Лоис Макмастер Буджолд
Пенрик и Дездемона. Книга 1

Полная версия

Серия «Хроники Шалиона»

Lois McMaster Bujold

Penric’s Demon

Penric and the Shaman

Penric’s Fox

Masquerade in Lodi

Перевод с английского К. Егоровой

Печатается с разрешения Lois McMaster Bujold, представленного Spectrum Literary Agency и агентства Nova Littera SIA.

© Lois McMaster Bujold, 2015, 2016, 2017, 2020

© Перевод. К. Егорова, 2024

© Издание на русском языке AST Publishers, 2024

Демон Пенрика

Косые лучи утреннего солнца озаряли луга, вдыхая бледную зелень в сплетение ветвей далеких лесов, выхватывая розовые и белые цветы, прячущиеся тут и там среди молодых листьев. Мягкий весенний воздух был наполнен обещаниями. Прежде чем уйти в фургон вместе с сестрами Пенрика, чтобы руководить последними приготовлениями, мать Пенрика подняла лицо к прохладному синему небу и провозгласила, что это отличный день для помолвки; вне всякого сомнения, боги наконец-то улыбнулись дому Юральд! Пенрик удержался от замечания, что, согласно просвещенным святым, боги не управляли погодой, и получил в награду за свое сыновнее терпение материнский приказ поторопиться, закончить с одеванием и следовать за ними. Сейчас не время еле волочить ноги!

Мрачно глядя в пространство между покачивающимися ушами своей лошади, Пенрик размышлял о том, что еще лучше этот день подходил для рыбалки. Не самое увлекательное времяпрепровождение, но это было единственное из обнаруженных им занятий, во время которого люди прекращали болтать с ним. Он пытался представить, будто грязная извилистая дорога ведет в какое-нибудь не столь привычное место, как Гринуэлл-таун. Надо полагать, так оно и было, если уехать достаточно далеко. Как поступил его старший брат Дрово. Не самая радостная мысль.

Нахмурившись, он посмотрел на коричневые рукава своей куртки, прошитые оранжевой и золотой нитью с неприятным латунным оттенком. Даже сейчас он носил одежду, доставшуюся по наследству. Изящный наряд был новым, когда Дрово впервые надел его в тринадцать лет, принося клятву боевому Ордену Сына, чтобы стать посвященным пажом – что полностью соответствовало не только его полу, возрасту и положению, но также неистовому духу, полагал Пенрик. Дрово слишком быстро вырос из этого платья, чтобы оно успело сильно износиться или протереться. Его извлекли из сундука, провонявшего камфарой, и подогнали по меркам девятнадцатилетнего Пенрика, позаимствовав немного ткани с плеч, чтобы удлинить брюки. Пенрик попытался подбодрить себя мыслью, что эта одежда хотя бы не досталась ему от сестер, но на самом деле он почти не сомневался, что надетая под куртку льняная рубаха, потертая и мягкая, когда-то была блузой.

Что ж, больше Дрово не будет вырастать из одежды.

Его смерть в прошлом году от лагерной лихорадки в Адрии, еще прежде, чем он успел помочь своей компании наемников проиграть первую битву, стала вторым ужасным ударом, обрушившимся на их семью за последние четыре года. Первым была кончина отца от стремительной челюстной инфекции, развившейся по причине невылеченного абсцесса зуба. Все они скучали по веселому лорду Юральду, пусть и не по его пьянству и азартным играм. Старший брат Пенрика, лорд Ролш, казался более трезвым главой рода, если бы только не велся с такой легкостью на каждого встречного набожного попрошайку, что в лохмотьях, что в храмовом одеянии. Как будто лорды Юральд не правили местными селянами, чьими любимыми занятиями были стрельба из лука, браконьерство и уклонение от налогов. Вот почему Дрово взял у вербовщика причитавшиеся новобранцу деньги, потратил их на собственное снаряжение и отправился воевать за горы, весело пообещав вернуться с добычей и поправить финансовые дела семьи.

