Влада Славина
Палитра чувств
***
Прошло время. Женя давно не вспоминала о своих снах и заметно повеселела, хоть и прибавилось обязанностей в связи с ее назначением старшей медсестрой. Ей было приятно доверие людей, работающих вместе с ней. Она не делала карьеру, пресекала на корню пустые бабьи разговоры и всеми своими молодыми силами и знаниями улучшала работу поликлиники.
В один из весенних дней раздался телефонный звонок. На проводе была Мария Леккер.
– Женечка, это я! Вы узнали меня?
– Конечно, Мария Леонидовна! Я очень-очень рада слышать вас!
– Женечка, не надо Леонидовну. Для тебя я просто – Мария.
– Как твои крылья?
– Растут потихоньку, смеясь ответила Евгения.
– Спасибо вам за всё, Мария!
– Рано благодаришь, Женя. Я чувствую, что ты ещё не летаешь. Давай при встрече поговорим об этом. Я вернусь после командировки и встретимся. Хорошо?
– Очень буду рада вам, – и тут Женя немного замялась, – Мне нужно рассказать вам кое-что. Не могу по телефону.
– Договорились, Женя! А пока хочу тебе подарить маленькое приключение. Пусть это будет подарком на твоё день рождение. Я могла бы сделать тебе и другой подарок, но так сложилось, что лечу в командировку, на потрясающий семинар и, не могу поехать по путевке, которую приобрела чуть раньше. Просто та страна, куда я лечу, была закрыта, а потом раз и включили визовый режим.
Женя слушала, затаив дыхание. В голове уже поселилась горячая мысль – отпустит ли ее главный.
– Мария, я не знаю… Вы себе не представляете как я рада! Я никогда никуда не выбиралась, а тут вы. А тут подарок такой! Вообщем, у меня нет слов… Нет, есть, конечно… Я счастлива! Благодарю вас!
– Женька, милая моя, помни про крылья.
Все потрясало Женьку – огромный аэропорт и сам самолет, пейзажи за окном по дороге на курорт. Она не могла отвести глаз от белоснежных сияющих вершин. Горы! И не во сне, а наяву.
И вот Евгения Сергеевна уже заходит в номер девятиэтажной гостиницы. Она стала гостьей прекрасного горнолыжного курорта Роза Хутор. В номере цветы невероятных оттенков. Это чудесная фрезия, цветущая только весной. Апрель в Краснодаре полон нежного цветения.
В номере для неё был подарок от Марии: красивейший комбинезон яркого кораллового цвета с оранжевыми и белыми светоотражающими полосками, а также шапочка, шарфик, перчатки и даже горнолыжные ботинки.
Женя решила прогуляться до подъемника, на котором она добралась сюда. Ладно еще самолёт, но когда ты в кабинке с прозрачным стеклом поднимаешься всё выше и выше к самым облакам, тут просто хочется расплакаться от восторга.
Выйдя из номера, она встретила чудесную девчушку, лет пяти. Та была одета, как куколка, в стильную куртку со штанишками яркого бирюзового цвета и маленькие красные ботинки. Из под синей шапки непокорно вылетали черные кудряшки. В руках у малышки была маленькая оранжевая обезьяна.
Женька не удержалась и заговорила с малышкой.
– А ты покормила свою обезьянку?
– Вот есё, – фыркнула девчушка. – Моя обезяна на диети, а иначи её не эаписут в фигурное катанье и будит она как баба Сура.
Девочка очень старалась выговаривать слова своим беззубым ртом.
– А кто такая баба Сура?
– Не Сура, а Сууура! Она всех людей на весалки весает, – весело закончила юная спортсменка.
Впечатления первого дня разноцветной каруселью мелькали в голове счастливой Женьки. У нее уже не было сил идти в ресторан и она, надышавшись горным воздухом, отправилась отдыхать в номер.
