спасибо, – расхохотался я.
Меня как будто отпустило. Мы еще долго болтали, около пары часов, вспоминали детство, учебу… Потом он ушел.
А Макса все еще не было.
Задребезжал телефон. Я снял трубку.
– Когда ты сходишь в министерство, Адам? – кричала мать на том конце.
– Уже сходил.
– И кто ты? Официант?
– Да почему же официант, мама?!
– А кто ж еще? – удивилась она.
– Осведомитель.
– Кто?
– На министерство работать буду, – не стал я вдаваться в подробности.
– Правда? – обрадовалась она. – Я всегда знала, что ты у меня умнее всех.
Она никогда так не думала. Ну да ладно, я рад, что она была наконец рада.