По крайней мере, его судьба исцелила семейство от попыток заставить Пенрика поступить так же…

Не то чтобы у него когда-нибудь возникало подобное желание. Задиристый Дрово в одиночку превратил юность Пенрика в страдания; лагерная жизнь с целым отрядом таких же драчунов заранее казалась ему кошмаром. И это не говоря уже о суровых сражениях.

– Прибавь скорость, Малыш Пен, – посоветовал Пенрику Ганс, его слуга, которого он знал с самого детства. – Не хочу получить выговор за то, что доставил тебя с опозданием.

– Я тоже, – согласно вздохнул Пен, и они пустили коней рысью.

Пен попытался настроиться на более радостный лад, под стать утру. Постель дочери богатого торговца сыром определенно была более приятным полем битвы, нежели поля сражений на севере. Прейта была милой и округлой, совсем как прилагавшийся к ней кошелек. Пенрик задумался, осознавала ли она, что за пустышку купила ей семья вместо титула. Во время трех дозволенных им свиданий – разумеется, под строгим присмотром – она, казалось, испытывала некие сомнения насчет происходящего, хотя и осталась довольна внешностью Пена. Застенчивость или прозорливость? Леди Юральд, невестка Пена, подобрала ему невесту и договорилась о браке, воспользовавшись связями с матерью Прейты. Предполагалось, что ее родители осознают, что приобретают. Задача Пена – сделать так, чтобы девушка не пожалела о сделке.

Насколько трудно быть мужем? Не пить, не играть в азартные игры, не притаскивать за стол охотничьих псов. Не бояться зубодеров. Не делать глупостей с деньгами. Не становиться солдатом. Не бить девочек. Он не испытывал желания нарушать какой-либо из этих запретов. При условии, что старшие сестры не считаются девочками. Быть может, не бить девочек первым.

Возможно, обеспечив себя женой и приданым, он убедит Прейту переехать куда-нибудь дальше по дороге? Пен вообразил домик у озера, в котором все слуги наняты им самолично. Однако Прейта, похоже, была весьма привязана к своей семье. И ни один из молодоженов не получит щедрого содержания, пока Пен не достигнет совершеннолетия. До тех пор распоряжаться финансами будет Ролш. Который вряд ли согласится на избыточные траты на размещение молодых далеко от его отцовского ока, пока при дворе Юральдов оставалось место. И Пен не сомневался, что Прейта и не помышляла о жизни в домике – скорее всего, маленьком, и вечно сыром.

Постарайся, строго велел себе Пен, когда они свернули на главную дорогу к Гринуэллу, а следующей его мыслью было: Что это?

На обочине остановилась странная группа из людей и лошадей.

Человек в шляпе, к которой бляхой крепились залихватские сине-белые перья, выдававшие члена Ордена Дочери, удерживал четырех норовистых скакунов. У него на поясе висело оружие храмового стражника. Второй стражник и женщина в одежде прислуги высшего класса склонились над фигурой, распластавшейся на расстеленном плаще. Возможно, лошадь сбросила всадника? Пен остановил своего коня.

– Кто-нибудь пострадал? – крикнул он. Приблизившись, он разглядел, что лежавший на спине человек был пожилой женщиной, седовласой и бледной, в одеяниях непонятного цвета. – Вам нужна помощь?

Второй стражник выпрямился и быстро повернулся к нему.

– Юный сэр! Вам известно, далеко ли до следующего города и есть ли там целители Матери?

– Да, до Гринуэлла меньше пяти миль по этой дороге, – ответил Пен, показав рукой. – Орден Матери содержит там богадельню.

Стражник забрал поводья трех лошадей у своего товарища и хлопнул его по плечу:

– Скачи за помощью. Привези носилки, а лучше повозку.

Тот кивнул, запрыгнул в седло, развернул лошадь и ударил пятками по бокам. Та умчалась галопом, вздымая клубы пыли.

Пен спешился и передал поводья Гансу, который с сомнением взирал на происходящее. Служанка средних лет окинула взглядом аккуратный, благочестивый коричневый костюм Пена и, кажется, успокоилась.

– Святой Ручии внезапно стало плохо, – сказала она, показав на старую женщину, которая лежала, прерывисто дыша. – У нее в груди вспыхнула сильная боль, и она упала.

