Лисса Мия Смит
Ревелль

Глава 5
Лакс

– Лакс! Ты меня слышишь?

Грудь разрывалась от боли. Я вскрикнула, руки стали искать нож, вонзившийся в живот, но трико облегало слишком плотно.

Спектакль.

Дьюи Хронос.

Я упала.

– Лежи! – рявкнула Нана. – Где болит?

– Везде, – простонала я. Боль была невыносимая, хуже, чем от магии, потому что я не могла ее остановить…

– Позовите доктора Страттори! – Шаги удалялись прочь. – Кто-нибудь, помогите разрезать это трико!

Меня перевернули набок, я закричала и утонула во тьме.

* * *

– Лакс! – Нана подергала мои накладные ресницы.

Я с трудом приоткрыла глаза. Все еще в шатре. И даже жива.

Она прижала к моему лбу прохладную сухую руку.

– Пришла доктор Страттори. Ей нужно твое согласие.

Я попыталась привстать, но руки подогнулись.

Дядя Вольф похлопал меня по плечу:

– Не двигайся. Просто дай согласие, и все.

Я возмущенно взглянула на них. Целители из семьи Страттори могли вылечить любую хворь, но только передав ее кому-то другому. И на это должны согласиться оба участника.

– Не упрямься, – нахмурился дядя Вольф.

Моя семья и так многим жертвовала ради меня. Они недоедали, помогая мне сохранить силы, работали лишние часы в Доме веселья, чтобы мне не приходилось идти туда.

– Ни за что.

Его взгляд метнулся к сцене.

– Мне надо выйти к зрителям. Уговорите ее.

– Нет.

– Надо, Лакс. Это приказ.

Он ушел, не дожидаясь моих протестов.

Я рухнула на подушки. Элен Страттори вытянула надо мной руки. Не прикасаясь, она чувствовала все мои раны. Семейство Страттори, люди причудливой религиозной морали, настороженно относились к нашему образу жизни, и многие из них даже близко не подходили к Большому шатру. К счастью для моей семьи, Элен Страттори любила выпить.

– Ты не умираешь, – проговорила она заплетающимся языком, ее дыхание отдавало джином. – Хотя с такой высоты обычно разбиваются насмерть.

Значит, согласившись на ее обряд, я никого не убью, только обреку кого-то из Ревеллей на мучения.

– У тебя сломаны два ребра, на левом боку наливается огромный синяк. И есть какие-то внутренние повреждения, возможно, следы давних травм, усугубленные сегодняшним падением. – Голос доктора Страттори звучал встревоженно, но ни один из Ревеллей не мог похвастаться полным отсутствием недолеченных травм.

– Ваши услуги нам не понадобятся.

Она сурово сдвинула брови:

– Ты не сможешь выступать несколько недель.

Недель? У меня и пяти минут свободных не было, не то что недель.

Все же шло так хорошо! Я и сосчитать не могла, сколько светонитей держала в руках. Драгоценные камни дождем сыпались на сцену, малыши не успевали их убирать. А самое главное – Дьюи Хронос буквально полез ко мне через перила. Он был готов дать мне все, чего я пожелаю. Алкоголь. Драгоценные камни. Единорога по имени Вудро Вильсон.

Надо завершить начатое, пока он не догадался, что я его зачаровала. Иначе он уйдет из Большого шатра навсегда.

Я приподнялась, опираясь на локоть, и закусила губу, чтобы не закричать от боли.

– Помогите мне встать. Я должна вернуться в зал.

– Тише ты, – шикнула Нана. – Нельзя показываться на людях в таком виде.

Ага, конечно. Сверкающий Рубин Ревеллей должен блистать совершенством. Всегда.

Даже если все погибло.

Я закрыла глаза и шумно втянула воздух.

– Как мне вообще удалось остаться живой?

– Туристы поймали на лету. Слава богу, у нас сегодня полный зал, а то бы… – голос Наны дрогнул. – Черт возьми, Лакс, мы тебя чуть не потеряли.

– Ничего, жить буду.

Она стиснула мою ладонь, беспрерывно перебирая пальцами. Нана не умела сидеть без движения, даже если просто держала кого-то за руку.

– Ох и напугала ты свою старенькую Нану, – прошептала она.

