Лиза Клейпас
Соблазни меня в сумерках
– Поразительно! – В своем энтузиазме Поппи забыла об осторожности. – Мистер Ратледж явно обладает талантом механика. Это напомнило мне о Роджере Бэконе, средневековом французском монахе, биографию которого я недавно прочитала. Мой отец был большим почитателем его трудов. Бэкон провел огромное количество экспериментов, что вызвало обвинения в колдовстве. Говорят, однажды он создал бронзовую голову, которая… – Поппи осеклась, сообразив, что она опять болтает. – Ну вот видите. Вот чем я занимаюсь на балах и вечеринках. Это одна из причин, почему на мою руку нет претендентов.
Его губы дрогнули в улыбке.
– Я полагал, что разговоры только поощряют претендентов.
– Возможно, но не разговоры, которые веду я.
Раздался стук в дверь, и они оба повернулись на звук.
Пришла горничная.
– Я должна идти, – смущенно сказала Поппи. – Моя компаньонка очень огорчится, если обнаружит, что меня нет.
Незнакомец выдержал долгую паузу, глядя на нее.
– Я еще не закончил с вами, – заявил он с обескураживающей небрежностью. Словно никто и никогда не отказывал ему. Словно он не сомневался, что она останется с ним настолько, насколько он пожелает.
Поппи набрала в грудь воздуха.
– Тем не менее я ухожу, – спокойно отозвалась она и направилась к двери.
Он опередил ее и уперся в дверь ладонью.
Поппи пронзил приступ тревоги. Она повернулась к нему лицом, ощущая бешеное биение пульса. Он стоял слишком близко, почти касаясь ее своим высоким сильным телом. Она отпрянула, прижавшись к стене.
– Прежде чем вы уйдете, – вкрадчиво произнес он, – я хотел бы дать вам совет. Для молодой женщины небезопасно бродить по отелю. Постарайтесь впредь не рисковать так глупо.
Поппи напряглась.
– Это приличный отель, – сказала она. – Уверена, мне нечего бояться.
– Напрасно, – возразил он. – Вы просто напрашиваетесь на неприятности.
И прежде чем она успела сообразить, что происходит, он склонил голову и завладел ее губами.
Потрясенная, Поппи не шелохнулась, отдаваясь обжигающему поцелую, такому нежному и вместе с тем требовательному, что не заметила, как ее губы приоткрылись. Одной рукой он обхватил ее подбородок, заставив запрокинуть голову, а другой обнял за талию, притянув к себе. С каждым вдохом Поппи вбирала его запах, пьянящую смесь мускуса, чистого белья и мужской кожи. Ей следовало бы сопротивляться, но его губы были такими нежными и настойчивыми, они возбуждали, дразнили и обещали. Они переместились на ее шею, где пульсировала жилка, и двинулись ниже, рассылая по телу мурашки, пока она не задрожала и не выгнулась назад.
– Нет, – произнесла она слабым голосом, отстранившись от него.
Незнакомец взял ее за подбородок и заставил взглянуть на него. Они оба замерли. Встретив его испытующий взгляд, Поппи уловила в нем смесь замешательства и досады, словно он сделал какое-то неприятное открытие.
Он отпустил ее и распахнул дверь.
– Поставь на стол, – велел он горничной, которая ждала за порогом с большим серебряным подносом в руках.
Девушка поспешно повиновалась, слишком хорошо вышколенная, чтобы выказать удивление по поводу присутствия Поппи в комнате.
Незнакомец подошел к Доджеру, который успел заснуть в кресле, поднял его и, вернувшись к Поппи, протянул ей. Глаза Доджера были закрыты, сливаясь с черной маской на его мордочке. Поппи прижала к себе зверька, ощущая под пальцами биение его крохотного сердечка и шелковистый подшерсток на брюшке.
– Что-нибудь еще, сэр? – спросила горничная.
– Да. Проводи леди до ее номера. А потом зайдешь ко мне, чтобы сообщить, что она благополучно добралась.
– Слушаюсь, мистер Ратледж.
Мистер Ратледж?
Поппи взглянула на незнакомца. Его зеленые глаза дьявольски поблескивали, словно он забавлялся ее изумлением.
