1918-й год на Востоке России
Работа организации
Членами противобольшевистской организации были вскоре заняты наиболее важные пункты в городе. Я с частью своих людей занял артиллерийские склады. У орудий не было замков. Случайно где-то нашелся один замок к 3-дюймовому орудию. Со мной было 11 человек (моего десятка). С помощью обывателей, общими усилиями, мы выкатили на всякий случай это одно орудие на Сапекинское шоссе. Вокруг собралась толпа обывателей. Вид у большинства их был празднично-ликующий и все-таки немного тревожный, так как кто-то пустил слух, что большевики на бронированных автомобилях идут обратно на Самару.
Чтобы успокоить взволнованных людей, я навел орудие на ближайшую возвышенность шоссе, до которой было полторы-две версты. Своим молодым артиллеристам я объяснил, кому и как нужно было действовать во время стрельбы. Зарядный ящик, полный снарядов, был при помощи обывателей подтянут к орудию.
Было очень рано, но часам к семи утра ко мне начали прибывать и другие члены моей группы, которых я направил занять (верстах в двух) казармы бывшего 5-го конно-артиллерийского дивизиона, что около трубочного завода. В казармах у красных было отделение Совета народного хозяйства с забытыми в конюшнях лошадьми, более сотни.
Высланным в штаб-квартиру за директивами Галкин ничего определенного не мог сказать, кроме того, что «сейчас формируется правительство». Вскоре я перебрался со своим орудием с Сапекинского шоссе в конно-артиллерийские казармы. Разослал, куда можно, своих людей для направления желающих вступить в наши отряды.
Случайно мои артиллеристы нашли еще одно орудие и склады с амуницией, сбруей и обмундированием, так что после лихорадочно спешной пригонки у нас уже были готовы два орудия с зарядными ящиками, полный комплект орудийной прислуги и небольшая команда разведчиков.
Новое правительство
Часов в 10 утра я поехал в город разыскивать Галкина. По дороге заехал к бывшему в начале войны начальником 5-го конно-артиллерийского дивизиона генералу Миловичу23, который перед революцией уже командовал кавалерийской дивизией. Я служил прежде под его начальством. Я просил Миловича помочь нам своим знанием и опытом в такой важный момент. Он оказался совсем не в курсе событий и по поводу происходящего высказал самое пессимистическое мнение, ответив мне:
– Из вашей затеи ничего не выйдет!
В женской гимназии (Межак) уже прошло совещание правительства (без участия отцов города), состоявшего из находившихся в Самаре членов Всероссийского Учредительного собрания (Богомолова, Брушвита, Фортунатова, Чернова, Вольского, Климушкина и других). Для заведования военной частью был составлен штаб во главе с подполковником Галкиным, которого в шутку называли военным министром. К штабу, как бы для контроля, были приданы два члена Учредительного собрания. Но все члены правительства были совершенно не в курсе существующей обстановки.
И все-таки к 12 часам дня (8 июня) повсюду уже расклеивались воззвания нового правительства с приглашением записываться добровольцами в Народную армию; в здании женской гимназии (Межак) были объявления по отделам и родам оружия. Коридоры гимназии были заполнены молодежью. Пройдя к заведующему артиллерией генерал-майору Клоченко24, я нашел некоторых знакомых, среди которых были соратники по минувшей войне.
Генерал Клоченко объявил меня командиром 1-й отдельной конноартиллерийской батареи Народной армии и просмотрел список моих ста добровольцев, из которых конно-артиллеристов было пять. Остальные же из записавшихся принадлежали ко всем родам оружия в бывшей Российской армии: были авиаторы, моряки, саперы и др., а больше – зеленая учащаяся молодежь. Но было несколько человек чинами старше меня, отчего я чувствовал себя до некоторой степени неловко.
Не задерживаясь, я уехал в казармы. Назначил командный состав, и было приступлено к разбивке орудийной прислуги, оказавшейся в большинстве из учащейся молодежи, не имеющей понятия об артиллерии. Была выделена команда разведчиков в 25 человек, состоявшая главным образом из студентов и прапорщиков военного времени. Об этом по телефону я доложил генералу Клоченко, который приказал мне как можно скорее прибыть в город, к штабу Народной армии.
Пришлось немного повозиться с необъезженными в групповой запряжке конями, часть которых недавно была реквизирована большевиками у местной буржуазии. И в 5 часов два орудия и два зарядных ящика с полным количеством номеров (артиллерийская прислуга) и с усиленной командой разведчиков стройно шли по главным улицам города.