Лицо у нее стало таким же отрешенным, как и семь лет назад, когда пропали мои мама и тети. Тогда в Большой шатер на цыпочках вошли эдвардианские полицейские. С каждым жестоким словом лицо Наны становилось все белее и белее. «Найдены. Утонули. Соболезнуем».

Доктор Страттори встала, для устойчивости опираясь на кровать.

– Вам еще требуются мои услуги? Или я могу идти?

– Нет, – твердо ответила я.

– Да, – одновременно со мной произнесла Нана и с горьким вздохом склонилась надо мной. – Слышала, что сказал дядя? Мы не можем на несколько недель остаться без нашей главной звезды.

Я выпустила руку Наны, закрыла лицо и попыталась успокоиться. Обычно испытать на себе магию Страттори добровольно вызывались сироты, всегда старавшиеся принести хоть какую-то пользу. Например, храбрая маленькая Клара охотно взяла бы себе мои сломанные ребра.

Как бы я ни поступила, семье будет плохо.

– А давайте я попробую.

Я обернулась на этот шелковистый голос. С тех пор, как я слышала его в прошлый раз, он стал гораздо басовитее.

– Роджер!

И правда, это был он, при полном параде и в туристической шляпе. Стоял в дверях, до боли знакомый и все же другой. Все такой же тощий как щепка, но сильно подросший, почти с дядю Вольфа. И стригся он теперь короче, искусственно выпрямлял волосы по моде, принятой у темнокожих туристов. Блестящие глаза, как у Колетт, веселая улыбка тети Аделин. И шрамы. Треклятые шрамы, полученные перед самым отъездом.

– Ты вернулся? – Мой голос прозвучал еле слышно, но не от боли, а из-за нахлынувших чувств.

– В гости приехал. – Он плюхнулся рядом со мной. – Да ты, сестренка, вся в крови. Не боишься, что я украду твою кровь и превращу тебя в служанку?

– Мне уже не семь лет. Я знаю, что кровной магии не существует.

Он усмехнулся:

– Когда я уезжал, ты была серой мышкой пятнадцати лет, с густой шевелюрой и фигурой подростка. А теперь смотри какая стала. На-ка, возьми. – Он бросил мне медный цент – такими расплачивались на материке.

Я повертела грязную монетку.

– Это еще зачем?

– На удачу – так говорят на материке. Кроме того, ты в детстве обожала материковые деньги. Помнишь, вырезала картинки из газет и журналов? Говорила, что хочешь туда съездить…

– А потом я выросла.

«И, в отличие от тебя, осталась».

Он сжал мне плечо:

– Ладно, сестренка, давай покончим с этим делом.

Только переступил порог и уже рвется принять на себя привычную роль семейного мученика. Долгими зимами Роджер всегда был готов поделиться едой из своей тарелки. Или очаровать самых капризных клиентов, никогда не жалуясь на их отвратительные фантазии. Он никогда не позволял остальным дразнить меня «ледяной принцессой», всегда звал на свои бурные вылазки по Ночной стороне. Я отказывалась, но он все равно звал.

– Ты же минуту назад вернулся домой! – воскликнула я, и ребра отозвались болью. – Ты что, и вправду думаешь, что я первым делом тебя покалечу?

При виде его самодовольной ухмылки я еще острее поняла, как сильно соскучилась.

– Нана, если я возьму на себя травмы Лакс, ты уговоришь отца дать кров и стол моим друзьям, пока мы тут?

У Роджера появились друзья? У него на расстоянии вытянутой руки было пятьдесят три близких и дальних родственника, но он все-таки уехал с Шармана. Искать друзей.

Я словно воочию видела, как крутятся колесики у Наны в голове. Роджер уже не выступает на сцене, так что в доходе мы не потеряем. Осталось только уломать дядю Вольфа. Когда Роджер заявил, что хочет уехать, тот чуть не вытолкал его взашей. Люди из других магических семейств иногда переезжали на материк, но мы, Ревелли, всегда держались вместе. И поездка на трехчасовом пароме до Нью-Йорка казалась полетом на другую планету.

– Уговорю, – отозвалась наконец Нана.

– Видишь? Теперь мы оба получим свою выгоду. – Роджер растянулся на койке. – Доктор Страттори, я даю согласие.

Увидев его лицо, целительница отпрянула. Она была здесь в тот страшный день, когда он получил эти шрамы.

– Мне также нужно ее согласие.

Нана уперла руки в боки:

– Соглашайся сейчас же.