На ресепшене было людно. Принималась делегация врачей – нейрохирургов с северной столицы. У некоторых с собой были зачехленные лыжи. «Ого, – подумала Женька. – И как они успевают? Эх, надо бы уроки взять по катанию. Мария предупредила, что здесь это практикуют».
Только засыпая, она вспомнила о предстоящем дне рождении, но уже не было никаких сил для тревог… Она уснула.
Ее разбудил телефонный звонок. Женька проснулась и еще какое-то время сидела, обхватив колени, пытаясь восстановить ровное дыхание. Телефон зазвонил снова.
– Это Мария. Как ты?
– Я летала.
– Женя, что с голосом? Ты что-то увидела в полёте?
Она расплакалась и всё рассказала.
– Мне снова приснился тот же сон. Огромная гора с крутым обрывом. И снова я слышу его голос.
– Встань на краю.
– Я боюсь.
– Встань на краю, – говорит он настойчиво и мягко.
И тут я понимаю, чувствую как люблю этот голос. Я хочу закутаться в него, как в теплый плед. Подхожу к самому краю и тут он меня сталкивает и я взлетаю.
Я лечу чайкой! Парю орлицей! Делаю сальто как заядлая циркачка. В солнечных лучах мой коралловый комбинезон переливается веселой радугой. И тут, замечаю, что люди внизу приветствуют меня, аплодируют, фотографируют. Я приземляюсь и вновь, легко оттолкнувшись, взлетаю и не могу налетаться. Неожиданно приходит желание подняться выше и улететь в сторону голубой горы.
Продолжая лететь, вдруг замечаю на снегу разноцветные пятна: бирюзовое – самое большое, синее и красное – поменьше. А еще вижу смешную оранжевую игрушечную обезьянку. Снижаюсь ниже и узнаю знакомую девчушку. Она лежит без движения. Рядом с ней искореженный вагончик с разлетевшимися в разные стороны пластиковыми осколками.
Пытаюсь закричать, но слышу только бесмысленные попыки издать звук. И все таки, в последний миг у меня получается закричать, и этот крик ни с чем не перепутать. Так истошно, надрывно кричат чайки, чувствуя опасность у своих гнезд.
Женька замолчала.
– Ты умница, ты управляла сном! А теперь слушай меня…
После беседы с Марией она успокоилась.
***
Столик в ресторане был украшен фруктами и цветами. Интерьер был строг, но роскошен. Женя была в синем шелковом платье, которое украсила двумя жемчужными нитями – подарок отца. Сумочка и туфли – подарок девчонок с работы. Легкий макияж: только ресницы и слегка губы. А вот с тяжелой русой косой Женьке помогли справиться в салоне, да еще и скидку сделали в честь дня рождения.
На телефон приходили поздравления от школьных подруг и, конечно-же, с работы. И тут она услышала тот самый голос:
– Можно вас пригласить?
Они протанцевали весь вечер. В его руках Женька не чувствовала своего тела, потому что снова летала.
На следующий день они отправились на прогулку. Григорий, так звали ее спутника-нейрохирурга, вызвался научить Женьку самым азам – стоять на лыжах и делать приставной шаг.
– Женя, мне кажется, что вы напряжены. Вам комфортно?
– Ну, если можно чувствовать себя комфортно притоптывающим топтыгиным… То – да!
Он засмеялся. В его смех она тоже успела влюбиться. Высокий, спортивный и в меру красивый. Без меры красивые пугали ее своей самовлюбленностью.
Недалеко послышались крики. Звали ребёнка. Она вспомнила свой недавний сон и сразу всё поняла. Скинув лыжи, спотыкаясь и проваливаясь в тающий снег, Женька рванула к подъемнику и громко закричала:
– Остановите механизм, в кабине маленький ребёнок!
Все обошлось, девочку сняли с кабины, она умудрилась забраться в отверстие для установки лыж.
Отпуск подходил к концу. Женя немного научилась кататься. Григорий познакомил ее со своими коллегами и они иногда проводили время в дружной компании нейрохирургов.
