Лор Ван Ренсбург
Только ты и я

14

Элли

Все должно быть безупречно, хотя для обеда час довольно поздний. Мурлыканье вентилятора в духовке нарушает тишину в полутемной кухне, где я в одиночестве пытаюсь приготовить что-нибудь вкусное. За застекленной дверцей начинает пузыриться расплавившийся сыр, и я уменьшаю температуру. Следующие два выходных зависят от того, как пройдет сегодняшний вечер.

В последнее время взгляд Стивена стал другим. Еще недавно его глаза улыбались, туманились от желания. Они раздевали меня или всматривались в черты моего лица. Но сейчас их выражение постоянно меняется: узнавание сменяется озлоблением или, иногда, равнодушием. Порой, когда я обращаюсь к нему, его взгляд устремляется в пустоту за моей спиной. Что он там видит? Светлые волосы и малиново-алую куртку, промелькнувшие в зеркальце заднего вида, или что-то другое? Если я спрашиваю, что с ним такое, он отделывается однообразными расплывчато-уклончивыми фразами, которые ничего не объясняют и не проясняют. Кроме того, он стал раздражительным. Теперь Стивен с легкостью теряет то хваленое самообладание, которым он всегда так гордился. Ну что ж, если все пойдет как планировалось, тонкое облегающее платье, которое я надела, должно пробудить его интерес.

Наконец еда готова, и я направляюсь в гостиную, но мое внимание привлекает глухой удар, донесшийся от парадной двери. Выйдя в прихожую, я открываю дверь и останавливаюсь на пороге – на границе между светом и тьмой, между уютным теплом и лютым холодом. Некоторое время я прислушиваюсь к тишине, в которую погрузился окружающий мир. Ни шагов, ничего… Снег лежит таким толстым слоем, что в нем тонут любые звуки.

– Эй, кто здесь? Алло?

Ничего. Только ветер свистит в ветвях.

Напрягая зрение, я всматриваюсь в частокол древесных стволов, а тени между ними смотрят на меня. Ни одна из них не движется. Я перевожу дух, и тут – чу! – со стороны гаража доносится какой-то шорох. Я смотрю туда, и мне мерещится, что темнота как-то странно клубится, меняет форму. Или это просто падающий снег играет со мной шутки?

Прежде чем я успеваю найти ответ на свой вопрос, очередной порыв ветра обхватывает мое тело ледяными щупальцами и, заставив меня вздрогнуть от холода, толкает назад в теплую прихожую.

В гостиной я раскладываю приборы рядом с тарелками, двигаю с места на место винные бокалы, пока они не занимают идеальное положение по отношению к остальной посуде. В центре стола матово поблескивает бутылка каберне-совиньон. Я беру в руки штопор, но потом откладываю его в сторону. Лучше поручить открывание бутылки Стивену, это мужская работа. Кроме того, ему нравится откупоривать бутылки и первым пробовать вино. Вместо этого я зажигаю свечи, расставленные по всей комнате. Жар огня плавит воск, и я макаю палец в маленькую маслянистую лужицу, образовавшуюся на верхушке одной из них. Воск несильно обжигает мне кожу, я отдергиваю палец, и воск застывает на нем матовой корочкой. Я снимаю ее ногтем и роняю обратно, где она растворяется в горячей лужице. Глядя, как под действием температуры исчезает без следа воск, я думаю о всем том снеге, который выпал снаружи. Тепло и холод – вот главные факторы, которые превращают воду в ледяные кристаллы или плавят твердый воск, превращая его в жидкость. Вода или воск остаются теми же самыми, они лишь переходят в другое состояние.

На тележке для напитков поблескивают еще бутылки. Я потуже затягиваю пробку на бутылке с джином и гадаю, сколько Стивен выпьет сегодня. В последнее время изменилось не только то, как он глядит на меня, но и количество алкоголя, которое он употребляет. Он стал пить не только больше, но и чаще, поправляю я себя. Быть может, я и молода, но я не какая-нибудь наивная дурочка. Стивен переживает из-за того, что его отца номинировали на Национальную книжную премию ^[11].