– О, мне стало плохо намного раньше, – возразила старая женщина между вдохами. – Я слишком задержалась в Дартаке… Говорила же глупцам провести надо мной обряд.

Разрываемый любопытством, тревогой и осознанием того, что, отправься он в город раньше, как было велено, ему не пришлось бы возиться со всем этим, Пен опустился на колени рядом со старой женщиной. Осторожно потрогал ее лоб, как поступала с ним мать; на ощупь кожа казалась липкой, а не горячей. Он понятия не имел, что делать, но ему казалось неправильным просто вернуться в седло и уехать, несмотря на суровые взгляды и крепко стиснутые губы Ганса.

– Я лорд Пенрик из рода Юральд, баронов этой долины, – сказал он, махнув в ту сторону, откуда они приехали. Что сказать дальше, он не знал. В этой компании женщина казалась главной, но явно наименее способной командовать, учитывая ее состояние. Соскользнувший с плеча плащ открыл приколотый храмовый символ – не зелено-золотой, Матери Лета, как можно было ожидать, и не сине-белый, Дочери Весны, но бело-кремово-серебряный – Бастарда, пятого бога, внесезонного повелителя всех несчастий. Пен сглотнул, пряча изумление.

Женщина хрипло усмехнулась и, пошевелившись, подняла скрюченную руку к его лицу.

– Милый мальчик. Более приятное последнее зрелище, нежели мрачная Марда. В своем роде дар. Но эти цвета тебе не идут.

Пен поднял голову и посмотрел на служанку, которая отошла в сторону, когда он опустился на колени.

– Она бредит?

Служанка покачала головой:

– Откуда мне знать? Она выдавала вещи, которых никто не понимает, с тех самых пор, как мне велели сопровождать ее.

Губы старухи дернулись.

– Неужели? – произнесла она. Казалось, она обращается не к Марде или Пенрику. – Это заставит глупцов поплясать. – Она с трудом сделала вдох. – Надо полагать, нелогично желать при этом присутствовать.

Пугаясь все сильнее, чувствуя себя глупым и бесполезным, Пен все же попробовал:

– Разрешите служить вам в вашей нужде, Просвещенная.

Она пристально смотрела на него на протяжении двух прерывистых вдохов, потом прохрипела:

– Принято.

Она умирает. Холод и липкость были совсем не похожи на лихорадочный жар и зловоние смертного одра его отца, но эту бледность ни с чем нельзя было спутать. Больше всего Пенрику хотелось убежать, но упавшая рука женщины нашла его руку и слабо вцепилась в нее. Ему не хватило чего-то – трусости? отваги? – чтобы стряхнуть ее ладонь. Краем глаза он заметил, что служанка и стражник поспешно пятятся назад. В чем дело?

– Лорд Бастард! – выдохнула женщина. – Твои врата причиняют боль. Мог бы лучше позаботиться о своих слугах…

Если все, что он мог сделать, это держать ее за руку, то так тому и быть, в отчаянии решил Пенрик и крепче сжал ладонь женщины.

На мгновение ее карие глаза словно вспыхнули темно-пурпурным светом. Потом, между очередным вдохом и… тишиной, погасли и замерли.

Больше никто не смотрел на Пенрика.

Он услышал гомон женских голосов, болтавших на разных языках, большую часть которых он не понимал, вскрикивающих от ужаса и боли. Его пульсирующая от напряжения голова будто взорвалась частой спутанной сетью белых молний.

Потом – чернота.

Странные сны рассыпались, когда Пенрик очнулся, страдая от кошмарной головной боли, ужасной жажды и отчаянной потребности помочиться. Он лежал в постели в маленькой комнатке, под самой крышей, если судить по наклону беленого потолка. На нем были только рубаха и кальсоны. Когда он со стоном зашевелился, над ним возникло незнакомое лицо. Пен не слишком ободрился, увидев зеленую тунику посвященного Ордена Матери. Последовало несколько минут суеты – сперва человек помог Пенрику воспользоваться горшком, а потом оттащил его от окна, куда тот пытался высунуть голову. Судя по увиденному им кусочку улицы и небу, он находился в Гринуэлл-тауне, возможно, в богадельне Матери. По-прежнему было утро, так что, быть может, он не слишком опоздал? По настоянию посвященного Пен снова упал на кровать и попросил чашку воды, после которой у него остались только головная боль и полное замешательство.

