Линкольн Чайлд
Стихи для мертвецов
7
В четверть четвертого агент Алоизий Пендергаст сидел в отдельной кабинке под похожей на запятую громадной тенью Замковой башни «Фонтенбло». Стенки кабинки из тонкого полотна были опущены, и Пендергаст мог видеть пальмовые деревья и загорающих только в направлении океана. Но никакие виды его не интересовали, и, хотя его шезлонг был повернут к свету, глаза Пендергаста были закрыты и отчасти спрятаны под панамой «монтекристо» исключительно тонкого плетения.
Снаружи до него донесся шорох, потом появился официант.
– Сэр? – сказал официант, перекрывая своим голосом гул разговоров вокруг.
Пендергаст открыл глаза.
– Извините за беспокойство. Не хотите ли еще джулепа?
– Спасибо. Только попросите бармена на сей раз взять за основу «Вудфорд резерв» и сахара добавить поменьше, а мяты побольше.
– Сэр. – Официант исчез.
Пендергаст поднял руку и опустил край шляпы немного ниже, а потом опять застыл в неподвижности. Его обычный черный костюм сменился на белый льняной. Пендергаст полулежал, небрежно положив ногу на ногу, и металлические пряжки на легких туфлях крокодиловой кожи отливали на солнце золотом.
Он оставался неподвижен, пока официант заменял ему стакан. Он не шевелился, когда время от времени раздавались крики и вопли из бассейнов вокруг него. Но когда одна конкретная тень легла на стенку его кабинки, он открыл глаза.
– Агент Колдмун, – сказал он. – Как я рад снова вас видеть.
Колдмун, появившийся у открытой части кабинки, кивнул.
– Прошу, садитесь. Не хотите ли?.. – Пендергаст плавным жестом указал на маленький поднос с финиками, начиненными козьим сыром и завернутыми в тонкие, хрустящие ломтики бекона.
Колдмун вошел в кабинку и неловко уселся на край шезлонга:
– Нет, спасибо.
Пендергаст помахал проходящему мимо официанту:
– Тогда что-нибудь выпить?
– Не сейчас.
Колдмун тоже переоделся – в выцветшие джинсы, кожаный пояс с литой пряжкой навахо, поношенные ковбойские сапоги и джинсовую рубашку с длинным рукавом. Под мышкой у него была зажата пачка бумаг.
– А, – сказал Пендергаст, показывая на бумаги. – Домашняя работа.
Колдмун ничего не ответил.
Пендергаст взял финик и изящным движением послал себе в рот.
– Мне вот что любопытно. У вас есть какие-нибудь, как вы выразились сегодня утром, версии?
Колдмун положил папку на шезлонг:
– Вскрытие не добавило ничего нового. Результаты токсикологической экспертизы будут готовы через какое-то время, но вряд ли мы найдем там что-нибудь полезное. Проверка прошлого и первоначальные опросы не выявили ничего настораживающего, никаких заинтересованных лиц, у которых были бы причины убивать ее.
Пендергаст кивнул.
– В общем, все как вы и сказали, – продолжил Колдмун. – На первый взгляд убийство Монтеры указывает на признаки как организованного, так и дезорганизованного поведения.
– Занятно, правда?
Колдмун вытянул губы:
– С одной стороны, случившееся выглядит как случайное, импульсивное действие социопата. А с другой – место преступления тщательно зачищено, на нем нет никаких полезных улик, кроме тех, что преступник оставил для нас намеренно.
Поблизости раздался вскрик, за ним – всплеск воды и смех, а потом быстрый взрыв итальянской речи. Пендергаст с интересом отметил, что Колдмун обладает необыкновенной непроницаемостью. Он неподвижно сидел на краешке шезлонга, словно исполнившись решимости противиться его комфорту. Как обычно, его зеленые глаза не задерживались на одном месте.
– Почему «на первый взгляд»?
