Лина Николаева
В красный
5. Воспоминания и снимки
– Неужели я и правда выглядел так раньше? Самое худшее превращение, – сказал Ран, когда Чандера вернулась в спальню.
Девушка встала рядом, склонив к его плечу голову с мокрыми после ванной волосами. Одеться она не удосужилась. Люди племени оша вообще редко задумывались о стыде и правилах приличиях, и это была прекрасная черта.
В квартире Чандеры цветы занимали больше места, чем ее вещи. Из горшков на полу тянулись ползучие растения, вились вокруг шкафов и полок, касались стола, стульев, спинки кровати. Редкие свободные пятачки на стенах занимали фотографии. Слева висели совсем старые, черно-белые, с такой малой контрастностью, что издалека люди выглядели серыми пятнами. Следующие снимки потихоньку обретали цвет: сначала – коричневые оттенки, затем – зеленые и красные, пока не стали полностью цветными, ярче любых картин. Это в фотоаппараты добавили катушку с нитями магии света.
На указанной фотографии было слишком много знакомых лиц: строгий и надменный отец, кроткая мать, десятилетний Рем, который тогда еще умел улыбаться от всего сердца, и рыжий коротко стриженый Ран в свои семь, в дурацком костюмчике с шортами и рубашкой с коротким рукавом. Сбоку стояла взятая на воспитание сиротка – во всяком случае, так всем говорили. На вид ей было лет девять – только на вид, на самом деле Чандера была даже старше отца. Потому-то после проведенного вместе времени Первый ехидничал, говоря, что Ран взялся за старое.
– Ты был милым, не то что сейчас. Ты ведь выглядишь на все тридцать, а про твои морщины мне даже говорить страшно.
«Чан, я умираю».
– Зато ты хоть и старше моей бабки, а коленями не хрустишь.
Чандера укусила Рана за плечо, и он взвизгнул так, что Первый громогласно рассмеялся над ним.
– Это можно было и не вспомнить, – бросила девушка и, накинув на плечи цветастый халат, села у трюмо, заставленного миллионом баночек, флакончиков и склянок. Несколько пшиков – комнату наполнил аромат цветов и теплой земли.
Ран шагнул левее, где в центре стены, подобно сердцу комнаты, в окружении листьев висел черно-белый снимок с засаленными краями.
Раз Алван, Рена Рейтмир и два светловолосых мальчика в одинаковых костюмах – семья выглядела настолько счастливой, что счастье проще было принять за постановку, чем за искренность. Левее сидел черноволосый мужчина, на коленях он держал такую же черноволосую девочку. Ей было года три, и фотограф поймал момент, когда она схватила отца за ухо и капризно надула губы. Признать в милом ребенке Чандеру было непросто, но Ран знал это наверняка – так выглядел ее секрет и секрет Адванов.
Когда запрет на использование магии был снят, ее начали изучать, стремясь описать как физический закон или химическую формулу, перенести на страницы научных трудов. Вместе с этим Адваны работали над более грандиозным проектом: наделив человека особыми способностями, они хотели сделать его совершеннее. Замысел растянулся на десятилетия, о нем говорили с гордостью, а согласившихся на изменения добровольцев представляли героями. О том, что раньше добровольцев не было, предпочли забыть.
Хватали всех, чья магия подходила. Как у Чандеры. Как у Первого. Ученые стремились изменить способности магов, преумножить и закрепить, чтобы они передавались по наследству.
Работали в нескольких направлениях:
Эйлами, от старинного «эйло» – дух, назвали тех, кто научился ходить на ту сторону, видеть духов и взаимодействовать с ними. Несколько таких работали на отца. Девчонка-эйл привела Рану зверя, однако прожила она недолго – каждый поход на ту сторону отнимал слишком много сил, но считаться с этим отец не хотел.
«Суре» – зверь. Превращающиеся в животных стали сурреями. Как Первый. Тех, кого изменяли сейчас, записывали в солдаты ленгернийской армии. Поговаривали, есть побочный эффект – они зависят от человеческой крови. Так это или нет, Ран не знал, но сурреи сделались городской страшилкой.
И «фено» – огонь. Праобразом афеноров стала легендарная птица феникс. Сгореть в огне, чтобы возродиться вновь. Вечная жизнь. Ну или долгая, по крайней мере. Именно это случилось с Чандерой. Девушка была одной из первых – она даже не могла знать, что будет с ней дальше, сколько ей теперь жить. Уйдя от Адванов, Чандера попала в замкнутый круг: не могла умереть и каждый раз возрождалась в теле младенца, беспомощная, но с воспоминаниями. Она говорила, это больно, страшно и что в голове у нее – разлад.