Был звонок от мамы, которая сказала, что пришло сразу несколько писем – приглашений из разных институтов на установочную сессию. «И даже из Питера, – почему-то уточнила она». А ещё она сказала одну вещь, которая Женьку поразила:
– Женя, ты знаешь у тети Кати, которую ты успокаивала после ответов на её анализы, ничего не обнаружили. Доктора просто молчат и качают головой.
– Чудеса. Иногда так говорят, когда устают молчать.
В предпоследний вечер Женя и Григорий отправились на электричке в Адлер. Он попросил взять купальник, и она почему-то разволновалась.
Рядом с орнитологическим парком красовался отель, достопримечательностью которого был открытый бассейн с подогревом воды. Переодевшись в раздевалке, Женя заколола свои волосы и, накинув на плечи пушистый махровый халат, вышла к бассейну.
Григорий стоял уже в воде.
– Женя, положи на кресло вещи и иди ко мне.
На ее ноги словно гири надели. Она шла к бассейну и тут услышала… Она знала, что услышит это и успела зажмуриться.
– Встань на краю… Встань на краю, Женечка. Не бойся.
Она открыла глаза и крикнула:
– Лови, я лечу! – и с бордюра прыгнула в его объятия.
– Ах ты, моя любимая Чайка! Ты вся дрожишь.
Вселенная улыбалась, потому что в следующее мгновение он сделал Женьке предложение.
Время
Ирина Бодрова
Однажды я спросила у маленькой девочки,
– Как ты думаешь, кто живет в часах?
– Время, – ответила она.
Алиса Кириллова, 4,5 года
По квартире разносился запах жареных карасей, на столе стояла тарелка с вареной картошечкой в мундире. Иван Ильич, мужчина лет семидесяти резал, выкладывая на тарелку хрустящие огурцы и крупные спелые помидоры.
– Ну вот, – подумал он. – Вроде бы все. Пойду, посмотрю, что там у нее есть.
Открыв тумбочку, где у дочери лежала праздничная посуда, и бывало что-то из спиртного. Достал початую бутылку водки «Онегин», которая осталась с прошлого его приезда на Новый год, и налил в граненую рюмку на ножке, считавшейся его.
В эту минуту в замке входной двери дважды повернулся ключ и дверь отворилась.
– Ма-а, ты почему дома? – раздался глухой с нотками баса голос.
– А это не мама, это я сюрпризом!
– Де-ед! Это ты! Да… мама ничего не говорила и ты… и правда сюрприз, надеюсь все хорошо?
Мальчик сбросил кроссовки, и обнял деда, который стоял перед ним в прихожей все еще с рюмкой в руке.
– Да обожди же ты, пролью сейчас! – засмеялся дед.
– О, ты меня водочкой встречаешь! – засмеялся в ответ юноша.
– Да, вот только налил и ты. Давай мой руки скорее, обед на столе!
Парень вошел на кухню, дед, хлопотавший возле плиты, обернулся и обнял внука.
– Ну, здравствуй Ванька, соскучился вот, взял отпуск и к вам. А то у тебя потом лагеря начнутся, я тебя и не увижу.
– Я очень рад тебя видеть, дед! – произнес юноша, поправив челку.
– Садись, садись!
– Караси мои любимые, где ты их достал-то, мама говорит, еще пока не продаются.
– Места надо знать, – хитро улыбнулся Иван Ильич, поднес рюмку ко рту. – Ну, будем здоровы!
– Будем, будем! Так что, мама не знает, что ты приехал?
Дед улыбнулся и покачал головой.
– Ты круто-ой!
– А что мама, когда придет?
Внук пожал плечами:
– До вечера на работе, потом может, встретится с кем, да я ей сейчас напишу!
– Погоди, не торопись, пусть я ей тоже буду сюрпризом.