Но я не могла на это пойти. Ни в коем случае.

– Нет.

Лежа рядом со мной, он повернул голову и прошептал:

– Только скажи отцу, пусть не вышвыривает меня.

– Даже не думай.

– Сама знаешь, мне нравится строить из себя мученика и купаться во всеобщем внимании.

– Так ты же уехал потому, что стал мучеником из-за Маргарет.

Его красивое лицо исказила боль, и мне стало стыдно за свои слова. Разумеется, его чувства к Маргарет еще не угасли, он помнит все, что тогда произошло.

– Прости…

– Да ничего. – В уголках глаз все еще таилась обида. – Соглашайся, ладно?

Я смахнула ненужные слезы. Сама виновата – загнала себя до изнеможения, сверх всякой меры налегала на свою магию. А страдать за это будет Роджер, только что вернувшийся домой. Роджер, который всегда воспринимал чужую боль как свою собственную.

Но я должна, непременно должна вернуться к Дьюи. Не будет выпивки – не будет и нашего театра.

А не будет театра – мы все окажемся на улице.

Не в силах поднять глаза на своего двоюродного брата, я пробормотала ненавистные слова согласия.

– Только свежие травмы. Старые оставьте мне.

Торопливо, пока я не передумала, Нана с неожиданной силой толкнула меня на подушки. Тетя Кэролин обхватила Роджера. Доктор Страттори положила одну руку мне на бок, другой взяла Роджера за запястье.

Роджер вскрикнул. Я зарыдала от жалости к нему:

– Прости, прости…

* * *

– Лакс! Делакс! Долорес Кэтрин Ревелль!

Я заморгала. Перед глазами медленно проявилось лицо Милли. Судя по обшарпанной краске на потолке, мы были в одной из комнат Дома веселья позади Большого шатра. В открытые окна проникал морской ветерок, и дышалось гораздо легче, чем в наших собственных спальнях этажом ниже. Как обычно, все лучшее – для клиентов.

– Что случилось? – прохрипела я.

– В самом конце номера ты упала. Дядя Вольф постарался, чтобы все выглядело, словно так и было задумано.

Вскрик Роджера, сожаление, промелькнувшее на его лице в тот миг, когда навалилась боль…

Колетт стояла возле фотографии в рамке. Три красивые женщины в одинаковых полосатых купальных костюмах. Наши несчастные матери – тетя Аделин, тетя Бонни и моя мама, Кэтрин.

– Отец просил побыть с тобой, пока не очнешься. Если тебе ничего не нужно…

– Колетт! – Милли бросила на нее укоризненный взгляд.

– А что? Хотела заглянуть к Роджеру, пока не пришли клиенты.

Роджер. Он страдает из-за меня. Дядя Вольф поручил мне очаровать одного-единственного человека, так нет же – мне вздумалось очаровать сразу всех.

И наверняка дядиными стараниями я очнулась в Доме веселья. В нашей лучшей комнате, ни больше ни меньше.

Я вскочила с кровати. Мир покачнулся, едва не сбив меня с ног. Кое-как добрела до шкафа, распахнула дверцы. На единственной вешалке висел мой наряд для Дома веселья.

Дядя Вольф до сих пор верил, что я справлюсь.

Под пристальным взглядом Колетт я сняла с вешалки кружевное платье.

– Что ты задумала?

– Пойду искать своего клиента. – Никак не получалось выбраться из порванного трико. Если Дьюи уже ушел, нам конец…

Нет. Я его отыщу и зачарую так, что он будет валяться у меня в ногах. Чего бы мне это ни стоило.

Колетт взглянула на меня так, будто у меня на лбу выросли Эффиженовы рога.

– Тебе нельзя туда возвращаться в таком виде.

– Потому я и переодеваюсь.

На пол соскользнуло окровавленное трико. А на мне ни царапинки.

Бедный Роджер.

– Даже несмотря на легенду, которую сочинил отец, ты не должна выставлять напоказ свое здоровье. Страттори будут в ярости. Ты же знаешь, они стараются держать свою магию в секрете.