Девушка родилась больше восьмидесяти лет назад и проживала пятую жизнь. Ран не знал наверняка, но ему казалось, что не болезни и не убийства были причинами смертей – она сама пыталась прекратить жизнь.
Ран уселся на кровать, разглядывая, как с помощью кремов и двух длинных палок Чандера превращает кудри в прямые волосы. Говорить, что ему больше нравится, как было «до», он не стал.
– Чан, ты не сказала: как ты можешь работать в школе?
– Прячься на виду у всех, – девушка пожала плечами.
Что-то в ее тоне не понравилось Рану, Второй тоже заволновался. Глупой Чандера не была, она ни за что не пошла бы на риск, отправившись в школу, которую Адваны держат под контролем – у нее попросту не было причин ехать туда. Они ведь знали, что она жива, и хотели вернуть ее. Адваны глупыми тоже не были, как и не были слепцами.
К тому же в этой чертовой школе измененные становились учебным снарядом – совершенными их не сочли даже создатели и предоставили место рабов. Они жили в бесконечном круговороте драк: ученики оттачивали на них магические навыки. С Чандерой было иначе. Она командовала прислугой – она, измененная, она, без опыта. Буквально все казалось полным противоречием, и пока Первый млел от присутствия Чандеры, Второй не унимался и задавал все новые и новые вопросы, пытаясь уличить ее.
– Как твои соседи? Передашь им мой «Привет»? – Девушка через зеркало покосилась на Рана. Наверное, заметила его отстраненный взгляд.
– Они счастливы. – «Потому что скоро будут свободны от меня». – Я кормлю их три раза в день и всегда интересуюсь, как спалось. Когда мы не были друзьями!
Чандера скривилась:
– Ой, а кто целый год хныкал и все просил: «Пусть он уйдет!»
«Я что, не нравился тебе?» – Первый тяжело вздохнул, затем еще раз, громче.
– Не помню такого.
Чандера многозначительно покивала и приступила к заплетанию волос. Ран рухнул на кровать, вытянув руки, но изредка он поднимал голову, проверяя, собралась ли девушка.
Она всегда представлялась Рану птицей. В детстве – быстрокрылой птичкой вроде стрижа или ласточки, которая оставалась впереди, сколько он ни гнался за ней. Чандера кормила всех крылатых, и те ходили за ней по пятам, порой над ее окном их собирались столько, что быстрые шаги тонких лапок по крыше будили по ночам. Ран даже видел, как голуби, точно коты, мурлыкали под ее руками.
Та девочка выросла и превратилась в ястреба. Сходства с ним придавали то ли черные волосы, то ли выдающийся нос с горбинкой, то ли какая-то беспощадная жестокость, с которой она бралась за любое дело. Что осталось прежним – глупые птицы все так же льнули к ней, и даже сейчас воронки, облепившие ветки деревьев под окном, казались ее вестниками – конечно, дело было не в том, что жители дома охотно бросали им крошки.
– Говоришь, парень никогда не остается один? – помолчав, спросил Ран, в то время как Чандера крутилась по комнате, выбирая наряд, а дольше этого – украшения.
Сами по себе они были красивы, но она их носила в таком количестве, что отдавало безвкусицей: слишком много колец, слишком длинные серьги, слишком толстая цепочка. Это в ней говорила кровь оша – про любовь кочевого народа к ярким цветам и золоту сложили немало шуток.
«Как оша взяли в школу магов?» – Униматься Второй не хотел, хотя снова вопрос был резонным.
Оша в лучшем случае называли бродягами и конокрадами, в городах их сторонились, а в деревнях гнали палками. И пусть Чандера относилась к ним всего на четверть, ей досталась их характерная внешность, а многим этого было достаточно, чтобы презрительно кривиться и закрывать перед ней двери. Она еще и нарочно выставляла свое происхождение, подчеркивая яркими блузами и золотом.
«Она умеет прятаться, и это ее дело», – отрезал Ран. Отец хорошо вбил урок, как опасно бывает доверие, как оно может перейти в глупую доверчивость, но Чандера была рановым исключением из правил.
С тех самых пор, как, в отличие от других, не испугалась его зверя и не стала сторониться, как насмешками приручила Первого и уверенностью заслужила уважение Второго. Как обняла, когда Ран вышел из той комнаты, пока мать дрожала, прижимая руки к груди, а Рем кусал губы. Им было страшно, но ему было страшнее, и Чандера это поняла. Она вообще всегда все понимала.
