Лина Андреевна Славянова
Зови меня Волком
11
Громко проломившись сквозь кусты, Влаксан вышел на пожарище. Огромный праздничный костёр ещё полыхал и трещал, озаряя разбитую поляну. Два стола наполовину уцелели, и горы угощений стыли, покрытые хлопьями пепла. Несколько пьянчуг развалились на траве, надрывая тишину богатырским храпом. У реки лежали обгоревшие тела: одно, два, три… дальше не то тюк, не то человек. Возле кострища неудачник-прыгун и его девка, а чуть поодаль молодая красивая женщина в белой, замаранной кровью сорочке с мятым венком на голове – видно, затоптали в давке.
Усталость, сырость и прохлада пробрали до костей. Волк подошёл к костру так близко, что лицо обжигало жаром, но дрожь продолжала колотить его изнутри.
– Ты что забыл здесь, малый? – раздался за спиной хриплый голос.
Волк оглянулся, перед ним стоял щуплый мужичок в чистой рубахе и штанах. Окружённый изуродованными остатками пира, он выглядел очень странно. Волк безразлично оглядел мужичка и повернулся к костру.
– Щенок, ты что застыл? Сейчас ворота запрут! Идём! Конные уже выезжают, – потянул его за рукав щуплый.
Влаксан присмотрелся и поразился, узнав Птаха. В нормальной рубахе он даже на человека стал похож.
– Идём же, – приятель тянул его за локоть к городским воротам.
Словно во сне, Волк послушно шагал следом, стараясь не упасть и не отстать. Княжеские мостки догорали грудой ломаных досок и брёвен. Птах быстро перепрыгнул через изуродованное, придавленное бревном, тело.
В городе, за воротами шумела толпа. Бабы орали, словно резаные, визжали дети. Обгорелые люди сидели прямо на дороге. Вокруг них бегали лекари и колдуны, накладывая примочки, мази и поднося питьё. Конница неслась из города, не замечая снующих под копытами детей. Дородная баба надрывно орала, прижимая к себе насмерть забитого мальца, попавшего под копыта коня. Волк точно во сне слышал их вопли, озирался по сторонам, не в силах уцепиться взглядом.
– Да, живее ты! Чего раскис? – ругался Птах, изо всех сил налегая на него, – совсем ходить разучился?
Знакомый корчмарь стоял на улице, глядя по сторонам огромными, как плошки, глазами:
– Это что же? Видели, что произошло?
– Видали, – кивнул Птах и указал на Волка, – Полюбилась ему деваха, да её удавили в толпе. Потерялся малый.
Корчмарь всплеснул руками, и понимающе отступил, пропуская их во двор. Волк насилу забрался на чердак. Впервые пригодилась лестница, но и по ней залезть еле удалось: руки и ноги стали медленные и неуклюжие. Холод крупной дрожью колотил тело.
Тихо бранясь, Птах аккуратно уложил его на солому.
Под нос ткнулся мех с кислым вином:
– Пей, – приказал Птах.
Влаксан жадно припал к горлышку. Он пил и не мог напиться, глотку жгло и казалось, что вино льётся мимо, как кровь из шеи няньки. Раньше он думал, что убить человека – всё равно, что зверюгу. Так же смотрит в глаза, так же пытается увернуться, та же тёплая кровь…
Но в её глазах было что-то другое. В глазах этой бабы была решимость, жестокость и дикий страх, когда она поняла, что это конец. Отнять жизнь у бабы оказалось совсем не то, что свинью прирезать. А иначе она бы удавила его. Богатырка целилась прямо в горло, и второй раз уже не промахнулась бы. А коли и промахнулась, да удалось сбежать – Птах или Косой пустили бы ему нож в шею.
Всё казалось куда проще, когда это было просто задание, далеко впереди, а не сейчас, когда уже свершилось.
Птах быстро стянул с себя рубаху и тут же в углу достал свои лохмотья. Приятель не просто успел побывать здесь, но и устроил тайник. Волк хотел выругаться, но язык окаменел от вина и усталости.
Напоследок стянув с Волка сапоги, Птах выскочил на улицу и растворился в темноте. Влаксан хотел догнать его, но встать был не в силах. Он протянул руку, остановить друга, и неуклюже растянулся на соломе, залив себя вином. Сдавленный стон оборвался хриплым кашлем. Холод разлился по телу ледяным безразличием, уводя в беспокойный сон.
