Линвуд Баркли
След на стекле
Но мы больше не разговаривали друг с другом. Просто не могли найти нужных слов. Да и сказать было нечего, потому что наши мысли целиком занимало только одно, и обсуждать эту тему вслух стало бы слишком больно.
Я вообразил, как мог бы сделать первое движение. Повернуться, придвинуться ближе, обвить Донну рукой. Не говоря ничего. По крайней мере сразу. Представил тепло ее тела, прижатого к моему, ощущение от ее волос, упавших мне на лицо.
Причем вообразил настолько живо, словно это происходило на самом деле.
Некоторое время я лежал без сна, уставившись в потолок, лишь иногда переводя его на цифровые часы, стоявшие на прикроватной тумбочке. Два часа ночи. Три.
Не все случившееся было исключительно нашей виной.
Далеко не все.
В чем-то, разумеется, следовало винить самого Скотта. Верно, он был всего лишь подростком, но уже достаточно взрослым, чтобы отличать хорошее от дурного.
Вот только существовал и некто другой. Не один из тех юнцов из Кливленда. Не парни из Гриффона, которые могли снабжать Скотта марихуаной и спиртным.
Я очень хотел разыскать того, кто дал ему 3,4-метилендиоксиметамфетамин, препарат, известный во всем мире как экстази.
Вот о чем упоминалось в токсикологической части отчета патологоанатома.
Именно эта отрава, скорее всего, и внушила Скотту иллюзию, что он умеет летать.
Я твердо намеревался разыскать типа, всучившего ему последнюю и фатальную дозу.
На всех нас лежала большая доза ответственности, но именно этот сукин сын, по моему мнению, стал тем, кто нажал на курок.
Глава 4
Утром женщина входит в спальню с подносом в руках.
– Привет! – говорит она мужчине, который все еще нежится под одеялом.
Он приподнимается на локтях и рассматривает завтрак, пока женщина устанавливает поднос на прикроватную тумбочку.
– Яичница-болтунья, – говорит он, глядя на тарелку почти с подозрением.
– В точности как ты любишь, – отвечает она. – Хорошо прожаренная. Ешь скорее, пока все не остыло.
Он выпрастывает ноги из-под одеяла, садится на край постели. На нем старая и застиранная белая пижама в тонкую синюю полоску. Рисунок уже почти полностью стерся на коленях.
– Как тебе спалось? – спрашивает женщина.
– Превосходно, – отвечает он, берет салфетку и расстилает у себя на коленях. – Я даже не слышал, как ты встала.
– Я поднялась около шести, но по кухне ходила на цыпочках, чтобы не разбудить тебя. Ты бросил свое хобби?
– Что? О чем ты?
– Где твоя маленькая книжка? Обычно она лежит вот здесь. – Она указывает на тумбочку.
– Я делаю в ней записи, когда ты уходишь, – сообщает он, пристраивая тарелку поверх салфетки на коленях и начиная есть. – Отменная яичница. – Женщина молчит. – Не хочешь присесть со мной?
– Нет. Мне нужно идти работать.
Мужчина цепляет на вилку ломтик жареного бекона, с хрустом пережевывает его.
– Тебе нужна помощь?
– В чем?
– В работе. Я мог бы помочь тебе. – Он прожевывает свой бекон и глотает его.
– Ты все путаешь, – говорит она. – Ты больше не приходишь работать.
– Но я же приходил.
– Просто позавтракай с удовольствием.
– Я мог бы помочь, действительно мог бы. Ты же знаешь, у меня получается с книгами. Я все улавливаю.
Женщина вздыхает. Сколько раз ей уже приходилось разговаривать с ним об этом.
– Нет, – отвечает она.
Мужчина хмурится:
– Мне бы хотелось, чтобы все стало как прежде.
– А кому бы не хотелось? – замечает женщина. – Мне бы очень понравилось снова стать двадцатилетней, но одно дело желание, а реальность – совсем другое.
Он дует на кофе и делает небольшой глоток.
– Как там сегодня на улице?
– Кажется, погода замечательная. Ночью прошел дождь.
