Лиза Стрелкова
Руководство по избавлению от вампиров в полевых условиях
Глава 8. Колдовка
– Ироды, носятся тут и там, громят все вокруг! – надрывный старческий голос на каждой гласной заставлял Арину вздрагивать и будто автоматически кивать головой. Она опустила глаза и виновато рассматривала плитку под ногами, как нашкодивший ребенок перед воспитательницей детского сада. Лиза с удивлением отметила, что боевая, мощная и непоколебимая девушка, их товарищ по организации мероприятий, сейчас стояла абсолютно растерянно перед двумя сухонькими пенсионерами. А вот пенсионеры, наоборот, буквально расцвели на глазах и с криками все больше ощущали себя высшей ступенью человеческой иерархии. Старушка в шерстяном платке, на вид лет девяносто, не меньше, стояла, раскинув руки и тыча пальцем в бегающих туда-сюда студентов. А ее спутник, возрастом даже чуть старше, кричал за двоих, вспоминая все грани советских корректных ругательств. Но главный аргумент оставался таким же: «ироды, вот вы кто!». Арина вдруг подняла голову и посмотрела на Лизу таким взглядом, будто была утопающей на Титанике – пожалуйста, помоги, мне нужен минимальный осколок двери и твоя рука помощи, чтобы удержаться на плаву.
– Простите, уважаемые, вы кто и в чем собственно дело? Мы то тут на законных обстоятельствах, есть разрешение и договоренности с собственником лагеря. К тому же мы выяснили, что до ближайших домов шум из лагеря почти не доносится. И еще даже шуметь не начинали. Да, бегаем вовсю, но готовимся к мероприятию, убираем, стираем, готовим реквизит и блюда для всех, – Лиза громким голосом перебила старика и с интонацией адвоката начала перечислять все аргументы в их пользу, убийственно снижая тон голоса к концу предложения. Дожили, уже с пенсионерами ругается. Она в целом не любила старость и застарелость, и конфликт отцов и детей старательно избегала.
– Я Иван Павлович Капустин, ударник труда, почетный член КПСС, много лет трудился, за что получил от государство дачный участок, – отрапортовал нежданный гость. – А вы все ироды, знаем мы вас, сектанты все, сейчас костры разожжете и все спалите!– протянул он уже менее уверенным голосом, делая шаг назад и прячась за своей спутницей. Зато бабка, казалось, копила силы для мощного удара под дых, так напряжённо она дышала. И уморительно выглядела в своем платке и цветастом платье, совершенно не по погоде.
– Позвольте, гражданин Капустин! Мы студенты факультета журналистики, никакие не сектанты, в Бога нашего Иисуса Христа верим. А носятся тут, между прочим, образцовые представители студенческого актива, делают праздник для младшего курса по своей инициативе! Какие к современным комсомольцам-то претензии? Носимся, так ведь молодые же, что с нас взять? Топаем, но вроде не громко, – в конце Ли не выдержала и заулыбалась. А старушка вдруг открыла рот и завизжала, заставив более-менее расслабившуюся Арину уронить на пол папку. Исписанные черной и красной ручкой бумажки разлетелись по траве. Один белый почти нетронутый лист подлетел к старикам и дед не без удовольствия наступил на него.
– Какие ж вы комсомольцы? Антихристы настоящие! Вон все раскрашенные, галстуки нацепили и радуетесь? Позор! Комсомольцы нашлись, ой, не могу! За такое у нас из университетов исключали, а они ходют красуются. Боже упаси! – старушкины дряхлые щеки покраснели, а морщинистый палец с желтым ногтем так и норовил ткнуть кого-то из девушек, желательно, побольнее.
– Не поминайте имя Господа всуе!