Гарри Ратледж… таинственный и неуловимый хозяин отеля… оказавшийся совсем не таким, каким она его представляла.
Озадаченная и смущенная, Поппи отвернулась и перешагнула через порог. Дверь с легким щелчком закрылась за ней. Как нехорошо с его стороны развлекаться за ее счет! Утешив себя мыслью, что никогда больше его не увидит, она двинулась по коридору вместе с горничной… даже не подозревая, что вся ее жизнь только что круто изменилась.
Глава 3
Гарри подошел к камину и уставился на огонь.
– Поппи Хатауэй, – прошептал он, словно это было магическим заклинанием.
Пару раз он видел ее издалека, когда Поппи садилась в карету перед отелем, и на балу, который давали в «Ратледже». Гарри не присутствовал на балу, но наблюдал за танцами с балкона. Несмотря на красоту и волосы цвета красного дерева, он не обратил на нее особого внимания.
Однако личная встреча явилась для него открытием.
Он шагнул к креслу, собираясь сесть, когда заметил порванный бархат и клочья ваты, оставленные хорьком, и, улыбнувшись, сел в другое кресло.
Поппи. Какой безыскусной она выглядела, расхаживая среди его сокровищ и болтая об астролябиях и францисканских монахах. Она говорила так оживленно и красочно, словно разбрасывала конфетти. Она излучала лукавство и бодрость, которые могли бы раздражать, но вместо этого доставили ему удовольствие. В ней было то, что французы называют изюминкой, какая-то… живость ума и души. А ее лицо было одновременно невинным и знающим.
Он хотел ее.
Обычно Джей Гарри Ратледж получал любую вещь, прежде чем успевал захотеть. В его упорядоченной жизни еда подавалась до того, как он успевал проголодаться, галстуки заменялись раньше, чем приобретали несвежий вид, отчеты появлялись на столе, не дожидаясь указаний. А женщины всегда были доступны и говорили ему то, что, по их мнению, он желал услышать.
Гарри сознавал, что ему давно пора жениться. Во всяком случае, так утверждали большинство его знакомых, хотя он догадывался, что, надев петлю себе на шею, они хотели, чтобы он сделал то же самое. Гарри относился к этой идее без энтузиазма. Но Поппи Хатауэй была слишком соблазнительной, чтобы сопротивляться.
Сунув руку в левый рукав, он вытащил письмо, адресованное Поппи Хатауэй достопочтенным Майклом Бейнингом. Гарри задумался, вспоминая, что ему известно о нем. Бейнинг обучался в Винчестере, где его склонность к наукам нашла свое применение. В отличие от других молодых людей он никогда не влезал в долги и не был замешан в скандалах. У него была приятная внешность, привлекавшая женщин, а еще больше их влекли титул и состояние, которые он должен был унаследовать со временем.
Нахмурившись, Гарри начал читать.
«Любовь моя!
Вспоминая о нашей последней встрече, я целую место на своем запястье, куда капнули ваши слезы. Как вы могли не поверить, что я оплакиваю каждые день и ночь, проведенные в разлуке с вами? Я не в состоянии думать ни о ком, кроме вас. Ни на секунду не сомневайтесь, что я схожу с ума от любви.
Если вы потерпите еще немного, я найду возможность поговорить со своим отцом. Когда он поймет, насколько глубоки и неизменны мои чувства к вам, уверен, он одобрит наш союз. Мы с отцом очень близки, и он всегда говорил, что желает для меня такого же счастливого брака, какой был у него с моей матерью, упокой Господь ее душу. Вот кто оценил бы по достоинству, Поппи, ваш рассудительный и счастливый характер, вашу любовь к семье и дому. Если бы только она была здесь, чтобы помочь мне убедить отца, что для меня не будет лучшей жены, чем вы!
Дождитесь меня, Поппи, как я жду вас.
Навеки ваш, М…»
Гарри издал тихий смешок, глядя на охваченное пламенем полено, которое с треском раскололось, дохнув жаром, и рассыпало искры. Лицо его было неподвижно, но мозг лихорадочно работал, строя планы. Бейнинг готов ждать? Непостижимо, если учесть, что каждая клеточка в теле Гарри была заряжена нетерпением.