– Никогда, – ответила девушка и выудила из шкафа красную блузу и черную жилетку. – Его любят, у него много друзей, да и учителя в нем души не чают.
Когда Ран пришел и выложил суть дела, об Аларте Адване они проговорили не меньше часа. Ран уже отчетливо представлял его, но ничего из представляемого не нравилось ему. Парень наивно верил, что обманул родственников, однако они знали о его местонахождении, так же, как учителя знали о настоящем имени и фамилии. Они внимательно следили за учеником, мечтая уберечь его от чего-нибудь неотвратимого и выслужиться перед Адванами. Появление незнакомца рядом с ним, конечно, вызовет вопросы. В город парень выходил редко, боясь быть узнанным, а в школе от него не отлипали. Хуже всего было то, что он обладал паршивым характером, свойственным шестнадцатилетним: гордый, принципиальный, отзывчивый – весь из себя такой герой. Ран видел всего один способ добиться от Аларта правды: дать ему шанс проявить эти свои качества.
«Подло», – вынес вердикт Второй, но останавливать или предлагать другой вариант он не собирался. Это был просто факт, и Ран мог только согласиться с ним.
Страх да ложь – ему понадобится всего две карты, чтобы сделать комбинацию выигрышной. Первый уже радостно скакал, предвкушая танцы, а Второй все пытался осадить их, говоря, что слишком многое зависит от удачи, слишком много непродуманного. С этим Ран тоже соглашался, но импровизировать ему всегда было проще, чем придумать план и придерживаться его.
– Он уйдет со мной, если решит, что его друзьям грозит опасность из-за него.
Это не было вопросом, но Чандера все равно кивнула.
Даже будь Аларт круглым идиотом, болтать о тайнах семьи с незнакомцем он не станет. Выбивать правду силой Ран не хотел, да и мысль, что парень ничего не знает, только крепла. Скорее, узнавать им придется вместе. Следовало обставить все так, чтобы Аларт ушел с Раном, чтобы не связался с семьей и чтобы семья не отправилась на его поиски – или хотя бы отправилась по ложному следу.
Чандере понадобилась еще одна вечность, чтобы закончить сборы – часы обманывали, говоря, что вечность длилась двадцать минут. На улице медленно ехал выкрашенный голубой краской автомобиль и сигналил, пытаясь поймать прохожих. Дождь с ветром решили заявить, что Ран зря надеялся на тепло, поэтому такси оказалось кстати – после короткого торга водитель помчался в Цай, криминальный район Киона.
На севере стояли лачуги бедняков, а на улицах велись кровавые разборки, но южная граница Цая была неотличима от более богатых, приличных кварталов. Некоторые заведения зарабатывали даже побольше казино, ресторанов и баров в центре города. Это вслух аристократы рассказывали, как ходят в филармонию и театры, как посещают выставки, как собираются на благотворительных вечерах, на самом же деле «шалости» они любили побольше остальных – и возможности для этого у них были.
– Забавно, что мы вернулись в Цай, вдвоем, где жили наши предки, – Ран улыбнулся, разглядывая одетые в сумерки улицы.
«Началось», – фыркнул Первый.
Чандера вторила ему:
– Да, до чего удивительный поворот судьбы. Ведь так сложно найти тех, чьи предки жили в крупнейшем городе Ленгерна.
И отец Чандеры, и прадед с прабабкой Рана жили в Кионе, пока не уехали на юг, в Алеонте. Ему нравилось размышлять, чем они занимались здесь, по каким улицам ходили – а может, он сам стоит там, где когда-то стояли они? Это на портретах и фотографиях предки имели серьезные, вдумчивые выражения, в семейных же преданиях сохранилась история о том, как они разрушили здание, где заседал кионский совет. Между строк осталось, что сделали они это ради спасения брата Раза, того, из Адванов, и вместе с этим урвали изрядное количество денег, что и стало причиной побега из города.
«Да заткнись ты уже, сопля унылая», – буркнул Первый.
«Иди к черту».
Автомобиль замедлился. Улица перед «Зверинцем» пустовала: посетителей в нем хватало всегда, но свои предпочтения кионцы скрывали и бросали машины в соседних кварталах, а то и приходили пешком, пряча лица за воротом плаща, шарфом или маской.
– Может быть, ты останешься?