Пенсионеры не нашли, что ответить, и молча уставились на девушку красными (от злости или просто это старческое) глазами. Арина, командоры, уставшие первокурсники, сумерки в сосновом лесу – все перестало существовать, пока трое спорщиков молча переглядывались и кто-то даже тяжело дышал. Боже, как же иногда ненавистна старость. Не благородная и благосклонная. А настоящий энергетический вампиризм, постоянный поиск ситуации для высасывания чужих жизненных сил, может даже нервов. К тому же, морщинистое истощенное тело, не дай бог оказаться в таком противном обличии. Будто специально на небе убежали все облачка, открывая краски последних минут заката и освещая пожухлые старческие лица. В свете гирлянд все смотрелось бы возможно лучше и уютнее, но сейчас. Выцветшие серо-зеленые радужки и красный белок глаза под красно-розовыми сухими веками. Карие яркие глаза под черными от туши ресницами с темными кругами внизу. Переглядки длились от силы секунд тридцать, потому что потом к ним подбежала Алла с двумя кружками, из которых норовила выплеснуться крепкая кофейная пена. Теперь уже Лиза смотрела удивленным взглядом на подругу, которая на долю секунды повернулась и заговорщецки подмигнула.
—Иван Павлович и его дражайшая спутница, прошу вас, простите нас за то, что побеспокоили. Не подумали, что помешаем кому, молодые, что с нас взять. Не угодно ли кофейку? Примите, пожалуйста, я старалась для вас, в знак мира и уважения.
Снова возникла тишина, но на этот раз напряжение будто стало угасать. Алла дипломатической рукой протянула кофе пенсионерам, параллельно что-то щебеча о плохой погоде и заморозках по ночам. А кофе горячий, они видать совсем окоченели в лесу-то осеннем, пока шли сюда от дач. Арина громко шмыгнула носом и начала медленно отступать в сторону корпусов. Старушка вдруг заулыбалась и покрепче укуталась в платок. Лиза почти перестала дышать, глядя на метаморфозы, происходящие с бунтующей старостью. За спиной в черном пальто были скрещены пальцы в жесте «хоть бы прокатило». Кое-кто из снующих туда-сюда студентов остановился и тоже стал наблюдать за этой идиллической, почти семейной картиной.
Старики не стали чваниться и с удовольствием отхлебнули горячего кофе из металлических кружек. Причмокивая, бабушка кивнула деду и сказала что-то вроде: «хорошо». Алла предложила принести булочек, но старички замахали руками и крепко сжимая кружки, начали оглядываться по сторонам. Через минуту они уже мирно обсуждали качество местных сосен и то, как хорошо сохранилась плитка. Арина убежала куда-то за корпуса, подальше от стариковской суеты. Совсем нервов не осталось, еще и дачники нагрянули и последнее потрепали. Лиза улыбнулась и наклонилась к Алле, шепотом спрашивая, как она умудряется даже в полевых условиях делать такой ароматный свежий напиток. Растворимый?
– Не дай бог я хоть раз прикоснусь к растворимому кофе, это же вода подкрашенная, – скривилась Валеева и деловито откинула с плеча ладонью волосы, те легким каскадом упали за спину. Манерный жест остался висеть в воздухе лишь на минуту. Увидев высоко поднятую правую бровь Ли, сложно оставаться равнодушным. Затем Алла все-таки заулыбалась и поманила наманикюренным пальчиком. Девушки пошли на кухню, оставляя стариков наедине с самими собой и чудесным кофе. Причем Ли была в полной уверенности, что они либо уйдут навсегда, либо вернутся еще раз покричать и получить свои дары. В голове пронеслось: «бойся данайцев, дары приносящих». Надеюсь, что Алла не подсыпала что-то им в кофе. В глубине Пищеблока на одинокой электрической плитке стояла металлическая турка. Турка сияла начищенными боками и даже за пару метров чувствовался восхитительный запах свежесваренного кофе.
– Обычно я беру прям зерна и перемалываю дома, но тут пришлось взять уже молотый, нашла кое-как нормальный и не за конскую цену. На вокзале был магазинчик, даже не так, ларек, там сидела такая милая тетя, которой было невпадлу проконсультировать меня по скудному ассортименту ее притона. И представляешь, оказалась последняя пачка, помятая вся. Конечно, схватила, молотый, но что ж делать. Как жить без кофе?
– Поверь, я не удивлюсь, если бы ты отрыла где-то тут кофемолку, – Лиза постояла пару секунд, покачиваясь с ноги на ногу, а потом резко выпалила: А можно и мне?
