Лина Андреевна Славянова
Зови меня Волком
27
Возле оружейной на поляне собралась вся свободная дружина. У крыльца выставили с два десятка разбитых старых мечей, покрытых тёмными пятнами и зазубринами.
Кто-то устало развалился на жухлой траве, нехотя поглядывая на скачущих с мечами и копьями соратников, а некоторые и откровенно дремали, после ночной смены. Молодцы, бодрились, улюлюкали и подначивали сражающихся. Несколько дружинников сидели на ограде возле оружейной и спорили будет ли война, не обращая внимания на собравшихся. Волк пришёл вместе с Трифоном и Ваном, следом подтянулись ещё с пяток дружинников.
Белорад поднял руку, и все разошлись кругом. Осмотревшись, воевода кашлянул и заговорил:
– Давеча князь наш Брониимир отправился в Чертоги Вечности, да примут Духи его душу.
– Знаем даже, кто ему в том подсобил, – прошипел Колыван.
– Цыц! – строго глянул на него Белорад.
Но мужики продолжили глумиться, не обращая внимания на замечания.
– Захлопнись, Колыван! – рявкнул воевода, – Три ночи твои! Будешь дальше скабрезничать, вообще только ночами заступать станешь.
– Да ладно, Белорад, – махнул рукой Колыван.
– Не забывайся с кем говоришь, – отрезал Белорад и отвернулся от Колывана, – Потому, теперь всё свободные дни проводите здесь. Пришли со смены, поели – заниматься, потом есть и спать. Коли в ночь со смены вернулись, то проснулись утром, и после завтрака сюда.
– Это что же, правду говорят, что князь награйский на нас войной собирается? – выкрикнул молодой дружинник, стоящий возле Колывана.
– Кто же это говорит? – сурово спросил Белорад.
– Да, каждая собака брешет, что теперь за Брониимира брат его придёт мстить!
– Собаки брешут, а ты не слушай! Нечего у псарни тереться, лучше дело своё делай, – осадил Белорад. – Уяснили?
Дружина одобрительно зашумела. Новые порядки вызвали возбуждение: одним нравилось, что будет больше тренировок, а то и, наконец-то, настоящая война, других печалило, что времени для отдыха стало меньше, да и война ещё эта…
– Теперь ты, – воевода указал на Волка, – иди сюда. Бери меч. Хочу видеть, что можешь. Накиньте ему кольчугу.
– Позволь, я против него, – вызвался черноглазый дружинник.
– Хорошо, Арон, – кивнул Белорад.
– Давай, – Трифон потянул Волка за рукав, – Помогу тебе.
Он взял с забора стёганую рубаху, кинул Волку:
– Сначала толстушку надень и лезь в кольчугу. Руки сюда.
Волк накинул толстушку, протянул руки, как показал Трифон. Мальчишка ловко набросил ему на плечи тяжёлую кольчугу.
Белорад недовольно поджал губы, глядя, как Трифон затягивает со спины шнуры:
– По шее, голове и промеж ног не бить. Руки и ноги вам тоже нужны, так что не подставляйте их. В кровь не лупим.
Арон взял меч и вышел на площадку. Волк огляделся:
– А рогатину можно?
– Велено взять меч, – отрезал воевода.
Волк взял первый попавшийся меч.
– Не, сынок, – поймал его за руку Ван, – Этот совсем худой. Вот, возьми, у него хоть гарда не лопнутая, руки не отобьёшь себе.
Волк благодарно кивнул и взял тяжёлый щербатый меч, с потемневшим избитым клинком. Поверх рукояти была намотана рогожа.
– Ты что там нежничаешь? Смотри не перепутай, за какой конец брать, – захохотал Колыван.
– Да, поди только за конец он и умеет, – заулюлюкала кучка дружинников возле Колывана.
– Ну-ка, заткнулись! – рявкнул Белорад – Ведёте себя, как сопляки! Это таких-то витязей мне против Награя выставить? Позор!