Черт, а ведь она права. Многие туристы ставили магию Шармана на одну доску с хиромантией – забавно, но неправдоподобно. Клиенты Ревеллей в нашем Доме веселья испытывали магию на себе, однако все равно ходили слухи о галлюциногенах и других фокусах. Такое неверие играло на руку семье Страттори. Они скрывали свои целительские способности от всего мира и предоставляли услуги только магическим семьям. Если жители материка поймут, что могут перевести свои хвори и увечья на других людей, магия Страттори будет пользоваться огромным спросом. Элен Страттори стащит у нас весь джин и скроется – только ее и видели.

Натягивая на плечи кружевные ленты, я робко улыбнулась Колетт:

– Можешь привести сюда бутлегера?

– Ни за что.

– Ну пожалуйста!

– Тебе надо отдохнуть! Хватит приключений на сегодняшний вечер.

– Со мной все нормально, просто…

– Просто ты перегибаешь палку. Слишком много на себя берешь.

– Знаю. – На сцену бросили целые груды самоцветов, а мне все мало.

Колетт открыла и закрыла рот, но мы все услышали ее невысказанные слова: «Будь я примой, этого бы не случилось».

Нет, от Колетт помощи не дождаться. Ей даже нравилось отказывать мне. Другое дело – Милли, она старалась всеми силами избегать ссор.

– Милли, прошу тебя. Приведи его ко мне!

Она прикусила губу:

– Не знаю… Выглядишь ты хуже некуда.

Я поглядела в зеркало. Локоны растрепались, под глазами синяки. Не беда, я зачарую Дьюи так, что он сочтет меня красавицей.

Ухватившись за столбик кровати, я закрыла глаза и обратилась к своей магии. Голову пронзила боль, слепящая, как удар молнии…

Хватит. Пора прекращать, пока меня опять не вырубило.

Моя дополнительная магия не была безгранична. Я всегда представляла ее маленькой чернильницей, спрятанной в глубинах сознания. Если я исчерпаю ее до дна, чернила засохнут и превратятся в хлопья и я потеряю сознание от боли. А если на время оставить чернильницу в покое, она снова наполнится.

Сейчас она была абсолютно сухой.

Черт побери! Судьба нашей семьи подобна незавязанной нитке жемчуга, и она выскальзывает у меня из пальцев.

Магия магией, но попробовать все-таки надо. Если придется соблазнять его старым добрым способом, значит, так тому и быть.

Я приподняла свой скудный бюст над верхним краем глубокого выреза, как много раз делала мама у меня на глазах.

– Дядя Вольф не зря велел отнести меня сюда. Он так задумал.

Милли шагнула к двери, но Колетт преградила ей дорогу:

– Лакс, скажи нам правду. Зачем тебе это?

– Я уже говорила…

– Ой, да ладно! – Колетт вздернула подбородок. – Ты, как и мы все, терпеть не можешь Хроносов. И он ни за что не принесет с собой драгоценные камни. Тут дело в чем-то другом.

Колетт любила докапываться до истины. Мне не хотелось ее тревожить, но спорить было некогда.

– Ладно, скажу. Нам нужно спиртное.

Их глаза широко распахнулись. То ли они удивились, что я впервые в жизни сказала правду, то ли не ожидали, что у нас кончается выпивка.

Милли заморгала:

– Дела так плохи, что нам придется покупать у Хроносов?

– Из бутлегеров остался только он один. – Это не было секретом. С тех пор как был принят сухой закон, конкуренты Дьюи постепенно исчезли один за другим.

Колетт всмотрелась в мое лицо:

– Значит, ты постараешься выманить у него камушек, а потом уговоришь продавать нам спиртное?

– Таков наш план.

– А если он откажется?

Тогда завтра наши двери не откроются.

– Слушайте, я не собираюсь бросаться к нему в объятия. Просто немного пококетничаю, чтобы он продавал товар дяде Вольфу по цене, которую мы в силах заплатить.

– Ого! – всплеснула руками Милли. – А может, лучше я попробую?

– В этом нет нужды…

– А ты видела, какой он красавчик? По-моему, просто неотразим.

– Нет. – Мой голос прозвучал резче, чем я хотела. – Не надо, – сказала я уже спокойнее. – Я сама справлюсь.

– Эй, Лакси, а чего это ты так разрумянилась? – Милли прижала ладони к сердцу. – Помяни мое слово, у вас будут милые, очаровательные детки, умеющие путешествовать во времени.

Колетт взглянула на фотографию наших матерей:

– Слышали бы они нас сейчас.

– Ну что, значит, поможешь?