Алла улыбнулась и достала откуда-то из-под полы милую фарфоровую кружечку белого цвета. Хранила для своих. В нее щедро плеснула кофе, затем взяла пакетик корицы и высыпала чуть ароматного порошка на темную пену. Лиза кивнула в сторону пакета молока, и подруга добавила чуть-чуть правой рукой, левой помешивая кофе длинной ложкой как настоящий бариста.
– Алла, у тебя нитка привязалась, – Лиза подхватила кончиками ногтей длинную черную нитку, заметную на пионерской выглаженной рубашке подруги. И принялась наматывать на палец, что-то бормоча.
– Что ты делаешь?
– Тссс, гадаю на того, кто к тебе привязался. Сбила, блин. Никогда не слышала о советских гаданиях? Самое простое – узнать имя кавалера по нитке, нужно только намотать на палец и называть букву, как закончится нитка, так узнаем имя. А… Б… К… Л… М! Кто-то на М, Мирон? Миша? Макс?
– Смешная ты, сама нос воротишь, от него бегаешь, как от огня или чумы, а мне предлагаешь, – Алла кончиком ногтя поковыряла накипь на старой конфорке и картинно вздохнула. Затем отвернулась и посмотрела куда-то на улицу. Лизе это не понравилось. Черная нитка полетела на пол, скрываясь межд половицами.
– Ну почему сразу предлагаю, он что, один Макс во всей округе? В соседней группе Макс Полянский учится, чем не жених? Да и вообще, имя необычайно популярное в наших кругах, я сходу тебе сразу пятерых назову. И даже не чумных.
Алла подняла руки вверх и теперь улыбнулась по-настоящему:
– Ладно, сдаюсь, держи конфетку, – и достала из кармана белую зефирку в прозрачной обертке. Ловкие пальчики за пару секунд вытащили зефир и кинули в белую кружку без единого всплеска. Затем Алла схватила предназначавшуюся подруге порцию кофе и начала аккуратно дуть на жидкость. Подкрашенные алой помадой губы сложились в трубочку и контрастировали со светлым фарфором и темным кофе. Много резких мелких движений, чтобы глаз специально цеплялся за другое. Лизе это еще больше не понравилось.
– Ладно, давай к кофе, я уверена, что он превосходный, тут ты настоящая колдунья. Кстати знаешь, что по русской деревенской традиции правильнее говорить колдовка? Я недавно нашла книгу по деревенской магии, зачиталась до дыр. И кое-что попробовала, нашла в маленьком ведьминском магазинчике у нас, ну ты знаешь, который в принципе единственный. Так вот, нашла скрутки трав, которые надо жечь как свечи. Пару сожгла и даже завышалось легче, а вот той суке, которая поставила мне удовлетворительно за «Технику речи», завышалось тяжелее. Слышала, что она отпуск взяла посреди семестра? То-то и оно!
– Да? – растерянно спросила Алла, уставившись на подругу круглыми глазами. Она поставила кружку с кофе на стол и сцепила пальцы так, что те побелели.
– Даже рецепт заговора на болезни в этой книжке есть, только вот где достать гнилое мясо, чтобы не было вопросов, – сладко пропела Лиза, внимательно глядя на подругу. Алла попятилась, отступила на пару шагов, не сумев сдержать лицо. Она знала, что предки Ли были со странностями, может даже имели дар. И вот эти слова могли значить что-то угрожающее.
– Не поняла, – промямлила Алла и снесла рукой турку с остаткам кофейной гущи. На старом, но чистом деревянном полу «Пищеблока» образовалось огромное темное пятно. Превосходный кофе впитывался в столетние доски нехотя, как будто намекая, что есть шанс спасти положение и не оставить следов. Но Алла вместо того, чтобы кинуться за тряпкой, сжала окончательно побелевшие пальцы в кулаки и закусила губу.