Сложив письмо с осторожностью человека, имеющего дело с ценной бумагой, Гарри сунул его в карман сюртука.
Семья Хатауэй снимала в отеле «Ратледж» апартаменты. Оказавшись в безопасности своих комнат, Поппи устроила Доджера в его любимом спальном месте – корзинке, устланной изнутри мягкой тканью. Хорек даже не проснулся, обмякший, как меховой коврик.
Выпрямившись, Поппи прислонилась к стене, закрыла глаза и испустила долгий прерывистый вздох.
Зачем он это сделал?
И, что более важно, почему она это позволила?
Это был не тот поцелуй, которым мужчина одаривает невинную девушку. Как она могла поставить себя в такое положение? Поппи сгорала со стыда за собственное поведение. Поступи так другая, она осудила бы ее самым суровым образом. Ведь Поппи так уверена в своих чувствах к Майклу.
Почему же тогда поцелуй Гарри Ратледжа вызвал в ней такой отклик?
Жаль, что она не может ни с кем посоветоваться, но самое лучшее, что она может сделать в данной ситуации, так это забыть о встрече с Гарри Ратледжем.
Придав своему лицу беспечное выражение, Поппи постучала в дверь комнаты своей компаньонки.
– Мисс Маркс?
– Я не сплю, – отозвался слабый голос.
Поппи вошла в крохотную спальню и обнаружила, что мисс Маркс стоит возле умывальника в ночной рубашке.
Она выглядела ужасно: бледная, со взлохмаченными русыми волосами… Обычно ее волосы были заплетены в косы и уложены в аккуратный пучок. Развернув пакетик с порошком, она высыпала его содержимое на язык и запила глотком воды.
– О боже, – мягко произнесла Поппи. – Я могу чем-нибудь помочь?
Мисс Маркс покачала головой и поморщилась:
– Нет, Поппи. Спасибо.
– Опять кошмары? – спросила Поппи, участливо наблюдая за своей компаньонкой, которая подошла к комоду, чтобы достать чулки и белье.
– Да, мне не следовало спать так долго. Прости меня.
– Мне нечего прощать. Я всего лишь хотела бы, чтобы ваши сны были более приятными.
– В большинстве случаев так и бывает. – Мисс Маркс слабо улыбнулась. – Моя самая большая мечта – оказаться в Рамзи-хаусе, среди цветущих деревьев и живых изгородей, где гнездятся поползни. Среди покоя и безопасности. Как мне этого не хватает!
Поппи тоже скучала по Рамзи-хаусу. Лондон, с его суетой и бесконечной чередой развлечений, не шел ни в какое сравнение с Гэмпширом. К тому же она соскучилась по своей старшей сестре Уин, муж которой управлял поместьем.
– Сезон почти закончился, – сказала она. – Мы скоро вернемся домой.
– Если я доживу, – пробормотала мисс Маркс.
Поппи сочувственно улыбнулась:
– Почему бы вам не вернуться в постель? Я положу вам на лоб холодный компресс.
Мисс Маркс была воплощением истинно британского характера, испытывая глубокое презрение ко всему сентиментальному и чувственному. Будучи молодой женщиной, немногим старше Поппи, она обладала сверхъестественной выдержкой и встречала любое бедствие, и ниспосланное свыше, и сотворимое самим человеком, не моргнув глазом. Только однажды она вышла из себя – когда находилась в обществе Лео, старшего брата Поппи, сарказм которого мисс Маркс не выносила.
Два года назад ее наняли гувернанткой – не для того, чтобы дать младшим сестрам академическое образование, а чтобы преподать им бесчисленные правила этикета, помогающие молодым девушкам вращаться в высшем обществе. Теперь она занимала должность компаньонки и дуэньи.
Поначалу Поппи и Беатрикс были обескуражены обилием светских правил.
– Мы превратим это в игру, – объявила мисс Маркс и сочинила несколько стихотворений, чтобы девушки выучили их наизусть.
Например:
Воспитанные особы, сидя за столом,
Не разговаривают с набитым ртом
И не размахивают руками,
Вооружившись вилками и ножами.
