bannerbannerbanner
полная версияПовесть о песнях

Лина Черникова
Повесть о песнях

Полная версия

Кто может сравниться с разносторонне образованными учителями, большинство из которых русоведы! Вот литератор из соседнего с Ералиево поселка Жетыбай, не очень молодая, но бойкая, улыбчивая – она показалась в конце концов всем красавицей. Она начала командовать мальчишками, как своими учениками, к ней присоединились и другие учителя. Музыканты подошли к нам и остались в плену до конца праздника.

Детали не важны. Но по нашим заявкам ребята исполняли все наши любимые песни. Своим хором учителя удивили и украинских неприступных красавиц. Сначала нерешительно, потом дружно и веселее они стали подпевать нашему хору свои же украинские песни. А молодые люди из Прибалтики невольно поворачивались в нашу сторону. Особенно, когда услышали песенку их соседей финнов:

–«Если к другому уходит невеста,

То неизвестно, кому повезло! Эх, рула…»

Благо советское радио неумолчно пело шедевры всех наших союзных республик. И мы знали их, если не до конца, то припев уж точно могли пропеть запевалам.

– Мальчики, а эту знаете?

Молодцы пареньки, они и русский язык понимали, и все песни российские знали. Они невольно развеселились, играли и приплясывали с удовольствием. Прибалты сели сначала вполоборота, потом многие из них вообще развернулись в сторону Азии!

И вдруг – гопак. Это выкрикнули заявку от украинского стола. Парень выскочил на небольшую площадку и призывно оглядывался на своих подружек. Мне же надо было, как всегда, вмешаться в благое дело. Ведь есть возможность уложить на лопатки высокомерных братьев-славян.

– Софья! Софья, миленькая, иди! Скорее, скорее, как раз не рано и не поздно!

Софья Бакитжановна мастерски руководила в нашей школе танцевальным кружком и умела добиваться успеха. Ее ученики не раз танцевали не только в школе, но и в поселковом клубе. Она уже загорелась танцем, но стеснялась.

Ее поддержали учителя из Шевченко:

– Девушка, если умеешь, ну-ка покажи им настоящий гопак!

Софья, встала улыбаясь и… Нет, наши песни не совсем дошли до душ украинских баб… Я видела, как одна из них прищурилась и подтолкнула подругу локтем, мол, что за гопак сумет показать эта узкоглазая… А Софья вспорхнула легкой бабочкой и помчалась между столами. Она легко и радостно показала им такой класс! Заворожила всех до одного талантливая наша красавица! Никто из девиц не решился соперничать с нею, а парни выскочили в кружок все.

Софья заводила их, завораживала… У нее танцевало все, подчинялись украинскому гопаку не только ее красивые ножки в туфельках, как у Золушки, вокруг которых вихрем вилось ее крепдешиновое платье, гибкие руки, веселые глаза, все ее милое лицо, ставшее вмиг озорным и праздничным – все это было настоящим украинским народным танцем. Хо-ро-шо!

Изменились лица у зрителей. Подобрели. Вернулась в их заскорузлые души мысль: в одной стране живем…

Наша группа надарила музыкантам сувениров, а они сделали словесный подарок:

– Мы рады, что вам, русским, была приятна наша игра!

Русским… И мальчишки благодарно улыбались нашей интернациональной группе.

Забегая вперед, скажу, что парни, танцевавшие гопак, после праздника двинулись решительно к девчонкам- казашкам, заигрывали с ними, поднимали на руки и вместе с ними, визжащими, бросались в ласковые теплые волны. К Софье, как к королеве праздника, подступаться побоялись… А украинки подсаживались к нашим женщинам, делились народными рецептами из трав, вообще стали другими.

Надо бы разыскать Сауле. А-а-а-ах! Песня! Песня… Откуда такая неожиданная… Торопливо пошла на ее звуки, боялась не успеть послушать или дослушать… Верандочка. За столом слева моя Сауле с девушкой из Шевченко и немолодой мужчина из украинской группы. Это я вижу краем глаза. Сауле машет мне рукой:

– Садитесь, мы вам расскажем…

Мужчина, видно, прощается. А я не слушала никого. Только видела перед собой наших недавних матросов, тех же одинаково красивых. Они стояли втроем, крепко обнявшись, и пели свою песню. Это была их песня, наверное, типа наших « Подмосковных вечеров», но менее лирическая.

– А мы ему говорим:– О! Леся Украинка! Мы говорим о ней на уроках, как о…

А парни покачивались, то светлели у них лица, то чуть хмурилась и выводили так ладно! Ах ты, Боже мой, как умеют петь не какие-то артисты! А песня продолжалась…

– Тарас Шевченко! – Каждый ученик у нас был на месте его ссылки и…

Мужчины пели на своем языке, но была понятна их любовь к своей стране, к своему дому, к морю, в широком смысле этого слова. Тихо-тихо прозвучали последние нотки, парни посмотрели друг на друга, улыбнулись довольные – справились здорово! Услышали аплодисменты – это я и девушки благодарили их. Певцы вернулись из своей песни, осмотрелись и улыбнулись нам.