Волк двумя руками сжал меч.
– Глянь, как ухватился-то? Как за бабу, – продолжали подначивать дружинники.
Арон наступал яростно и быстро, кружась вокруг Волка, словно горный кот. В толстушке и кольчуге было слишком тяжело и жарко. Арон замахнулся, Волк отпрыгнул. Меч прошёл прямо возле ног, и тут же быстрый удар в бок вышиб воздух из груди.
– Руки, – по-детски завизжал Трифон.
Сильный удар по руке выбил меч.
– Мать, – прошипел Волк.
Арон подошёл и всадил коленом в грудь, так что Волк не устоял и рухнул на землю.
Белорад недовольно покачал головой. Шеи коснулась холодная сталь:
– Ты повержен, псарь, – прошипел Арон.
– Довольно! – объявил Белорад, подняв руку, и подошёл к Валксану, – Ты почто в дружинники пошёл, малый?
– Ты мне рогатину дай или лук, я тебе покажу.
– Лук и рогатина – это хорошо, – кивнул Белорад, – но и меч освоить придётся. Сейчас те, кому в ночь на смену, идут отдыхать. Кто свободен, разбираем оружие. Лучники и ты, Волк, хватайте луки и на стрельбище.
Со стрельбой всё было гораздо проще. В родном Охотничьем Логе Волк не расставался с луком, сколько помнил себя. Мужики придирчиво оглядывали всех мальчишек в деревне и решали, куда сгодится будущий охотник. За долговязую стать Влаксана определили в лучники. Так что, здесь Белорад остался доволен.
– Значит, копьё и лук, говоришь? – спросил он, поглаживая короткую густую бороду. – А бердышом хоть раз орудовал?
– Не доводилось, но с ним всяко проще будет. Он с рогатиной больше схож, нежели меч.
– Вот и славно. Значит, ты день здесь, два дня на поле с бердышом. А то, неровен час, воевать придётся. Лучники в городе всегда нужны, но и в лобовую надо с чем-то отбиваться. Надеюсь, не пригодится…
– Понял, – кивнул Влаксан.
– И ещё, – воевода отвёл Волка в сторону и заговорил чуть тише, – я вижу, что с дружиной у тебя не складывается. Не стану врать, сам не рад, что сейчас в дружину набирают всякий сброд. Будь моя воля, ты бы вылетел со двора в ту же ночь, как князя загубил. Большая часть ребят здесь с детства готовились вступить в княжье войско. Твоё появление в наших рядах – уже немалый позор для всех, кто делит с тобой еду и кров, так что не опозорь нас еще сильнее. Драки я не потерплю. Ежели кто не по душе, вызывай на поле, и бейся с ним на мечах да топорах, покуда дурь не повыбиваете. Ясно?
Белорад говорил сурово и прямо, и, не дожидаясь ответа, кивнул в сторону стрельбища:
– Можешь идти. Завтра утром на смену.
Стрелять из лука куда приятнее, чем общаться с дружинниками или биться с ними на мечах. Луки у князей ладные: тугие, ровные – стреляй не хочу!
К вечеру погода стала портиться, ветер крепчал, налетая резкими порывами, и низкие тучи осыпали землю мелким дождём. Лето клонилось к концу, и едва спадала полуденная жара, начинались осенне-холодные вечера.
К ужину продрогшая и уставшая дружина собралась в обеденной. Волк огляделся: Арона, Колывана и их шайки не было видно.
– Ты чего башкой вертишь, будто филин? – подсел Трифон.
– Смотрю, что-то «друзья мои» пропали, – протянул Влаксан.
– Так пересменка была – вот и ушли они. Ты когда в смену?
– Завтра в день.
– Отлично! Со мной стало быть?
– Выходит так, – кивнул Волк.
28
Разбудили Волка воинственные громовые раскаты. Темноту разрывали редкие вспышки света. Тяжёлыми стрелами падали на крыши крупные капли дождя. Только залихватский храп старых дружинников возвращал в мирную действительность.
