bannerbannerbanner
Мара и Морок. 500 лет назад

Лия Арден
Мара и Морок. 500 лет назад

Полная версия

Кто-то хватает мою руку и рывком возвращает меня на ноги. Это не юноша и даже не девушка, а взрослый молодой мужчина. Первое, что я встречаю, – недоумённый наклон головы и интерес во взгляде, похоже, наше столкновение оказалось для него не меньшей неожиданностью. С его длинных волос по голой груди и плечам стекает вода, но он с невозмутимым любопытством наблюдает, как я откашливаюсь, выплевывая воду. Проходит чуть меньше минуты, пока я прекращаю кашлять. Он продолжает молчать со спокойной полуулыбкой, потревоженная вода вокруг нас успокаивается.

– Здесь опасно, – сдавленно говорю я.

Брови молодого мужчины приподнимаются, он мимолётно оглядывает влажную ткань на моих плечах. Я стою твёрдо, вода достаёт мне до ключиц, когда ему она едва доходит до груди.

– Верно. Зачем тогда полезла? – отвечает он, не предпринимая попыток сдвинуться с места.

– Я думала… ты поскользнулся или русалки… из-за тумана неясно было. Решила, что ты можешь быть ребёнком, – теперь даже для меня самой все эти объяснения звучат как бред, однако он кивает в такт моим словам, задумчиво сжимая губы.

– Действительно. Из-за тумана могло и показаться, – он смотрит на меня голубыми, пугающе светлыми глазами. Его губы растягиваются в снисходительной улыбке. – Но поверь, юнцом я перестал быть давным-давно.

Наглый.

Его ухмылка и приторно-сладкий тон, с которым он растягивает слова, позволяют мне стряхнуть оцепенение. Однако незнакомец всё равно оказывается быстрее. Подняв из реки левую руку, он демонстрирует мне сеть с трепыхающимися в ней карпами.

– Я ловил рыбу, – коротко объясняет он.

Едва не соглашаюсь, что он выбрал удачное место – здесь есть глубокие ямы, да и сами мы иногда рыбачим в этой части реки, – но моментально осекаюсь, захлопывая рот. Я вся мокрая, стою в воде, выставив себя дурой из-за самоуверенного решения помочь, а собеседник продолжает мне нагло улыбаться, всем видом показывая, что понимает, насколько я сглупила.

Кожа на его груди и плечах покрывается едва заметными мурашками, а я сама начинаю трястись. Утро выдалось прохладным. Рано ещё для комфортного купания.

– Пойдём, – собеседник уверенно обходит меня, направляясь к берегу.

Мне не хочется подчиняться, но и остаться в воде будет верхом глупости. Стоит мне развернуться, как я опять неудачно поскальзываюсь на камне. В этот раз успеваю удержать равновесие и не уйти под воду с головой, но всё равно поднимаю очередную волну брызг. Молодой человек оборачивается и протягивает мне руку.

– Берись, ведь здесь опасно, – он удивительно хорошо удерживает вежливую улыбку, хотя и не скрывает, что передразнивает ранее сказанную мной реплику.

Я игнорирую издёвку и хватаюсь за протянутую ладонь. Уверена, мой гордый оскорблённый вид повеселит его ещё больше, поэтому не собираюсь давать ему такую возможность. Он сжимает мои пальцы аккуратно и ведёт на берег. У него волосы по плечи, скорее всего, русые – пока они влажные, не разберёшь наверняка, – голубые глаза и недельная щетина на лице. Крепкое тело и широкие плечи. Я оценивающе рассматриваю тренированную спину, гадая, кем он может быть.

Кузнец?

Возможно, но он молод, не старше двадцати трёх.

Лесничий?

Чувствую мозоли на его ладони и пальцах. Однако не могу понять, это из-за топора или меча. С таким крепким телосложением он с лёгкостью может быть и дружинником у какого-то князя. Тогда что он делает здесь один?

Ах да.

Рыбу ловит.

Язвительно напоминаю самой себе, признавая бесполезность своих догадок. Какая мне разница, кто он такой?

Незнакомец полностью выходит из воды, на нём только тёмные штаны, ткань прилипает к его ногам, бёдрам и ягодицам. Я моментально поднимаю глаза, решая впредь их не опускать. Понимаю, что с моей рубахой и сарафаном дела обстоят так же, когда он поворачивается и без какого-либо стеснения изучающим взглядом рассматривает моё тело.

Приличий у него тоже нет.