Иван Ильич, высокий красавец, широкоплечий с убранными наверх роскошными для его возраста волнистыми и даже еще не седыми волосами. Человек эстетического телосложения, который никогда ничего не делал и даже не задумывался над своим внешним видом, просто любил движение, не чурался физической работы, был жаден до жизни во всех ее проявлениях. Получив сообщение от внука, которое его расстроило и взволновало. Мужчина не любил переписываться, живой разговор его привлекал куда больше, и внук знал об этом. Дед был немногословным человеком, как-то так получалось, что он был скорее слушателем, ему многие хотели раскрыться. Обычно на чье либо повествование у него находился или правильный анекдот, или добрая пара – тройка слов, которые делали свое благое дело. Но не в этот раз.
Внук написал про то, что вокруг много фальши, про то, что не знает чем заняться в будущем, хотя уже десятый класс и еще про то, что он – его дед, главная надежда и опора, чего не случилось ни с мамой, ни с приходящим время от времени отцом.
Иван Ильич, хотел в свойственной ему ироничной манере ответить, что даже одна опора в жизни для человека, это немало, так что расстраиваться нечего. Но делать этого не стал.
– Знаешь, – сказал Иван Ильич, – хочу этот отпуск провести в горах.
– Это что значит, что ты сегодня – завтра уедешь? – по выражению глаз и голоса было видно, что Ваня огорчился.
– Да, завтра.
Ваня встал из-за стола и подошел к окну. Но дед добавил:
– Мы едем вместе, у тебя есть время на сборы, и доделать какие-то важные, не ждущие отложения, дела. Самолет завтра в девять утра.
Парень повернулся к деду, бледное лицо его не проявляло эмоций.
– Ванька, ну что ты смотришь на меня как автопортрет Рафаэля?
– Дед, ты издеваешься?
– Ой, а сейчас так смотришь будто женщина, держащая плод!
– Поль Гоген! – Закричал внук, и скрылся в своей комнате, продолжая кричать из нее. – А как же школа? Потом без справки задолбают! А мама в курсе? Надо ей написать сейчас!
– Уже пишу.
– Юлёк, привет! Как дела? Да, да, извини, ты работаешь, набери меня, как сможешь. Нет, нет, все в порядке, давай звони, хорошо я понял.
* * *
Самолет вылетел вовремя, приземлился тоже по расписанию в аэропорту Звартноц в Ереване. Выйдя на улицу, дед с внуком из промозглой мокрой весны очутились в лете.
– Иван-джан, здравствуй, брат! – Махнул рукой, невысокий сильно упитанный, только в области живота, мужчина. Подойдя к Ивану Ильичу, обнял его, – Здравствуй, здравствуй, брат! Наконец-то ты добрался до меня.
– Вот познакомься, Шаген, это мой внук Иван.
– Два Ивана, большой и маленький! Здравствуй Ваня-джан! Очень рад!
– И ты, Иван, познакомься. Это Шаген, служили когда-то вместе…
– На афгано-туркменской границе, я помню дед, ты рассказывал. Здравствуйте, мне тоже очень приятно!
– Да там есть о чем рассказать, а мне и некому – одни дочки, да внучки. Ну, берите, свои рюкзаки-мубзаки, пойдем в машину. Мы быстро доедем, тут не далеко.
– Вот я и привез тебе Ивана, что бы было кому рассказать, а я тоже с удовольствием послушаю твои воспоминания.
– Хорошо, брат! Так и сделаем.
– Куда ты нас везешь?
– Домой, конечно. Там все ждут уже! Мы скоро въедем в Араратскую долину, а там до моего села Лусарат рукой подать.
– У вас уже клубнику продают – сказал младший Иван, глядя на обочину, на которой на много метров вперед протянулась красная линия, будто художник прошелся мастихином.
– Да, первый урожай уже собрали, второй зреет. Сейчас приедем, там и клубника тоже вас ждет.