Однажды Ли с родителями лично съездили в полусгнивший деревенский домик далеко в области, чтобы посмотреть, насколько там все плохо. Алла тоже поехала, чтобы поделать пленочных фотографий в деревне и пообщаться с подругой вне пар. Она начиталась всяких статей про то, как ловить дзен на природе и тихо внутри предвкушала, как посидит в саду среди деревьев, попросить Вселенную исполнить желания и восстановит баланс сил. Или что-то вроде этого. Но уже по пути в низину у лесной опушки, где полуразложилась деревянная халупа, вдруг поняла, что лучше бы не ехала. Джинсы забрызгались грязью, в тонкой ветровке было прохладно на лесном ветру. Алла собрала остатки своих сил и мужественно зашла в дом. Села в продавленное кресло, вздрогнула от скрипа и глубоко дышала, закрыв глаза, пока семейство Ли рылось в сундуках на чердаке. Пахло сыростью, деревом и еще чем-то кислым. Внезапно девушка услышала тихий звук где-то из под пола. Звук царапанья. Раз, раз – и тихо. Не знакомая с деревенской фауной Алла подпрыгнула в кресле и позвала кого-нибудь. Мама Лизы спустилась на минутку и мило рассмеялась, говоря о полевых мышках или даже о лесном ежике в фундаменте. Алла не боялась ежиков и мышки в целом не были крысами, поэтому она снова закрыла глаза и постаралась отвлечься от звуков. Шурх-шурх-шурх. Как-будто кто-то подметал пол. Когда Алла открыла глаза, она сначала замерла от ужаса, а потом резко подскочила и выбежала из дома. Семья Ли в полном составе спустилась на крики и топот. Старое кресло качалось, а перед ним на деревянном полу лежал клок блондинистых волос, идеально утрамбованный и круглый. Через полчаса обнимая дрожащую и заплаканную Аллу в машине, Лиза попыталась рассказать ей о домовых, старинных русских духах, которые не были чем-то страшным. Но Алла стирала рукавом новенькой ветровка слезы с тушью и не хотела ничего слушать.
По дороге домой Алла траурно молчала, пока родители и Ли бодро обсуждали все странности, которые нашли в домике. Серебряный кубок, удивительно не украденный. Идеально сохранившаяся черно-белая фотография старухи в платке. Кольцо в виде змеи, переливающееся изумрудными камушками. «Как все это сохранилось, ума не приложу? И откуда у бабы Нюши такие драгоценности, скромно же жили?» – «Боже, они что, никогда не смотрели ужастиков? Это все проклято». Мама Лизы надела кольцо на указательный палец, удивившись, как идеально оно село, и забрала с собой в город. Лиза улыбалась и обсуждала домовых. Возможно, после этой поездки Алла уверовала в Бога или по крайней мере провела пару дней за молитвами, чтобы уберечь себя от возможных последствий.
И мило глядя на Валееву сейчас, Ли буквально чувствовала энергию вокруг, направленную и давящую. Готова поклясться, что в блондинистой голове, несмотря на всю деревенскую хитрость, проносятся тревожные мысли. Аллочка была умной в каких-то будничных вещах, но к магии не имела никакого отношения. Разве что баловалась картами таро, но по-настоящему не могла ничего нагадать, а только смотрела на рисуночки и красиво сочиняла. Представляла себя ведьмой. Когда же речь заходила о более серьезных ритуалах, она спешно ретировалась, даже медитации до конца не могла понять. Садилась в позу в тишине, старательно дышала по схеме, но ничего не получалось – становилось скучно, и она включала музыку. Воспитанная на массовой культуре и считающая любое проявление тонкого мира чем-то страшным и опасным. Боялась каждого писка и скрипа. Поэтому самым главным и самым действенным было давить на это слабое место в ораторской броне Валеевой – она тут же закрывала рот и испуганно хлопала глазами. Легко давить, нежно, намеками. Не по-дружески такие вещи говорить, а что поделать, если она сама явно что-то скрывает. Как во французской поговорке, сама дала веревку, на которой ее сейчас и повесят.