– Как бы мне хотелось выйти. Пусть даже идет дождь, – говорит мужчина.
Ее терпение иссякает.
– Доедай завтрак. Прежде чем уйти, я вернусь за подносом.
Глава 5
Я договорился о встрече с Фрицем Броттом, владельцем мясной лавки «Броттс братс» в Тонауанде, за которой пару дней наблюдал, непосредственно в магазине. У него имелся там свой кабинет, где мы могли без помех поговорить наедине.
Бротт был заметной фигурой в нашем обществе уже более двадцати лет. Он эмигрировал из Германии в семидесятые годы вместе с женой и маленькой дочкой. Несколько лет стоял за кассой разных продуктовых магазинов, но всегда мечтал открыть свой собственный. В начале девяностых Бротт узнал, что пожилой владелец мясной лавки захотел отойти от дел. Он надеялся, что сын продолжит семейный бизнес, однако парню еще не исполнилось и двадцати, когда стало ясно: его гораздо больше интересуют компьютеры, чем куски сырого мяса. И пришлось отцу тянуть магазин на себе еще два десятилетия, но поскольку передать его все равно оказалось некому, он решился в итоге выставить лавку на продажу.
А Фриц не просто хорошо разбирался в сортах мяса. Он сам был отличным поваром и знал секрет рецепта братвурстов[7], передававшийся в его семье из поколения в поколение. Это, сказал он тогда жене, станет главной приманкой их магазина. Так, кстати, родилось и его название.
Жена Фрица, хотя и принимала в делах активное участие, не приезжала в магазин каждый день. Она много работала на дому, занимаясь оформлением документов, оплачивая счета, составляя ведомости по зарплатам и давая Фрицу возможность полностью сосредоточиться на производстве его любимых братвурстов и нежнейших говяжьих отбивных с восхитительным мраморным отливом. Именно жена заметила непорядок в отчетности за последние недели. Их прибыль уменьшилась. Огромные туши, свисавшие на крюках в камере холодильника, стали как будто давать меньше мяса, чем прежде.
Явно происходило что-то неладное.
У Фрица работали трое. Почти семидесятилетний Клэйтон Миллз трудился еще на предыдущего владельца и в общей сложности проработал в лавке более тридцати двух лет, а с тех пор, как умерла его жена Молли, жил один. Он вел очень экономное существование, и я сразу же исключил его из числа вероятных воров. Не вызвал у меня особых подозрений и Джозеф Калвелли, который был десятью годами моложе Клэйтона, имел жену и взрослого сына, управлявшего собственной инвестиционной фирмой.
Вскоре я понял, что мне нужен Тони Фиск – мужчина двадцати семи лет, живший с женой и двумя детишками, пяти и двух лет. Это его жена Сэнди подъехала к задней двери магазина и дождалась, чтобы Тони выскочил с большим зеленым мешком, сунул его в окно машины, а потом тут же опрометью вернулся на рабочее место. Все произошло как раз в тот момент, когда Фриц отлучился.
– Ну, что тебе удалось для меня узнать? – спросил Фриц, пристраивая свое тучное тело в кресло за письменным столом в крохотном помещении кабинета.
Я принес ноутбук, в который загрузил фотографии и видеозапись.
– Мистер Бротт, я вел наблюдение за вашим заведением два дня подряд и на основе увиденного могу утверждать, что вам не стоит волноваться по поводу мистера Миллза и мистера Калвелли.
Фриц ждал, хотя уже понял смысл моих слов.
– Тони, – произнес он, поджав губы. – Сукин сын!
Я открыл ноутбук и поставил его на стол.
– Это случилось вчера ближе к вечеру. Где-то около пяти часов.
Он прищурился:
– Меня как раз не было на месте. Я гонял свой грузовик в ремонт.
– Именно так. – Я щелкнул курсором по иконке «Воспроизведение» и запустил запись. – Видите, как подъезжает машина?
Фриц кивнул.