Нет. Награй не пойдёт войной. Не сразу. Будут переговоры. Княгиня сможет договориться с Любославом.
Волк спустился в обеденную. За длинным столом уже сидел Белорад. Он склонился над пергаментным листом, прижав один его конец кружкой, чтоб не сворачивался, и что-то старательно чертил на нём тонким углём.
– Чего не спится, Волчий сын? – спросил воевода, не поднимая глаз.
– Сон у меня чуткий, – осторожно ответил Влаксан.
– Это хорошо. На войне сгодится, – кивнул Белорад. – Ну, садись, раз тут. Ты же из Награйских? Князя их знавать доводилось?
– Любослава? Хороший человек.
– Что ж, – вздохнул Белорад, – на то и надежда.
– Плохи наши дела?
Продолжая чертить, воевода заговорил:
– Брониимир умел людям не нравиться. Вот у князя Яроша была славная дружина. Ещё мальчишкой меня принимали. Помню, едва в весну вошёл. Добрые богатыри тут были… Но зять оказался не под стать тестю… Ежели хоть пара наших богатырей ушли в Награйскую дружину, то Любослав быстро проведает, что мы стали псарей нанимать. Если уже не прознал, – он внимательно поглядел на Волка, – Что наши дела? Были лучше, покуда тебя не было.
Волк сел за стол и задумался: на кой же его княгиня в дружину пристроила? Чем ей псарь был не угоден? Теперь сиди, гадай их загадки.
Белорад отложил уголь, сложил пальцы домиком и поглядел на Волка:
– Коли не удастся Брониимире с посольством договориться, не серчай, предложу твою голову в дар. Мне мир дороже одного псаря в дружине.
– Не тебе одному, – кивнул Волк.
Белорад замолчал и снова взялся за уголь. Хмурясь, водил им по пергаменту. Тихо прошипев себе под нос ругательство, свернул лист в трубочку и сунул за пазуху. Поднялся из-за стола и пошёл к выходу. Тихо, но твёрдо стучали по деревянному полу сапоги воеводы, вверх по лестнице, и уже надо головой загалдела пробудившаяся дружина.
Едва кухонный стряпчий закончил раздавать кашу, вышел из избы, как Белорад вынес мешок для жеребьёвки:
– Давай, разбирай смены, кто сегодня заступает в день.
Волк вынул круглый жетон.
– У меня стена, – разочарованно произнёс Трифон.
Влаксан перевернул в ладони жетон, показывая аккуратно нарисованный терем.
– А тебе повезло! Гляди-ка! Первый день и княжий терем!
Воевода сурово глянул на Влаксана и Вана, следом доставшего жетон с теремом:
– Влаксан, ты сегодня с Ваном. Не отходи от него ни на шаг, смотри да запоминай. Завтра снова в день идёшь. Как увижу, что готов – назначу уже постоянную смену. Ван, ты с ним, покуда не обвыкнется, будете в день сторожить.
– Как скажешь, – согласился старый дружинник.
Закончив завтрак, Ван похлопал Волка по спине, указывая на улицу. Волк кивнул, быстро сгреб со стола миску и поспешил за наставником.
– Погоди, – окликнул воевода, выходя следом за Волком в сени, – держи. – он снял со стены длинный красный кафтан дружинника. – Нашему брату полагается ходить в красном.
Накинув на плечи кафтан и туго подпоясавшись, Волк вышел из сеней. Ван, уже в красном, ожидал нового товарища под навесом крылечка. Небо прорвалось дождём, затапливая двор огромными грязными лужами.
– Самое главное, ты сейчас гляди и запоминай как на смену заступить, да как её потом сдать. Ну, и коридоры терема тоже. Остальное всё дело не хитрое: ходи, гляди по сторонам, коли, что не так зови-свисти, созывай всех, да главным докладывай.
– А ежели лихие люди?