Конечно, опытный глаз не мог бы не заметить множества недостатков, которые были в конно-артиллерийском взводе, подошедшем к штабу Народной армии. Но тогда мало кто о недостатках думал. Вышедший на улицу генерал Клоченко и многие чины штаба армии буквально ликовали при виде войсковой части новой Русской армии. Ликовала, как мне тогда показалось, и толпа, и все отдельные люди, шедшие навстречу идущей батарее, песенники которой стройно пели:
Вспоили вы нас и вскормили,
Отчизны родные поля.
И мы беззаветно любили
Тебя, святой Руси земля…
Нам приветливо кланялись, махали платками, дружелюбно улыбались совершенно незнакомые люди. Эти приветствия, восторженные улыбки и дружелюбные взгляды тогда в нас, молодых и неопытных, укрепляли веру в наше правое дело, и все мы не задумывались отдать свои жизни за спасение Родины.
Вечером того же дня было назначено общее собрание, которое ничего определенного не выяснило, за неимением каких-нибудь приблизительных данных. Все собравшиеся, может быть помимо воли и желания, стали перед актом свержения советской власти и сознавали, что теперь, угодно или не угодно, нужно было действовать. А часть не в меру энергичных людей, охваченных паникой, подались в Сибирь. И были такие, которые направились в сторону Саратова.
У чехов было очень непрочно в арьергарде. Красные энергично их преследовали. Самарское (новое) правительство просило их задержаться в Самаре. Чехи обещали и на это потребовали немедленно выслать помощь их арьергардам в сторону Сызрани (о том, как было исполнено это требование, я писал в «Русской Жизни» 14 декабря 1961 года в статье «Владимир Оскарович Каппель»).
В тот же вечер состоялось собрание офицеров Генерального штаба, на котором обсуждался вопрос, кому возглавить добровольческие воинские части. Желающих не находилось. Решено было бросить жребий. Тогда попросил слова скромный на вид и мало кому известный, недавно прибывший в Самару в составе штаба Поволжского фронта офицер.
– Раз нет желающих, то временно, пока не найдется старший, разрешите мне повести части против большевиков.
Это был подполковник Владимир Оскарович Каппель.
Владимир Оскарович Каппель происходил из семьи героев. Его отец Оскар Павлович был награжден орденом Святого Георгия за подвиг во время взятия Геок-Тепе в отряде генерала Скобелева. Его дед со стороны матери – севастопольский герой и тоже георгиевский кавалер. Владимир Оскарович родился в 1881 году в городе Белеве Тульской губернии. По окончании второго кадетского корпуса в Санкт-Петербурге и Николаевского кавалерийского училища в 1900 году В.О. Каппель вышел в 16-й уланский Ново-Миргородский полк. По окончании Николаевской военной академии Германскую войну В.О. Каппель начал в чине капитана Генерального штаба, старшим адъютантом штаба 37-й пехотной дивизии. Во время развала Германского фронта Владимир Оскарович в чине подполковника был заброшен судьбой в Самару за несколько недель до свержения большевиков. С этого времени начинается боевая слава Каппеля как бесстрашного героя, мудрого стратега и любимого солдатскими массами вождя.
Сызрань
Не доходя 14 верст до Сызрани, на станции Батраки, отряд под командой Каппеля вынужден был выгрузиться, так как чехи только что оставили город. Каппель созвал начальников отдельных частей на совещание. Обрисовал обстановку и общую задачу и точно, до мельчайших подробностей, каждому начальнику отдельной части объяснил предположительно ситуацию у красных и состояние их тылов.
По плану Каппеля, завтра в 5 часов утра главные силы, около 250 штыков, атакуют город в лоб. Выделенной конной группе, то есть мне с двумя орудиями под прикрытием Стафиевского (45 сабель), сделать глубокий обход города с севера, с таким расчетом, чтобы завтра ровно в 5 часов утра обстрелять возможно энергичнее эшелоны красных, по чешской разведке находившиеся на станции Заборовка, в 18 верстах западнее Сызрани. И, не задерживаясь, направиться по шоссе, вдоль линии железной дороги, на Сызрань. По пути взорвать в двух-трех местах железнодорожное полотно.