– Потому что социопаты не испытывают сожаления. Их определяющая характеристика – полное отсутствие сочувствия к другим людям. Тут есть противоречие.
– В чем?
– В записке на могиле.
– Acta est fabula, plaudite![8] – продекламировал Пендергаст. – Именно это меня и беспокоит. Зачем социопату убивать кого-то случайного, с такой впечатляющей жестокостью, для того чтобы оставить подарок на могиле с запиской, исполненной печали и покаяния? И как он сделал свой выбор, агент Колдмун? Убить миз Монтеру там, где он ее убил, означало, что ему предстояло доставить ее сердце в место, отстоящее от места убийства на десять миль, и в условиях дефицита времени. Почему бы не поискать жертву где-нибудь поближе?
– Возможно, он играет с нами. Записка и даже могила могут быть для отвода глаз.
– Да. И поэтому мы должны отправиться в Мэн.
Колдмун поднял брови. На его бесстрастном лице даже скупое движение говорило о многом.
– Так. Кажется, вы хотите возразить?
Ответ Колдмуна, прозвучавший не сразу, был тщательно обдуман.
– Расследование самоубийства Элизы Бакстер – насколько я понимаю, такова ваша идея – в данный момент не представляется мне необходимым.
– Но посмотрите: свидетельства, полученные по результатам расследования убийства миз Монтеры, никуда нас не привели.
– Однако они продолжают поступать. Преступлению всего тридцать шесть часов.
– Тем больше оснований поспешить. Дело не может ждать еще тридцать шесть часов, когда полиция Майами-Бич получит данные лабораторных анализов. Вскоре могут произойти новые убийства.
– При всем уважении, агент Пендергаст, Бюро не расследует такие дела подобным образом. Преступление было совершено здесь. Здесь мы и должны искать убийцу, в особенности если он может нанести новый удар.
Пендергаст несколько секунд молчал, потом задумчиво глотнул своего мятного джулепа.
– Я опасался, что вы это скажете. Но есть огромная разница между поисками убийцы и его обнаружением. Кто знает, где убийца проявится снова? Следующий удар, если он состоится, вполне может быть нанесен на Аляске. Нет, лучшее место, чтобы взять его след, – оно там, где все начиналось, где покончила с собой Элиза Бакстер. В поисках истоков нашего Нила мы должны уподобиться Дэвиду Ливингстону[9].
– Отличная метафора. Но даже если я соглашусь с вами, тут есть одна проблема.
Агент Пендергаст распрямил ноги:
– Я полагаю, вы говорите о нашем друге Пикетте.
Колдмун кивнул.
– Простите меня, но я не привык ходить на поводке. – Пендергаст пригубил еще джулепа. – Скажем, это было просто предложение. Может быть, вам стоит позвонить ему и получить отказ немедленно. Потому что позднее это испортит мне аппетит перед обедом.
Колдмун несколько мгновений оглядывал интерьер кабинки, потом достал телефон, набрал номер и включил негромко динамик.
После третьего гудка раздался ответ:
– Пикетт слушает.
– Сэр, это специальный агент Колдмун. Наш разговор слышит специальный агент Пендергаст.
– Отлично. Есть какой-нибудь прогресс?
Колдмун не стал тратить время попусту:
– Сэр, агент Пендергаст считает, что мы должны отправиться в Мэн.
– В Мэн? На кой черт?
Одним гибким движением Пендергаст скинул ноги с шезлонга.
– Сэр, – сказал он, наклонившись к телефону, – я считаю, что местные власти хорошо ведут следствие, а я бы хотел исследовать связь между двумя этими женщинами.
– Связь? Судя по тому, что я видел, убийца выбрал ту могилу случайно.
– Как мы можем быть в этом уверены?
– А какая между ними может быть связь? – нетерпеливо спросил Пикетт.
– Мы пока не знаем. Я подал запрос на эксгумацию тела миз Бакстер, но ее родители возражают. И…
– И я не удивлен. Вы на что намекаете: что она не кончала с собой? Что ее убили? Это ваша «связь»?