– Пойду посмотрю в вестибюле Дома веселья. А ты, Милли, проверь в Большом шатре и не вздумай его охмурять.

Милли надула губки:

– Но…

– Наша прима – Лакс. – В словах Колетт сквозила горечь. – Каждый должен играть свою роль.

Милли не нуждалась в долгих уговорах. Подмигнув мне через плечо, она выскользнула из комнаты.

А Колетт остановилась в дверях:

– Вид у тебя все равно болезненный.

– Нарумянюсь посильнее.

Она замешкалась – возможно, хотела прочитать мне еще одну лекцию обо всех сегодняшних оплошностях. Стиснув зубы, я отвернулась к зеркалу, и дверь тихо закрылась за Колетт.

Если бы мама видела меня сейчас, она гордилась бы, правда? Тем, что я прима, тем, что ставлю интересы своей семьи превыше всего. Кто бы ни был клиентом. Какова бы ни была цена.

Повинуясь внезапному порыву, я встала и подошла к фотографии. Мама стояла в центре, между своими сестрами, их руки переплетались. За плечом тети Аделин вырисовывалась старая деревянная пристань, резной узор на ее досках напоминал небоскребы Манхэттена, скрытые в дымке за горизонтом. Лучи заходящего солнца озаряли смеющиеся лица девушек.

Я отвела глаза. Но поздно – горе уже проникло под кожу, пробрало до костей, лишая сил.

Не надо больше думать о них. Сегодня не надо.

Глава 6
Джеймисон

Зрительный зал заполонили официантки с мерцающими коктейлями. По их накрашенным лицам с безукоризненными улыбками невозможно было ничего прочитать о судьбе Лакс. Жива ли она? Или ее изящные руки и ноги разбиты и изломаны, как те херувимчики на набережной?

И куда запропастился Роджер?

Любопытная Триста сунула палец в фонтан с шампанским.

– На вкус как моча.

– Неужели ты сейчас способна думать об этом?

– Брось, Джеймо, ты ее даже не знаешь. Мы тут застряли, только чтобы дождаться Роджера, а то мало ли что. – Она огляделась. – Мне кажется или на меня вправду все пялятся?

Большинство туристов до сих пор толпилось около сцены, ожидая возвращения Лакс, однако бармены, перешептываясь, показывали друг другу на Тристу.

– Вряд ли они часто видят в Большом шатре Хроносов.

– А сегодня – сразу двоих. – Триста широко улыбнулась барменам, и те предпочли отвести глаза. – Пойду посмотрю, как там Дьюи. Скажи Роджеру, что я скоро вернусь.

Не успел я возразить, как она подхватила трость под мышку и нырнула в толпу. Триста умела растворяться, если хотела. Правда, хотела этого она редко.

Дожидаясь возвращения Роджера, я достал из кармана мамину брошку. К счастью, она была на месте. Не пропала и фотография, на которой родители стоят на красивом пляже, позади высится старая деревянная пристань, верхний край которой украшен зубчатыми прямоугольными силуэтами. И у мамы на руках – я, младенец, завернутый в толстое одеяло.

Я убрал брошку в карман, а фотографию в бумажник. Целее будет.

– Эй, красавчик, привет!

Передо мной стояла потрясающе красивая девушка в нарядном платье, подчеркивающем пышные формы. Она провела пальцем по моей руке и сверкнула улыбкой, какую я много раз видел у Роджера. Явно из семьи Ревелль. Я оглянулся посмотреть, с кем это она разговаривает.

Она хихикнула:

– А я тебя ищу.

– Меня?

– Пойдем со мной. – Она взяла меня за руку и потянула в толпу.

Я заковылял следом.

– Вас послал Роджер?

– Откуда ты знаешь Роджера?

– Мы дружим. Приехали сюда вместе.

– С удовольствием послушаю эту историю, красавчик. Только в другой раз. Иди за мной.

Она двигалась с хорошо отработанной грацией. Я старался не отставать, ведь все двери для нее открывались, а передо мной захлопывались.

– Куда мы идем?

– Тебе сегодня повезло. Лакс Ревелль желает побыть с тобой наедине.

Окружающий мир исчез в небытии.

Значит, мне не померещилось – между нами что-то есть. Она жива. И даже позвала меня к себе.

– Она… Как она сейчас?

Девушка опять хихикнула:

– Жива и здорова. Сам увидишь.