Задача, полученная мною, на первых порах показалась трудной, почти невыполнимой. Но когда Каппель намечал маршрут для меня, возможные встречи на моем пути и что приблизительно мы должны делать в том или ином случае – эта же задача оказалась простой и легкой, так как стало совершенно понятно, что у красных там ничего не было, так же как и у нас. И для нас этот глубокий обход не представлял большого риска, то есть был точным математическим расчетом нашего начальника.
Недолго думая мы направились в обход, так как день близился к вечеру. Пройдя ускоренным аллюром это расстояние, в 4 часа утра мы были в деревушке в двух верстах от станции Заборовка, сделав небольшой привал.
Станция Заборовка
Немногие проснувшиеся жители деревни с большим недоумением смотрели на нас, как будто мы свалились с неба. И конечно, они никак не могли догадаться, кто мы такие. Все одетые в защитный цвет, мы не имели никаких погон и никаких отличий, кроме небольшой белой повязки на левой руке.
Вернувшиеся от станции Заборовка разведчики доложили, что там стоят два классных эшелона и три товарных, груженные красногвардейцами.
Ровно в 5 часов утра станция Заборовка была, как приказал Каппель, обстреляна семью десятками снарядов (шрапнелью и гранатами) с предельной скоростью, после чего, взяв орудия на передки, мы спокойно, манежной рысью направились по шоссе вдоль железнодорожного полотна на город Сызрань. Сзади нас над станцией Заборовка стоял черный дым от пожара – наши снаряды подожгли цистерны с нефтью или керосином.
Примерно через два часа мы входили в город Сызрань. Нашим глазам представилась картина только что оконченного уличного боя. На улицах валялись убитые красногвардейцы, разбитые повозки, сломанные полевые кухни и другое разбросанное военное имущество. Около одного дома под сложенным строевым лесом нашли спрятавшегося раненного в бедро мадьяра. Их оказалось среди красных немало.
Как мы узнали позже, утром красные очень упорно защищали город, но, когда к ним пришли сведения об обстреле их тыла – станции Заборовка, они поспешно очистили город, проклиная своих комиссаров. В панике они бежали в сторону Пензы, бросив свои позиции с орудиями, пулеметами и другим военным добром, оставив в городе нетронутыми военные склады. Поспешно из товарных платформ и вагонов был организован броневик, который преследовал бежавших красных до города Кузнецка.
В 12 часов дня в городе был произведен парад Народной армии. Население, заполнившее улицы города, по которым двигались войска, при общем дружном ликовании угощало своих освободителей разными прохладительными напитками, сластями и буквально засыпало их цветами. Позднее все чины Народной армии были приглашены сыз-ранцами на обед, на котором радушные хозяева не поскупились в своем хлебосольстве.
Эта первая операция молодого отряда под командой Каппеля была головокружительной по своему успеху и прошла с пунктуальной точностью даже в самых мелочах, согласно распоряжениям Каппеля. За всю операцию было потеряно убитыми лишь четыре человека, тогда как потери красных были громадны. Эта победа дала как бы толчок для дальнейших действий и вселила в бойцов не только глубокое доверие к их начальнику, но и преклонение перед его знанием военного дела и ясным пониманием атмосферы и духа Гражданской войны.
В отряд стали поступать новые добровольцы. А захваченное военное имущество дало возможность формировать новые и пополнять существующие части. Тогда я получил новые орудия и все, что нужно для четырехорудийной батареи. Свои два старых орудия я потом подарил симбирцам.
Мне тогда рассказывали, что, когда я отправился в обход Сызрани, оттуда пришел лет 13 подросток в бойскаутской форме. Он подробно рассказал, как красные заняли город, разгромив винный склад, перепились и группами разгуливали по городу, расстреливая не понравившихся им обывателей тут же на улице, и вообще бесчинствовали. Эти сведения очень помогли главным силам при занятии города.
После однодневного отдыха, согласно требованию из Самары, мы готовы были к отправке. Родители привели к нам бойскаута (о котором рассказано выше), прося взять его с собой, так как они не были уверены, что местные формирования смогут справиться с наступлением красных после нашего ухода. И конечно, когда они придут, то его расстреляют, потому что соседи видели и знают, как он нам помогал. Потом Каппель предложил мне взять этого юношу. Я был бы рад его взять, но ему нечего было делать у меня в батарее, так как он самостоятельно не смог бы седлать коня и даже поднять седло. Потом решили прикомандировать его к бронепоезду, с которым он провел всю Гражданскую войну, а теперь благополучно проживает среди нас в Сан-Франциско…
Вверх по Волге
Прибыв из Сызрани в Самару, отряд Каппеля прямо из вагонов был погружен на товаро-пассажирский пароход «Мефодий» и немедленно отправился вверх по Волге, в район города Ставрополя. Этот город и близлежащие деревни были заняты красными. По данным разведки, красные располагали большим количеством пулеметов и сильной артиллерией.