– Как я и сказал, ответ может дать только эксгумация.
– Вам вполне хватит отчета патологоанатома и первичного вскрытия. Перестаньте сосредоточиваться на этом самоубийстве и забудьте идею об эксгумации. Вы должны расследовать убийство, которое произошло в Майами. Вы уже говорили с родственниками погибшей… как ее, Монтойя?
– Монтера. Нет, не говорили. Но и я, и агент Колдмун читали расшифровку их беседы с местной полицией, и они…
– Откровенно говоря, агент Пендергаст, именно подобных опрометчивых действий я и опасался. Вроде чартера частного джета, чтобы прибыть в Майами на двенадцать часов раньше.
Пауза. Пендергаст ничего не ответил.
– Даже если допустить вашу правоту, ваш приоритет явно в том, чтобы расследовать свежее убийство, а не самоубийство десятилетней давности в полутора тысячах миль от Майами. Я не могу утвердить вашу командировку в Мэн. Вы можете запросить в Мэне все необходимые материалы. Если найдете что-то, тогда летите.
– Материалы, которые есть в Мэне, скорее всего, бесполезны…
– Агент Пендергаст, это расследование будет вестись по правилам. А теперь…
– Сэр, – вмешался Колдмун. – Я согласен с агентом Пендергастом.
После секундной паузы голос из Нью-Йорка сказал:
– Согласны?
– Полиция Майами-Бич, похоже, тщательно ведет следствие и имеет всю необходимую поддержку полиции Майами. Тут есть окно возможностей. Думаю, мы должны им воспользоваться и проверить эту версию.
– Но я уже сказал – выбор жертвы и могилы мог быть сделан случайно.
– Я согласен с тем, что одна из двух составляющих может быть случайной, – сказал Колдмун. – Но сомневаюсь, что случайны обе. Похоже, письмо адресовано именно Бакстер.
Следующая пауза стала еще длиннее.
– Отправляйтесь с самого утра, – хрипловато произнес Пикетт. – И коммерческим транспортом. Но перед этим вы должны лично побеседовать с семьей Монтеры.
– Ясно, сэр.
– И еще, агент Колдмун. Я не хочу, чтобы вы торчали в Мэне дольше двадцати четырех часов, прежде чем сядете на самолет до Флориды.
Раздался щелчок, и телефон отключился.
Пендергаст медленно поднял глаза на Колдмуна:
– Я думал, что вы не согласны с моим предложением.
– А кто говорит, что я согласен?
– Тогда почему?..
– Я заодно с моим напарником.
– Агент Колдмун, я уверен, в вас есть неожиданная глубина.
Колдмун пожал плечами. Потом поднял руку, останавливая проходящего официанта:
– Принесите мне бутылочку «Грейн Белт», пожалуйста. Комнатной температуры, не охлажденное. – Он откинулся на спинку шезлонга и переплел пальцы. – Поскольку предполагается, что мы сейчас не при исполнении, я, пожалуй, выпью.
8
– No puedo dormir[10], – сказала миссис Монтера, промокая глаза рваным носовым платком.
Она промокала глаза практически ежеминутно, с тех пор как Колдмун появился в маленькой квартире на Юго-Западной Одиннадцатой улице часом ранее, когда солнце начало погружаться в розовую дымку. Теперь все сидели за видавшим виды кухонным столом: Колдмун, плотно сложенная миссис Монтера и двое ее оставшихся детей – Николас и Арасела.
Хотя Колдмуна иногда принимали за испанца, он не знал испанского языка, а еще меньше знал о кубинской культуре в Майами. Он почувствовал облегчение, когда, несмотря на армию детективов, прошедших сегодня через эту квартиру до него, Монтера приветствовали его, терпеливо ответили на вопросы и предложили накормить обедом. Он отказался раз, второй, но в конечном счете позволил подать ему конгри и тамале[11].