Или когда дело касалось прогулок на публике:
На прогулке веди себя чинно,
Не бегай и не смейся беспричинно,
Не здоровайся с каждым прохожим
И не задирай юбку, показывая ножки.
Для Беатрикс имелись специальные четверостишия:
Собираясь в гости, помни,
Что не все любят животных,
Оставь своих питомцев дома,
Чтоб не шокировать знакомых.
Нестандартный подход сработал, вселив в Поппи и Беатрикс достаточно уверенности, чтобы принять участие в лондонском сезоне, не боясь опозориться. Вся семья была в восторге от талантов и изобретательности мисс Маркс. Кроме Лео, который иронически заметил, что Элизабет Браунинг может не опасаться конкуренции. На это мисс Маркс ответила, будто она сомневается в умственных способностях Лео, позволяющих ему судить о поэзии.
Поппи не представляла, почему ее брат и мисс Маркс испытывают такую взаимную неприязнь.
– Думаю, они тайно влюблены друг в друга, – предположила Беатрикс.
Поппи была так поражена этой идеей, что рассмеялась:
– С чего ты взяла? Они постоянно ссорятся, стоит им оказаться в одной комнате, что, слава богу, не часто случается.
– Ну, если исходить из брачного поведения некоторых животных, например хорьков, не исключено, что это такой стиль ухаживания…
– Ради бога, Беа, перестань говорить о брачном поведении, – перебила ее Поппи, подавив улыбку. Ее девятнадцатилетняя сестра имела обыкновение пренебрегать условностями. – Это вульгарно, и потом… откуда ты знаешь о брачном поведении животных?
– В основном из книг по ветеринарии. А также из наблюдений. Ведь животные не страдают стеснительностью.
– Пожалуй. Но постарайся держать подобные мысли при себе, Беа. Если бы мисс Маркс услышала тебя, она сочинила бы очередное стихотворение и заставила тебя выучить его.
Беатрикс устремила на нее невинный взгляд голубых глаз.
– Юным особам не следует интересоваться… как живые существа родятся…
– Иначе их компаньонки разозлятся, – закончила Поппи.
Они рассмеялись.
– Ладно, но я не вижу причин, почему они не могут увлечься друг другом, – сказала Беатрикс.
– Не представляю, чтобы Лео увлекся умной женщиной, – возразила Поппи. – Конечно, мисс Маркс весьма привлекательна, особенно в последнее время. Она была такой бледной и худой, когда появилась у нас, что я даже не задумывалась о ее внешности. Но теперь она немного округлилась и очень похорошела.
– Да, – согласилась Беатрикс. – И выглядит намного счастливее. Когда мы встретились впервые, я подумала, что ей пришлось пережить что-то ужасное.
– У меня тоже возникла такая мысль. Интересно, мы когда-нибудь узнаем правду?
Поппи не была уверена в ответе, но, взглянув этим утром на измученное лицо мисс Маркс, подумала, что, возможно, ночные кошмары их компаньонки связаны с ее таинственным прошлым.
Войдя в гардеробную, Поппи прошлась взглядом по ряду аккуратных, тщательно отутюженных платьев неброских расцветок со строгими белыми воротничками и манжетами.
– Какое платье вам подать? – спросила она.
– Любое. Не важно.
Поппи выбрала платье из темно-синей шерсти и положила его на неубранную постель, тактично отвернувшись, пока мисс Маркс снимала ночную рубашку и облачалась в сорочку, панталоны и чулки.
Меньше всего ей хотелось волновать мисс Маркс, когда та страдала от головной боли, однако события этого утра были таковы, что требовали признания. Если есть хоть малейший шанс, что правда о ее утренних похождениях выйдет наружу, будет лучше, если она подготовит свою компаньонку заранее.
– Мисс Маркс, – осторожно начала она. – Не хотелось бы усугублять вашу головную боль, но мне нужно кое-что вам сказать… – Она замолкла, когда мисс Маркс бросила на нее короткий, полный муки взгляд.
– В чем дело, Поппи?