Не доходя верст пятнадцать до Ставрополя, пароход «Мефодий» пристал к крутому левому берегу, на который быстро были построены мостки, и по ним спешно выгружались бойцы, а орудия и зарядные ящики выкатывались на руках.
Из ближайшей деревни пригнали нужное количество крестьянских подвод для нашей пехоты, которая в это время на Волге никогда не ходила в пешем строю. Отнимая у крестьян подводы в жаркое рабочее время, мы согласно приказу Каппеля обязательно платили по 10–15 рублей за каждую (тогда это были приличные деньги). При таких условиях отряд мог передвигаться довольно быстро, не утомляясь.
Расспросив у первых попавшихся местных жителей о противнике, в его сторону направлялся разъезд нашей кавалерии. Приблизительно в одной версте следом за ним двигались главные силы. Наша пехота, расположившись по трое-четверо на телеге на душистом сене, обычно дремала или просто наслаждалась природой. Но лишь только слышались первые выстрелы по нашему разъезду, как будто под действием электрического тока, пригретая теплым летним солнцем, дремлющая пехота выпрыгивала из своих повозок и, еще не дождавшись команды и остановки, бежала с винтовками наперевес в сторону выстрелов.
Каппель на коне впереди главных сил обыкновенно кричал в сторону командира пехоты бежавшему впереди бойцов Бузкову: «Не рискуйте – берегите людей! Каждый боец дорог!» Бегущий мимо него Бузков брал под козырек и вполоборота отвечал: «Слушаюсь!»
Повозки останавливались. Я со своими орудиями съезжал с дороги вправо или влево, строил фронт, но с передков пока не снимался до приказания начальника. И когда минуты через две-три выяснялось, что противник заслуживал внимания, тогда начинался бой. Кавалерия частью оставалась прикрытием к орудиям, а часто уходила в обход врага. Двигаясь очень быстро и энергично атакуя врага, отряд Каппеля всегда появлялся неожиданно. Противнику трудно было точно определить силы Каппеля.
В районе города Ставрополя Каппель дал ряд изумительных боев, обращая в бегство в десятки раз превосходившего численностью противника. По словам местных жителей, красные группировались большими силами в 18 верстах от Ставрополя, в районе деревни Васильевки. Спускаясь по длинной, верст 5–6, дороге, отряд Каппеля был обстрелян с трех мест трехдюймовыми орудиями почти на предельной дистанции, но потерь мы не понесли. Пришлось немного проехать вперед и, не видя никаких укрытий, встать на открытую позицию.
Не слезая с коня, в бинокль на пятиверстной дистанции я хорошо увидел дым и пыль от орудийных выстрелов красных в трех разных местах в кустарнике, на окраине деревни Васильевки. Завязался настоящий бой. Но нужно сказать, что красные, хотя и с трех мест, но стреляли очень плохо: или перелетами, или очень высокими разрывами, не приносящими нам вреда, что дало возможность спокойно ликвидировать три артиллерийских взвода красных, бросивших свои орудия.
Наша пехота, сильно обстрелянная из большого количества пулеметов, понесла потери и вынуждена была залечь. Бой мог затянуться. Истратив много снарядов на красную артиллерию, я доложил Каппелю, что у меня осталось всего 25 шрапнелей. Каппель немедленно отдал распоряжение взять одно орудие на передки, забрать все снаряды, идти орудию вперед, насколько возможно, и обстрелять линию врага. А разведчиков и свободных артиллерийских номеров присоединить к кавалерии и конным разведчикам и широким аллюром пустить в обход правого фланга противника.
Орудие карьером пошло вперед, снялось с передков близ наших цепей и начало в упор расстреливать красные пулеметы. Через несколько минут мы овладели деревней Васильевкой, 28 пулеметами и четырьмя орудиями с большим количеством снарядов, наша пехота уселась на свежие подводы, и весь отряд стремительно преследовал красных, которые с разгона прошли мимо Ставрополя. Район был очищен от красных.