Он никогда не бывал в квартирах, выкрашенных в такие яркие тона и с таким изобилием распятий и всевозможных статуэток. В сравнении с этой квартирой дом его детства казался монохромным. Квартирка, несмотря на тесноту, имела ухоженный вид, и Колдмун чувствовал гордость в каждой малейшей детали: в том, как на полке над столом расставлены сковородки, в безукоризненной коллекции выцветших фотографий родни, давно уже ушедшей в мир иной. Родители миссис Монтеры, старые и слабые, оба спали в задней комнате, изнуренные скорбью, и Колдмуну не хватило духа потревожить их: его воспитали в традиции тиоспайе индейцев оглала[12], и он не хотел навязывать себя большой семье Фелиции Монтеры. К тому же он знал, что им нечего ему сказать.
К сожалению, никто из них не мог сообщить ему почти ничего нового. Семья уже ответила на все те же вопросы, заданные им полицией, но они терпеливо пережевывали известные факты. Николас работал механиком в автомастерской неподалеку, а Арасела, потерявшая место бухгалтера, когда закрылся магазинчик, в котором она работала прежде, приносила деньги в семью, подрабатывая в качестве няни. Фелиция, самая честолюбивая из всех детей, работала дипломированной медицинской сестрой и уже прослушала необходимый курс для перевода ее в фельдшеры. Хотя у нее оставались друзья на Кубе, немало близких людей появилось у нее и в Майами; бо́льшую часть времени она проводила на работе в больнице или за учебой. Несколько остающихся свободных часов посвящала семье или бойфренду Лансу, пока они не расстались.
Когда заговорили о Лансе, атмосфера за столом сгустилась. Николас что-то пробормотал по-испански себе под нос.
Несмотря на откровенно враждебное отношение семьи к Лансу, они о нем почти ничего не знали. Фелиция явно не посвящала родню в детали своих отношений с парнем, а в дом она привела его только раз, и неприязнь проявилась сразу же, так что приглашать его во второй раз она и не пыталась. Они познакомились с Лансом полгода назад неподалеку от «Маунт-Синая», в клубе, где он работал «дверным», иначе – вышибалой. Два месяца назад его выгнали, а еще через две недели Фелиция с ним рассталась. И опять она не стала вдаваться в подробности, хотя и упомянула какие-то денежные проблемы, но Николас считал, что ее больше всего отпугнул нрав Ланса.
– Он заходил, – рассказывал Николас, пока мыл посуду. – Деньги – всегда деньги. Иногда просил дать ему в долг немного, иногда просил вернуть долг. Даже когда они разбежались, этот comemierda[13] все равно заходил. – Он сплюнул в раковину.
– Вы не знаете, когда они встречались в последний раз? – спросил Колдмун.
– Она мне говорила – недели три-четыре назад. Он ее остановил у больницы.
– Зачем?
– Все то же. Заявил, что она должна ему какие-то деньги. Они поругались, она пригрозила вызвать полицию. – Николас покачал головой.
– Как его фамилия?
– Корбин.
– Корвин, – поправила его сестра.
– Не знаете, чем он теперь занимается?
– Фелиция говорила, устроился работать в другой клуб. Кажется, называется «Эдж».
– Это где?
Николас задумался на секунду.
– На Кейп-Корал.
– Я полагаю, вы все это сказали полицейским?
Николас и Арасела кивнули.
Колдмун встал:
– Спасибо, что еще раз прошли через это со мной. Я вам очень сочувствую, и мы сделаем все возможное, чтобы преступник предстал перед судом.
Миссис Монтера, продолжавшая промокать глаза, попыталась было завернуть несколько тамале, чтобы дать Колдмуну с собой, но он мягко отказался.
– Encuentra al hombre que hizo esto[14], – сказала она, пожимая ему руку.
Выйдя на улицу, Колдмун отыскал «Эдж» в своем смартфоне, позвонил и попросил Ланса Корвина.