– Я на всякий случай пробил номер по базе данных. Этот автомобиль зарегистрирован на Энтони Фиска. За рулем сидела его жена Сандра – они зовут ее Сэнди.
– Я знаю ее. Да и машина мне знакома.
– Вот фото. На нем трудно разобрать детали, но, кажется, к заднему сиденью пристегнуты два детских кресла безопасности. Думаю, хотя не уверен полностью, что в тот момент в ее машине находились их дети.
Фриц сидел с каменным лицом.
– Ясно. Продолжай.
– Она останавливает машину прямо напротив задней двери магазина. Вот, теперь достает мобильный телефон, но пользуется только большим пальцем. Как мне кажется, она отправляет эсэмэску. Потом несколько секунд ждет…
Фриц крепко сжал зубы, продолжая смотреть на дисплей.
– И появляется Тони с мешком для мусора. Передает ей и бежит назад в магазин. Она срывается с места.
– Прокрути назад.
– Что?
– Ты можешь прокрутить изображение назад и сделать стоп-кадр?
– Стоп-кадр? Разумеется. – Я нажал на кнопку мыши, перевел запись на пятнадцать секунд назад, а затем запустил снова.
– Вот. Останови здесь.
Мне снова пришлось вернуться на долю секунды назад. Фрицу явно хотелось как следует рассмотреть мешок. Он пытался по внешним приметам определить, что лежало внутри, обводя очертания пальцем менее чем в дюйме от экрана.
– Можно это увеличить? – спросил он.
– Конечно. – Я коснулся мыши и щелкнул кнопкой. – Пожалуйста.
– Лопатка для жарки, – произнес Фриц.
– Вам лучше знать, – улыбнулся я.
– Сукин сын, – повторил он.
– Я попытаюсь достать копию эсэмэски, отправленной Сэнди. Но там, скорее всего, просто написано, что она уже прибыла. Едва ли Сэнди стала бы писать «Неси мясо» или что-то в этом роде. Если вы обратитесь в полицию и выдвинете обвинение, они наверняка смогут сделать распечатку.
– Ты думаешь, стоит им позвонить?
– Дело ваше. Вы попросили меня установить, не крадет ли кто-нибудь мясо, и, полагаю, это дает ответ на ваш вопрос. Что делать дальше, решать вам. Он хороший работник?
Фриц с грустью кивнул:
– Он работает у меня уже три года. Справляется со своими обязанностями. Делает все, о чем ни попросишь. Я всегда хорошо к нему относился. Почему же он начал меня обворовывать?
– Он превысил лимит по кредитной карте. А его жена, работавшая в «Уол-марте» четыре дня в неделю, только что переведена на трехдневный график.
Печаль, отражавшаяся на лице Фрица всего минуту назад, постепенно уступила место другому выражению.
– Когда я только что перебрался в эту страну, то порой не знал, как сохранить крышу над головой. Но я никогда ни у кого не крал! – Он потряс указательным пальцем в воздухе. – Ни разу!
Он осмотрел поверхность своего стола, покачал головой, а потом взглянул на закрытую металлическую дверь, словно она была из стекла и он мог видеть сквозь нее Тони.
– Я ведь даже присутствовал при крещении его младшего, – проговорил Фриц.
– Всякое случается, – отозвался я.
– Если я позволю ему остаться, как это воспримут остальные? Это словно сказать: «Эй, можете смело воровать у Фрица, он вам все простит. Он – тряпка». Вот что они подумают.
– Как я и сказал, решение теперь за вами. Я напишу для вас формальный отчет о проделанной работе, рассчитаю, сколько часов заняло расследование, что…
Фриц махнул рукой:
– Да пошло все к чертовой матери! Главное, я теперь знаю. – Он указал на компьютер, на Тони, застывшего с прижатым к груди мешком мяса. – Видел своими глазами.
– Но отчет вы так или иначе получите, – произнес я, – вместе со счетом за мои услуги.
Его глаза по-прежнему буравили дверь. Я догадался, что сейчас последует, хотя и понадеялся, что ошибаюсь.
– Тони! – взревел он.