– Ты подними турку, что ж стоишь, – ласково сказала Лиза, невинно проводя кончиками пальцев по ободку своей белой кружки. Тайно радуясь, что не весь кофе успел оказаться на полу. Она разглядывала подругу, как будто впервые увидев ее со стороны. Чертовски красивая, обаятельная блондинка, которая сочетает в себя удивительные противоречия, вроде страха перед мистикой и огромной внутренней силой в разрешении конфликтов и способности чувствовать человеческие переживания. Красная помада, нарощенные реснички, лежавшие чертпобери идеально, волосок к волоску. Легкий румянец, выглядящий слишком естественно, чтобы быть частью макияжа. Она была из тех, кому всегда везло. Начиная от рождения в богатой семье, заканчивая тем, как она однажды ловко нашла на распродаже деловые бежевые брючки в единственном размере, облегающем ее тонкую фигуру как вторая кожа. Когда занавеска в примерочной отодвинулась, Лиза впервые почувствовала такой приток зависти к девушкам, которые никогда не испытывали проблем с лишним весом или не имели даже минимальных складочек. Подруга была ангелом, идеально вылепленным на зависть или потеху обычным смертным. У нее были недостатки, но такие смешные, честное слово. Например, вот этот.
Алла взглянула вниз и взвизгнула, даже немного подпрыгнув и налетев на столешницу. Пятно кофейной гущи странным образом сложилось во что-то, напоминающее извилистую змею, с более широким началом – ну точно черная мамба ползет к ее ногам. Ли подивилась тому, как судьба благословила ей. Издеваясь над простотой Валеевой, она чувствовала токсичное наслаждение внутри: если бы была злодейкой в кино, сказала бы «какая ты жалкая».
– Слушай, ты все не так поняла, просто с этим Максом уже достала меня, вот первое, что в голову пришло. Думаешь, я могу вспомнить кого-то другого, когда моя лучшая подруга, всегда позитивная, закрывается одна в каморке и рыдает по его душу? А потом тащит меня через весь лагерь под дождем подальше от него? И вообще, к чему весь этот разговор? Не хочешь кофе, не пей. Мне пора возвращаться к работе, к плите, осталось пару часов.
«Не верю», – подумала Лиза, поднося кружку к губам и делая большие глотки очаровательного кофе. Она не смотрела на лучшую подругу, понимая, что лучше пока отложить разговор, возможно, до начала пьянки.
«Поверила», – подумала Алла, вытаскивая из контейнера чистый нож, чтобы почистить яблоки для глинтвейна. Она осторожно поглядывала на лучшую подругу, понимая, что только что прошлась по лезвию ножа.
А старики так и продолжали гулять между сосенок под ручку и умиляться тому, какие красивые декорации сделала молодежь к празднику. И пить мелкими глотками остывший кофе, чтобы подольше остаться в лагере и посмотреть, как тут все изменилось.
Глава 9. Фатум
Вечер выдался прохладный, то ли бабье лето окончательно прошло, то ли ветер гнал холод и влажность от реки по всей округе. Лиза вышла из Пищеблока и слегка растерялась – вдалеке на площадке общего сбора стоял нетронутым (вернее не совсем зажженным) костер. Жалко, что она не носит часы, в такие моменты, когда темнеет рано, но ты не можешь понять, насколько рано. Зато дышится легко, хочется остановиться на пару минут и просто постоять, впитывая ноздрями свежесть и резкость погоды. Ли вздрогнула, когда мимо пробежала бодрая вожатка Ксюша, помахивая красным флагом на пластиковой трубочке: за ней уже абсолютно не бодро семенили три девушки, одна из которых чертыхалась под нос из-за скользящих по грязи и сосновым иголкам изящных сапожек. Значит, квесты еще идут.