* * *
Эту поездку Иван-Ваня вспоминал потом всю жизнь. Пронес ее, как драгоценный камень самоцвет, который грел его, оберегал и светил в темноте, источая свет, который скопил в светлое время. И на любой вопрос Иван находил ответ, мысленно возвращаясь в ту поездку. «Разговор деда с внуком» назовет Иван книгу, ставшую самой популярной и любимой настольной книгой для многих десятков тысяч читателей.
Они сидели на траве в Араратской долине, близ дома семьи Шагена и любовались дивным цветением абрикосового сада и горой Арарат, в разных отблесках солнца. Вдыхая чистый воздух, не отравленный испарениями заводов и фабрик и принимая простую, здоровую, вкусную пищу, они говорили и говорили. Вернее, говорил в основном дед, хотя это было не свойственно ему, а Ваня слушал, впитывал и запоминал.
Дед говорил о жизни, словно о палке, что о двух концах – если ты сегодня находишься в положительном поле, это не значит, что тебя завтра не накроет отрицательное, потому что оно существует! Человек порой может не заметить, как им воспользуется зло. Но обязательно поймет это и тогда необходимо найти в себе силы палочку-то развернуть к себе другим концом. Когда часто попадаешь в сложные ситуации, и каждый раз находишь из них выход, это делается очень прочной привычкой, которая никогда не даст тебе пропасть.
Он много говорил о времени, которое течет для всех одинаково, но все по-разному его ощущают, потому что по-разному используют его. Каждый может зачерпнуть себе время, в сложенные ладони, но как быстро оно просыплется, или прольется сквозь пальцы зависит, от того насколько бережно мы будем относиться к нему.
– Но запомни, – говорил дед – чем дольше длится день, тем короче воспоминания о нем и чем скоротечнее время, тем воспоминания богаче и насыщеннее, но для того, чтобы воспоминания приносили удовлетворение и радость, необходимо научиться анализировать и планировать.
Эти дни, проведенные в Араратской долине, среди настоящих людей, настоящей травы, настоящих цветущих деревьев, настоящей горы, настоящей клубники, настоящей проникновенной музыки. Все, что окружало парня в эти дни, было настоящим, словно все, абсолютно все было со знаком высочайшего качества. Всё и особенно мысли деда стали для него объемным и осязаемым, будто дух святой разрешил коснуться своей руки, чтобы убедиться в его присутствии.
– Мама, мам, ты меня слышишь, тут так круто, мам, тебе тоже надо здесь побывать. Что? Конечно лучше чем в Нью-Йорке! Не обижайся, но это совсем другое. Ма-а, нам вчера дед Шаген играл на дудуке в древнем храме. Да, мам, это надо слышать, эти звуки, они пронизывают тебя, и я надеюсь, что они в меня впитались навсегда. Ты смеешься? Вот включи в инете послушай, это конечно не то, ну хоть сколько-нибудь, ты меня поймешь. Да нет, я не обижаюсь, я тебя очень люблю, мам. Да, хорошо поговорю с Ларисой Борисовной и с математичкой тоже. Петька если позвонит, пусть завтра придет, скажи ему. Да ладно, я сам напишу ему!
Все, мы отключаемся, лететь четыре с половиной. Скоро увидимся, пока, мам!
Фантазии о Перевале Х
Евгения Егорова
В том деле все было шито белыми нитками. Многие факты подтасованы, а некоторые и того более – сфальсифицированы. Если бы не сон Ани, мы бы ничего нового не узнали. Но… все по порядку.
Перед нашей блогерской группой стояла задача – снять и смонтировать фильм по следам «переваловцев». Нам за это агентство обещало уйму денег, на всю жизнь потом хватит. История, прогремевшая на всю страну и даже на весь мир, десятками лет оставалась загадкой – как погибли ребята-туристы. Идет уже 2050й год, почти сто лет прошло с той трагической ночи, а дело до сих пор засекречено, уже не осталось в живых никого, кто бы мог пролить свет. Только документы.
Мы с ребятами собирались в настоящий поход. В последнюю минуту ко мне прилетает Анька. Моя племянница. Ей, конечно, уже исполнилось двадцать лет, но выглядит она как худая тростинка. Вчерашняя школьница.