«Мефодий» стоял у пристани, но погрузить орудия было очень затруднительно, так как они перед пристанью сильно вязли в бездонно сыпучем песке, и даже чудные богатыри кони были не в силах их тянуть двойными запряжками. В конечном итоге почти на руках бойцов, с большим напряжением все было погружено на пароход, и отряд готов был вернуться в Самару.
Как было заведено, все чины отряда должны были иметь винтовки или карабины. Каппель в этом отношении был самым примерным. Он не расставался с винтовкой не только как начальник небольшого отряда, но даже и тогда, когда был впоследствии главнокомандующим армиями. Питался отряд из общих солдатских кухонь или консервами. В кавалерии ни у кого из офицеров долгое время не было офицерских седел. Были у всех солдатские седла, как более удобные для вьюка. Добровольцы отряда, видя своего начальника все время перед глазами, живущего с ними одной жизнью, с каждым днем все более и более привязывались к Каппелю. Переживая сообща радость и горе, они полюбили его и готовы были для него на все, не щадя своей жизни.
С отрядом Каппеля (Народной армией) всегда следовал член Учредительного собрания Б.К. Фортунатов. Официально он считался членом Самарского военного штаба, в то же время выполняя успешно обязанности рядового бойца-разведчика. Сравнительно молодой (лет тридцати), он был энергичный и совершенно бесстрашный человек. Ему как-то на моих глазах удалось захватить в овраге четырех красноармейцев. Спокойно сказал всегда следовавшему за ним черкесу: «Дуко»… (его имя). Тот, не задумываясь, моментально по очереди пристрелил этих четырех пленников. Случайно я все это видел и потом вечером, когда мы отдыхали, спросил его, почему он приказал Дуко пристрелить красногвардейцев. Приказ – пленных не расстреливать. Он равнодушно ответил: «Но ведь был бой!»
Однажды, вскоре после взятия Сызрани, Фортунатов просил меня выяснить вопрос о наградах и жалованье, которое хотели бы получать бойцы. Я со многими, если не со всеми, говорил на эту тему, и почти все сказали мне одно и то же: что выбранное после Учредительного собрания законное русское правительство сможет их вознаградить (предполагалось, что Гражданская война будет не долго); а пока они хотят иметь немного денег (рублей двадцать в месяц) на необходимые расходы и, конечно, казенное обмундирование и содержание (стол).
Эти ответы поразили меня своей скромностью. Но таковы были каппелевцы – кто-то метко назвал их «святыми безумцами». Они по своему личному почину, без всякого уговора или приказа, добровольно записались в боевые части, не считаясь с силами врага, как какие-то древние русские богатыри. Почти ничего не зная о 3-м Интернационале, они даже не вполне понимали, но инстинктивно чувствовали, что на Россию, на родину, надвигалось какое-то чудовище, готовое ради сумасбродной идеи мирового коммунизма взять всю страну за горло. Этого они не могли допустить и, не задумываясь о последствиях, пошли сражаться.
Конечно, таких каппелевцев в действительности оказалось уж не так много в сравнении с общей массой. Огромное большинство, не вдумываясь в окружающее, попряталось по своим норам, предоставив себя, в надежде на какое-то чудо, на волю волн. Многие из этих спрятавшихся погибли позже от рук красных, не зная, за что погибали. Многие как-то уцелели и ушли с общей беженской волной за границу. И уже за границей, в безопасных местах, объявили себя белыми бойцами против большевиков, принимая энергичное участие в эмигрантских организациях и склоках.
Почти перед концом погрузки отряда на пароход «Мефодий» на ставропольской пристани, чтобы вернуться согласно приказанию из Самары обратно, к Каппелю явилась крестьянская делегация с правого берега Волги, прося прогнать из их деревень красных насильников и грабителей. Каппель по прямому проводу сообщил об этом в Самару и наутро выгрузился в указанном крестьянами месте, в 10–12 верстах от деревни Климовки, занятой красными.
После непродолжительного боя красные оставили Климовку, уходя на запад бесчисленными повозками. Наша пехота вошла в Климовку. Б. К. Фортунатов просил не стрелять по отходящим красным и, взяв 6–7 человек разведчиков, ускакал оврагом, чтобы отрезать хвосты уходящей колонне красных. Мы наблюдали за ним, насколько нам позволяла пересеченная местность. Через полтора-два часа Фортунатов вернулся со своими разведчиками и привел четыре военные повозки с одним пулеметом и пулеметными лентами на каждой, а красногвардейцы убежали в кустарник.