Ран уже задавал этот вопрос. Ему не хотелось видеть Чандеру в «Зверинце», но ее упрямство не знало границ. Видите ли, сейчас ей было интересно посмотреть на знаменитый бордель, и она яростно замотала головой:
– Нет. Не надо строить из себя моего защитника, я знаю, куда иду. – Она вылезла из автомобиля и стремительным шагом направилась к зданию.
«Ну да, кто ты такой, чтобы запрещать ей?» – ухмыльнулся Первый.
Никем «таким» он действительно не был – они просто иногда проводили время вместе, хоть это и было чертовски хорошее время. О другом тому, кто умрет, не дождавшись лета, и тому, кто будет жить едва ли не вечность, думать не стоило. Так было правильнее. Легче.
Отвечать Первому Ран не стал и молча прошел за Чандерой. Отец не раз поручал ему задания – те, которые творились в тишине и ночи и которые стоило забыть поутру. Благодаря им Ран научился пролезать в любые щели и обзавелся знакомыми наверху и на дне. В списке таких знакомцев был Кириад Ризон, владелец «Зверинца» и один из преступных королей города. Под своим крылом он собрал кионских магов, которые скрывались от закона и не служили Адванам, и был готов отправить их куда угодно, только плати.
– Ужасное место, – подытожила Чандера, когда они осмотрелись, но этого самого ужаса в ее голосе не было слышно, как и жалости.
В «Зверинце» работали девушки и юноши со всего мира, и с помощью макияжа и одежды они принимали образ олицетворяющих их народ животных. Белые волосы, тяжелые меховые плащи – баларские волки. Легкие коричневые туники, подведенные золотом глаза, рога – олени Азарии. Желтолицые, с нарисованными черными полосами – тигры Кимчии. Больше всего взглядов, пожалуй, притягивали лисы Эрении. Их огненные наряды так легко и ненавязчиво, но достаточно, чтобы пробудить желание, приоткрывали то, что обычно скрывали, а пушистые хвосты были вовсе не пришиты к ткани, что отлично демонстрировали изрезанные одежды. Меньше всего внимания заслужили мужчины и женщины северного народа ин. В их движениях и суровых, диковатых лицах не было игры, они по-настоящему вели себя как животные, и меха белых медведей, в которые они кутались, могли, наверное, принадлежать им самим.
Хуже всего оказалось то, что зал, где держали «зверей», был красив. Левая его часть олицетворяла север: стекло, латунь и серебро соединялись прямыми линиями и острыми гранями. Постепенно краски становились ярче, линии – плавнее, и вот уже начинался юг, полный буйства красок и зелени. «Животные» держались своей части света, а гости точно знали, где и кого им искать. Удобно, черт возьми.
Посетители прятали лица под масками, дорогие костюмы они сменили более простой одеждой, но изящность движений, выверенность слов все равно выдавала их происхождение, делая рассказы о вечере в театре, филармонии, на выставке ложью.
Ран видел, что на него и Чандеру обратили внимание – они были как служанки, тайком пробравшиеся на бал господ, да тех мигом засекли. Ран предпочитал куртки, какие носили рабочие, и не считал, что пара минут притворства стоят обновок. Чандера хоть и была хороша в любой одежде и без, но внешность оша всем бросилась в глаза – такой бы примерить звериный наряд, думали они, наверное.
Держась холодно, даже немного отстраненно, Ран жестом подозвал одного из работников и сообщил о визите к Кириаду Ризону. Конечно, всех зашедших с улицы преступный король не принимал, поэтому Ран назвал имя, которым представлялся в первую встречу, хотя Кириаду была известна правда, на меньшее он бы не стал размениваться.
Им предложили подождать в пустой комнате, но чтобы попасть в нее, пришлось пройти через «зверей», одиноких или льнущих к посетителям. «О-о-о», – тянул Первый, уже не способный на слова. Теперь-то Ран понимал, почему тот всегда как идиотина бесновался при виде женского тела: ему любовь и секс заменили операции и опыты.
Минут через десять за Раном и Чандерой вернулись и провели на третий этаж, куда еще долетали отголоски музыки, но в воздухе уже не было тяжелой смеси запахов сигарет, алкоголя и духов, а затем – до кабинета. Даже там, как в чертовом Кионе, все было обставлено в бело-серо-черной гамме, и только аромат цитрусов отгонял возникшую при виде кабинета неприязнь.
– Добрый вечер, – с легкой и снисходительной улыбкой произнес Кириад и указал на два стула перед собой. – Я не привык принимать здесь посетителей, стоило связаться заранее, – в голосе слышался едва заметный нажим.