– Он сейчас вроде как занят! – проорал голос, перекрикивая грохочущую музыку. – Попробуйте позднее.
– Когда вы закрываетесь?
– В три.
Садясь в «мустанг», Колдмун посмотрел на часы: шел девятый час. В качестве подозреваемого Ланс Корвин выглядел слишком хорошо, чтобы быть правдой; впрочем, исключать его тоже не следовало. Колдмун вспомнил, что Кейп-Корал находится поблизости. Если повезет, он побеседует с Корвином, снимет с него показания и к девяти вернется в номер своего отеля.
Вечер обещал быть великолепным. Глядя вполглаза, Колдмун ввел в навигатор название клуба, бросил телефон на пассажирское сиденье и тронулся с места. Хотя он не сказал об этом Пендергасту, но его раздражало то, что он не побывал на месте убийства Фелиции Монтеры. Разговор с семьей хотя бы помог ему воссоздать человеческий образ жертвы, а это было очень важно для него и делало трагедию ее смерти еще значительнее.
Направляемый успокаивающим голосом навигатора, Колдмун выехал с переполненных боковых улочек Маленькой Гаваны на главную улицу, интенсивность движения на которой через несколько миль, к счастью, уменьшилась. Задним числом он порадовался тому, что согласился разделить следовательскую ответственность с Пендергастом. Старший агент оставался в своем номере в «Фонтенбло» – обзванивал старых знакомых Элизы Бакстер. Колдмун знал, как работают такие штуки: одно знакомство выводит на другое, другое – на следующее. Пендергаст может провисеть на телефоне полночи, пока Колдмун будет видеть сладкие сны.
Убаюканный своими мыслями, Колдмун заметил какой-то непорядок, только когда навигатор направил его к западному въезду на федеральную трассу I-75. Что за черт? Перед ним тянулось шоссе, разделенное на две части, оно исчезало в полной темноте, и лишь свет фонарей на столбах время от времени разрывал эту монотонность.
Колдмун быстро съехал на обочину, справился со своим смартфоном и испустил ряд особенно сочных лакотских проклятий. Кейп-Корал находился не рядом с Корал-Гейблс или Корал-Спрингс, с которыми Колдмун его перепутал, – нет, его пункт назначения находился чертовски далеко на западном берегу штата, на дальнем конце прямой как стрела ленты шоссе, известного под названием Аллигаторная аллея.
Аллигаторная аллея?
– Матерь благая совокупления, – пробормотал Колдмун.
Сто сорок пять миль. По два с половиной часа в каждую сторону.
Он прикинул, не пересечь ли ему разделительную полосу, чтобы вернуться в свой отель. Но тут же понял: из этого ничего не получится. Беседа с бойфрендом была крайне важна, даже если полицейские успели отработать эту площадку. Он уже пообещал Пендергасту, что поговорит с бойфрендом. И ни в коем случае не мог дать поблажки ни одному подозреваемому, даже если его совесть допускала такое.
Колдмун вздохнул, нажал на газ, вернулся на шоссе и поехал дальше на запад. Прошло несколько минут, и исчезли даже встречные машины, компанию ему составляли лишь высокие фонарные столбы. Справа и слева лежала кромешная тьма. Он позволил стрелке спидометра подняться до восьмидесяти, потом до девяноста, а потом перепрыгнул через сотню. Если его остановит полицейский, то надо надеяться, что коллега по охране закона спустит ему с рук это правонарушение. Если не спустит… что ж, это будет в духе нынешнего вечера.
Было уже пол-одиннадцатого, когда Колдмун припарковал «шелби» на месте для сотрудников «Эдж», прямо перед дверью. Здание «Эдж» показалось ему похожим на заброшенный нефтехимический завод, немного приукрашенный неоном. За бархатной лентой, ведущей к входной двери, ждала очередь, одетая как для вечеринки. По сторонам двери, из которой доносились приглушенные звуки танцевальной музыки, стояли двое громил в джинсах и коже. Настроение Колдмуна после езды по Аллигаторной аллее ничуть не улучшилось.