Последний скандал из-за его неумеренного употребления алкоголя вышел у нас дня три назад в художественной галерее «У Саши», куда нас пригласили на открытие. Точнее, пригласили Стивена, а он потащил с собой меня в качестве, так сказать, бесплатного приложения. Для начала мне пришлось четверть часа дожидаться его на улице, где я металась из стороны в сторону по тротуару, выглядывая Стивена среди прохожих, словно брошенный щенок – хозяина. Каждый раз, когда я замечала в толпе высокую мужскую фигуру в дорогом верблюжьем пальто, я с облегчением выпрямлялась, но каждый раз это оказывался не он, и мои плечи снова никли от обиды. В конце концов охранник на входе сжалился надо мной и пропустил внутрь, чтобы я могла ждать своего пропавшего кавалера в теплом зале с бесплатным баром. Прошло еще почти полчаса, прежде чем Стивен соизволил появиться. Как ни в чем не бывало он по хозяйски положил мне руку на поясницу и чмокнул в щеку.

– Двойной бурбон, пожалуйста, – сказал он бармену за стойкой.

– Одну минуту, сэр. Со льдом?

– Да, будьте любезны.

Он осушил свой бокал одним глотком – только кадык запрыгал, пока спиртное стекало по пищеводу в желудок. Поставив опустевший бокал на стойку, Стивен зна́ком велел бармену повторить.

– А где Саша? Ты ее не видела? Нужно подойти поздороваться… – Глядя поверх моей головы, Стивен высматривал виновницу торжества, а я чувствовала себя одной из скульптур, которые были расставлены по всей галерее.

– Ты опоздал!

– Да, немного задержался. Извини… – небрежно откликнулся он, по-прежнему выглядывая Сашу в битком набитом гостями зале.

– Я беспокоилась. Где ты был? – Я произнесла эти слова тихим, напряженным шепотом, словно в моих расспросах было что-то унизительное.

– Только пожалуйста, Элли, не надо вести себя как…

– Как кто?

– Это тебе не идет, детка.

Прозвучавшая в его голосе холодность и обвиняющий тон заставили меня прекратить дальнейшие вопросы. Раньше он никогда не был жестоким. Равнодушным, отчужденным – да, но не жестоким. Но сейчас… Бежать мне было некуда, и я отступила внутрь себя. Я не стану устраивать сцену, подумала я. Только не здесь. Я совершила ошибку, когда повела себя как стерва. Я не хотела быть стервой, я ненавидела эту роль еще больше, чем он, но… Каким-то образом Стивен мне ее навязал, а потом обвинил в том, что я предъявляю ему какие-то претензии. Требования. Почему мужчины постоянно так поступают? Так или еще хуже… И почему мы им это позволяем?..

Не найдя ответа на этот вопрос, я уткнулась носом в бокал белого вина, пытаясь отыскать хоть капельку смысла в разноцветных пятнах, которыми пестрели холсты на стенах галереи.

Следующие сорок пять минут напомнили мне хорошо отрепетированную пьесу. Мы переходили от холста к холсту, вели ничего не значащие разговоры со знакомыми, обменивались глубокомысленными замечаниями и через регулярные промежутки времени возвращались к бару, чтобы подзаправиться. Точнее, заправлялся один Стивен, я же тянула и тянула один и тот же бокал, в котором оставалось еще больше половины.

Пока Стивен ждал пятую порцию виски, я случайно обернулась – и так крепко сжала свой бокал, что еще немного, и стекло могло бы лопнуть. Возле одной из скульптур стоял Коннор. Даже со спины я сразу узнала его растрепанные рыжеватые волосы, узнала его манеру потирать мысок ботинка о штанину. Я поняла, что пора смываться. Срочно!

Снова повернувшись к Стивену, я набрала в грудь побольше воздуха.

– Слушай, может, хватит? Мне кажется, ты поступаешь неразумно. – Я кивком показала на бокал, который протягивал ему бармен.

– Что? – отозвался Стивен, дыхнув на меня пара́ми виски.

