Лила Каттен
Ты мне нужен
Полтора часа проходят быстро, и я уже как полчаса плюсом хожу в парке, поэтому устремляюсь на выход. Телефон снова и снова вибрирует, и я таки поднимаю трубку.
– Мам, да я знаю, что я опоздала, – быстро предупреждаю поток слов, которые она мне еще не сказала. – Я просто…
Громкий всхлип, смешанный с воем.
– Мам… Мам… – она не слышит меня. А мой голос сипит так как ком в горле сдавил и раздулся до таких размеров что даже дышать не могу нормально.
– Али… сса… Алис-са… Она… Аня…
– Мам, что… Да боже…
Бегу не отнимая телефон от уха в сторону института, где был экзамен. Там стоит небольшая толпа.
– Мама, где она? – кричу, перебегая через дорогу туда, где есть небольшая подъездная дорога.
На асфальте кровь, но никого нет. Смотрю по сторонам в поисках Ани, может ей оказывают помощь… может…
– Ее сбила ма-шина. Поз-позвоночник сломан, – все же берет себя в руки мама и отвечает.
Отворачиваюсь от этого пятна и натыкаюсь на медленно проезжающую машину, откуда выглядывает ублюдская рожа, скрывающаяся за поднимающимся стеклом.
Глава 17
Это похоже на треснувшее стекло. Вот оно целое, и ты видишь свое отражение, чуть распознавая черты, потому что оно прозрачное. Потом вдруг поверхность покрывается мелкой паутинкой и осыпается под ноги тысячами осколков.
Сейчас я была этим стеклом.
Мне казалось, что я оглушена. Что я переместилась в другую вселенную и там все искажается до неузнаваемости. Это не могло быть правдой.
Только не с ней. Не с моей сестренкой.
Перед глазами то самое пятно крови. Я вижу его очертания. Неровные, рваные. На сером асфальте… красное…
Убираю телефон и бегу к ближайшей мусорке.
Меня рвет несколько раз подряд. Кто-то спрашивает о моем состоянии, но я отмахиваюсь и иду вперед. Даже не понимаю куда именно. Только спустя несколько минут я смотрю на телефон что снова звонит.
«Стас».
Читаю по слогам и принимаюсь плакать.
Потому что… потому что хочу винить его. Скинуть с себя эту боль на него, чтобы не было так жутко отвратительно внутри. Он не виноват, но я хочу, чтобы был… Я хочу, чтобы это был кто угодно, но не Я.
Сбрасываю звонок и перезваниваю маме, чтобы узнать в какой она больнице. Ловлю такси и еду, проклиная пробки.
На последней улице не выдержав отдаю деньги, сжатые в руке, и выскакиваю на улицу.
Дождь. Как же вовремя. Холодные капли остужают и без того ледяное тело.
Только изнутри все так же пусто и сухо.
Я не пытаюсь взять себя в руки. Я не пытаюсь сделать вид перед мамой, что все хорошо. Я плачу, найдя ее на втором этаже. Я плачу в голос завывая с ней вдвоем.
Мы не задаем вопросы. Мы не разговариваем вообще. Мы просто одиноко стоим в пустом коридоре больницы облокотившись на стену. Мы просто хотим верить, что все обойдется.
Время. Оно отмеряет минуты секундами, действует на нервы. Огромные часы, висящие на стене, раздражают. Но я рада что они тут есть. Иначе я бы просто сошла с ума. А так я досчитала до… Черт сбилась. Больше сотни минут… Сколько это часов?
Ничего не понимаю и не могу сообразить, но, когда дверь ведущая в реанимацию открывается мы с мамой подскакиваем на месте так быстро, что кружится голова.
– Вы родные пострадавшей Хруповой Анны?
– Да.
Ответ и тишина. Что он скажет? Обрадует или уничтожит? Что нас ждет?
– Итак говорю, как есть и утаивать не вижу смысла. У девочки сломан позвоночник, а именно поясничный отдел. Это не простой перелом. Он оскольчатый, что в разы ухудшает картину, – его слова устрашали даже без определений и научных значений. – Часть осколков убрать нам удалось, но это все. Опасность, к сожалению, существует по-прежнему. Требуется еще одна операция.
– Ну так сделайте, – не выдерживает мама. – Чего же вы ждете тогда?
Обнимаю ее и останавливаю.