– Как я сюда попал? Я был на дороге. Я потерял сознание? Где мой костюм? – Он очень надеялся, что костюм уцелел. Не говоря уже о ботинках, которых тоже не было. – Там была больная старуха, святая…

– Я позову Просвещенного Луренца, – сказал посвященный. – Не двигайся!

Он поспешно вышел. Из коридора донеслись приглушенные голоса, потом удаляющиеся шаги. Пен заметил свой костюм, аккуратно сложенный на сундуке. Рядом стояли ботинки. Одной тревогой меньше. Он крепко зажмурился, открыл глаза и сел, чтобы налить себе еще чашку воды. Пытался решить, получится ли доковылять до сундука с одеждой, когда снаружи вновь раздались шаги, и он поспешно спрятался обратно под простыни, как было велено.

В комнату без стука вошел высокий, костлявый Просвещенный Луренц, главный святой Храма в Гринуэлл-тауне – утешительно узнаваемый, тревожаще напряженный. Он склонился над Пеном, словно желая пощупать его лоб, но отдернул руку.

– Кто ты? – спросил он Пена.

Пен моргнул. Быть может, он вовсе не заболел, а попал в старую балладу?

– Просвещенный Луренц, вы же меня знаете! Я Пенрик кин Юральд, вы учили меня арифметике и географии и стучали мне по голове своей указкой за невнимательность.

Причем весьма сильно. Это было десять лет назад, до того, как святого повысили до его нынешнего поста. Луренц был давним приверженцем Отца Зимы, хотя, будучи старшим святым, теперь надзирал за всеми пятью святыми домами. Ролш говорил, что растущему городу скоро понадобится архисвятой. Пен полагал, что Луренц надеялся на повышение.

– А. – Луренц испустил облегченный вздох и выпрямился. – Значит, мы не опоздали.

– Хочется на это надеяться! Матушка и Ролш будут в ярости, точно вам говорю. И страшно представить, что подумает бедная Прейта. Где Ганс?

– Лорд Пенрик, – произнес Просвещенный Луренц строгим голосом, будто собирался попросить Пена перечислить крупные реки Дартаки, – что вы помните про вчерашний день?

Пен снова зажмурился и открыл глаза. Они по-прежнему пульсировали.

– Вчерашний день? Вчера не было ничего особенного, разве что матушка с сестрой возились с подгонкой этого глупого костюма. Они не разрешили мне покататься верхом.

Полное взаимного непонимания мгновение они смотрели друг на друга. Потом Луренц снова пробормотал: «А!» – и продолжил:

– На дороге. Вы направлялись в город вместе с Гансом и встретили отряд Просвещенной Ручии. Ей было плохо, и она лежала на земле.

– О! Да, та несчастная старуха. Она правда умерла?

– Боюсь, что да. – Луренц вздохнул, коснувшись лба, губ, пупка и чресл и на секунду растопырив пальцы над сердцем – Дочь-Бастард-Мать-Отец-Сын, перечень всех богов. – Мы привезли ее тело в местный приют Бастарда, где оно будет лежать в ожидании погребения и какого-то разрешения этой проблемы.

– Какой проблемы? – спросил Пен, чувствуя, как скрутившийся узлом желудок присоединяется к больной голове.

– Лорд Пен, – (Прозвище странным образом успокаивало, быть может, все еще не настолько плохо?) – расскажите мне все, что помните о вашей встрече с Просвещенной Ручией и о том, как с вами случился, э-э, обморок. Вплоть до последней детали.

Луренц подставил к кровати стул и сел, давая понять, что не ограничивает Пена во времени.

Несмотря на странность просьбы, Пен описал случившееся и все разговоры настолько точно, насколько смог вспомнить – вдруг это было важно, а особо вспоминать ему и не пришлось. Помедлил, прежде чем упомянуть пурпурный свет и голоса, потому что это было похоже на бред, но в конце концов рассказал и о них.