Я все-таки оказался прав. Его голос в тесном кабинете прозвучал как пушечный выстрел.
Хотя я бы предпочел, чтобы Фриц начал действовать на основе собранных данных уже после моего ухода. Работа мною сделана, и я не собирался присутствовать при вынесении приговора. Я, разумеется, мог стать посредником, если бы возник конфликт, но деньги мне платили за другое. Бог свидетель, я не годился в адвокаты. Я лишь добывал информацию.
Это в особенности относилось к расследованиям супружеских измен. Если вы смотрите телесериалы, снятые в шестидесятые или семидесятые годы, у вас может сложиться впечатление, что многие частные детективы считали подобную работу ниже своего достоинства. В реальном мире таким сыщикам пришлось бы вставать в очередь за бесплатным супом и выживать на пособие по безработице. Если ты работаешь в сфере частного сыска, то отказываться от дел, связанных с разводами, значит уподобляться владельцу кондитерской, который не желает продавать в ней кофе. Когда я обнаруживал, что муж спит со своей секретаршей, я не советовал жене выкинуть его из дома, поджечь его «Порше» или просверлить дыру в днище его яхты. Если она склонялась к прощению и решала смотреть на все сквозь пальцы, мне это было до лампочки.
И меня вовсе не волновало, как Фриц поступит с Тони, если он не собирался вершить его судьбу в моем присутствии.
Так мы не договаривались.
Но сейчас дверь распахнулась, и на пороге появился Тони в окровавленном фартуке и с покрытым кровью мясницким топором в правой руке. Выглядел он как персонаж, только что сошедший с экрана фильма ужасов. Не хватало лишь отрубленной головы, которую он бы держал за волосы свободной рукой.
– Слушаю тебя, Фриц, – сказал он.
– Как давно?
– Что? – На лице Тони появилось удивление. Несомненное притворство, но очень натурально разыгранное.
– Как давно ты крадешь у меня?
Мне не доводилось посещать курсы по управлению персоналом, но наверняка есть правило не обвинять своего сотрудника в воровстве, если тот держит в руках острый топор. Впрочем, если Фрица это и волновало, то он не подавал вида.
Он положил ладони на подлокотники кресла и тяжело поднялся, а затем обошел свой стол. Я тоже вскочил на ноги, и мы втроем образовали небольшой треугольник.
– Понятия не имею, о чем ты толкуешь, – сказал Тони.
– Не лги мне, – резко бросил Фриц. – Я знаю, чем ты занимался.
Я не сводил глаз с топора. Он мог весить добрых десять фунтов, но в руках Тони, казалось, не тянул и на унцию. Что-то подсказывало: Фиск орудует им с легкостью, как перышком.
– Не понимаю, – упорствовал он. – Какого дьявола ты порешь чушь?
Фриц молча развернул компьютер, указав на дисплей, на котором застыл Тони, бежавший к машине с Сэнди за рулем.
Тони смотрел на картинку, часто заморгав.
– Что это?
– Это вор, – объяснил Фриц. – А вот жена вора.
Тони скрипнул зубами и бросил на меня угрожающий взгляд. Он мгновенно сложил два и два и получил верный результат.
– Убирайся, – велел ему Фриц. – Выметайся отсюда и не смей возвращаться. Последний чек я отправлю тебе почтой.
Тони перевел взгляд с меня на своего бывшего босса.
– Ты урезал мне зарплату, – произнес он.
– Что-что?
– В тот день, когда у меня заболела дочка. Знаешь, какая у нее поднялась температура? Тридцать девять градусов, усек? Мы думали, она умрет, и отвезли ее в больницу. Я не смог прийти на работу, и ты вычел у меня жалованье за день. – Тони покачал головой. – Так что я просто забрал с тебя должок.
И он поднял топор на уровень правого плеча, словно готов был пустить его в ход.
– Даже не думай об этом, – сказал я спокойно и твердо.
Тони снова посмотрел в мою сторону. За те несколько секунд, когда он не обращал на меня внимания, кое-что изменилось: в моей руке появился пистолет. «Глок-19», на ношение которого у меня имелась лицензия. Оружие было направлено прямо в грудь Тони.