12
Удар в живот выдернул из пустоты. Открыть глаза не было сил. Волка грубо подняли на ноги, но колени подкосились, и он рухнул в солому. Тяжёлые шаги барабанили по полу.
– Эй! Пьянчуга! Что забыл здесь? – прорычал незнакомый голос.
Язык не слушался, получалось только стонать и неразборчиво мычать. Сильный пинок в живот подбросил желудок. Волк захлебнулся рвотой.
– Паскуда! – процедил мужик, пиная его в грудь – Заблевал мне ботинки!
– Я говорю: снял чердак, пришёл к празднику – верещал с улицы корчмарь. – Невеста у него близ города… была… удавили в толпе.
Неизвестный снова выругался и обратился к Волку:
– Невеста? Не брешет корчмарь? – снова удар, – отвечай!
Солому обшаривали, бесцеремонно раскидывая по чердаку. Засыпали лицо, даже умудрились натолкать за шиворот.
– Пусто, – донеслось из темноты, – у него даже денег нет! Поди, пропил всё!
– За постой уплачено вперёд, видят Духи, – снова послышался голос корчмаря. – Я за его кошельком не слежу!
Пнув его ещё разок, незнакомец ушёл. Волк, не открывая глаза, перевернулся на другой бок, и снова провалился в пустой сон.
– Эй, Щенок, – подпинывая его босой ногой, прошипел Птах. – Выспался?
Солнечный свет пробивался через прорехи в крыше. Влаксан сел, укрывая рукой глаза от тонких слепящих лучей.
– Долго я спал? – сурово спросил Влаксан.
– Поболе суток будет.
– Больше суток, – выдохнул Волк. – Много пропустил? Что князь?
– Лютует. Дважды в корчму приходили обыскивать. Уж не знаю, как тебя не забрали, – протянул Птах, придирчиво окинул его взглядом, – хотя… может, побрезгали…
Волк оглядел свою одежду – некогда белая сорочка и штаны тёмного льна покрыты буро-серыми пятнами, травяными следами и сажей. Кислый запах рвоты смешивался с резким духом костра и пота.
– Ага, красавец! – хмыкнул Птах и протянул ему свёрток, – Бык передал.
В тряпицу была завёрнута чистая, застиранная рубаха, штаны и звенящий мешочек.
– Там плата, и твой кошель. Я его приберёг. Знал, что найди дружинники серебро, в покое не оставят. Из города не суйся, ворота закрыты, как Бык и предупреждал. Теперь через меня общаться.
– А ты?
– Разве птицу остановят стены? – хмыкнул Птах, – вечером приду. Бывай.
Птах выпорхнул за дверь. Волк глянул вслед, но увидел только, как тот скачет по деревьям, уже за забором корчмы.
Двор пустовал. Лишь куры да утки бегали кругами. Влаксан спустился к колодцу, умылся, провёл рукой по лицу: жёсткая редкая щетина покрыла лицо плешивыми кустами. Пора бы уже оскоблиться, да поглядеться не во что.
В обеденной, как обычно, было не людно. Корчмарь громко бранил девку, что плохо мыла полы.
Волк сел в углу, подальше от беспощадно яркого света.
– Проспался? – спросил корчмарь, ставя пару кружек браги перед ним.
– Благодарю. Я не просил.
– Так ты просто посидеть пришёл? Или хочешь сказать, что похмелье не мучает?
Волк посмотрел на корчмаря: навскидку, тот старше Инга, тёмные короткие волосы щедро разбавлены сединой, лицо покрыто морщинами, добрые глаза, но взгляд суровый:
– Ты много проспал, парень, – произнёс корчмарь.
– Я… да…
– Приятель, что привёл тебя, сказал про девку. А ещё говорят, на празднике княжич пропал. Дружинники прочёсывают город. Приходили и сюда. Тебя не добудились. Видно, знатно ты перебрал. Они искали младенца или того, кто мог его забрать.
Волк тяжело вздохнул. Забыться бы снова:
– Мне надо заменить солому, – произнёс он и, подумав, добавил, – есть обед?
– Сейчас распоряжусь, – кивнул корчмарь.
– А где Любомир?