Странный вышел Посвят, однако же. В прошлом году они заняли коммунальную квартиру почти у чердака в старом здании в центре города. В многокомнатных хоромах с большим длинным коридором жила одна семья Арины Хвостовой, не желавшие сменить жилье после распада Советского Союза. Перейдя порог квартиры в первый раз, каждый человек невольно вздрагивал от черных проемов комнат, мелькавших то слева, то справа по коридору, а в конце почти круглосуточно сияла светом общая кухня. Арина кидала гостю тапки из кучи обуви в углу прихожей, потом вы со скрипом шли к кухне, стараясь не наступать на особо визжащие половицы. Мама Арины, Ксения Сергеевна, скрепляла свое длинное темное каре крабиком на затылке и разливала травяной чай, который сама собирала по старинным рецептам. Жаль, у них не было дачи, тетя Ксеня ходила на рынок и отбирала уже собранную лаванду, ромашку, календулу, чабрец, мяту у бабушек, разложивших венки и веники трав по прилавкам. Все только ахали, когда делали первый обжигающий глоток ее фирменных чаев. Ксения делала и свечи-скрутки, внезапно торчавшие и вонявшие из разных мест квартиры. И кажущаяся неприветливой вначале квартира обретала новую атмосферу. На их Посвяте родители Арины освободили жилплощадь и уехали к родственникам в Москву, а студенты вдоволь наскрипелись половицами – пара отчаянно выпивших парней даже подсадили друг друга, чтобы достать до высоченных потолков хотя бы кончиком пальца. Лиза слышала много рассказов и не раз жалела о том, что не поехала. В хоромы вместилась половина их потока и несколько организаторов. Свечи не зажигали в ту ночь, но запах трав и дыма настолько пропитал квартиру, что можно было курить в любой комнате. Табачный дым мгновенно поглощался благовониями. А еще у Аринкиного папы был террариум с питонами, и девчонки из их группы весь вечер грустно ходили вокруг да около, потому что им запретили трогать змей и вешать их на плечи для фотографий. «Это вам не Сочи, тут питонов для фоток не предлагают» – кричала пьяная Арина, в очередной раз шлепая по шальной ладони, пытавшейся снять крышку террариума.
Кто-то вдалеке крикнул: «Пацаны, Атас!». Мимо Лизы пронеслись бодрые парни, у одного за пазухой как будто блеснула в свете фонаря бутылка водки. Кажется, сегодня будет недостача. Пойти, что ли, отчитаться перед начальством, что воруют припасы и надо устроить шмон?
Вдалеке у ворот стояли две фигурки, у одной из которых была огромная папка в руке. Лиза лениво потянулась и неторопливо двинулась по направлению к ним. Арина стояла с руками в боках и разговаривала со своей помощницей, когда вдруг словно в замедленной съемке из темноты шагнула высокая тень и на девичье плечо положил руку какой-то незнакомый мужик. Ли от неожиданности попала ногой в ямку и едва сдержала равновесие. Хорошо хоть не упала организатору и гостю в ноги. Арина уронила свою папку и даже приоткрыла рот от удивления:
– Игорь Саныч, вы как тут оказались?
– Так ты ж мне сама позвонила, шо плита не фурычит. Или забыла уже? А все энергетики ваши поганые, гадость всякую пьете, – улыбнулся мужичок. Внешне ему было уже лет за 50 точно, но он был тем еще живчиком, с морщинками в уголках глаз, наверное, любит улыбаться. Усы щеточкой смешно двигались, когда он говорил, а широкая клетчатая рубашка в пятнах земли выдавала холостяка. Боже, они что, приманили в лагерь всех стариков в округе? Воскресили советское прошлое? Арина же клятвенно заявляла вчера, что их никто не потревожит. Владелец лагеря приезжал пару дней назад, включал генераторы и проверял состояние водопровода. Лагерь функционирует так, как будто не было всех этих лет. Правда, с оговорками.
– Я думала, вы вызовете мастера или вроде того. И на самом деле я хотела просто вас предупредить, чтобы вы не сердились, что мы ее сломали. Кажется, она уже того… Не включится… А вы ради этого приехали в такую даль…
– Аринка, емае. Ну с какого перепугу не включится? Чтоб советской плите и кирдык пришел? Не в мою смену. Фонарик есть посветить, ща посмотрим. А про даль, так я не приехал, дачка у меня тут рядом. Дела доделал и вмиг прибежал к вам. Что ж я, вас без присмотра оставлю? Ну показывай, какая.