– Но что она имела в виду, когда сказала «принято»? Конечно, от умирающих людей не следует ждать особой осмысленности, но она говорила так уверенно. И хотя мне и неприятно про это говорить, ее слуги оказались не слишком преданными. Или… – его посетила ужасная мысль, – у нее была какая-то зараза? – Он незаметно вытер о простыню руку, которой сжимал ладонь старухи.

– Определенно зараза, но не болезнь, – вздохнул Луренц, распрямляя напряженные плечи. От его мрачного взгляда Пену стало очень не по себе. – Ты знал, что она была храмовой чародейкой?

– Что? – ахнул Пен.

– И весьма важной, как я понимаю, носительницей демона великой силы. Она направлялась в главный дом своего ордена в Мартенсбридже, чтобы сделать какой-то доклад и обратиться за помощью из-за болезни дабы сдержать демона. Или, в случае смерти, передать его дальше. Люди Бастарда знают какие-то ритуалы для этой процедуры, которые мне, увы, неведомы. Это не мой бог.

Скручивающийся желудок становился камнем.

– Я никогда прежде не встречал чародейку. – У него в горле возник ком, и рот сам собой добавил: – Что ж, синеглазый мальчик, теперь ты сам чародей!

В словах будто слышались колкие интонации умирающей святой; затем чувство удушья исчезло, словно исчерпав силы. Пен зажал рот ладонью и в ужасе уставился на Луренца.

– Я этого не говорил!

Луренц отпрянул, сурово глядя на Пена.

– Не шути со мной, мальчик!

Пен отчаянно затряс головой – внезапно ему стало страшно говорить.

Тихие голоса в коридоре вдруг стали громче. Кто-то спорил. Дверь распахнулась, и в комнату влетела мать Пена, вырывая руку из хватки одного из храмовых стражников, которых Пен встретил на дороге. Следовавший за ней лорд Ролш грозно вскинул ладонь, предупреждая стражника больше не пытаться схватить ее. Просвещенный Луренц поднялся и разрешил противостояние, жестом приказав стражнику отойти назад, качая головой со смесью отрицания и утверждения.

– Ты очнулся! Хвала богам! – Старшая леди Юральд подбежала к постели и, казалась, готова была кинуться на Пена, но, к его облегчению, сдержалась. Вместо этого она вцепилась в рукав Просвещенного Луренца, настойчиво требуя его внимания. – Что с ним случилось? Вы можете сказать?

Ролш отцепил ее от святого и удержал, но, кинув встревоженный взгляд на Пена, обратил к Луренцу лицо, на котором читалась почти такое же беспокойство. Оба разительно отличались от своего утреннего церемониального обличья, хотя по-прежнему были в лучших нарядах. Лицо леди Юральд опухло, глаза покраснели, косы растрепались. Ролш выглядел изнуренным, а его лицо… небритым?

Это уже не то утро, наконец осознал Пен. Это завтра… сегодня… о боги. Он проспал целые сутки?..

Луренц, не привыкший уклоняться от неприятных обязанностей, поймал трепещущие ладони леди Юральд и выпрямился, приняв свой самый серьезный отцовский вид.

– Мне очень жаль, леди Юральд. – Его кивок также предназначался Ролшу. – Наши опасения подтвердились. Вашим сыном овладел – или, точнее сказать, в него вселился демон белого бога. Всего мгновение назад он явил себя мне.

Ролш вздрогнул, мать Пена ахнула:

– Летняя госпожа, помоги нам! И ничего нельзя сделать?

Пен, который сидел, прислонившись к изголовью, встревоженно уставился на свое тело. Демон Бастарда – внутри него? Где именно внутри?..

Луренц облизал губы.

– Все не так плохо, как могло бы быть. Судя по всему, демон не вознесся – он еще не захватил власть над телом. Мне сказали, что столь мучительный переход может уничтожить демона или ослабить его на время, прежде чем он обоснуется в своем новом обиталище или привыкнет к нему. Если воля лорда Пенрика тверда, и он следует всем, э-э, священным наставлениям, может отыскаться способ спасти его.