Ван вылупил глаза:
– Какие? Откуда в тереме лихим людям взяться? – тихонько засмеялся он, – Даже не думай. Работёнка тут – не бей лежачего.
Снаружи, на Чёрном крыльце стояли два дружинника. Ван на ходу показал жетон и повёл Волка к лестнице. Избы сливались одна с другой, сени переходили из деревянных в каменные и снова в деревянные, то поворачивали, то поднимались вверх по ступеням, то вниз. Красные кафтаны охраны словно отсветы огня мелькали в темных углах. Теремная стража больше походила на столбы, чем на живых людей.
– Сюда, – Ван поманил за поворот. – Для первой смены – самое то.
За углом два дружинника украдкой перешёптывались, опершись о бердыши, но, заметив смену, вытянулись и смолкли.
– Что тебе? – не спеша подходя, спросил второй дружинник.
– Смена пришла, гляди.
Второй дружинник кивнул:
– Покажи жетон.
Ван вытащил из-за пазухи жетон и показал. Волк тоже вынул жетон.
– Добро, – согласился дружинник и протянул Волку бердыш. – Здесь спокойно. Как и всегда.
Ван показал жетон с изображением терема и указал на Волка:
– Нового сегодня ко мне приставили.
– Хорошо. Мы вас уже заждались, – улыбнулся дружинник, протягивая Вану свой бердыш.
– Дождь этот не кстати, так убаюкивающе стучит, да в трубах ветер воет, давненько так тяжело ночь отстоять не было, – подхватил второй дружинник. Он подошёл к Влаксану, вручил ему своё оружие, мельком глянув на показанный жетон, пошёл вниз. Уже на ходу сменённые дружинники пожелали хорошей службы, поторапливаясь на заслуженный отдых.
– Видишь, – кивнул Ван, – не все в дружине такие скоты, как Колыван да Арон. У них просто и отцы служили князю, и деды, и вместо себя их сюда протолкнули. Они себя считают по праву рода достойнее всех набранных со стороны. Я им тоже не чета, да и Трифон, хоть и из гратичей, но что же… куда им! Разве ж ровня сын кузнеца.
– Ну, теперь от сих, – Ван взмахнул рукой вверх в сторону тёмного коридора, – и до того поворота, наше пристанище. До вечера гуляй взад-вперёд. Только не топочи особо сапогами, не любят это княжьи люди. Не шибко дружина любит это место, им интереснее ближе к князьям, там больше происходит всего, интереснее по сторонам глядеть. А мне тут нравится: тихо, спокойно.
Ван оказался хорошим напарником. Особенно было приятно, что угрюмый мужик предпочитал молчать, и не заводил пустых бесед. Лишь один раз заговорил:
– Знаешь, что мне в тебе нравится, Волк, – протянул Ван, усаживаясь на пол.
– Что?
– Ты умеешь молчать. Так, что слышно всё, что вокруг творится, а значит, можно сесть, отдохнуть. Да, ты и сам не стой, в ногах правды нет.
Волк ушёл в дальний конец коридора, чтоб не мешать старику, встал в углу, достал из-за пояса точило и принялся тихонько натирать нож. Место действительно оказалось очень тихим. Только мальчишки дворовые порой пробегали.
К обеду застучали звонкие шаги. Влаксан прислушался: он точно слыхал раньше эту поступь.
Из-за поворота выбежала Дарёнка, одной рукой она прижимала к себе охапку сена, а в другой сжимала корзину.
Волк отошёл от стены. Дарёнка только теперь заметила его и испуганно отпрянула:
– Ой! – вздрогнула она и выронила корзину. По полу рассыпались травы и цветы, несколько клубков покатились по коридору. – Напугал-то как!
Она подняла корзину и кинулась суетливо собирать клубки с пола.
Волк поднял один и протянул ей:
– Прости. Не хотел тебя испугать.
– Волк? – удивилась Дарёнка и присмотрелась к нему. – Не признала. Ты теперь в дружине?