Пожалуй, она выбрала неудачный момент. Собственно… так ли уж необходимо что-либо говорить? Скорее всего она никогда больше не увидит Гарри Ратледжа. Вряд ли он посещает те же места, что Хатауэи. И зачем ему доставлять беспокойство девушке, которая не заслуживает его внимания? Он так же далек от ее мира, как и она от его.
– Вчера за ужином я чем-то капнула на лиф моего розового платья, – на ходу сочинила она. – И теперь там жирное пятно.
– О боже! – Мисс Маркс на секунду задумалась, перестав застегивать крючки корсета. – Надо протереть ткань губкой, смоченной в растворе нашатырного спирта. Надеюсь, это поможет.
– По-моему, отличная идея.
Чувствуя себя чуточку виноватой, Поппи взяла ночную рубашку мисс Маркс и аккуратно сложила.
Глава 4
Джейк Валентайн рос безотцовщиной. Его мать Эдит была прислугой у состоятельного адвоката в Оксфорде, который и стал его отцом. Решив одним махом избавиться от матери и ребенка, адвокат подкупил неотесанного фермера, чтобы тот женился на Эдит. В возрасте десяти лет, достаточно нахлебавшись побоев и притеснений от фермера, Джейк ушел из дому и отправился в Лондон.
В течение следующих десяти лет он работал в кузнице, приобретя внушительные размеры и силу, а также репутацию усердного работника, заслуживающего доверия. Ему никогда не приходило в голову хотеть большего. У него была работа, его желудок был полон, а мир за пределами Лондона не представлял для него интереса.
Но однажды в кузницу вошел темноволосый мужчина и пожелал поговорить с Джейком. Шокированный богатой одеждой и утонченными манерами джентльмена, Джейк покорно ответил на множество вопросов о его личной жизни и опыте работы. А затем незнакомец поразил Джейка, предложив ему должность личного камердинера с жалованьем, во много раз превышающим его тогдашние доходы.
Охваченный подозрением, Джейк поинтересовался, почему незнакомец решил нанять новичка, необразованного, неотесанного и грубоватого на вид.
– Вы могли бы выбрать самого лучшего камердинера в Лондоне, – резонно заметил он. – Зачем вам такой, как я?
– Потому что камердинеры – известные сплетники и знакомы со слугами ведущих семейств по всей Англии и на континенте. У тебя репутация человека, который может держать язык за зубами, что я ценю больше, чем любой опыт. Кроме того, ты выглядишь так, словно можешь постоять за себя в хорошей драке.
Глаза Джейка сузились.
– Зачем камердинеру драться?
Мужчина улыбнулся:
– Ты будешь выполнять для меня разные поручения. Некоторые из них будут легкими, другие посложнее. Ну что? Согласен?
Вот как Джейк начал работать на Джея Гарри Ратледжа, вначале в качестве камердинера, а потом помощника.
Он никогда не встречал человека, похожего на Ратледжа – эксцентричного, заводного, проницательного и требовательного. Ратледж, как никто другой, разбирался в человеческой натуре. Ему хватало нескольких минут, чтобы оценить человека с абсолютной точностью. Он знал, как заставить людей делать то, что ему нужно, и почти всегда добивался желаемого.
Джейку казалось, что мозг Ратледжа никогда не отключается, даже когда тот спит. Он все время оставался активным. Джейку приходилось видеть, как он, обдумывая проблему, одновременно писал письмо и поддерживал разговор. Его жажда знаний была ненасытной, а память – феноменальной. Стоило ему один раз что-то увидеть, прочитать или услышать, это навсегда оставалось в его памяти. Люди никогда не лгали ему, а тех, кто имел глупость попытаться, он сурово наказывал.
Ратледжу были не чужды проявления доброты и понимания, и он редко выходил из себя. Но Джейк не был уверен, что Ратледж питает какие-либо чувства к своим собратьям. В глубине души он был холоден как лед. И сколько бы Джейк ни знал о Гарри Ратледже, тот оставался для него незнакомцем.
Тем не менее Джейк готов был умереть за него. Будучи требовательным, но справедливым и щедрым хозяином, Ратледж заслужил преданность своих служащих, ревностно оберегавших его уединенный образ жизни. Он был знаком со многими известными людьми, но редко обсуждал свои отношения с ними. И был крайне разборчив в выборе тех, кто допускался в его ближайшее окружение.