Глядя поверх плеча Стивена, я видела, что Коннор перешел к другой скульптурной композиции, которая стояла слишком близко к бару. Еще немного, и не миновать взаимных представлений, вопросов, объяснений и прочего.

– Я думаю, мне пора.

– Слушай, сначала ты набросилась на меня из-за того, что я опоздал, а теперь, когда я наконец-то здесь, ты хочешь уйти? – Он нахмурился.

Мне очень не хотелось выглядеть самовлюбленной эгоисткой, но альтернатива была еще хуже. В конце концов, я всегда могу заставить Стивена меня простить.

– Если ты и дальше намерен говорить со мной в таком тоне…

Он только пожал плечами и, отвернувшись, занялся своим бокалом. Разговор был закончен, и я направилась в гардероб, а потом выскользнула на мокрую от дождя улицу, собираясь остановить такси.

На следующее утро я прочла в профильном интернет-издании статью о том, что отец Стивена был номинирован на престижную литературную премию. А спустя несколько часов – уже после дневных занятий – мне на телефон пришло сообщение с предложением мира. О статье я Стивену говорить не стала, но его реакция стала мне понятнее.

Несмотря на то что впоследствии Стивен много извинялся, надеясь заставить меня забыть об этом случае (роскошный обед в дорогом ресторане, огромный букет лилий и калл, и вся ночь, посвященная исключительно мне и моему удовольствию), я ничего не забыла. Я просто не могла забыть, не могла заглушить настойчивый тихий голос, который нашептывал мне в уши, что Стивен не так уж мне предан и что наши отношения в любом случае обречены. Да и Коннор не давал мне ни о чем забыть, задавая все новые и новые вопросы… Кончилось дело тем, что каждый раз, когда мы со Стивеном встречались, я сначала испытывала облегчение оттого, что мы все еще вместе, а потом начинала бояться, что это конкретное свидание может оказаться последним. И то же самое относилось к каждому звонку, к каждой эсэмэске, к каждой проведенной нами вместе минуте, так что перевести дух я смогла только вчера, когда «Лексус» Стивена со мной на борту наконец-то тронулся с места.

Тонко нарезанные ломтики сыра я раскладываю веером на деревянном блюде, пристраиваю в вазе кисти винограда. Чем-то они напоминают мне тех беззаботных, уверенных в себе леди, которые на излете столетия так любили позировать в шезлонгах. Ну вот, все готово… Комната выглядит как безупречная декорация для образцового романтического ужина при свечах, и я киваю сама себе и в последний раз оправляю на себе платье. Мое отражение, промелькнувшее в темном стекле окна, удовлетворенно улыбается, но за окнами – тьма.

15

18 декабря

Вот и наступили рождественские каникулы. Сегодняшний день мы проведем вместе, а в следующий раз увидимся только в будущем году.

Но ты вовсе не исчезнешь из моей жизни. На прошлой неделе я сфотографировала нас с тобой на телефон: ты лежишь рядом со мной и дремлешь. Снимок я распечатала на фотопринтере в аптеке, а оригинал стерла, чтобы на него никто случайно не наткнулся.

Сейчас ты на другом конце страны, проводишь праздники с родителями. Я осталась одна, но моя память, словно календарь рождественского поста ^[12], полна воспоминаний, поэтому мне нисколько не скучно. Каждый день я открываю новое окошко, и – хоп! Готово! Ты снова со мной. Сегодня, например, я вспоминала, как ты забрел в комнату, где я копировала учебные материалы. От неожиданности я сделала неловкое движение и смахнула на пол свою сумку. Ее содержимое рассыпалось по всему полу, и ты опустился радом со мной на корточки, чтобы помочь мне собрать вещи.

– Твоя сестра? – спросил ты, показывая на карточку, которую я носила в бумажнике (он открылся, когда вывалился из сумки).