– Надрался по уши и вздумал с дружинниками пререкаться. Говорят, сегодня ночевал у травников. Поучили его уму.
Волк кивнул. Не так уж и плохо. Теперь тут меньше дурней днём ошивается.
Голова болела, и тяжесть давила тело. Тревога стальной рукой держала за сердце: кого именно ищут дружинники? А ну, как собаки взяли след… или заказчик сдал Быка… или кто ещё вышел на них… До вечера Волк маялся на чердаке, не желая выходить на свет, и тщетно пытался забыться во сне.
13
На закате с улицы послышался знакомый свист. Волк хоть и ждал его, так и не поспел за Птахом. Тот поджидал у ворот корчмы.
Птах молча петлял по улочкам, точно путая следы. Уже стемнело, когда он забрёл в безлюдный переулок. В тупике возвышался густым лесом заброшенный сад. Меж разросшихся яблонь и вишен доживал своё старый покосившийся дом. Дверь его была приоткрыта и прижата скособоченным крыльцом.
В нос ударил запах сырости и плесени.
– Сюда, – поманил внутрь Птах.
Крыша дома съехала, подгнившие стены просели, а половицы жалобно скрипели под ногами. Птах скользнул во вторую комнату и поднял половицу:
– Давай в подпол.
Волк растерянно огляделся: а ну, как запрут его здесь, и сдадут князю. Он осторожно нащупал рукоять поясного ножа:
– А наш дерзкий Щенок на деле-то не такой и храбрый оказался, – выглядывая из подпола, заржал Косой.
Вниз вела крепкая лестница, не иначе ворованная. Влаксан медленно, как на охоте, спустился вниз. Под домом был вырыт глубокий земляной подвал, размером с небольшую клеть. Птах устроился прямо на лестнице, точно петух на жерди. Косой сидел в углу на плоском тюфяке. Волк опустился на пол около Птаха: если и начнётся заварушка, главное – не дать Птаху забраться наверх. На земле он немощен, как младенец, а Косой один не воин.
– Добро пожаловать в гости, итить его! – захохотал Косой.
Влаксан молча кивнул.
– Молодец, Щенок. Не ожидал от тебя такой прыти. Теперь вот так, – развёл руками Косой, – здесь нас вряд ли кто услышит, коль не орать, аки анцибал. Но шибко тут не поживёшь: найдут – точно за задницу схватят. А там Брониимир разбираться-то не станет, решит, что заговорщики и поминай. К Быку нонче тоже не подобраться. Он и Инг снаружи, Птах на посылках. В слободах конные рыщут, заходили в каждый дом, – произнёс Косой, и, неожиданно повеселев, погрозил Волку пальцем, – Ты был прав, Щенок! Действительно искали скомороха в маске кабана, который хорошо с ножом управляется.
– Так это был каба-ан, – протянул Волк.
– Чавой? – не понял Косой.
– Ты даже не разглядел, кем вырядился? – засмеялся Птах.
– Больно оно было надо.
– Молодец, Щенок. Молодец! – покачал головой Косой, – я-то правда не ожидал, особенно, когда баба тебя поймала. Думал всё – пропало дело. Ни княжонка не видать, ни тебя уже. А ты ловко выкрутился. Не дрогнул!
Птах странно кудахнул. Косой продолжал веселиться:
– Вот, Духи видят, едрить его! Был уверен, что ты только кур резал раньше! Одно дело – охранником кому наняться, да коль придётся шугануть воров, другое – вот так вот…
– Хорош, – перебил Волк.
– Эх! – покачал головой Косой. – А имя-то ему какое дали чудное! На твоё похожее Граксан, Грисан…
– Градсан, – поправил Волк, закрывая глаза. Меньше всего хотелось думать, что Духи уже приняли княжича, и теперь придётся отвечать перед ними.
– Колдун говорил, это на языке гор.
– Да, – кивнул Влаксан, – На языке гор – это «Защищающий Сын» или «Сын Защитника», как сказал Брониимир.
– Что же, выходит, ты с Награя? Тоже будешь чей-то сын по имени? – спросил Косой.
– Влаксан, на языке гор – «Волчий Сын».