Разумеется, его осаждали женщины, и его неистовая энергия часто находила выход в объятиях светских красоток. Но при первых признаках проявления привязанности со стороны женщины Ратледж направлял к ней своего камердинера с письмом, ставившим точку в их отношениях. Джейку приходилось терпеть слезы, ярость и бурные сцены, которые его хозяин предпочитал избегать. Он мог бы посочувствовать этим женщинам, если бы Ратледж не вкладывал в письмо чудовищно дорогое изделие ювелира, служившее утешением для их расстроенных чувств.
В жизни Ратледжа были такие сферы, куда женщины не допускались. Он не разрешал им оставаться в его личных апартаментах на ночь и не позволял заходить в комнату, где хранилась его коллекция редкостей. Именно там он размышлял над самыми сложными проблемами. А если ему не спалось ночью, он отправлялся в свою мастерскую, где трудился над заводными игрушками из частей часового механизма, жести, бумаги и проволоки, пока его чересчур активный мозг не успокаивался.
Поэтому, когда одна из горничных по секрету сообщила Джейку, что в комнате для редкостей вместе с мистером Ратледжем находилась молодая женщина, он понял, что случилось что-то из ряда вон выходящее.
Джейк позавтракал на кухне отеля – быстро проглотил яичницу с ветчиной. Обычно он ел медленно, чтобы прочувствовать вкус еды, но сегодня спешил на встречу с хозяином.
– Не торопись, – сказал Андре Бруссар, шеф-повар отеля, взбивавший соус за кухонным столом. Пару лет назад Ратледж переманил его у французского посла. Бруссар был единственным служащим отеля, который спал меньше Ратледжа. Он вставал в три часа утра, чтобы подготовиться к дневным трудам и лично сходить на рынок, где покупал лучшие продукты. Светловолосый и хрупкий на вид, он обладал упорством и волей командующего армией. – Пищу надо жевать, а не заглатывать, – добавил он, устремив на Джейка ироничный взгляд.
– У меня нет времени жевать, – отозвался Джейк, отложив салфетку. – Надо взять список у мистера Ратледжа через, – он сверился со своими карманными часами, – две с половиной минуты.
– Ах да, утренний список, – хмыкнул Бруссар и продолжил, подражая интонациям хозяина отеля: – «Валентайн, надо организовать вечеринку в честь португальского посла, которая состоится здесь в четверг, с пиротехническим представлением в финале. Займись этим. А потом отнесешь в патентное бюро чертежи моего последнего изобретения. На обратном пути зайди на Риджент-стрит и купи шесть французских носовых платков, простых, без рисунка и, упаси боже, без всяких кружев…».
– Достаточно Бруссар, – сказал Джейк, подавив улыбку.
Повар вернулся к своему занятию.
– Кстати, Валентайн, когда узнаешь, кто та девушка, зайди сюда и скажи мне. А в обмен я угощу тебя свежей выпечкой, прежде чем отправлять ее в столовую.
Джейк бросил на него острый взгляд, сузив карие глаза.
– Что еще за девушка?
– Ты прекрасно знаешь, что за девушка. Та, с которой Ратледжа видели сегодня утром.
Джейк нахмурился:
– Кто тебе сказал?
– По меньшей мере три человека упомянули о ней за последние полчаса. Все только и говорят об этом.
– Служащим Ратледжа запрещено сплетничать, – сурово напомнил Джейк.
Бруссар закатил глаза.
– С посторонними да. Но мистер Ратледж никогда не говорил, что нам нельзя сплетничать между собой.
– Не понимаю, почему присутствие этой девушки в комнате для редкостей вызвало такой интерес.
– Хм… может, потому, что Ратледж никого туда не пускает? И все, кто здесь работает, надеются, что он наконец обзаведется женой и перестанет болтаться у них под ногами.
Джейк удрученно покачал головой:
– Сомневаюсь, что он вообще женится. Он женат на отеле.