– Сколько мы наговорили этому учителю литературы об украинских писателях, а он постарался быстрее распрощаться. Наверное, побоялся, что мы начнем расспрашивать его об Абае, например,– усмехнулась Сауле.

Уходим. Сауле ищет свою сумку. Ералиевская бутылка валяется на полу почти под ногами мотористов. – Извините, – Сауле потянула свой пакет по полу. Эту многострадальную бутылку водки мы раскрыли уже в Москве в гостинице.

Несбывшееся счастье. Женщина тяжело согнувшись и цепляясь за перила, поднимается по лестнице. А спускаться ей еще труднее – больно смотреть. Но не хочет она считать себя лежачей больной, не привыкла привлекать к себе внимание. И в столовую сама добирается, и на уколы. А вечером, подтрунивая над своими болезнями, так же с трудом идет к телевизору смотреть «Санта Барбару»… Это тетя Паша, Прасковья Прокофьевна из села Красное. Обычная немолодая женщина. Из поколения ветеранов, ветеранов и труда, и войны. Только что пули не свистели над теперешними бабушками, а хлебнуть им довелось порой не меньше фронтовиков. Но ни вздохнуть, ни охнуть, ни подлечиться не было у них времени ни тогда, ни теперь.

Улыбчивая, доброжелательная, Прасковья Прокофьевна неожиданно оказалась в центре внимания в больничной палате, когда заговорили о песнях. Недалеко от больницы виден сельский клуб, где готовились к празднику песни.

К этому клубу съезжались артисты. Прасковья беспокойно поглядывала в окно. Кто-то вспомнил, что тетя Паша ходит на отпевание, провожая односельчан в последний путь. Кто-то подтвердил, что голос у нее отменный. Стали уговаривать ее спеть. Тетя Паша отнекивалась:

– Нет, нет, не уговаривайте! Песня моя уже спета…

Но потом не устояла, поддалась на уговоры. Изумленно притихла палата, когда она запела чистым высоким красивым голосом.

А потом рассказала удивительную истории из своей жизни.

Прошло около года, а я так и не смогла забыть ее рассказ. И решила поехать в соседнее село Красное, мне доброжелательно показали дом Прасковьи Самофал. Встретились во дворе маленького скромного домика. Она взглянулана меня умными, ясными глазами и сразу же узнала свою соседку по палате. Даже имя не забыла.

В доме пахло свежим хлебом. Поговорили о том, о сем. Прасковья погоревала об умершем недавно муже, с которым прожила 35 лет. Осталась теперь одна, совсем одна, никого из родных не осталось. Детей Бог не дал, а тут еще

болезни одолели. А лечиться уже надоело.

– Нет, теперь уже никуда не поеду: не на кого оставить дом, – горестно ответила она на вопрос, не собирается ли вновь в больницу, чтобы подлечить ноги.

– И лекарство к тому же нашла. Говорят, хорошее. Козу и курочек ведь не бросишь…

– Расскажите, Прасковья Прокофьевна, еще раз, как вас звали петь в хор Пятницкого!

Она улыбнулась, – видно вспомнила, какое впечатление произвел на меня рассказ тогда, в больнице Охотно принялась говорить:

– Ох, и страшно было, когда началась война! Нас в семье было пятеро детей. Мы, девчата да старики, копали окопы. Натерпелись мы – не рассказать! А в 1943 году послали меня на торфоразработки. Всю жизнь помню те места:

Поселок Майский, около Орехово- Зуево. Хотелось бы снова побывать там, да уж, видно, не придется…

Слушаю уже знакомый рассказ и вижу перед собой девчонку. Чуть не падает от усталости, но не отстает от других. Тихонько плачет по ночам, оттого, что страшно болят руки и спина. Считает дни до отпуска – отпуск давали зимой.

И еще поет эта девчонка каждую свободную минуту. В песнях забывалась и усталость, и грусть по дому.

Как они, девчата, радовались, когда наступила Победа! Кричали и смеялись от счастья. И так же они кричали и плакали в тот день от горя: у кого пришла уже похоронка на отца, брата или на двух братьев. Паша плакала от того,

Что не увидит больше младшего братика, погиб еще в начале войны. И еще – от жалости к маме, которая не может прийти в себя после гибели сына. Поплакали, а потом перепели все песни, которые знали, с ними легче всего можно выразить невысказанное.

… Однажды бригадир принесла билеты на концерт: завтра приезжает хор Пятницгого. Девушки обрадовались, пришли в клуб принаряженные. Паша надела новое ситцевое платье. Прасковья, рссказывая, усмехается, да потому это платье новое, что сшито перед войной, а потом и случая, не было, чтобы его надеть. А пока не начался концерт, запели. Почему запели? Да потому, что только песнями они тогда и жили. Да еще от того что среди них была Паша.

Рейтинг@Mail.ru