– Вот так да! Это ты не Щенок! Ты Волчонок? – засмеялся Птах, – то-то тебя корчмарь Волком кличет. Я думал, ты так называешься, потому что тебе Щенок не любо, а оно вон как…
– Что там князь? – перебил его Волк, – Уже на казнил кого?
– Ага – радостно подхватил Косой, – воеводу своего, что пожар да мелкого проглядел. Колдуна одного… Сидят теперь на шестах над кострищем, в обе стороны глядят. На псаря он тоже зол. Не берут след, хоть ты тресни.
– Как они его возьмут? – дёрнул плечом Волк. – Там всё костром прожжено и затоптано … да и я будто не знаю, как собак со следа сбить.
Если Косой и Птах действительно поверят, что у него всё под контролем, то может и обойдётся.
– Псарь каждый день гоняет свору вдоль берега, князь велит. Я сам видал – поделился Птах, – И княгине достаётся. Она аж почернела с горя. Князь её лупцует. Ходит, лицо завесила прозрачным покрывалом, говорит, по сыну убивается, а на самом деле – синяки прячет.
– Ты-то откуда знаешь? – безучастно спросил Влаксан.
– Мне ли не знать? Сам видел! Хочешь, тебя свожу – поглядишь, – хмыкнул Птах.
– А чавой же? И я бы глянул, – хохотнул Косой.
– Куда тебе? Ты ловкий, как бревно! Такому в жизни не подлезть, а Щенок вполне управится.
– Упаси. Я бы поодаль от княжьих хором гулял, – отмахнулся Влаксан. – Что по делу?
– Ничего. Золото пока лучше придержать и сидеть тихонько. С города нос не совать, по дорогам больно не носиться. Князь не дремлет, ищет и ждёт, когда похитители себя выдадут.
– А малец где?
– Бык его тут же и передал, – кивнул Птах, – Быстро обернулся, так что обошлось. Теперь от нас зависит, как дальше обернётся. Главное, чтоб глупостей никто не наделал.
– Каждый день нам в пользу, – согласился Косой. – Пока у них ничего. Я жеж вкруг дворца ходил, слышал, как князь бесится. Гонцы пустые приезжают. Колдун награйский шибко зол, ждёт, когда его отпустит Брониимир. Кричал, что ноги его не будет в этом проклятом городе, едва ворота откроют. Он уверен, что холодные ведьмы бесчинствуют в Грате.
– Не думал, что кто-то всерьёз верит в эти байки, – кисло улыбнулся Волк.
– Да, не боись ты, Щенок! – Косой положил руку на плечо Влаксану, – не первый раз на нечистое дело идём. Такое серьёзное – оно, конечно, впервой, но что же мы не знаем, как затаиться? Обойдётся. Ты главное – живи, как жил, – Косой крепко сжал ему плечо, – не озоруй, и будет ладно.
Влаксан не ответил. Раньше он не задумывался о доверии, но теперь понял, что не шибко-то хотел, чтоб его жизнь зависела от таких людей, как Птах или Косой.
14
С утра Волк наведался к кожевнику. Крепкий седой мужик вышел из лавки, быстро глянул на него, и утёр пот со лба, пошёл в мастерскую:
– Что? И у тебя в заварушке сапоги подрезали?
– И у меня? – удивился Волк.
– Думал, только княжича под шумок упёрли? Много сейчас ко мне приходят. Всё кошельки и сапоги заказывают. Пройдись по перекупщикам, может, там чего своего найдёшь, – кожевник достал из-под стола ящик и стал в нём шумно рыться.
Волк пропустил мимо ушей совет:
– Что по сапогам?
Готовых нет, дёрнул плечом мужик.
– Готовых нет. Раскупили. Пошью за три дня.
Получив плату, кожевник приложил колодку к стопе Волка, и бросил её в ящик:
– Приходи через три дня.
– Мне бы ещё полукафтан без рукавов, и чтоб под горло, – Волк указал на шею.
– Есть охотничьи, с рукавом и без. Вон, погляди в том углу, – махнул в тень кожевник, усаживаясь за стол.
Влаксан обернулся и приметил у стены сваленные в кучу разные кожаные кафтаны, полукафтаны и пояса.
– После праздника все как с ума посходили! Сапоги подавай да мелочь всякую… рукавицы, кошельки… на охотничье и раньше спрос был не велик, а после закрытия ворот и вовсе хоть пропадай.