– Дело срочное, дан Кириад. – Ран сел. – В ближайшее время мне нужны пятеро твоих магов. Они должны устроить небольшое шоу.
Медлить он не собирался – кионец знал цену времени и прежде всего был дельцом, который все мерил линирами, а не требуемыми ресурсами и уж тем более не моралью. Подавшись вперед, тот сцепил руки в замок, готовый вступить в игру.
– Подробнее.
Кириад был не просто со дна – с днища Цая, с такой клоаки, о которой даже говорить не принято. Ран не знал, сколько в разговорах правды, но судьбу ему рисовали только самую несчастную: и мать-то его продала за бутылку, и работал-то он с детских лет на вредном красильном производстве, и банда-то, сколоченная им, была поймана по его вине и забита до смерти.
Так или иначе, несчастным Кириад не выглядел, а держался он с тем же достоинством, что аристократы, да и одет был под стать им. Хотя детали выдавали его происхождение: толстенная золотая цепь для карманных часов и серебряный зажим для галстука не сочетались друг с другом, ворот рубашки не до конца прикрывал черную татуировку на шее, а прическу он носил с выбритыми висками и затылком – так стриглись солдаты и цаевские, чтобы защититься от вшей, и эта привычка не забывалась у них даже с приходом мира и богатства.
Окно за спиной Кириада выходило в ночь. На подоконнике, наполовину скрывшись за занавеской, примостилась девушка с такой темной кожей, что она сама выглядела осколком ночи. По глазам, по улыбке незнакомка казалась настоящей дикаркой, но держалась при этом уверенно, больше походя не на случайную гостью и не на одну из девушек с первого этажа, а на хозяйку.
– Школа магов. Нужен переполох. Твои маги должны изобразить, что они планировали схватить одного из учеников, но их заметили, подняли тревогу, и они, чтобы спастись, использовали магию. Это не должно стать бойней – пусть только изобразят, что они опасны и готовы на все. Может быть, подойдут иллюзионисты или воздействующие на чувства. Пути отступления – их задача.
Чандера смотрела на Рана с не меньшим интересом, чем Кириад. Только Ризон уже просчитывал возможности, а ее взгляд говорил: «Ну давай, расскажи мне». Когда дело касалось работы, она предпочитала вымерять план по шагам и секундам и всегда оставалась недовольна тем, как Ран полагался на удачу. И это в лучшем случае – чаще она просто шипела и бесилась, требуя послушать ее или самому «придумать нормально».
«Не зря же говорят, дуракам везет», – Первый ехидно скалился и от скуки рыл землю лапой.
«Почему тогда тебе не повезло, и ты оказался со мной?»
– Две тысячи линиров за каждого мага, – Кириад, как всегда, был точен. – Условия в случае получения ран или смерти остаются прежними.
С прошлого раза цена поднялась ненамного – итого «шоу» обходилось всего лишь в три зарплаты рабочего с хорошим стажем. Конечно, для любого из цаевских это были огромные деньги, но преступные короли и аристократы в своих делах – а не было ли это вообще синонимами? – мерилом брали другие суммы. За то, чтобы остались только напуганные, но не раненые, Ран был готовить выложить и вдвое больше.
«Для этого нужно узнать, кого нанимаешь, и обсудить с ними действия». – В вопросе планирования Второй всегда поддерживал Чандеру и хвалил ее за рассудительность, а Рана – ругал. Но у Рана было свое видение: в голову всем не залезть, все равно кто-нибудь оступится, останутся неучтенные факторы – лучше сразу приготовиться выкручиваться и импровизировать.
– Идет. Мне нужно пять человек. – Немного помедлив, Ран все-таки решился спросить: – Дан Кириад, что говорят среди магов? У тебя есть те, кто работал на Адванов?
Девушка на подоконнике немного подалась вперед, Ризон обернулся – быстрый обмен взглядами, и на этом все, тайна растворилась в воздухе.
– Нет. От них не уходят, – ответ прозвучал слишком жестко, у рта залегли глубокие складки, разом сделавшие Кириада старше его тридцати.
«Он не будет говорить с тобой. Это город Адванов, и даже преступники считаются с ними», – подал голос Второй.
Ран мысленно кивнул ему и вернулся к делу:
– Половина суммы сейчас, половину я передам твоим людям, когда встречусь с ними и обсужу детали.
– Ифе, – не оборачиваясь, Кириад поднял руку. – Собери пять магов.
Девушка на подоконнике открыла окно и выскочила в ночь так легко и быстро, будто была кошкой, которая всегда приземляется на четыре лапы.
– Завтра вечером они придут.