– Куда? – воскликнул я, пакуя чемоданы. – Тебе на подиум, а ты в горы… Тоже мне.
– Артур, пойми, мне туда непременно надо. Вот не знаю, почему, но был сон…
– О боже, – простонал я.
Про Аньку все знали, что лет с двенадцати ей снятся почти что пророческие сны. Но чтобы вот так… Анька сидела на уютном диване и теребила край юбки. Ее длинные пшеничные волосы волнами падали по плечам. Загляденье и подарок жизни. Какой ей поход, какой перевал, там будет опасно.
Впрочем, ведь и переваловцам было почти двадцать… ну, или чуть больше. Нет, у них были годы подготовки, это были все опытные походники и спортсмены, готовые к суровым условиям и неведомым испытаниям.
А Анька все свои двадцать лет прожила в чистом уютном домике, ее обеспечивали родители, окончила школу, пошла в модельное агентство, макияж, фотографии. Какой еще поход…
Все эти мысли разом отразились на моем лице, но слова застряли в горле, лишь только я посмотрел на девушку. Такое у нее было лицо. Каменное. Полное решимости. Такая танк на ходу остановит. В горящую палатку войдет.
В общем, решение принято. Перелет совершен, мы на месте. Перед самым выходом мы вдруг понимаем, что человек в нашей группе набралось аккурат девять, с проводником и водителем. Да, конечно, мы не шли на лыжах, мы ехали на отличных современных машинах, которые пройдут везде. Однако даже это не обеспечивало нас безопасностью. Такие глухие безлюдные места, первозданная природа оставляли место для живого воображения. На мили – никого вокруг. Ты один на один с дикой неведомой природой.
Шесть дней мы пилили на машинах, переезжая оттаявшие ледяные реки. Морозный ветер бил нам в лицо.
Анечка держалась молодцом. Похоже, ей действительно надо было туда попасть, на это самое место. Да и нам было очень интересно осмотреть все своими глазами.
До похода мы побывали в городе на кладбище студентов. Впечатлений нам хватило на всю поездку. Тягостная атмосфера монументов зарядила нас на серьезный подход, и все шуточки и остроты, которые если мы и допускали до сих пор, как-то незаметно сами собой погасли по мере того, как до нас стало доходить наше истинное положение дел.
Оказаться в этих диких местах, снимать все путешествие – ребята были на взводе своих физических и душевно-моральных сил. Сашок, оператор, бегал вокруг нас с горящими глазами, все путешествие, от и до, каждый раз приговаривая: «Ох, матушке будет что рассказать! Ох, ей это будет подарок-то!» Да, матушка его еще с молодости полюбила переваловскую тематику и прям жила и бредила узнать разгадку тайны. Нет-нет, да и вспыхнет опять эта тема у нее. Вот приедет Сашок назад, на родину, привезет ей атмосферу перевала, осчастливит!
А мы продолжали путь.
Когда мы были уже на месте и добрались до того самого склона, на котором теперь возвышается мемориальная плита с именами и лицами погибших, дрожь пробрала нас до костей. Мы сразу как-то поняли, что конкретно на этом месте, белизной ломившем глаза и затмевавшем разум, палатку нам нашу никак не установить. На этом склоне дул такой ветер, при полном отсутствии ветра, по прогнозу – который мы знали наизусть еще задолго до наших сборов, планировали путешествие именно по погоде! – что никакая самая крепкая, самая современная палатка не выдержит, какими бы крепежами ее ни поставить.
Мы с ребятами собрались на консилиум, который слишком долго не продлился. Виталик, бывалый наш походник и спец по палаткам и спальникам, сразу заявил, задумчиво потирая подбородок:
– Что-то тут не то, говорю вам. Ваша палатка, которую я осмотрел и одобрил заранее, не подходит для такого места, и никакая другая не подойдет, сколько видов я знаю. И крепежи, которые подходят для этой палатки – смотрите, какой тут слой снега. Не подойдут. Придется подкреплять их дополнительными штифтами.