– Я возьму этот, – указал на понравившуюся безрукавку Волк.
– Хорошо. Два серебряных.
– Сколько? – поперхнулся Влаксан, – сам говоришь, никто не берёт.
– Он без тебя два года лежал, полежит и ещё два. Мне не мешает. А там, глядишь, Брониимир и разрешит охоту, будет и спрос, продам и за три…
Кожевник говорил тихо и невозмутимо, не отрываясь от работы.
Волк выложил два серебряных и быстро надел жилет. Двигаться в таком наряде стало сложнее, но и проткнуть его не просто. Косому придётся не мало изловчиться, чтоб попасть под ворот, а незаметно пробить кожу силёнок у него не хватит. Отец надевал такую безрукавку на охоту, чтоб в запале зверь не подрал шею.
По главной улице, позванивая бубенцами, проехала княжья повозка. В этот раз она не была укрыта пологом, и в открытой телеге среди цветов, тёмными истуканами сидели княгиня и её девки. Все в чёрном, лицо княгини закрыто полупрозрачным покрывалом. Городские ворота отворились и тут же снова затворились, едва выпустив княгиню.
– Поехала по сыну убиваться, – пробурчал уличный попрошайка.
– По сыну? – переспросил Влаксан.
Вдруг бедняк знает, чего интересного.
– Каждый день ездит. Цветы возит, рыдает. Только для ней князь повелел ворота открывать.
– А что ж псарю?
– Так, не гоняет уже. Вчера под стражу взяли, – почесал грудь попрошайка.
Влаксан удивлённо уставился на мужика. Вот так так! И как же это Косой да Птах вчера недоглядели.
– Зуб даю! – мужик щёлкнул ногтем по гнилому зубу, – глядишь, скоро ещё одного на кол посадит!
Волк внимательно смотрел на мужика: не поймёшь, сколько ему лет, ободранный, весь в пыли и размытых пятнах, спутанная грязная борода и волосы. Он точно на улице уже давно, и ему ничуть не жаль людей. Глаза мужика горели любопытством, когда он говорил о казни.
Бросив ему медяк, Волк побрёл к лубочникам. Надо бы хоть лапти найти пока, да придумать, чем занять себя днём, покуда город закрыт. Благо для вечеров есть кабаки, корчмы и весёлые дома.
Весь день Волк шатался по улицам, в Торговый конец вернулся только к вечеру. В обеденной уже собрались любители подгулять. Даже музыканты, пришедшие к празднику, и запертые теперь в Грате. Один успел сложить песню про горе князя. Он так славно выводил:
«Ах! Занялся пожар,
Горит всё кругом –
Кабан обокрал княжий дом!»
Песня тянулась долго и путано, заканчивалась горем безутешной красавицы-княжны. Девки облепили гусляра, вздыхая о печальной истории.
– Грустная песня, – закатила глаза крупная девка, усаживаясь рядом с Волком.
– Праздник был ещё грустнее, – ответил Влаксан.
– Это у тебя невесту задавили?
Волк закашлялся и удивлённо уставился на девку.
– Мне твой друг сказал, – показала в сторону девка.
Волк обернулся: Любомир радостно махал ему рукой. Огромный синяк растёкся в половину его лица. Волк хмуро кивнул Любомиру, кажется, с таким болтливым «другом» придётся осторожнее коротать время.
– Ему знатно досталось, – вздохнула девушка. – А ты красивый.
– Ты тоже хороша, – вскользь глянув на девку, привычно ответил Влаксан.
– Меня Гулькой звать. Жаль, что праздник так обернулся. Я думала, найду жениха, – вздохнула девка.
Волк снова подавился. Вот так заявление! Даже пиво поперёк горла встало. Девка озабоченно глянула ему в глаза:
– Болеешь?
Влаксан покачал головой:
– Не думал, что девушки, коротающие вечера в корчме, ищут женихов.
– Чем же я хуже других? – искренне удивилась Гулька.
Волк молча подвинул ей кружку.
– Благодарю, – улыбнулась девка и уставилась на него, – ты бы женился на мне?
– Конечно, – натянуто улыбнулся Волк, – но… я только что потерял невесту…
– Понимаю, –она поджала губы, – А ты Волк?
Влаксан снова бросил сердитый взгляд на Любомира.