Шеф-повар бросил на него снисходительный взгляд:
– Плохо ты его знаешь. Мистер Ратледж женится, когда найдет подходящую женщину. Как говорят мои соотечественники, женщину и дыню трудно выбрать. – Он помолчал, глядя, как Джейк застегивает свой сюртук и расправляет галстук. – Надеюсь, тебе будет что рассказать, когда вернешься, mon ami.
– Тебе отлично известно, что я никогда не рассказываю о личных делах Ратледжа.
Бруссар вздохнул:
– Предан до мозга костей. Наверное, прикажи Ратледж тебе убить, ты бы это сделал?
Хотя вопрос был задан легким тоном, серые глаза шеф-повара пристально сощурились. Никто, даже Джейк, не был до конца уверен, на что способен Гарри Ратледж, и никто не знал, как далеко заходит преданность Джейка.
– Он не просил этого, – ответил Джейк и, помедлив, добавил: – Пока.
Выйдя из кухни, Джейк поспешил к апартаментам хозяина, располагавшимся на третьем этаже. Он воспользовался черной лестницей, предназначенной для служащих и хозяйственных нужд. Кое-кто из встречных пытался обратиться к нему с вопросами, но Джейк только качал головой, ускоряя шаг. Он взял себе за правило никогда не опаздывать на утренние совещания с хозяином. Они не занимали много времени, не более четверти часа, но Ратледж требовал пунктуальности.
Вход в апартаменты Ратледжа располагался в задней части небольшой гостиной, отделанной мрамором и украшенной бесценными произведениями искусства. Отсюда по внутреннему коридору и потайной лестнице можно было спуститься к неприметной двери, позволявшей входить и выходить из отеля, не привлекая внимания. Ратледж, любивший держать всех под контролем, не допускал того же в отношении себя. Обычно он ел в одиночестве и уходил когда вздумается, никого не предупредив и не сказав, когда вернется.
Джейк постучал в дверь и дождался приглушенного разрешения войти.
Номер представлял собой четыре смежные комнаты, которые при желании можно было расширить до пятнадцати.
– Доброе утро, мистер Ратледж, – сказал он, войдя в кабинет.
Хозяин отеля сидел за массивным столом красного дерева, оборудованным ящиками и полочками. Как обычно, стол был завален папками, бумагами, книгами, корреспонденцией, визитными карточками и письменными принадлежностями. Ратледж был занят тем, что запечатывал письмо, прижав печать к расплавленному воску.
– Доброе утро, Валентайн. Как дела в отеле?
Джейк вручил ему пачку ежедневных отчетов управляющих.
– Все в порядке, не считая претензий дипломатов из Нагараи.
– Вот как?
Крохотное королевство Нагарая, зажатое между Бирмой и Сиамом, только что заключило союз с Британией. Оказав помощь в изгнании сиамских завоевателей, британцы сделали королевство своим протекторатом, тем самым гарантировав защиту британского льва. Поскольку британцы вели военные действия против Бирмы, присоединяя одну провинцию за другой, нагараяне пытались сохранить самоуправление. С этой целью они прислали в Англию трех высокопоставленных представителей с дипломатической миссией и драгоценными подарками для королевы Виктории.
– Персоналу отеля, – сообщил Джейк, – пришлось трижды менять им комнаты, когда они прибыли вчера днем.
Брови Ратледжа приподнялись.
– Им не понравились комнаты?
– Не сами комнаты, а их номера, которые показались им подозрительными с точки зрения нагараянских суеверий. В конечном итоге мы остановились на номере двести восемнадцать. Однако спустя некоторое время управляющий вторым этажом уловил запах дыма, исходивший из их апартаментов. Кажется, они проводили церемонию, в которой открытый огонь разжигают на бронзовом блюде. К несчастью, огонь вырвался из-под контроля и опалил ковер.
Губы Ратледжа изогнулись в улыбке.
– Насколько я помню, у нагараян есть церемонии для всех случаев жизни. Позаботься о том, чтобы им предоставили подходящий номер, где можно зажигать столько жертвенных огней, сколько им понадобится, без риска сжечь отель дотла.
– Слушаюсь, сэр.
Ратледж взял пачку отчетов управляющих и принялся просматривать.
– Насколько заполнен отель? – поинтересовался он, не поднимая глаз.