На карточке мы сфотографировались вдвоем на берегу моря. Ветер развевал наши волосы, и мои светло-рыжие кудряшки перепутались с ее длинными темно-русыми прядями. На нас надеты одинаковые черные толстовки-худи, но на этом сходство заканчивается. Я всегда немного завидовала ее стройному телу, ее округло-соблазнительной груди и по-женски широким бедрам. Что касалось меня, то я тогда состояла из одних только прямых линий и углов. И никаких тебе плавных изгибов.

– Кстати, – сказал ты, прежде чем я успела рассказать тебе о Ви и о том дне на побережье, – ты не против, если на будущей неделе мы встретимся на полчасика пораньше? Ко мне приезжает, гм-м… один мой приятель.

Слово «приятель», а точнее крохотная пауза, которую ты сделал перед тем, как его произнести, заставило меня похолодеть от страха. Эта пауза завладела всеми моими мыслями, повернув их во вполне определенное русло. Приятель… Почему ты запнулся? Почему?

Тревога охватила меня, и я принялась грызть ногти, хотя почти справилась с этой дурной привычкой.

Не потому ли, что твой «приятель» был красивой женщиной?..

16

Стивен

Элли изрядно удивила его тем, что взяла инициативу на себя. Обычно она оставляла эту роль ему, покорно исполняя любые его желания и уступая прихотям. Но не сегодня… Воспоминания о том, что́ они вытворяли на ковре перед камином, оставались с ним, даже когда, стоя в душе, он выдавливал на ладонь шампунь. Да, приходится признать: Элли наделена особым, утонченным эротизмом, который буквально сводит его с ума. В постели она удовлетворяет его полностью и в то же время заставляет желать большего. Да и с интеллектом у нее тоже полный порядок. Далеко не каждая женщина способна на высоком профессиональном уровне обсуждать, как особенности стиля Джозефа Конрада отражают этические воззрения автора в романе «Сердце тьмы».

Внимание его переключилось на полку, где на фоне белой плитки стояла среди шампуней и бальзамов миниатюрная зеленая бутылочка. Ее цвет чем-то ему понравился, и Стивен, отвинтив колпачок, поднес бутылочку к носу. Ну да, он так и думал! Небольшой сувенир от хозяев дома.

Он снова завинтил колпачок, но было поздно: душевая кабинка наполнилась резким, насквозь химическим яблочным запахом.

Стивен прикрыл глаза. От волос С. постоянно пахло зеленым яблоком, но тот запах был тоньше, изысканнее, натуральнее. Когда он ложился с ней в постель, ему очень нравилось медленно ее раздевать, слой за слоем снимая одежду и обнажая податливую белую плоть, в которую так и хотелось вонзить зубы. Он и вонзал… Стивен называл С. своим запретным плодом. Каждый раз, когда он произносил эти слова, С. начинала хихикать, но это означало только то, что она еще не умела принимать комплименты как следует. Его подушки в той крошечной квартирке-студии буквально пропахли яблоками. Их отношения длились всего пару весенних месяцев, и все же благодаря С. его пребывание в Пасадене можно было назвать довольно сносным. Да и он, со своей стороны, оказал С. любезность, предоставив ей надежное убежище на то время, пока ее родители завершали свой скандальный развод.

Стивен открыл глаза. Ладно, довольно воспоминаний. Постаравшись как следует, он мог бы припомнить всех своих любовниц, однако ни одна из них не могла сравниться с Элли.

Даже С.

К тому моменту, когда Стивен выбрался из душевой кабины в ванную комнату, заполненную густым водяным паром, решение было принято. Ничего удивительного – он всегда знал, что и как надо делать. И все равно сегодня он ничего предпринимать не будет. Может быть, завтра, в Стоктоне, когда они будут обедать в каком-нибудь живописном провинциальном кафе на самом побережье… На мгновение Стивен представил, каким будет ее лицо, когда он сделает ей предложение, и его губы сами собой растянулись в улыбке. Однако когда он уже заворачивался в большое банное полотенце, его внимание привлек какой-то тихий скребущий звук. Что это может быть и откуда он доносится, Стивен понятия не имел.

– Элли?.. – позвал он на всякий случай, но ответа не было – только с лейки душа сорвалась капля, звонко тенькнув по полу кабинки.