– Как видишь.
– Дела-а, – протянула Дарёнка. – Это за что же тебя так?
– Хотел бы знать.
– Ладно, я побегу, – Дарёнка смущённо покраснела и достала из корзинки голубой цветок, – держи.
– Зачем?
– Обережная трава всегда сгодится.
Волк сунул за пояс цветок и натянуто улыбнулся:
– Благодарю.
День в дружине оказался утомительно скучным. Темнота черновых этажей и тихий скрип половиц убаюкивали. С другого конца коридора доносился тихий храп Вана.
Смена пришла уже к ночи, Волк глядел, как Ван спрашивает жетоны и сдаёт оружие сменщику. Волк протянул бердыш другому дружиннику.
– Не надо. У меня своё, – брезгливо отмахнулся он.
Ван пожал плечами:
– Ну, и ладно, – и похлопал Волка по плечу, – Тогда тащи его с собой, скинешь у оружейной.
Отойдя за поворот, Ван глянул на Волка:
– Устал поди?
– Не шибко, – отмахнулся Влаксан.
– А я прямо притомился, – зевнул Ван.
В обеденной осталось четверо дружинников. Они равнодушно поглядели на вошедших и продолжили тихую беседу. В углу стояли две миски щей и хлеб. Наспех поев, Волк поднялся в спальню.
– А ты что же, – вспомнил Ван, – на полу спал давеча?
– Да.
– Не делай так, вон, ложись подле меня, – он указал на пустую лавку. – Ложись вон, там тебе место будет.
29
Жребий на утро тянул только Ван.
– Снова терем, – радостно объявил он.
Белорад кивнул:
– Тогда сегодня на чёрной лестнице встань. Нечего на месте топтаться.
Теперь до чёрного крыльца идти пришлось недолго, два поворота и Ван толкнул неприметную дверцу. Крутые узкие ступени, закручиваясь винтом, уходили вверх. Здесь даже вдвоём не разойтись.
Дождавшись, когда уйдёт ночная стража, Ван поглядел на Волка:
– Ну, что? Ты вверх, я здесь?
– Хорошо.
Лестница была настолько узкой, что даже светильники повесить было негде. Только со второго этажа начинались мелкие решётчатые оконца и низкие двери, по одной на этаж.
Влаксан тихо расхаживал по лестнице вверх и вниз, внимательно прислушивался к шорохам за тяжёлыми дверьми, высматривал в небольшие решётчатые окошки княжий красный двор и городские крыши. Княгиня сменила девичью комнату третьего этажа на княжью опочивальню, этажом выше. Утром она отворила дверь, поглядела на Волка и велела:
– Веди вниз.
Волк тихо двинулся по лестнице, слушая как аккуратно ступает позади Брониимира. Едва она ушла, Ван махнул на лестницу:
– Эй, Ван, – подошёл к напарнику Влаксан, когда лёгкие девичьи шаги стихли за углом первого этажа. – А здесь ещё есть ход?
– Конечно! Откуда такой глупый вопрос? – удивлённо глянул Ван.
– С чего бы княгине по тёмной лестнице ходить?
– А, это… – зевнул Ван, – надо, вот и ходит. А другая лестница, конечно, есть. Со стороны красного двора. Но тебе туда всё равно пока даже и соваться не стоит. Таких зелёных туда не ставят. Там своя дружина. Они выходят только в красный терем. Его такие, как Арон с Колываном сторожат, только наши друзья пока не доросли.
Вторая сторожевая смена прошла спокойно, под тихий шум дождя и едва слышные шаги стражи внизу. К вечеру дождь стих. Едва засмеркалось, пришла смена. Ван посмотрел жетоны новых дружинников и велел Волку передать оружие смене.
В сенях Влаксан бросил жетон в мешок и снял кафтан.
– На том и всё, теперь, считай, свободен, – развёл руками Ван. – Белорад сказал, завтра днём снова заступать, значит, ночь наша.