Она провела меня сквозь бархатные портьеры. По коридорам в упорядоченном хаосе сновали артисты в разноцветных костюмах. Под ногами крутилась стайка детишек, размахивая сломанными вешалками, словно саблями. Моя невозмутимая проводница свернула за угол и замедлила шаг, чтобы помахать женщине, которая, сдвинув с плеча блестящее сценическое платье, кормила грудью спящего младенца.

Мы поднялись вверх по узкой лестнице. Фиолетово-черные полосатые стены сменились старинным темным деревом. Вместе с тишиной нахлынуло мучительное осознание реальности: не может быть, чтобы Лакс Ревелль хотела меня увидеть.

– Вы в этом уверены?

Девушка окинула меня насмешливым взглядом:

– Конечно, красавчик!

Мы прошли мимо приоткрытой двери. Внутри пожилой человек с серебристой сединой, радостно хихикая, тыкал пальцами в воздух.

– Пе-е-на! – распевал он. – Пузырьки!

Девушка фыркнула:

– Это мистер Ли. Живет на Дневной стороне, но каждую субботу приходит на Ночную и просит у меня одну и ту же фантазию: понежиться в комнате, полной пены.

– Ого… Ну и ну.

– Вот именно. С нами он может испытать все что угодно, но всегда просит пену. Ну, хотя бы никому не причиняет вреда.

Из-за соседней двери послышался вопль.

– А что, бывают фантазии не такие безобидные?

Крик стал громче, но моя провожатая и глазом не моргнула.

– Ничего такого, с чем мы бы не справились.

В конце длинного коридора мы остановились перед деревянной дверью с причудливым узором, напоминающим бриллиант. Там, за дверью, ждала Лакс Ревелль.

– Она, гм, ей, наверное, после падения надо отдохнуть, – залепетал я. – Может, мне лучше уйти?

Девушка подмигнула:

– Так было задумано. Это часть спектакля. Но, если хочешь, могу отвести тебя к себе. За все про все – лишь несколько малюсеньких камушков.

– К сожалению, у меня совсем не осталось денег, – признался я. Ей, наверное, надо дать хоть какие-то чаевые.

Она насмешливо фыркнула. Странное чувство юмора.

Моя рука неуверенно зависла возле дверной ручки.

– А она точно звала меня? Вы уверены?

– Хочешь совет? – Девушка доверительно склонилась ко мне. – Если тебя зовет Сверкающий Рубин, не задавай вопросов. Просто считай, что тебе повезло. – Она распахнула дверь и втолкнула меня.

Щелкнул замок, и где-то рядом зазвенел тихий смех. Я медленно обернулся.

Передо мной была Лакс Ревелль. Она стояла, прислонившись к столбику кровати, одетая лишь в короткое платье цвета воронова крыла. Сквозь черное кружево просвечивали изящные светлые формы. Она сделала еле заметный шаг, и тонкая ткань всколыхнулась, приоткрывая грациозные бедра.

Я быстро отвернулся к стене.

– Прошу прощения, я совсем не хотел врываться.

– А мне показалось, что Милли прямо-таки силой притащила вас.

Ее голос. Воздушный, неземной, здесь он звучал еще нежнее, чем на сцене, потому что был настоящим. И в нем слышалась предельная усталость.

Надо узнать о ее здоровье. И все.

– Я… гм, хотел только убедиться, что с вами все хорошо.

– Так, значит, вот для чего вы пришли. Убедиться, что со мной… все хорошо. – Она провела руками по кружевному платью, ее глаза заблестели.

– Вы меня здорово напугали. Нет, конечно, не только меня. Мы ведь все смотрели.

Она скользнула ко мне, тряхнув рассыпанными по плечам локонами. Эти пухлые губы, румянец на щеках, крошечные веснушки на носу…

Я попятился.

– Мне следует, э-э…

– Что вы говорите? – Ее губы изогнулись в лукавой улыбке. Она прекрасно понимала, каково мне сейчас, и радовалась этому.

Что это? Лакс Ревелль флиртует со мной?

Эта мысль потрясла меня до глубины души, и тело мгновенно откликнулось, причем таким образом, за который, если верить святым отцам, меня должна была немедленно испепелить молния.