– Раз они вселяются в людей, значит, должен быть способ их прогнать, – предположил Ролш. И разбавил свой осторожный оптимизм, уточнив: – Помимо смерти, разумеется.

Луренц снова кивнул, по мнению Пена – слишком небрежно.

– Что и произошло с несчастной Просвещенной Ручией. По каковой причине лорд Пенрик и оказался в столь затруднительном положении.

– О, Пен, зачем ты… – накинулась на него мать.

– Я.. я не… – Пен взмахнул руками. – Я подумал, что старой госпоже плохо! – Что, в целом, соответствовало действительности. – Я просто пытался помочь!

Он захлопнул рот, но странный голос не всплыл в его горле и не добавил язвительный комментарий.

– О, Пен! – простонала мать. Ролш раздраженно закатил глаза.

Луренц прервал обещавший затянуться обмен упреками.

– Как бы там ни было, вред причинен, и его не исправить здесь, в Гринуэлл-тауне. Я обсудил эту возможность с сопровождающими Просвещенной Ручии. Плотскую оболочку усопшей святой придется похоронить, но ее эскорт обязан доставить ее имущество в орден, чтобы тот распорядился им в соответствии с ее волей. Это требование относится, я полагаю, – вынужденно, говорил его тон, – и к ее главному сокровищу, ее демону.

Что Луренц имел в виду под «способом спасти его»? Уже готовый возмущаться тем, что его обсуждают прямо в его присутствии, Пен осознал, к чему клонит святой, и опустился на место, внимательно слушая. Перемещение демона также по умолчанию означает перемещение Пена… куда-то за пределы Гринуэлл-тауна. Может, в сам Фрейттен?

– Храмовые стражники согласились сопроводить лорда Пенрика в главный дом Ордена Бастарда в Мартенсбридже, где, вне всяких сомнений, ученые мужи… решат, как следует поступить.

– О, – с сомнением сказала леди Юральд.

Ролш нахмурился.

– Кто оплатит это путешествие? Судя по всему, это дело Храма…

Луренц понял намек, пусть и без удовольствия.

– Храм передаст ему остаток путевых денег, выделенных святой Ручии, а также дозволение использовать храмовых лошадей и постоялые дворы по дороге. Когда он доберется до Мартенсбриджа… решать будет ее орден.

Ролш хмыкнул. Это он в прошлом году запретил Пену отправиться в университет, недавно основанный во Фрейттене, под предлогом того, что семья не может себе этого позволить, а потом заглушил протесты Пена отупляющими подробностями о состоянии всех его баронских счетов, чтобы это подтвердить. Было грустно узнать, что брат не был эгоистом, а говорил правду. Пусть Мартенсбридж и не Фрейттен, но до него еще дальше от Гринуэлла.

Пен осторожно прочистил горло. Кажется, оно все еще принадлежало ему.

– А как насчет помолвки?

Ответом ему было угрюмое молчание.

Наконец Ролш мрачно сказал:

– Что ж, вчера она не состоялась.

– Но семья милой Прейты все равно любезно накормила нас, пока мы сидели тут в ожидании того… когда ты очнешься, – добавила мать. – Так что, по крайней мере, еда не пропала.

– Столько сыра… – пробормотал Ролш.

Пен начал понимать, что произошло, пока он лежал в этой постели, словно едва теплый труп, и картина эта не была веселой. Его тело привезли в город в повозке вместе с мертвой женщиной, каким-то образом разыскали мать и Ролша – конечно, это Ганс, – торжество кончилось, не успев начаться, встревоженные родственники не спали всю ночь…

– Как Прейта… отнеслась к этому?

– Она очень испугалась, когда мы увидели твое тело, – ответил Ролш.

– Сейчас за ней присматривает мать, – сказала леди Юральд.

– Нужно послать к ней кого-нибудь и сказать, что со мной все в порядке, – сказал Пен, пришедший в ужас от всего этого.

Последовавшее за его словами молчание слегка затянулось.

Леди Юральд вздохнула. Она также не привыкла уклоняться от неприятных обязанностей – иначе не провела бы столько лет замужем за их отцом.

– Лучше я сама ей сообщу. Придется многое объяснить. И обсудить.