– На девяносто пять процентов.
– Отлично. – Он углубился в чтение отчетов.
В молчании, которое последовало, Джейк позволил себе скользнуть взглядом по столу хозяина и заметил письмо от достопочтимого Майкла Бейнинга, адресованное Поппи Хатауэй.
Интересно, задался он вопросом, как оно оказалось у Ратледжа? Поппи Хатауэй была одной из представительниц семьи, останавливавшейся в Ратледже во время лондонского сезона. Подобно другим аристократическим семействам, не имевшим лондонской резиденции, они были вынуждены либо снимать меблированный особняк, либо останавливаться в отеле. Хатауэи были верными постояльцами отеля в течение трех лет. Возможно ли, что Поппи и есть та девушка, с которой видели Ратледжа этим утром?
– Валентайн, – произнес его хозяин небрежным тоном. – Одно из кресел в моей комнате для редкостей нуждается в ремонте из-за небольшого происшествия, случившегося сегодня утром.
Джейк знал, что лучше не задавать вопросов, но не смог удержаться.
– Какого происшествия, сэр?
– С хорьком. Похоже, он пытался устроить в нем свое гнездышко.
«Хорек? Определенно это происшествие связано с Хатауэями».
– Животное до сих пор там? – поинтересовался он.
– Нет, его забрали.
– Одна из сестер Хатауэй? – догадался Джейк.
Холодные зеленые глаза предостерегающе блеснули.
– Собственно говоря, да. – Ратледж отложил отчеты в сторону, откинувшись в кресле. Его расслабленная поза противоречила постукиванию пальцев по столу. – У меня для тебя несколько поручений, Валентайн. Во-первых, ты отправишься в резиденцию виконта Эндоувера на Аппер-Брук-стрит и договоришься о личной встрече между ним и мной в течение следующих двух дней, предпочтительно здесь. Дай понять, что никто не должен знать об этом, и доведи до сведения Эндоувера, что это дело величайшей важности.
– Слушаюсь, сэр. – Вряд ли с этим возникнут сложности. Все, с кем хотел встретиться Гарри Ратледж, соглашались без всякого отлагательства. – Виконт Эндоувер – отец мистера Майкла Бейнинга, не так ли?
– Так.
«Что, к дьяволу, происходит?»
Прежде чем Джейк успел что-либо сказать, Ратледж перешел к следующему поручению.
– Далее, передашь вот это, – он вручил Джейку папку, перетянутую кожаной тесемкой, – сэру Джеральду из военного ведомства, непосредственно в руки. Затем отправишься к ювелиру и купишь ожерелье или браслет. Что-нибудь изящное, Валентайн. И доставишь его в дом миссис Ролингс.
– С вашими комплиментами? – уточнил Джейк с надеждой.
– Нет, с этим письмом. – Ратледж протянул ему запечатанное письмо. – Я намерен избавиться от нее.
Лицо Джейка вытянулось. Господи, его ждет очередная сцена.
– Сэр, я предпочел бы прогуляться в восточную часть Лондона и помериться кулаками с уличными воришками.
Ратледж улыбнулся:
– Возможно, тебе представится такая возможность, но позже.
Джейк одарил хозяина красноречивым взглядом и вышел.
Поппи прекрасно отдавала себе отчет в том, что с точки зрения брачной привлекательности у нее есть достоинства и недостатки.
Достоинство: ее семья богата, что предполагало солидное приданое.
Недостаток: Хатауэи не могли похвастаться ни влиянием, ни голубой кровью, несмотря на титул Лео.
Достоинство: она привлекательна.
Недостаток: она болтлива и стеснительна, особенно поначалу, когда нервничает, что усугубляет обе проблемы.
Достоинство: аристократия не могла позволить себе прежнюю разборчивость. Власть знати шла на убыль, а влияние промышленников и торговцев стремительно росло. Поэтому браки между состоятельными простолюдинами и обедневшими дворянами стали не редкостью. Все чаще аристократам, образно выражаясь, приходилось зажимать носы и смешиваться с низшими классами.
Недостаток: отец Майкла Бейнинга был виконтом и придерживался высоких стандартов, особенно если это касалось его сына.