Но у него слишком правильная речь для простого деревенского парня.

– Пойдём, я собираюсь развести костёр, – неожиданно меняясь в лице, предлагает он и идёт вниз по течению.

Он больше не держит меня за руку, а я подбираю свою обувь, кинжал и послушно следую за ним. Не скажу, что мне хочется провести ещё хоть минуту в компании этого незнакомца, но меня начинает потряхивать от холода. Я ушла достаточно далеко от храма. Вначале лучше высушить одежду, а потом вернуться домой.

Он приводит меня на маленькую круглую поляну. У одной из сосен отдыхает вороной конь. Редкая масть – вороно-чалая. Грива, голова и ноги почти чёрные, но тело тёмно-серого окраса.

Продолжаю гадать, кем же может быть мой собеседник. Не каждый в состоянии позволить себе коня. Однако ничего не спрашиваю, чтобы не проявлять лишнего интереса. Наверняка помимо наглости с таким телом и обаятельным лицом у него ещё и гора самомнения.

Молодой человек подходит к заранее приготовленному для костра месту. Скидывает имеющийся рядом хворост и с помощью кремня высекает искру, поджигая сухие ветки. Я подхожу ближе. Незнакомец подтягивает сеть со свежим уловом к себе: одна рыбина всё ещё дёргается, не желая умирать. Он подхватывает камень и уверенным движением разбивает рыбе голову, прекращая её муки. Поднимает взгляд, когда мне не удаётся скрыть некоторого отвращения из-за этой картины. Он усмехается на мою реакцию, заворачивает улов в другую сумку, скрывая от глаз, и отставляет в сторону.

– Чёрные волосы, красное платье, голос красивый, – неожиданно вслух перечисляет он, тонкой палкой вороша огонь, помогая костру разгораться быстрее. Я ничего не отвечаю, не соглашаюсь и не опровергаю. Тут не нужно быть особо умным, чтобы… – Ты плакальщица2?

Я несдержанно фыркаю. Плакальщицы действительно ходят с распущенными волосами, и голоса у них должны быть мелодичными, но…

– Может, портниха? Платье красивое, – продолжает он скучающим тоном, хотя едва сдерживает очередную усмешку, специально раздражая меня. – Вряд ли дворянка. Они по лесам одни не бродят и в реку не бросаются.

Немного оскорбительно. Я намеренно игнорирую провокацию и лишь скептически наклоняю голову.

– Ты – Мара, – уже без намёка на веселье твёрдо решает он.

– Мара, – соглашаюсь я.

К моему удивлению, он реагирует на это спокойно, будто ничего и не изменилось. Многие как минимум начали бы нервничать, рассыпаться в комплиментах или же попытались поскорее избавиться от моей компании. Богиню смерти уважают и боятся. И всё же предпочитают не пересекаться со смертью раньше времени.

Я стараюсь не сильно глазеть на его голый торс, но невольно задерживаю взгляд на нескольких шрамах. Один на рёбрах и другой на плече. По сути ничего особенного, но собеседник замечает моё внимание. Я наблюдаю, как он поднимается на ноги и отходит к коню, чтобы покопаться в седельных сумках.

– Раздевайся, – вновь бесцеремонно заявляет он и бросает передо мной на траву сухие штаны и рубаху.

– Ты серьёзно решил… решил, что… – он знает, кто я, и всё равно с откровенной наглостью предлагает мне подобное. Я настолько удивлена, что не могу даже закончить предложение.

Незнакомец не обращает внимания, у своих ног складывает другой комплект одежды и разматывает пояс и завязки на своих штанах, явно намереваясь переодеться прямо при мне.

– Что? – интересуется он. – Можешь смотреть, если хочешь.

Я уверена, что он блефует, но его пальцы распутывают последние узлы, и он без какого-либо замешательства начинает стягивать влажные штаны. Я сглатываю и отворачиваюсь. Слышу его смешок, и щёки краснеют больше от раздражения, чем от смущения. Вся моя кожа покрылась мурашками, я тру ладони и пододвигаюсь поближе к огню. Пламя греет, но недостаточно – в скором времени я начну позорно стучать зубами. Тогда уж этот кузнец-лесник-или-кто-он-там будет забавляться ещё больше.

– Насколько мне известно, Мары простые люди. Вы заболеваете и можете умереть, – серьёзно говорит он, продолжая переодеваться. – Уверен, неудачливый рыбак не стоит жертвы и смерти из-за мокрого платья. Если ты не можешь его снять, я могу помочь и разрезать.