Игорь Саныч засучил рукава рубашки и зашел в Пищеблок так, словно делал это миллион раз. Арина засеменила за ним. Лиза огляделась в поисках бегающих в квесте студентов, нашла их глазами и решила еще немного побездельничать. В самом деле, она будет работать, когда придет ее время, а сейчас можно побыть наблюдателем Вселенной. Потом написать в мемуарах, какие удивительные события происходили в период юности. Вот стариков уговорили не звонить в полицию и не орать, сейчас будем стелиться перед владельцем лагеря. Лиза поспешила за Ариной, с любопытством разглядывая широкую и будто накаченную спину Игоря Саныча. Мир, труд, май? Он до сих пор встает каждое утро, следуя утренней зорьке, и делает гимнастику для укрепления здоровья? На парах по искусству модерна и постмодерна им рассказывали, что в тоталитарных государствах особую роль имеет тема телесности. Твое тело тебе не принадлежит, оно лишь винтик в общей системе и должно работать без перебоев. Поэтому в Советском Союзе были агитационные плакаты про зарядку, спорт, здоровый образ жизни – «пьянству бой». Ты должен быть максимально готовым к труду и обороне, где будешь нужен государству для постройки коммунизма и пятилетки за два года. Ничего против здоровья, но все должно быть по желанию и с осознанием последствий каждого шага. Видимо, у деда все еще живы советские привычки, вон как бодро шагает. Они вступили за владельцем в Пищеблок.
Полина отложила нож, протерла руки о фартук и вопросительно посмотрела на Арину – та пожала плечами и приложила палец к губам. Увидев гирлянды, заменявшие на кухне нормальное освещение, мужик только крякнул.
– У нас парень один, Кирилл Бедовый, отстрадал в шараге на электрика, так вот он нам сказал, что все, плиту только менять.
– А он хоть проверил, включена ли она в розетку? Нет? Ох непутевый этот ваш Кирилл. Нашли кому верить, – Игорь Саныч моментально определил поломанную плиту и присел перед ней на корточки. Арина только выдохнула, поражаясь, как быстро и четко он действовал, словно всю жизнь его вызывали сюда чинить плиты. Возможно, так и было.
– Девки, вы че стоите в дверях, ни туда, ни сюда? – повернулся к Лизе и Арине Игорь Саныч и сально заулыбался. Правая бровь Ли моментально поднялась вверх, поскольку они уже сделали шагов десять вглубь кухни и явно не были на пороге. Игорь Саныч засмеялся, хлопая широкой мозолистой ладонью по колену. – Понял, понял. Может кто-то принести сумку с инструментами? Бросил там на дорожке, не подумал. Аринка, сбегай, бога ради.
– Я? – поперхнулась Рина, и вдруг застыла. Игорь Саныч по-прежнему смеялся, но глаза его выражали нечто среднее между раздражением и откровенной злобой. Что же так могло разозлить мужика? Он вполне мог сойти за Чикатило или Оноприенко, такой же старый, довольно сильный и крепкий, а также с непонятными мотивами. Вернее, не так. Нечитаемыми. По глазам стариков, пришедших в лагерь час назад поскандалить, было понятно, что это их единственная отрада в однотипные пенсионные будни. Здесь же взгляд был как у Ганнибала Лектора. И Лиза впервые чувствовала себя кем-то вроде мисс Старлинг, только их не разделяла решетка. А вдруг ему нужны инструменты, чтобы накинуться и прикончить их всех? Надо аккуратно найти глазами ближайший нож и невзначай шагнуть к нему. Или пойти заварить себе травки от нервов и паранойи.
– Хорошо, Игорь Саныч, бегу! Спасибо вам за помощь! – и Арина пулей выбежала из Пищеблока, проявив недюжинную скорость для человека с постоянным недосыпом. Лиза постаралась максимально вежливо улыбнуться мужику, совершенно не понимая, как завести диалог, чтобы занять натянутую паузу. Она шаркнула ногой и половицы Пищеблока отозвались унылым скрипом. Как назло, все кухарки тихо ушли на склад или через заднюю дверь. Полина буквально оставила нож в колбасе. Вот спасибо! Как-будто нарочно заставляют ее развлекать гостя. А может, они в сговоре? Дыши, дыши, это просто ты устала и нервы расшатала диетой из энергетиков. Обычный мужик же. Вроде.