В дом вбежал стряпчий с котелком, быстро проскользнул через сени.
– О! Кормёжку нам принесли! – радостно объявил Трифон, вваливаясь в сени, следом за стряпчим. – Жрать охота, аж пузо сводит!
– Сегодня поспели, – похлопал Волка по плечу Ван и вошёл в избу.
В обеденной уже набилась добрая половина смены.
– Чего, Ван? Выпросил себе на псарне кобелька беспородного? – нагло заржал Колыван.
Волк глянул на веселящихся дурней вокруг Колывана. Надо бы подловить как-нибудь этого скота, да познакомить с охотничьим ножом. Уж шибко неугомонный.
– Я не понял, кому тут в дружине неугодно, – прогремел грозный голос Белорада.
– В дружине угодно, не угодно, что в псарню её превращают, – встал из-за стола Колыван.
– Ты, видно, псарню не видал, – Белорад нахмурился, от чего и без того суровый вид его стал угрожающим.
– Видал, в том-то и дело. Негоже, чтоб и дружина превратилась в это!
Белорад медленно пересёк обеденную, подходя вплотную к Колывану:
– Так может, стоит тебя перевести в псари? Раз такое любопытство лютое у тебя? Я это мигом устрою, – голос воеводы звучал, словно молот кузнеца, отбивая из стали каждое слово. – Сейчас поешь, и на псарню! Чтоб всю её вылизал к утру! Может, кому ещё в дружине не угодно? Так у нас при дворе псарей-то недостаток. Ещё раз услышу подобные шутейки – все побежите клети чистить! – отчеканил воевода.
Колыван притих, Арон всё это время глядел на стол, словно воды в рот набрал, и не решался, как обычно, поддакнуть дружку. Трифон дёрнул Волка за рукав, указывая на стряпчего:
– Пошли. Чего, как вкопанный, словно есть неохота.
Влаксан встал позади Трифона, в очередь за ужином. Стряпчий быстро закидывал черпаком мясную кашу и отодвигал от себя миски. Взяв ужин, Волк окинул взглядом обеденную и вышел на крыльцо.
На ступеньках, спиной к двери уже сидел Ван.
– И ты решил на дворе есть, Волчий Сын?
– Да, – ответил Волк, усаживаясь возле старого дружинника, – А ты из Награя?
– С чего взял? – набирая в ложку каши, спросил Ван. – То, что имя твоё знаю, так не вчера родился. Много с награйцами общался. И помню, как на службу тебя князь брал.
Ван замолчал, всматриваясь в темноту. Тучи плотно затянули небо, придавая ночи особую темноту. Волк оглядел Чёрный двор: птичник, псарни, чёрная баня, кухня, распахнутая калита в Княжий двор… коли на чёрной лестнице дружинники действительно любят стоять внизу, да языками трепать, может, удастся проскочить мимо? Удачно, что Колыван да Арон шибко бурно реагируют на псаря в рядах дружины, можно сослаться на нежелание терпеть их, и потому уйти на двор спать или со двора.
Закончив ужин, любители подгулять, перешучиваясь вывалились из избы.
– В город собрались, – проводил их сердитым взглядом Ван, – Вот уж кто точно позор дружины, – проворчал он.
– А что не так? Хорошо поработали – хорошо отдыхают, – пожал плечами Волк.
– Так они молчать умеют до первой девки. Сейчас в какой-нибудь корчме или весёлом доме начнут петухами выхаживать, хвалиться, что на службе при князьях ходят. Упьются, будут дурить.
Ван махнул рукой в сторону уходящих и поднялся со ступеней.
– Ты в избу? – спросил Влаксан и протянул Вану пустую миску – Захвати мою тоже.
– Собрался куда? – нахмурился старый дружинник.
– Да, ноги не идут в спальню, покуда там эти язвы.
– Тьфу! Гляньте. Неженка хуже девицы, – в сердцах плюнул себе под ноги Ван, но миску всё же забрал.