Мы, попутно удивляясь, записывали наши опыты на камеру и в электронные дневники.
Анечка порою замерзала, но стоически молчала о своем состоянии, и только запорошенные ресницы и побелевшие губы без помады давали нам знать о том, что с ней происходит. Я как ее дядя, старался сделать все возможное, чтобы девочка не переутомлялась, отдавал ей самый лучший кусок, сажал рядом с собой, в общем, бдил, как старший, как мог. Правда, в ответ я получал лишь красноречивые осуждающие взгляды.
Как я уже сказал, палатку мы установили в целях эксперимента, и ее уже в процессе установки срывал небольшой ветерок, который нам казался настоящим ураганом. Приходилось закрываться руками от порывов и постоянно носить капюшоны. От яркого солнца у нас были защитные очки. Экипированы мы были неплохо, как выяснилось. Однако для этой местности и этого было мало.
Дальше – больше загадок.
В деле о гибели туристов было сказано, что расстояние от палатки вниз до лесополосы они преодолели минут за двадцать, и это – будучи ранеными и без верхней одежды, ночью, при суровой непогоде.
Мы шли днем, было безоблачно и почти безветренно, мы были достаточно упакованы, и шли налегке. До леса от палатки мы шагали, по колено проваливаясь в снег, ровно час. Никаких двадцать минут. Либо это было не то место, и вообще мы не туда попали. Хотя это было полным абсурдом. Все страньше и страньше, по словами кэрроловской Алисы.
Когда же стало темнеть, нас накрыло самым настоящим испытанием – откуда ни возьмись, налетел буран. Буран для этих мест страшное дело. Лучше в это время мирно сидеть дома и не высовывать нос на улицу. Даже смотреть за окно и то страшно. Хлебнули мы, городские, непогоды. Каждый из нас потом решил, что нам жутко повезло, могло быть и хуже. Для нас все обошлось без жертв. Палатку, правда, изрядно растрепало. И Митяй, который там оставался караулить, имел весьма бледный вид. Он еле справился, и мы поняли, что не рассчитали – оставить пацана одного. Правда, ничто не предвещало непогоды. Но тут всегда так, потом объяснили местные – это место аномальное в смысле прогнозов.
У нас в планах было затариться в палатку, залезть в мешки, чтобы потеплее, и немного если получится вздремнуть. Мы назначили дежурных, и очередь. И всю ночь сменяли один другого, по часам, по классике приключенческого жанра.
Анечку мы не трогали, она явно находилась в восторге и словно бы ушла в свой, тайный мир ощущений. Она настраивалась на ауру места, как она это любила называть.
Снаружи задувал ветер, срывая палатку, мы еле могли заснуть, а скорее всего и никто глаз не сомкнул за всю ночь. Возможно, каждому удалось подремать пару минут, да и то, это было незаметно.
Само осознавание того, что мы находимся на том же месте, что и погибшие ребята, придавало нам героизма, но и страху добавляло, конечно. Никто из нас не признался бы другому, что в ту ночь мы изрядно струхнули. Только расширенные зрачки соседа сообщали о страхе. Ночью, в далеком от цивилизации месте, на том самом склоне, мы могли ожидать любых чудес или любой трагедии.
Напряжения и стресса мы тогда хлебнули. Правда, ничего другого, более существенного за ту ночь с нами не произошло. Я до сих пор благодарю за это Бога, в тот момент я сильно молился, почти уверовав в Его существование. Как вдруг… в один момент тишину ночи прорезали всхлипывания задремавшей Анечки. Она вдруг стала метаться из стороны в сторону и мычать, по ее лицу текли горючие слезы. Она долго не могла открыть глаз, и все плакала, и только повторяла: «Нет, нет, нет!» Мы сидели молча и тревожно наблюдали, понимая, что лучше дождаться, пока проснется сама. У меня сил не было смотреть на эти мучения. И когда я уже потянулся рукой, чтобы потрясти ее легонько за плечо, она вдруг открыла глаза и посмотрела прямо на меня.