– Не дури, если не хочешь войти в историю, – предупредил я.
– В какую историю?
– Я пока никого еще не пристрелил. Ты можешь стать первым. – Мы оценивающе разглядывали друг друга не менее пяти секунд. Потом я добавил: – Нам всем нужно немного спустить пар.
Рука Тони словно окаменела, пока он смотрел в дуло «глока». Я же успел заметить, как Фриц сделал два чуть заметных шага назад.
– Опусти топор и положи его, – сказал я.
Тони кивнул. В его глазах вроде бы читалось согласие сделать то, что ему велели. Вот только опустил он топор намного быстрее, чем можно было ожидать, с силой вогнав его лезвие в крышку письменного стола Фрица. Когда Тони убрал руку, топор остался торчать на месте совершенно неподвижно.
Тони еще раз посмотрел на меня и сообщил:
– Учти, я ничего не забываю.
Потом развернулся и вышел из комнаты, на ходу развязывая сзади узел на поясе фартука.
Фриц стоял как громом пораженный. Челюсть у него так отвисла, что в рот легко бы поместилась свиная отбивная. Его взгляд метался с моего пистолета на дверь и обратно. Он явно пережил едва ли не самый большой испуг в жизни.
Да я и сам ощущал легкое потрясение, убирая оружие в кобуру.
– А я ведь решил, что он меня дурачит, – произнес Фриц дрогнувшим голосом. – По поводу заболевшей дочки. Посчитал это выдумкой, предлогом, чтобы прогулять день.
По пути домой у меня зверски разболелась голова. Нервное перенапряжение все же сказалось, подумал я. Обычно я вожу что-нибудь обезболивающее в бардачке, но сейчас там ничего не было, а потому на въезде в Гриффон я свернул к заправочной станции, при которой работал небольшой супермаркет, и вошел внутрь.
Они продавали пузырьки с тайленолом. Я взял с полки один, прихватил бутылку воды и полез в задний карман за бумажником, подходя к кассе.
– Добрый день! Как поживаете? – спросил паренек, расположившийся за стойкой. Вряд ли его действительно интересовали мои дела – просто он считал своим долгом говорить это каждому клиенту.
На вид он был в возрасте Скотта. Лет пятнадцати или семнадцати. На его лице виднелись прыщи, а на один глаз падала челка, так что ему приходилось поправлять ее каждые три секунды.
– Отлично поживаю, – пробормотал я.
Получив бумажку в десять долларов, продавец пробил мои покупки.
– Пакет?
– А?
– Вам нужен пакет?
– Нет.
Я осмотрел стойку. На нее установили доску, прикрепив к ней кнопками нечто вроде листовки и ручку на веревочке.
Подписавшие петицию люди (а их было немало) в кои-то веки выступали не против чего-то, а в поддержку. Заголовок гласил: «Обойди хоть целый свет – лучше наших копов нет!»
– Можете тоже подписаться, если хотите, – сказал паренек без особого энтузиазма. – Управляющий распорядился, чтобы я предлагал это каждому покупателю.
Я ногтем вскрыл целлофановую упаковку пузырька с таблетками, одновременно изучая формулировку петиции, напечатанную под заголовком, но над подписями.
«Мы, нижеподписавшиеся, на все сто процентов поддерживаем деятельность достойных мужчин и женщин, которые служат в полицейском участке Гриффона, и высоко оцениваем плоды их работы! Лучше наших копов нет!»
Мне наконец удалось снять обертку, открутить крышку и не без труда избавиться от ватной прокладки. Если бы я страдал смертельным заболеванием и жить мне оставалось десять секунд, а одна из таблеток могла меня спасти, я бы наверняка уже успел скончаться. Только на удаление ватного тампона ушло добрых полминуты. Лишь потом я смог вытряхнуть на ладонь три красные пилюли, вскрыть бутылку с водой и принять лекарство, запив его водой.
– Видать, голова у вас просто раскалывается, – заметил юнец.