Стивен уже собирался махнуть на странный звук рукой, когда он повторился. На этот раз он шел откуда-то сверху и напоминал топот бегущих маленьких лапок. При мысли о том, что в доме могут водиться мыши или какие-то другие животные, Стивен содрогнулся. Только этого не хватало! Нужно будет непременно написать об этом в отзыве, который они направят хозяевам дома, когда выходные закончатся. Стивен привык видеть мышей и крыс в нью-йоркском метро или на грязных задворках многоквартирных домов, выросших в последние годы на городских окраинах, но это вовсе не означало, что он согласен делить дом с грызунами, которые могут переносить самые ужасные болезни. Собственно, зачем ждать три дня? Почему бы не позвонить хозяевам прямо сейчас? Интересно, у Элли есть их номер?.. Впрочем, Стивен сразу припомнил, что сотовый сигнал исчез, как только началась снежная буря, а обычного телефона он в доме не видел.

Стоя на мягком резиновом коврике, Стивен не спеша вытирал собственное тело, о котором так внимательно заботился. Он с удовольствием похлопывал себя по накачанным плечам, которые укреплял, плавая по утрам пять раз в неделю, любовно вытирал живот, который оставался рельефным и подтянутым благодаря полному воздержанию от сахара и любых сахаросодержащих продуктов, тщательно расчесывал густые волосы на голове. Древние греки были правы, подумал он сейчас: в здоровом теле – здоровый дух.

Вернувшись в спальню, Стивен некоторое время стоял голышом перед высоким окном, разглядывая искривленные, голые ветви деревьев, которые почти сливались с черным ночным небом. «Мышиную проблему» он давно выбросил из головы, сейчас его занимало другое, а именно – насколько хороша его нынешняя жизнь и какие плоды принес ему неустанный труд. Его очаровательная подружка устроила ему сюрприз, пригласив на романтический уик-энд в снятый ею роскошный дом на берегу Чесапика – не о подобном ли мечтают десятки менее удачливых мужчин? Интересно, кстати, было бы знать, во сколько обошлась ей аренда и как долго Элли откладывала деньги, чтобы купить себе этот кусочек счастья?

Счастья с ним.

Тут Стивену вспомнился разговор с Шумахером, состоявшийся перед самым отъездом на уик-энд.

То, что Шумахер сам явился в преподавательскую, чтобы пригласить его к себе, удивило Стивена. Даже преподаватели начинают беспокоиться, когда их вызывают в кабинет директора. В Ричмондской подготовительной Стивен работал уже довольно давно. Когда-то он считал, что школа будет лишь временной остановкой на пути наверх – она была нужна ему, чтобы заработать на жизнь, набраться ценного опыта и завести полезные связи среди родителей, но вышло так, что он задержался здесь дольше, чем планировал. То же самое произошло когда-то и с Барнард-колледжем, который он выбрал только потому, что оттуда было проще перебраться в Нью-Йорк, поближе к Колумбийскому и Принстонскому университетам. Увы, каждый раз его планам что-то мешало, так что впору было задуматься, случайность ли это или причина в другом? Что, если это отец тайно использовал свои обширные знакомства в академическом мире, чтобы не дать сыну возможности сделать следующий шаг по карьерной лестнице? Насколько Стивен знал, старый козел был вполне способен на такой грязный трюк.

– Не мог бы ты ненадолго заглянуть ко мне после занятий, Стив? Это важно.

Шумахер произнес эти слова ровным, спокойным тоном. По его лицу невозможно было что-либо прочесть, и все равно приглашение заставило Стивена волноваться. Остаток дня прошел словно в тумане, и в конце концов он оказался перед дверями директорского кабинета.

– Проходи, Стив. Присаживайся.

Стивен мысленно поморщился, услышав уменьшительную форму своего имени, но Шумахер всегда называл его именно так, а он, будучи его подчиненным, вынужден был скрывать свое раздражение за фальшивыми улыбочками и пожимать протянутую руку со всей возможной сердечностью. Так и сейчас – пожав похожие на сосиски пальцы босса, на одном из которых туго сидело давно утратившее всякий блеск золотое обручальное кольцо, Стивен послушно опустился в кресло для посетителей.