– Я их видела, – горячечно прошептала она, и нас холод пробрал до костей, словно чем-то потусторонним потянуло от ее слов.
В ее глазах и правда плескался настоящий ужас.
– Я хочу пить, – заявила она и приподнялась. Ее била сильная дрожь. До рассвета оставалось еще пара часов. В палатке все окончательно пришли в себя и засуетились. Нашли термос с теплым кофе и передали ей.
Аня сделала глоток и снова залилась слезами. Говорить она долго не могла.
– Это… это было ужасно – видеть все самой. Я словно была там, с ними. Это была вспышка. Их предупреждали с самого начала не ходить сюда. Тут были высокие люди со светлыми глазами и волосами. Сами себя они называли Белой чудью – из Белогорья.
– Неужели? – послышались голоса ребят и перешептывание. – Неужели? Мы узнаем, что произошло тут на самом деле!
– Тише! – я поднял руку.
Когда наступила тишина, Аня смогла продолжить:
– Но у них… у главного, старшего в группе, было задание – найти вход, дверь в тайную страну. По предположениям спецслужб, она находится где-то здесь. Невидима для глаз. У них были все координаты. Группа действительно состояла из хорошо подготовленных, прокачанных бойцов. Это были не простые ребята студенты. Их тщательно подбирали и готовили. Но… Охранные механизмы входа просто не позволили. Тут можно войти только тем, у кого есть пропуск… у них не было. Их просто смело вспышкой неслыханной силы, неестественной для нас, простых смертных. Такого оружия у нас до сих пор не изобретено.
Аня размазывала текущие слезы по лицу.
– Глупые, их же предупреждали не ходить. Говорили, что нам рано еще открывать эти секреты. И еще не пришло время. И… теперь долго не придет.
Мы сидели открыв рты. Истинная причина гибели группы туристов казалась нам чудовищной, фантастической и страшной. Мы все сидели в одинаковом оцепенении, и на всех опустилось вдруг одно-единственное желание – поскорее отсюда убежать.
И хотя до рассвета оставалось час или два, мы как по команде, без слов, в полной леденящей кровь тишине, слаженно, стали собирать вещи. Наши движения были отточены долгой практикой и подчинялись единой цели – побыстрее убраться восвояси.
Оцепеневшие от ужаса, мы даже забыли о съемках, и обратный путь у нас оказался не записан. Мы забыли обо всех деньгах, о своей славе за разгадку тайна перевала Х. Мы спешили унести отсюда ноги. Потому что мы теперь знали: где-то тут есть дверь в Беловодье, и это не вымысел. Это реальность. Только запретная для простых смертных. И мы точно не станем теми, кто последует за погибшими туристами. Мы не герои. Мы хотим остаться в живых.
Заканчивали мы путь в подавленном состоянии. Я постоянно прижимал к себе Аню, мы затаившись сидели в снегоходе, а ребята застывшими взглядами сверлили даль, словно желая побыстрее приблизить конец этого путешествия.
Мы ездили за сенсацией. Мы ее получили. Вот только осталось научиться жить с этим знанием дальше.
Смонтировав материал, мы выжали из него все, что смогли, чтобы получить обещанный гонорар. Тайну мы не открыли. У нас в арсенале кинематографических средств было достаточно таких, которые держат внимание зрителя на протяжении всего фильма и заставляют задуматься о загадках и тайнах, которых так много на Земле. Нам заплатили не за раскрытие тайны, а за саму тайну.
Аня, получив свой мистический опыт, стала писательницей и исследовательницей мистических историй, и теперь она путешествует со своей командой в поисках загадочных случаев. О некоторых она пишет в своей книге, но о большинстве умалчивает. Ведь много на земле такого, что и не снилось нашим мудрецам.