Пен хотел спросить, считается ли чародей более или менее привлекательным мужем, но у него было неприятное предчувствие, что ответ ему и так известен. Не добавив никакого послания от себя, он трусливо позволил матери уйти, разумеется, в сопровождении Ролша, поскольку леди Юральд явно не хотела оставлять Пена.

– Вам что-нибудь нужно прямо сейчас, лорд Пенрик? – осведомился Просвещенный Луренц, также готовясь уйти.

– Я весьма голоден. – Пен осознал, что это правда. Неудивительно, ведь он ничего не ел со вчерашнего завтрака. – Могу я спуститься в трапезную?

– Посвященный принесет вам еду сюда, – пообещал святой.

– Но я правда здоров. – Пен распрямил плечи и вытянул ноги, вновь ощущая себя хозяином своего тела, как после болезни. – Я могу одеться и пойти вниз. Не нужно никого звать.

– Нет, я попрошу вас оставаться в этой комнате, лорд Пенрик, – более твердым тоном ответил Луренц. – По крайней мере, пока.

Он вышел и закрыл за собой дверь, задержавшись в коридоре, чтобы поговорить с по-прежнему стоявшим там храмовым стражником. Несмотря на безопасность богадельни Матери, тот был полностью вооружен. Чего, скажите на милость, он боялся?..

Ох.

Уколы голода в желудке Пена внезапно стихли, и он зарылся в простыни.

Когда он поел и посвященный забрал у него поднос, Пен отважился выглянуть в коридор. Крупный храмовый стражник, которого он видел раньше, исчез, его сменил еще более крупный мужчина в форме гринуэллской стражи. Он напоминал не потенциальную жертву вербовщика, а скорее ветерана многочисленных войн, сурового и мрачного.

– А куда делся парень, который приехал вместе с… – Пен не знал, как ее назвать, «мертвая чародейка» звучало слишком неуважительно, хотя и правдиво. – С покойной Просвещенной Ручией?

– С мертвой чародейкой? – переспросил стражник. – Они оба отправились на ее похороны, а меня попросили занять их пост.

– А мне… мне не полагается там быть?

– Мне сказали, что вы должны оставаться в этой комнате, лорд Пенрик. Пожалуйста? – Стражник посмотрел на Пена и опасливо улыбнулся ему. Пен растерялся.

Он беспомощно улыбнулся в ответ, такой же фальшивой улыбкой. Пробормотал: «Само собой» – и отступил.

Единственным предметом мебели для сидения в комнатушке был табурет, поэтому Пен вернулся в кровать, сел на нее, обнял колени и попытался вспомнить все, что когда-либо знал о чародеях и их демонах. Знал он немного.

Он почти не сомневался, что настоящие чародеи мало походили на чародеев из детских сказок. Они не заставляли замки вырастать из земли, как грибы, чтобы приютить заблудившихся героев, и не погружали принцесс в волшебный столетний сон, и… и… Пен не был уверен, что они не отравляли принцев, но ему казалось маловероятным, чтобы кто-то обращался к чародею за тем, с чем лучше справится аптекарь. И вообще, до нынешнего момента в жизни Пена наблюдалась прискорбная нехватка героев, принцесс и принцев.

Если подумать, он вообще не знал, чем занимаются настоящие чародеи, ни те, что следовали храмовым правилам, ни те, что их ослушались. Говорили, что человек становился чародеем, когда обзаводился демоном, примерно так же, как становился наездником, когда обзаводился лошадью, в том смысле, что лошадь легко могла сбросить неопытного всадника. Но как стать опытным всадником?

Предполагалось, что демоны возникали в виде бесформенных неразумных элементалей, фрагментов, которые вырвались или просочились в мир из ада Бастарда, места хаотического смешения. Пен смутно представлял себе нечто вроде клубка белой шерсти, сыплющего искрами. Речь, знания и личность демоны обретали у своих последующих хозяев – посредством копирования или кражи, Пен не знал. Вряд ли это имело значение, если они забирали свои приобретения лишь после смерти хозяина, хотя… может, и имело, если обобранная таким образом душа не могла отправиться к своему богу. Пен все сильнее жалел, что потратил на сон или рисование большинство скучных теологических лекций в школе.