30
Окно княжеской опочивальни тускло светилось в темноте. Сверху, со стены отчётливо слышались тихие шаги ночных дружинников. Волк прошмыгнул под оконцем черновой лестницы, прислушался – из-за едва слышно бормотали два голоса. Значит, Ван был прав, стража на первом этаже языками чешет.
Запрыгнув на навес уличной лестницы, Волк прокрался вверх, на дворцовую стену. Старый родовой дуб, посреди княжьего двора раскинулся до самых стен. Волк по-кошачьи ловко запрыгнул на ветвь и стал взбираться выше. Девичья комната на третьем этаже пустовала, распахнув тёмные окна на встречу ночной прохладе, этажом выше княжья опочивальня переливалась тусклым светом. Княгиня тихо разговаривала с придворным колдуном. Они стояли спиной к окну и говорили тихо, так, что разобрать слова было невозможно.
Вряд ли Брониимира будет принимать ещё кого, после колдуна, в столь поздний час. А вот если подобраться по ветвям ближе к терему, то можно и допрыгнуть до окна на третьем этаже черновой лестницы, а оттуда рукой подать до пустой девичьей.
Выждав, когда колдун уйдёт и стихнут за углом стены шаги дружинников, Волк допрыгнул до окна, подтянулся и влез в пустую девичью. Младенческая люлька сдвинута к стене и накрыта плотным покрывалом, лавки и постель убраны и белеют в лунном свете начищенным голым деревом. Волк притаился у двери: на черновой лестнице тишина. Он осторожно потянул дверь. Только бы не скрипнула. Хотя князь сюда захаживал не редко, коли б скрипели двери, мигом с ключника шкуру снял.
Снизу доносился тихий говор уже на три голоса. Тихо Влаксан скользнул на этаж выше и выглянул с лестницы – никого. Небольшая клеть и дверь княжеской опочивальни. Из-за двери доносилось едва различимое пение княгини. Он легонько толкнул дверь, и та беззвучно поддалась.
Едва переступив порог, Волк понял, насколько безрассудным было его появление здесь. Он замер, не решаясь ступить и шагу.
Княгиня сидела в углу, где раньше стоял стол князя. Теперь на стене висит огромное зеркало, а под ним вбита широкая полка. Тонкая вышитая сорочка нежно окутывала тело княгини, ниспадая мягкими складками до пола. Она словно светилась, окутанная белой дымкой ткани. Распущенная русая коса рассыпалась по спине волнистой рекой, одна прядь, подобно истоку, была перекинута через плечо на грудь. Тихо напевая детскую песню о холодных ведьмах, она не спеша расчёсывалась жемчужным гребнем.
– Пойду гляну, – донеслось с лестницы и послышались тяжёлые шаги поднимающегося дружинника.
Волк словно проснулся, быстро затворил дверь и задвинул засов. Гулко ударил об пол жемчужный гребень.
– Ты? – голос Брониимиры прозвучал привычно-испуганно.
Она не кричала и не звала охрану, только вскочила и приникла стене, не сводя глаз с Волка.
– Прошу, не бойся, – прошептал Волк. – Я не причиню тебе зла.
– Я и не боюсь, – дрожащим голосом ответила княгиня, горделиво задрав подбородок, и сильнее вжимаясь спиной в стену.
– Верю, – подняв ладони, кивнул Волк, – так бы уже позвала охрану.
– Зачем же ты пришёл, Волчий Сын? – с напускной строгостью спросила она.
– Очень хотел повидать тебя, Государыня. До красной дружины рылом не вышел, а на Чёрном дворе князья не частые гости.
– Так ты посмотреть зашёл? – подняла бровь княгиня.
– Ты ставни затвори, и я скажу, зачем пришёл.
– А коли не затворю? Может, душно мне ночью.
– Тогда выходит, только посмотреть.
Брониимира неожиданно легко рассмеялась и подошла к окну.