– Мне пора, – обратился он к девке и побрёл к себе на чердак.
Любомир оказался опасно болтлив. Пора менять чердак. В городе немало постоялых дворов. Вот только, если князь выйдет на Любомира, тот и без того выдаст всё, что знает.
Пойти бы сейчас в Охотничью слободу, купить лук да стрелы, пару ножей, коня и мчать подальше от постылого Брониимира и Граты.
Да такой побег сразу привлечёт князя, и Бык бросится вдогонку. Ведь теперь и сам он так же опасен для банды. Почему же только сейчас пришли эти мысли? Странно, когда обсуждали задание, даже в мыслях не было, как будет лютовать Брониимир или что случится, ежели схватят одного из банды и станут пытать. Хорошо, коли Птах и правда окажется рядом, да окажет милость ножом в горло. Не очень хотелось бы, чтоб это случилось за зря.
15
Забыться удалось только к рассвету. Разбудил настойчивый колокольный звон.
Волк вышел на улицу, солнце уже перекатилось за полдень. Люди, побросав дела, пошли к главной площади. Кто-то спешно закрывал лавки и бежал за толпой; кто-то растерянно озирался и нерешительно плёлся по улицам.
Княжий мужик что было сил звонил в колокол. Люди потоком шли по улицам, всё прибывая и прибывая. На площадь выкатили большую ровную телегу с лестницей. На ней сидел князь на троне, возвышаясь над собравшимися. Княгиня стояла возле мужа, склонив голову. Светлое покрывало густым туманом спускалось с расшитого кокошника, полностью окутывая её.
Старый псарь стоял на коленях возле князя: высокий пожилой мужик, с растрёпанными короткими волосами и жидкой бородой. Вместо рубахи, на него накинута ободранная пыльная мешковина, руки скручены за спиной.
Дождавшись, когда слуга перестанет бить в колокол, Брониимир обвёл взглядом толпу, и, порешив, что народу достаточно, громко спросил:
– Где мой сын?
– Я не знаю, – тихо отозвался псарь.
– Громче. – потребовал Брониимир. – Отвечай!
– Я не знаю! – крикнул псарь, – Псы не берут след!
– Почему твои выученные псы не берут след? Что же, скажешь, холодная ведьма унесла?
Псарь опустился на пятки, сжался, словно стараясь совсем провалиться на месте, но отвечал громко, как требовал князь:
– Не знаю. Вор следы запутал… слишком много разных следов… не разобрать… может, он водой ушёл.
– Ты хочешь сказать, следы похитителя в воде? На дне Гратки?
Псарь крупно задрожал.
– Отвечай, – велел Брониимир.
– Я не знаю! – прокричал псарь.
– Так стоит это проверить. Если твои псы не могут найти след в воде, отправляйся сам и поищи!
– Нет! Нет… – взмолился псарь.
Князь задрал голову и сощурил глаза:
– Говорят, смерть в воде и земле закрывает для людей Чертоги Вечности.
– Нет, прошу, – поднял голову псарь.
– Нет? Ты хочешь с воеводой, посмотреть сверху, может, оттуда видать следы?
Псарь смолк и сел сложился, склонив голову к коленям.
– Привяжите его к телеге, путь идёт, разведывает дно! – приказал князь.
Слуги быстро стащили псаря и привязали за руки к небольшой телеге. Один мужик шёл впереди, расчищая дорогу, следом медленно двинулась кобылка, тянущая телегу и осуждённого. Псарь шёл молча, опустив голову, не рыдал и не молил о пощаде. Он сам выбрал лёгкую бесчестную смерть.
Слуга расталкивал народ:
– С дороги!
Псарь изредка затравленно озирался, скользил затравленным взглядом по лицам людей, на мгновение он уставился на Волка и снова опустил глаза.
– Чего, Щенок, боязно? – прошуршал знакомый голос.
Волк оглянулся и увидел рядом с собой Косого. Он не удивлялся слежке, больше насторожило бы, коли подельники при этом не выдавали себя.
– С чего взял? – спросил Влаксан.
– Да, вижу, приоделся, – усмехнулся Косой.
Удар в колокол снова привлёк толпу.