К окну его машины подошел парковщик:
– Ключи?
– Где Ланс Корвин? – спросил Колдмун.
– Вот он, – ответил парковщик, показывая на одного из мужчин в кожаной жилетке.
– Я хочу с ним поговорить.
Он взял телефон с сиденья, открыл дверь и вышел.
– Сэр, вы не можете оставлять вашу машину…
– Я сказал: передайте ему, что я хочу с ним поговорить.
Но Корвин уже услышал их обмен репликами и направился к ним. Он не слишком-то ласково отодвинул парковщика:
– Ну?
– Ланс Корвин?
– И что?
– Я агент Колдмун, ФБР. – Колдмун прикинул, нужно ли доставать жетон ФБР из заднего кармана, и решил, что не стоит заморачиваться на этот счет. – У меня к вам несколько вопросов о Фелиции Монтере.
Лицо вышибалы посуровело.
– Копы меня об этом уже спрашивали.
– Рад за них. Теперь спрошу я.
– Позапрошлой ночью я работал здесь. Меня миллион народу видел.
– Может быть. Но клуб закрывается в три. А миз Монтеру убили не раньше четырех.
– Корвин! – позвал второй вышибала, махая ему рукой. – Скажи этому козлу, чтобы убрал оттуда машину, и возвращайся сюда!
– Чтобы пересечь штат, нужно потратить час. Вы думаете, у меня крылья есть или что? – вопросил Корвин.
– Может быть, той ночью вы ушли с работы чуть раньше.
Корвин сложил на груди мощные руки.
– Слушайте, – сказал он, – я эту телку не убивал. Ясно? Ответ на вопрос дан. А теперь убирайте отсюда вашу сраную машину.
События прошедшего вечера: чувство утраты в квартире Монтеры, безутешное выражение на лице матери жертвы, утомительная поездка по унылому ландшафту – все это соединилось в одно. Обычно флегматичный Колдмун сделал шаг к Корвину, подошел так близко, что его грудь почти коснулась сложенных на груди рук вышибалы. Он приблизил лицо к лицу Корвина и прошептал:
– Ты сказал «сраная машина»? Про мой «шелби»?
Хотя вышибала превосходил Колдмуна ростом и весил по крайней мере на пятьдесят фунтов больше, инстинкт самосохранения заставил Корвина медленно опустить руки. Но он не отступил.
– Никакой закон не запрещает крепкие словечки, – произнес он неуверенно.
Не сводя взгляда с лица Корвина, Колдмун вытащил свой телефон:
– Пока мы тут решаем, в какой степени применим закон к моей восьмисотпятидесятисильной «суперзмее», я вызову мирового судью и получу ордер. А потом мы поедем в Майами, где проведем вместе остаток ночи в маленькой комнате с очень ярким светом.
– Эй, постойте! У меня есть доказательство. – Корвин наконец отступил и сунул руку в передний карман джинсов. Вытащив какую-то бумагу, он развернул ее и протянул Колдмуну. – Мне это выписали, когда я ехал домой в ночь убийства Фелиции.
Колдмун принялся рассматривать бумажку. Это был вызов в суд в связи с нарушением правил дорожного движения. Позавчерашней ночью Корвина оштрафовала полиция Кейп-Корал за превышение скорости. Время нарушения было обозначено в повестке: 3 часа 50 минут.
Колдмун разглядывал повестку еще несколько секунд, потом сфотографировал ее на свой смартфон. Молча глядя в лицо Корвина, он разжал пальцы и выпустил повестку из рук – бумажка, порхая, упала на туфли вышибалы. И тогда Колдмун вернулся в машину, завел двигатель, тронулся с места и мысленно приготовился к долгой унылой езде в темноте до Майами.