– Благодарю. Чем могу быть полезен, Дональд? – И он незаметно вытер правую ладонь о брюки.

– Не хочешь мне ничего рассказать?

Стивен насторожился, но ничего не сказал, ожидая, что директор первым раскроет карты. Неужели Шумахер действительно думает, что он купится на подобный блеф?

– Прошу прощения, я не совсем понимаю… – проговорил наконец Стивен.

Шумахер поднялся со своего кресла и, обогнув стол, подошел к Стивену. Глубоко вздохнув, директор – большой демократ – присел на угол столешницы, причем Стивену показалось, что дерево жалобно скрипнуло. Разглядывать вблизи лопнувшие сосуды на директорском носу ему было неприятно – он всегда презирал людей, которые не следят за собой. Чуть ниже груди у Шумахера выпирала внушительная «трудовая мозоль», туго натягивавшая ткань рубашки.

– До меня дошли кое-какие слухи…

Стивен напрягся еще больше. Он ненавидел слово «слухи». Как правило, этот эвфемизм означал, что кто-то любит совать нос не в свое дело. Неопределенно пожав плечами, Стивен попытался припомнить какое-нибудь неосторожное слово или жест, которые могли запустить машину слухов, но не преуспел. Ему казалось, он действовал идеально.

Директор наклонился ниже, и Стивен заметил у него на лбу мелкие капельки пота. Сам он, впрочем, тоже вспотел и сейчас с отвращением чувствовал, как промокла рубашка под мышками. К счастью, в официальных ситуациях он предпочитал официальный стиль и, направляясь в кабинет Шумахера, надел блейзер и подтянул узел галстука. Помимо всего прочего, Стивену нравилось демонстрировать директору, как должен выглядеть по-настоящему элегантно одетый мужчина, но сейчас, если честно, ему было не до того. Выходило, что он где-то прокололся, но где?..

– Слухи? Какие же?

Проследив за взглядом директора, Стивен увидел, что тот смотрит на его пальцы, которые выстукивали по подлокотникам быструю дробь. Мгновенно справившись с собой, он положил руки на колени ладонями вниз.

– Должен сказать откровенно, Стив, я очень расстроен…

Чуть пошевелившись в кресле, Стивен соединил руки и сплел пальцы. Меньше всего ему хотелось играть по правилам, которые пытался навязать Шумахер. Нельзя ни в чем признаваться, пока это что-то не будет названо прямым текстом. Ночные покерные баталии в Принстоне научили его никогда не раскрывать свои карты.

Директор не выдержал первым.

– Мне сказали, что тобой интересуется Колумбийский университет… – (При этих словах Стивен едва не вздохнул с облегчением.) – И мне очень жаль, что ты не счел возможным поделиться этим со мной. Если это правда… Как я понимаю, времени преподавать в нашем скромном заведении у тебя больше не будет. Больше того, я даже не представляю, что могло бы помешать тебе от нас уйти… если, конечно, ты не нацелился на мое кресло, дружище! – Шумахер рассмеялся и хлопнул Стивена по плечу.

– Прошу прощения, Дональд, но даже если бы мне предложили подобный вариант, я был бы вынужден отказаться. Так что за свое место можешь не бояться. – Стивен тоже рассмеялся, правда довольно искусственно.

– В общем, прими мои поздравления, Стив, – сказал директор.

Прежде чем пожать протянутую руку директора, Стивен снова вытер о брюки потную ладонь.

Улыбнувшись этому воспоминанию, Стивен застегнул пуговицу на воротничке рубашки. Что ж, пожалуй, все идет как нельзя лучше. У него отличная работа и безупречная репутация, к тому же внизу его дожидается красивая женщина. Те, кто утверждает, будто нельзя получить все сразу, просто не умеют работать.

Не умеют добиваться своего.

И, бросив на себя в зеркало последний критический взгляд, Стивен вышел из спальни и стал спускаться по лестнице.