– Одно предложение лучше другого, – ворчу я, не оборачиваясь.

– Тебе понравилось? – с наигранным воодушевлением парирует он. – Так разрежем?

Уже одетый, в сухих чёрных штанах и косоворотке, он садится с противоположной стороны от костра на траву и натягивает кожаные сапоги. Медленно его волосы высыхают, и я убеждаюсь, что цвет угадала верно. Они русые.

– Я серьёзно. Я бы не хотел злить богиню тем, что по моей вине умерла одна из её приспешниц. Если ты не можешь его снять, я помогу, но приставать к тебе не собираюсь.

Он демонстративно отворачивается, ещё несколько секунд я размышляю, не готовая надевать чужую да еще и мужскую одежду, но холод уже пробирается в мышцы, и это действительно может плохо закончиться. С трудом я разматываю пояс, стягиваю липнущий к телу сарафан и рубаху и морщусь от прикосновений воздуха к влажной коже. Незнакомец не пытается подглядывать и сидит смирно, слушая шорох одежды.

– Я всё.

Он поворачивается, и голубые глаза следят, как я неловко подворачиваю длинные рукава. Вся его одежда мне велика. Штаны не падают только благодаря поясу, что он дал, но выгляжу я абсолютно нелепо. Его рубашка пахнет костром и лесом, ничего необычного. Кто знает, сколько дней он так ночует, может, он не местный и уже давно в пути.

– Спасибо, – благодарю я, поправляя подсыхающие волосы.

– Как тебя зовут, Мара? – неожиданно интересуется он, разглядывая лунницу на моей шее.

 

– Мара, – отвечаю я, пряча украшение под ткань.

– Нет, я слышал, что у каждой Мары есть настоящее имя.

– Меня зовут Мара, – упрямо вру я.

После того как меня забрали в Мары, князь Верест распустил весть, что его дочь – княжна Веледара – умерла. Перед мнимой кончиной ходило много слухов о моём здоровье. Возможно, рыбак их не слышал, но я не желаю рисковать и никому не раскрываю настоящего имени. Все сёстры поступают так же, если мы куда-то выезжаем или с кем-то знакомимся. Всем я представлена просто как Мара.

– Удивительное совпадение, – с лживой улыбкой реагирует он, явно не веря ни единому слову.

– А как тебя зовут?

– Ирай, – без запинки отвечает он, глядя мне в глаза.

– Откуда ты, Ирай? С какой стороны прибыл?

– С севера. Из Сератского княжества, но родом из Ашорского.

Для меня это плохо. Люди, рождённые на территориях отца, могут всё ещё помнить о княжне Веледаре. Медленно оглядываю собеседника с ног до головы, чтобы перевести тему.

– Тело крепкое, одежда приличная, шутить любишь, – копируя его недавнюю издёвку, задумчиво перечисляю я. Ирай поднимает взгляд, ожидая продолжения, но я намеренно тяну паузу какое-то время. – Ты скоморох3?

В ответ он пару раз растерянно моргает и разражается тёплым смехом, запрокидывая голову назад и открывая шею. Несколько птиц срываются с ветки, потревоженные неожиданным шумом.

– Скоморохам нужно крепкое тело? – отсмеявшись, интересуется он.

– Уверена, нелегко плясать, развлекая простой люд, да и от княжих дружинников временами удирать приходится.

Он продолжает хищно улыбаться, насмешливо кивая моим словам, но молчит и ждёт от меня новой попытки.

– Ты – кмет4, – с излишней уверенностью решаю я.

По его наглому выражению лица всё становится ясно.

Я ошиблась.

Дважды.

Он не кмет, и мне стоило бы выбрать другой синоним.

– Кмет? Не думал, что произвожу впечатление лучшего.

– У тебя есть конь, – пытаюсь сгладить свою ошибку. – Ухоженный и явно резвый. На таких князья и их дружинники ездят.

– И Мары, – добавляет собеседник.

– И Мары, – соглашаюсь я.

Редко, но князья дарят нам коней в качестве подношения. Подобные дары сильно облегчают жизнь, позволяя добираться в нужные места быстрее.

– Я косторез, – неожиданно прекращает незатейливую словесную игру Ирай.