Взяв доску со стойки, я просмотрел имена тех, кто расписался под петицией, и, хотя лист был уже наполовину заполнен, знакомые мне не попадались. Рядом с местом для фамилии специально оставили пространство, где люди могли указать свой домашний адрес и/или адрес электронной почты. Причем многие предпочли не делиться подобной информацией о себе.
Я открыл второй лист, уже полностью исписанный, как и еще три страницы под ним. Оказалось, все-таки около семидесяти процентов подписавших ходатайство указали не только имена и фамилии, но и более подробные сведения о себе, облегчив работу тем, кто пожелал бы проверить подлинность автографов.
– Сколько примерно людей от общего числа ваших клиентов ставят здесь подписи? – спросил я.
Паренек пожал плечами:
– Даже не знаю. В большинстве это все-таки старики.
– То есть люди моих лет и старше? – улыбнулся я.
– Извините, не хотел вас обидеть, – потупился он. – Просто несовершеннолетних копы ни за что ни про что останавливают на каждом углу. Без всякого повода.
Примерно год назад или чуть раньше Скотт говорил нам то же самое. А где-то за неделю до смерти он вернулся домой и рассказал, что один местный коп под видом обыска откровенно лапал девушку на заднем дворе бара «Пэтчетс». «Она не сделала ничего плохого, – возмущался он. – Копу просто захотелось ее пощупать!»
Я еще спросил тогда Скотта, собирается ли девушка подавать официальную жалобу.
«Не станет она жаловаться, – ответил он. – Этим парням все сходит с рук, и ничего с ними не поделаешь. Кажется, коп думал, что никто не видит, чем он занимается, и потому я крикнул: “А я знаю, кто ты такой, ублюдок!” Напугал его, конечно. Но зато и бежал потом оттуда сломя голову».
– Так вы будете подписывать или нет? – спросил паренек из-за стойки, возвращая меня к реальности.
И тут я заметил знакомую подпись. «Донна Уивер». Некоторое время я ее разглядывал и даже провел пальцем по той строке, вдоль которой написала свое имя моя жена.
– Уже нет необходимости, – ответил я.
– Знаете, что я думаю? – спросил юнец.
– Нет. Поделись своими мудрыми мыслями.
– Я думаю, копы специально устроили сбор подписей, а сами потом проверяют имена и адреса, вычисляя, кто из местных подписался, а кто нет.
– Не может быть.
Но он с очень серьезным видом несколько раз кивнул:
– Так и есть. Это их методы. Точно.
– Должно быть, ты на всякий случай подписался, верно? Чтобы обезопасить себя?
Паренек ухмыльнулся и покачал головой:
– Управляющий велел мне расписаться и наблюдал издали, как я это делаю. Но только я написал «Микки Маус». Ни за что не стану подписываться в поддержку этих клоунов.
– Вижу, ты не очень-то любишь нашу доблестную полицию.
– А вам когда-нибудь распыляли краску прямо в глотку?
– То есть как это?
– Причем рисовал на стене даже не я. Это был мой приятель, но он успел смыться, а приехавшая полиция застала с баллончиками меня. И им взбрело в голову изобразить граффити прямо в моем горле.
– Но ты же мог погибнуть! – воскликнул я.
– Копы хитрые. Она лишь пару раз пустила короткие струйки. У меня только ненадолго перехватило дыхание. А зубы и губы стали желтыми.
– Она?
В этот момент к кассе подошел мужчина, чтобы расплатиться за бензин. Паренек забрал у меня доску, пожелал всего хорошего и обратился к новому клиенту.
Я сел в свою «хонду», выпил почти половину бутылки воды и только потом завел мотор.
Отсюда до дома оставалось ехать минуты три или четыре, и пульсация в висках и над глазами стала уже стихать, когда я свернул на нашу улицу.
Но затем головная боль внезапно вернулась.
Причиной тому, вероятно, стал вид патрульной машины полиции Гриффона, припаркованной у нашей подъездной дорожки.
«Проклятие! – подумал я. – Как они так быстро узнали, что я не подписал петицию?»