То чувство великой гармонии, охватившее меня, когда наши глаза встретились, когда весь остальной мир исчез и она пела только для меня… Лакс тоже испытала его. Я никогда не верил в судьбу, но может быть, может быть…

Она подошла ближе, обдав меня тонким ароматом своих духов, но на этот раз я не отступил. На сцене Лакс выглядела взрослой женщиной, но, оказавшись рядом, я понял, что она одного возраста со мной или даже немного моложе.

И совсем недавно она упала с высоты.

Только сейчас я разглядел тени у нее под глазами, заметил, как напряженно кривятся уголки губ при каждом движении головы.

– Больно?

Она прижала ладонь к груди:

– Заботитесь о моем самочувствии? Как трогательно. – Ее рука скользнула вниз, чуть-чуть сдвинув платье и приоткрыв эти великолепные…

– Простите! – выпалил я и опять отвернулся.

– За что же? – Она осторожно потянула меня за руку, снова развернув к себе. Все в ней было манящим, она кокетничала, кружила голову, но я то и дело замечал еле уловимые признаки тающих сил. Неуверенность в движениях, натянутость в улыбке – они вспыхивали на миг и тотчас же исчезали.

Приютским монахам не нравилось, если мы на воскресных службах ненароком демонстрировали прихожанам свои синяки. Тяжелые палки воспитателей оставляли темные следы только на тех местах, которые можно было спрятать под одеждой, например на животах или спинах. Показать, как тебе больно, – вернейший способ заработать еще одну порку. Мы научились прятать свои ушибы. А я научился улавливать малейшие признаки скрываемой другими боли.

Она погладила меня по плечам, расстегивая тугой пиджак Дьюи. Возможно, мне померещилось.

– Может быть, снимешь это и побудешь немного со мной?

– Я? Э-э, гм, да, пожалуй.

Я скинул тесный пиджак. Боже мой, спотыкаюсь на каждом слове, словно только вчера покинул стены Сент-Дугласа. А ведь всего несколько часов назад я спустился с парома и любовался ее афишами. Потом видел, как она упала с высоты этажей в шесть. И тем не менее вот она, целая и невредимая, стоит и играет с моими подтяжками. Может быть, я все-таки дал Лакс камень и погрузился в магическое наваждение?

Улыбаясь, она положила руки мне на плечи. Ладони такие мягкие. Такие теплые. И, кажется, слегка дрожат.

Значит, все-таки не наваждение. Не сон. Ни в одном моем сне она не страдала бы от боли.

Я осторожно снял с себя ее руки.

Она удивленно моргнула:

– Что-то не так?

Пора сказать что-нибудь разумное. Достойное джентльмена.

– Я, гм, прошу прощения, – залепетал я. – Не хотел беспокоить вас, только убедиться… потому что вы упали…

– Уверяю, так и было задумано. – И снова эта улыбка, изменчивая, как калейдоскоп. Словно в вечных поисках нужной тональности, которая меня удовлетворит.

Я не хотел, чтобы Лакс что-то искала, хотел лишь, чтобы она поговорила со мной – и села, пока не потеряла сознание опять.

– Вам, наверное, следует отдохнуть, – начал было я, но в такой близости к ней мои губы не повиновались.

– Вы же видите, на мне нет ни царапинки. – Она обвела жестом свое тело, и я сжал опущенные руки в кулаки. Словно ощутив силу своего воздействия, она чуть-чуть придвинулась. – Может быть, я могу сделать для вас что-нибудь еще.

– Сделать? Для меня? – у меня невольно вырвался смешок.

Улыбка слетела с ее губ, и я смог на миг заглянуть под маску.

– А что тут смешного?

Мне захотелось рассмеяться опять, чтобы еще раз увидеть ее настоящее лицо, но я не желал огорчать ее даже на миг.

– Вы наверняка устали. Разве я могу просить вас сделать что-то для меня?

Она изогнула бровь:

– Вы же не просто так приняли мое приглашение.

«Чтобы еще раз увидеть тебя, побыть рядом, понять, разделяешь ли ты мои чувства».

– Если вам хочется, чтобы я ушел…

– Нет!

– Хотите, чтобы я остался?

Короткий кивок. Где-то вдалеке затянул бодрую мелодию аккордеон.

Она хочет, чтобы я остался. Просит об этом. Меня.

– Почему? – сорвалось у меня.

– Вы сочтете меня дурочкой.

– Ни в коем случае. Уверяю.

Она опустила глаза.