Мне тяжело скрыть удивление, это я бы не угадала. Я слышала про эту профессию, но никогда не видела косторезов вживую. Кропотливая и изысканная работа. Косторезы должны обладать редким умением, терпением и особенным талантом. Именно они вырезают иглы для лекарей, обереги всех вариантов для различных сословий и украшения для знати. Их профессия тесно связана со смертью, так как они часто ещё и умелые охотники и работают с костями отловленных животных. Некоторые косторезов страшатся, но и уважают, зная, что их творения – сильнейшие талисманы. Кто-то верит, что их таланты – дар богов. Князья и витязи заказывают у них не только ожерелья для жён и детей, но иногда и целые рукояти для кинжалов, лекари – костяные ножи и иглы, а простой люд будет рад даже самой маленькой статуэтке.

Косторезы часто кочуют, в любом городе или деревне каждый с радостью предоставит ночлег и еду такому человеку, лишь бы в качестве платы получить оберег.

Не успеваю задать новый вопрос, как меня перебивает урчание собственного желудка. Поднимаю глаза к небу, вычисляя, как давно я пропустила завтрак.

– Если позволишь, я отвезу тебя домой. – Ирай поднимается на ноги и тушит костёр, не дожидаясь моего согласия. Но от этой помощи я не откажусь.

Мне всё ещё холодно, и идти пешком по лесу я не хочу. Косторез собирает вещи в седельные сумки. Он даёт мне мешок, чтобы я сложила свою влажную одежду. Тайком разглядываю его оружие. Один прямой меч, несколько длинных кинжалов, топорик, лук и колчан стрел. Теперь такое количество вооружения объяснимо. Он часто охотится.

Ирай садится на коня, сдвигается ближе к крупу в седле и протягивает мне раскрытую ладонь, предлагая сесть спереди. Не сразу, но я принимаю помощь и невольно прижимаюсь к его тёплой груди теснее, когда он накидывает мне на плечи свой плащ. Несмотря на всё, я действительно не хочу заболеть: кожа всё ещё покрыта мурашками, а Ирай пышет теплом и здоровьем. Он не спрашивает, куда идти, сам знает и направляет коня на юг.

Косторез молчит, и я следую его примеру, но внутри чувствую странное разочарование. Осознаю, что, несмотря на все колкости и насмешки, с ним было интересно разговаривать, и я бы хотела побольше узнать о его профессии. Где он бывал? Какие истории слышал? В чьих княжеских домах спал?

Однако теперь ещё больше сомневаюсь, что разумно это делать. Не стоит расспрашивать его о князе ашорском. Если он бывал в доме моего отца, то наверняка слышал не самые приятные истории обо мне, а кто-то, может, и сболтнул о том, как Мары пришли за будущей сестрой. Ирай явно неглуп, не хочу давать ему ни единой подсказки.

Стук его сердца отдаётся мне в спину, а мерный шаг лошади успокаивает. Я согреваюсь и незаметно для себя погружаюсь в дрёму. Обычно я не настолько доверчива, но ночные кошмары о прошлом не дали мне возможности отдохнуть, а теперь тепло чужого тела действует удивительно умиротворяюще.

– Приехали.

От шёпота на ухо я вздрагиваю, выныривая из ватного полусна. Чужая рука обхватывает мою талию, не позволяя свалиться с коня.

– Приехали, Мара, – повторяет Ирай, и я поднимаю глаза, фокусируя взгляд на серых стенах храма.

Молодой человек предусмотрительно остановился на почтительном расстоянии от ворот. Замечаю, как двери отворяются и оттуда выглядывают несколько служительниц храма, не уверенные, собирается ли гость заходить. Их расталкивает Ясна и, увидев меня, незамедлительно направляется к нам.

Я соскальзываю со спины коня, благодарю Ирая за то, что довёз. Он отдаёт мне мешок с моей мокрой одеждой.

– Если ты подождёшь, то я переоденусь и верну тебе твои вещи, – говорю я, вспоминая, что на мне чужой наряд.

– Не утруждайся, Мара, они не новые. Можешь оставить себе.

Я не согласна, одежда выглядит опрятно. Косторез не даёт мне шансов оспорить его слова, перебивает, протягивая мне другой мешок со своим уловом.

– Возьми две. В благодарность за моё спасение от утопления. – К нему возвращается насмешливое настроение, и я закатываю глаза.

Я помню, что там три рыбы, хоть и карпы, но не самые крупные особи. К тому же кости пригодятся ему для работы, а у нас еды достаточно.

– Оставь себе, рыбу я не особо люблю.

Его брови удивлённо приподнимаются, но улов он убирает.