Недетские истории гласили, что демоны могли вознестись над своим хозяином и отправить его тело в безумную гонку, в то время как разум бывшего владельца оставался беспомощным свидетелем внутри. Демоны не обращали внимания на травмы, болезни и смерть, поскольку могли перепрыгнуть с загнанного скакуна на свежего, подобно меняющему лошадей гонцу. И такой невыпущенный хаос разъедал душу чародея.

Однако душа Просвещенной Ручии вроде бы должна была отправиться к ее богу, как положено. Может, возможны были варианты? Или дело было в загадочных храмовых ритуалах? Пен понятия не имел, в чем они могут заключаться. Придет ли кому-то в голову ему рассказать?

Есть ли в библиотеке богадельни книги на эту тему и позволят ли Пену их прочесть, если он попросит? Но в обители Матери скорее можно было отыскать труды по анатомии и медицине, чем по деяниям ее второго Сына и его демонических тварей.

Спустилась ночь, и его тягостные раздумья прервал Ганс, который принес Пену одежду и принадлежности из дома, а также седельные сумки, чтобы их упаковать. Вещей оказалось больше, чем вмещали сумки, но кое-что необходимое отсутствовало.

– Брат не прислал мне меч? – Уж конечно, оружейная дома Юральд могла пожертвовать одним мечом.

Седеющий слуга прочистил горло.

– Он дал его мне. Вместо вас, надо полагать. Мне велено отправляться в Мартенсбридж, чтобы присмотреть за вами по пути. – Ганс явно не испытывал восторга от навязанного приключения. – Мы выезжаем завтра на рассвете.

– О, – изумился Пен. – Так быстро?

– Раньше выйдешь, раньше поспеешь, – заявил Ганс. Очевидно, его целью было поспеть. Ганс всегда любил размеренность.

Пен попытался выпытать у Ганса его мнение о вчерашних событиях, но лаконичный отчет слуги мало добавил к тому, что Пен и так успел представить, разве что сильное чувство несправедливости того, что Пен угодил в такую передрягу во время дежурства Ганса. Но судя по всему, его новое задание не было наказанием: храмовые стражники попросили Ганса свидетельствовать в Мартенсбридже о том, что он видел.

– Не знаю зачем, – проворчал Ганс. – По мне, так писец мог бы уместить все это на половинке листа и избавить меня от натертой седлом задницы.

Ганс отправился ночевать в одну из комнат старого особняка, подаренного Ордену Матери и превращенного в богадельню, – Пен полагал, что его собственная уединенная комнатка когда-то принадлежала какому-то слуге. Он занялся укладкой вещей. Очевидно, кто-то в доме Юральд просто сгреб всю его одежду. Коричневый костюм отправился в непрактичную груду, которую следовало вернуть домой утром, вместе с самыми потертыми из столь нелюбимых им обносков. Сколько он будет отсутствовать? И куда именно направляется? Что ему там потребуется?

Он задумался, были бы сборы в университет похожи на эти. Чародейство определенно не входило в перечень научных устремлений Пена, но не входили туда и богословие, святая служба, врачевание, учительство, изучение законов и все прочие высокие профессии, которым там обучали. Кстати, еще одна причина для сомнений Ролша. Должно быть, у Ордена Бастарда есть своя отдельная семинария?..

Пен умылся из тазика, лег в постель и долго не мог уснуть, пытаясь ощутить враждебного духа, поселившегося в его теле. Проявляются ли демоны болью в желудке? Продолжая гадать, он наконец погрузился в сон.

В утренних сумерках Пенрик отнес седельные сумки в вестибюль, где обнаружил неожиданную группу провожающих в лице самой Прейты со всей ее очаровательной пухлостью, а также ее хмурых брата и сестры.

– Прейта! – Он направился было к ней, но она отпрянула, пусть и с боязливой улыбкой.

– Привет, Пен. – Они в замешательстве смотрели друг на друга. – Я слышала, ты уезжаешь.

– Только в Мартенсбридж. Не на край света. – Он сглотнул и выпалил: – Наша помолвка состоится?