– Это и вправду глупо, особенно если учесть, из какой семьи происхожу я, из какой семьи вы и… Сами понимаете.

Наши семьи? При чем они тут? Ее смущают некие семейные обстоятельства?

– У меня вообще нет семьи. – Еще ни разу в жизни я не произносил эти слова с такой радостью.

– Мне нравится, как вы смотрите на это. – Она глубоко вздохнула. – Я заметила вас в зрительном зале и… Одним словом, я сказала кузинам, что хочу узнать вас получше. И вот вы здесь.

– И вот я здесь. – Каким-то чудом мне удалось устоять на ногах. – Ваша кузина отыскала меня и привела.

Она прикусила пухлую губу белоснежными зубками.

– Милли иногда бывает излишне напористой. Простите, что отнимаю у вас вечер.

– Ничего подобного! – вскрикнул я.

«Джеймисон, держи себя в руках». Роджер не раз говорил мне не делать удивленное лицо, если кто-нибудь проявляет ко мне интерес. Но она не кто-нибудь, и ее интерес ко мне – не просто очередной мимолетный флирт. Она позвала меня, хотя могла заполучить любого из зрителей.

Я перевел дух.

– Честно говоря, ваш акробатический номер меня совершенно загипнотизировал. Я был потрясен. А потом вы упали, и мне было невыносимо думать, что вам плохо. Понимаю, это звучит очень глупо, тем более что я вас совсем не знаю, но…

– Совсем даже не глупо, – шепнула она.

Сердце бешено заколотилось.

– Вы правда так считаете?

– Да. – Она подняла глаза со сладчайшей улыбкой. – Наверное, еще никто и никогда не входил в Дом веселья Ревеллей с такими благородными побуждениями.

Я оглядел комнату. Роскошная кровать с золотым орнаментом, бархатные портьеры, ее неглиже.

– Это что, Дом веселья?

Она насторожилась:

– Вы не намерены отдать мне свой драгоценный камень?

– Брошку моей матери? Нет! То есть я, конечно, счел бы за честь, но… – Ну и тупица же я. Так сгорал от желания увидеть ее, что даже не обратил внимания, куда меня ведет ее кузина.

– Вы что, смеетесь? – в ее нежном голосе послышалось раздражение.

– Простите. – Я постарался прикрыть рукой невольный смех. Роджер и Триста никогда не дадут мне забыть эту оплошность. «А помните, как Джеймисон забрел в Дом веселья и даже не понял?» – Может быть, присядем? У меня голова кругом идет.

Ей, кажется, стало легче. Она отказалась сесть, когда ей самой было плохо, но ради кого-то другого охотно согласилась. Я постарался запомнить эту черту ее характера.

На беду, в комнате не было стульев. Только кровать.

Лакс похлопала по одеялу возле себя, но я остался стоять на безопасном расстоянии.

– Если, гм, вам нужны деньги…

Она махнула рукой:

– Мы с вами стали такими хорошими друзьями, правда? Давайте же не портить этот вечер разговорами о деньгах.

Ее слова пролились бальзамом на мою обеспокоенную душу.

– Полностью согласен.

– Ну а теперь, поскольку мы с вами установили, что находимся в Доме веселья и что я принадлежу к семье Ревелль, может быть, вы расскажете мне, какой была бы ваша фантазия, если бы вы отдали тот свой драгоценный камень. – Она снова надела маску обольстительницы, каждое слово было насыщено кокетством.

Меня бросило в жар.

– Простите?

Она опять похлопала по кровати.

– Расскажите, что вы больше всего на свете хотели бы испытать, и, возможно, я помогу вам ощутить это.

У меня помутилось в голове. Разум не мог выдать ни единой связной мысли.

Она внимательно смотрела на меня. Ждала.

– Я, гм, не знаю.

Из-под густых ресниц ее глаза сверкали.

– Не для всех фантазий требуется магия.

У меня пересохло во рту.

Секунды утекали прочь, пока она держала меня в жарком плену своих глаз.

– Наверняка чего-нибудь да хотите.

– Пытаюсь придумать.

Она медленно разгладила одеяло. Ждала.

Ждала.

– Ну как, придумали? – Ее нежный голос зазвенел от нетерпения. – Эта ночь могла бы стать совершенно невероятной. Что для этого нужно?

– Вы не поверите, но встреча с вами уже стала самым невероятным событием.

Вот. Сказал наконец.