– Тогда прими это в качестве моего подношения богине. – Ирай наклоняется ниже и суёт небольшое лукошко мне прямо под нос. Я бессознательно принимаю его раньше, чем смотрю, что там внутри. – Ещё не сезон для большинства ягод, я нашёл лишь немного земляники. Не отказывайся, – настойчиво продолжает он, когда я только открываю рот, – это же храм Мораны. Помолись за моё удачное перерождение, хотелось бы верить, что смерть ко мне будет благосклонна.

Это обычные ритуальные слова, многие так говорят, даруя нам еду, однако мне никогда не нравилось, что люди заранее говорят о своей кончине, будучи живыми и здоровыми. Обычно я выслушиваю молча, но сейчас не могу сдержаться, чтобы не поправить:

– Только когда придёт твоё время.

– Разумеется. Только когда придёт время. – Он выпрямляется в седле, разворачивает коня и уходит на север, скрываясь в лесу раньше, чем Ясна успевает к нам подойти.

– Ого, земляника! – радуется сестра, и я тут же отдаю ей лукошко. – Инга и Мира будут в восторге, всё не дождутся летнего сезона и нового урожая.

Я почему-то продолжаю смотреть в чащу леса, будто Ирай вернётся, сказав, что что-то позабыл. Но проходят секунды, Ясна замечает моё глупое поведение, и я отмахиваюсь от своей нелепой мысли. Сестра шумно втягивает носом воздух.

– От твоих волос пахнет рекой, сестра. Странное время для купания. – На её лице появляется лукавое выражение, пока она трогает надетую на мне чужую рубашку. – Или ты плавала в компании? Ты даже не сказала мне, что с кем-то встречаешься.

– Не встречаюсь! – Я начинаю нервничать, чувствуя, как щёки становятся горячими, я ведь совсем не подумала, как пройду по храму в мужском наряде.

– Случайная связь? Ве-ела, – сладко тянет подруга, – вроде ты была абсолютно против мимолётных увлечений после того неудачного раза.

Сестра закидывает несколько ягод земляники в рот, не спуская с меня пристального взгляда, отчего даже мои уши горят. Первый раз у меня и вправду был не самым удачным, я перебрала хмеля на празднике, а молодой дружинник был очень красивым и учтивым. Я бы никогда не стала поддаваться сладости речей, но алкоголь сделал меня беспечной и слишком весёлой. Правду я рассказала Ясне и Мире. Сёстры меня успокоили, а потом посмеялись, говоря, что зря я себя корю и отказываюсь хоть от той любви, что могу получить. Моя жизнь княжны оборвалась, как только я стала Марой, и нет смысла держаться за прошлое воспитание. Мне не светит ни брак, ни дети, ни семья. Поэтому и нет смысла лишать себя хотя бы временной любви.

– Не было ничего. Я упала в реку, он дал свою одежду, – скупо выдавливаю я, зная, что Ясне лучше не рассказывать много, а то она надумает сверх меры.

– Кто «он»? – переспрашивает сестра, занятая разглядыванием земляники в лукошке.

– Ирай.

– Одежду дал, имя своё назвал. Именно в таком порядке? Или представился он всё же прежде, чем…

– Он косторез.

Вот теперь лицо Ясны вытягивается от удивления точно так же, как и у меня ранее. Я хмыкаю, радуясь, что удалось застать её врасплох.

– Восхитительно! Ты узнала, где он живёт? – Ясна, не отрывая от меня взгляда, бездумным жестом запихивает ещё больше ягод в рот.

– Нет, они же кочуют. – После вопроса я сама чувствую некоторое расстройство от своего незнания. Стоило хоть спросить, где он остановился, нам бы не помешали новые костяные иглы.

– Жаль, но тогда я помолюсь богине, чтобы он принёс ещё подношений.

У меня вырывается сдавленный смешок, Ясна явно не прочь пообщаться с косторезом поближе. Уверена, он в её вкусе. Толпа служительниц храма у ворот разрастается, они громко перешёптываются, бросая в нашу сторону любопытные взгляды. Сестра накидывает мне на плечи свой алый плащ, чтобы скрыть мужскую одежду. Я принюхиваюсь к подсохшим волосам и морщусь от запаха рыбы.

Сперва стоит помыться.

2Старая профессия. Женщина, которая будет рыдать, оплакивая и выражая скорбь над покойником.
3Певец-музыкант и бродячий комедиант.
4Кмет – синоним слова витязь/дружинник. Упоминается как конный воин, лучший среди остальных.
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24  25  26  27  28 
Рейтинг@Mail.ru