– И что же? – спросила она, закрывая ставни, – ты так и не сойдёшь с места?
– Теперь сойду, – Влаксан быстро пересёк комнату и оказался возле неё.
– Боишься окон?
– Тех, кто за ними.
– Сюда разве что птица достанет, – она капризно дёрнула плечом.
– Их и боюсь, – прошептал Волк, обнимая Брониимиру.
Одного прикосновения к ней хватило, чтоб руки и ноги ослабли и задрожали, словно от страха. Как же хотелось поцеловать её, испить дурман её любви до дна. Волк робко коснулся её и осторожно прижал к себе: такую маленькую и нежную. Голова её едва доставала ему до груди. Она точно съёжилась в его объятиях, отчего казалась ещё более беззащитной. Хотелось укрыть её собой от всех страхов и бед, от всякого лиха и горя. Он желал целовать её горячо и крепко и боялся, что это желание его погубит.
– Я соскучился по тебе.
Брониимира густо покраснела:
– Как ты сюда пробрался?
– Умею, когда надо.
Она отошла от него, встала у зеркала и внимательно поглядела:
– А если я позову охрану?
– Зови, коли хочешь. Скажи, и я сам уйду.
– Останься, – тихо разрешила княгиня.
– Славно.
Волк сел на пол, возле стены и глядел на неё, напуганную, но храбрящуюся, вынужденную быть сильной.
– Почему я в дружине?
Брониимира опустилась на скамейку у зеркала:
– Я так решила. Считаешь, княжью волю ошибкой? – нахмурилась она.
Волк покачал головой:
– Нет. Любопытно.
На столике стояла небольшая корзинка ягод и маленький букетик лазорецвета. Княгиня сидела, точно жердь, сложив руки на коленях и крепко сжав кулаки.
– Что же? Ты только за этим пришёл? Узнал, что хотел?
– Ты очень красивая, – улыбнулся Волк.
– Знаю, –делано сухо ответила княгиня.
Волк медленно поднялся и шагнул к ней:
– Даже просто побыть подле тебя уже радость. Я вижу твой страх.
– Я не боюсь вовсе! – голос её дрогнул.
Влаксан подошёл к ней и опустился на колени:
– Прошу, позволь мне сберечь тебя, и иногда просто быть рядом и любоваться? Я не причиню тебе зла.
Княгиня поднялась, набрала воздуха в грудь и надменно заговорила:
– Встань с колен. Я была уверена, что гратский терем – непреступная крепость, и тут являешься ты! Сначала на псарне… затем ты вот так запросто приходишь ко мне в покои…
– Охрану-то надобно пересмотреть, – улыбнулся Волк. – Я знаю, что виноват перед тобой и всем гратским княжеством. Псарни…
Брониимира нахмурилась и ударила по столу:
– Замолчи! Никогда не говори об этом.
За маленькой дверцей у её стола послышались громкие шаги. Волк быстро затаился у стены за дверью. Дверь отворилась и мужской голос спросил:
– Государыня, что случилось?
– Ничего, Кувар, просто ударилась.
– Я слышал голос.
– Гневаюсь я, что так всё случилось, вот и говорю с собой. Всё хорошо. Иди.
– Точно?
– Я велю: оставь меня!
– Как угодно.
Дверь затворилась. Брониимира поглядела на Волка и поднесла палец к губам.
– Хорошо, я не велю высечь тебя, не стану наказывать вообще, если ты сможешь пройти мимо охраны, но ежели попадёшься, ответишь по всей строгости. Разбираться велю Белораду.
Волк улыбнулся, подошёл к столу, и пальцами потушил свечу. Брониимира испуганно распахнула глаза. Он нежно поцеловал её в лоб, достал из кошелька верёвку с крюком и подошёл к окну. Он слегка отворил его: на дубу никого. Дружинников тоже не видать. Закинув крюк на дуб, он крепче ухватился за верёвку и выпрыгнул в окно.