– Что ж… Коль ушёл наш псарь искать следы на дне реки, – проговорил князь, – Теперь княжья псарня осиротела… Может, кто из моего славного города желает занять его место? Есть ли, кто разумеет в этом деле? – спросил Брониимир.
– Я!
Решение было мгновенным. Раз не выходит залечь на дно или бежать, нужно прятаться на виду. Если Любомир продолжит трепать языком, то скоро Волка будут узнавать на каждой улице. Косой и Птах неустанно следят за ним, князь продолжает обшаривать каждый угол в городе, кроме своего двора.
– Чавой?! – заорал Косой.
– Я хочу быть княжьим псарём! – прокричал Волк ещё раз.
– Кто это сказал? – наклонился вперёд князь. Его воодушевил доброволец. Никто не ожидал, что кто-то по своей воле пойдёт к Брониимиру.
– Сдурел что ли, Щенок? – ударил его в плечо Косой.
Волк распихивал людей, стараясь добраться до княжей телеги. Косой что было сил тянул его назад.
– Разойдитесь же вы! – прокричал князь, – пустите человека. Что ж, как дурни, стоите?
Толпа расступилась, Косой отпустил его, быстро скрываясь за спинами гратичей. Волк вышел к телеге, поправляя кожаный ворот: кто знает, откуда глядит Птах.
– Назовись. Кто ты? Откуда? – велел Брониимир.
– Моё имя Влаксан, я из Награя.
– Замечательно, Влаксан. Что же? Ты умеешь натаскивать псов?
– Да. Мой отец был охотник, выучил меня сему делу.
– Что ж… Волчий Сын из Награя, вставай к моим людям, будешь княжьим псарём.
Толпа затихла. А что дальше… Плевать, что дальше. Главное, что ни Косой, ни Птах, ни Бык не решатся напасть на людей княжьего двора.
Волка проводили ко двору. К удивлению, прежде его повели в баню для черни, а уж после выдали кнут и ключи от клетей.
Псарня при дворе нехитрая: большой выгул, сарай да клетка в углу, под навесом от непогоды.
Ключник зло глянул на Волка:
– Гляди, не вздумай соваться никуда с Чёрного двора. Увижу, что по княжескому саду или ещё где шаришься – плетей отведаешь! Спать прибейся в черновой избе, где-нибудь. И гляди, чтоб на псарне порядок был. Не то князь серчает.
Княжеская свора оказалась добро натаскана: точно дикие, готовы кинуться на чужака, но кнут псы знали хорошо, и сразу послушно жались к стене.
Солнце уже закатилось, когда Волк закончил с первым днём. Вроде нехитро: покормить свору, да прибрать за ней загон. А первый раз оказалось не таким и простым занятием.
Волк забрался на крышу загона. Между сараев нашлась чудесная тёмная ниша, как раз для него. Стоило только вытянуться на колкой соломе, как по крышам зашуршали знакомые лёгкие шаги. Птах притаился под чердаком черновой избы:
– Бык в бешенстве! – зашипел он, – если ты что-то удумал, Щенок, то будь добр объявить нам. Ты подставляешь всех нас!
– Нас? – лениво спросил Влаксан.
– Да! Нас всех.
– Я больше не с вами. Передай это Быку.
– Что? – пискнул Птах, – Совесть заела? Так сразу бы и жался к стенке, как Инг! Прикидывался гоголем! Прав был Косой…
Волк схватил Птаха за ногу и сдёрнул к себе, вынимая поясной нож:
– Теперь слушай меня ты, – прижимая приятеля к стене, прошипел он. – Ещё раз вздумаешь угрожать – я с тебя шкуру сниму, вот этим вот ножом, – провёл лезвием по шее Птаха Влаксан. – Я понятно объяснил?
– А коли я тебе сейчас в сердце нож воткну? – пропищал Птах.
– Тогда вы даже сбежать не успеете. Думаешь, князь оставит это? У него украли сына, а теперь в его дворе слуг режут. Он носом землю рыть заставит, пока каждого из вас не найдёт, и тогда ты очень пожалеешь, что не я тебе горло вскрыл. Понял, умник?
Птах кивнул.
– Свободен, – вытянулся на крыше Волк.
Птах тихо верещал, бегал кругами, по крыше, но на угрозы переходить не решался. Поняв, что Волк его и вовсе перестал слушать, смирился и ушёл.