– Че уставилась, как баран на новые ворота, не нравлюсь? – вновь захохотал Игорь Саныч и залез головой внутрь духовки. Лиза шагнула к разделочной доске так, что заведя руку за спину, коснулась рукоятки ножа. Затем она вдруг рассердилась на себя, совсем пересмотрела ужастиков. Станет он ее убивать при всех? Зачем этому мужичку-добрячку вообще покушаться на ее жизнь? Murder is one part perspiration and ten parts preparation. Ну откуда он знал, что я вообще приеду? И что плита сломается, и я останусь с ним. Бред какой-то. Мало ли, какой был взгляд, почудилось. Она же не спала нормально пару дней, питалась энергетиками, вот и скрючило. Да, точно, надо повторить себе это еще пару раз, чтобы точно поверить.
– Да нет, просто удивилась, что владелец собственной персоной пришел помочь нам.
– Да, а то сижу безвылазно на своей даче, как граф Дракула. Только я чеснок выращиваю, – заулыбался Игорь Саныч, выпрямившись, задорно поглядел на Лизу. Стало немного легче на душе. Арина грохнула сумкой о пол, склонила голову в почтении владельцу лагеря и вновь поспешила ретироваться. Мужик только крякнул, пожал плечами и расстегнул черную пыльную дорожную сумку.
– А лагерем зачем владеете? Купили, как напоминание о юности?
– Да, он особо дорог моему сердцу, – внезапно галантно сказал Игорь Саныч, растеряв свой деревенский пафос, помахивая отверткой. – Понимаешь, девочка, я провел тут незабываемые события юности. Первый раз влюбился, спас товарища и обрел, как мне тогда казалось, верных друзей на веки вечные. Когда лагерь закрыли и новые власти вдруг хотели его снести, пришлось повозиться, продать квартиру в городе, собрать бумаги. Зато какие эмоции мне принесли родные стены. И как невероятно осознавать, что спустя годы сюда вновь возвращаются молодые люди, чтобы отпраздновать свои незабываемые события юности. Поэтому и решил забежать, проверить, как вы поживаете. С вами, как говаривала моя бабушка, я молодею.
Игорь Саныч отодвинул плиту и как будто прощупывал розетку, чертыхаясь на недостаточное освещение. Лиза, услышав шаги, резко обернулась и чуть не скинула нож с доски куда-нибудь себе на ногу.
– Лиза, блин, тебя ищут на квартирнике, Дима мне уже все мозги выел, ему плохо, – дернул за рукав подошедший Даня. Лиза внимательно оглядела друга. Он был удивительно свеж для человека, который проспал почти весь день. Да и где его носило до вечера? Почему все занимаются непонятно чем, да еще и выглядят так подозрительно хорошо? Сменил рубашку, да еще на накрахмаленную, выхоленную. И умопомрачительно пах мылом и мятой, будто только что вышел из душа.
– Да, прости, иду, просто тут уши грею. На владельца лагеря глазею, – улыбнулась Лиза, легко дергая его за рукав в ответ. Но Даня не улыбнулся, абсолютно каменным взглядом упершись ей куда-то в центр лица. Лиза вздрогнула от внезапно повеявшего холода. С Даней у них всегда были отношения очень теплые, с огромной взаимной симпатией и поддержкой. Она чувствовала его энергию, словно он был солнцем, греющим, но не обжигающим. Почему он такой грубоватый сейчас? Или это атмосфера Игоря Саныча давит на нервы? Тяжелый вздох, легкое качание головой.
– Ладно, ладно, – Лиза подняла руки над головой в смиряющемся жесте и бросила последний взгляд на Игоря Саныча. Серые глаза мужика напоминали две грязные льдины, прожигающие холодом и отвращением даже в полутьме Пищеблока. И это странно сочеталось с его добродушным образом соседа по даче и широкой улыбкой. Он отряхнул ладони и принялся ковыряться в сумке, принесенной Ариной почти в зубах. Да что с ними такое? Или ей только кажется? Не дай бог в сумке Игоря Саныча еще топор лежит, тогда тревожность сведет ее с ума. Вернется домой и точно сходит к специалисту, это уже невозможные бредни. Параноидальный бред, а ведь она еще почти не пила. Даня выразительным жестом указал ей на виднеющийся в дверном проеме стадион. Лиза кивнула оставшимся в Пищеблоке работягам и вышла на воздух. Странно все это. Даня вышел следом.