– Это не в моих силах. И скорее всего в России никто не сможет провести подобную. Только клиники Германии и Израиля. Осколок застрял меж позвонков и есть вероятность попадания его в спинной мозг, что грозит пожизненной инвалидностью и полной недееспособностью нижней части тела.
Он говорил обыденно, лишь состроив гримасу сожаления. Ему было плевать. Всем плевать. Он просто врач. Хотя быть может я ошибалась.
– То есть, вы хотите сказать, что… – у мамы не хватало слов, она тряслась и держала меня за руку пережимая пальцы слишком сильно, но боли я не чувствовала вовсе.
– Операцию нужно сделать как можно скорее. Разумеется, у вас есть время. Необходима полная неподвижность, чтобы на осколок не оказывалось давление, это не позволит ему продвигаться. Малейший сдвиг будет сопровождаться сильнейшей болью, и каждый раз уменьшат шансы на благоприятный исход.
– Но это же очень дорого, не так ли? Вы все к этому ведете?
– Цена подобной операции действительно высока, плюс реабилитация должна проводиться специалистами в этом направлении.
– И сколько? Сколько стоит, по-вашему, жизнь ребенка? Полноценная жизнь не загубленная?
Мужчина секунду раздумывает, опуская глаза, как бы дает понять, чтобы мы приготовились, а потом называет цифру, после чего мама тут же хватается за сердце.
– Мам… – подхватываю ее вместе с врачом и усаживаем в кресло.
– Вы… Да как вы можете? – кое-как выговаривает она. – Откуда такие деньги у нас? Где я… Нам даже продав квартиру не хватит. Что вы за люди такие? Что вы…
Утираю слезы отвернувшись. Не нахожу сил больше это слышать. Врач зовет медсестру и маму приводят в чувство, потому что она, кажется, в бреду была и все как под толщей воды.
Все мигом теряет смысл и находится он лишь в одном – Аня.
– Есть хорошие благотворительные фонды.
Мама ему даже не отвечает, уйдя куда-то в себя. У меня тоже не остается на данный момент сил.
– Напишите нам их пожалуйста. Мы с обратимся к ним.
– Мне нужно с вами поговорить, – чуть слышно произносит.
Киваю и отхожу в сторону от мамы.
– Должен предупредить, что бесплатное нахождение вашей сестры в больнице возможно только первые три месяца.
– Вы сейчас серьезно? – я мало удивлена сейчас, просто не верю в это все.
– Таковы правила больницы, а не мои.
– Мы постараемся найти деньги до истечения этого срока.
Аню увидеть в этот день не вышло, и мы вернулись домой.
Дедуля переживал так сильно, что и ему пришлось вызывать скорую. А когда мы приехали и рассказали, что да как, он замкнулся в себе и замолчал.
Мы все замолчали.
В этот день и на следующий. Мы все не произносили ни звука.
Квартира казалось такой пустой. В спальне вообще невозможно было находиться. Мама уходила в ванную и плакала тихонько, а я садилась под дверью и вторила ей.
Сестру продержали сутки во сне или как там это правильно называется, и потом позволили к ней прийти. Ненадолго.
Что делать? Улыбаться? Плакать?
Как говорить с ней и что можно? Что нельзя? Быть откровенной или лгать? что сейчас будет правильным?
Взялись с мамой за руки и вошли в палату.
– Анют, – все же выдавливаю улыбку видя ее живой. Ведь это главное, правда? остальное переживем…
– Привет, – слабым голосом отвечает, чуть повернув голову. – Вот это я выдала, да?
Смотрим на нее обе и начинаем нервно смеяться, пуская слезы, вместе с сестрой.
– Доченька моя, – мама садится с одной стороны, я с другой.
– Вы чего? Все так плохо? – видно, что слова даются ей тяжело, но кажется она держится.
– Не то, чтобы… – начинает мама, но не выдержав замолкает.
– Ну мы же не врачи, Ань, – подхватываю я. – Как мы можем говорить тебе. Они сказали нужно подождать немного.
– Брось, Алис. Меня сковали какими-то железками всю спину, таз и шею. А вы ревете не переставая. Не верю я что тут сломан палец на ноге.
– Ань… Ну не надо. Я не буду тебе ни про единорогов рассказывать, ни про ужасы. Дождемся врача, и он сам пояснит.
– Ладно, главное, чтобы поправимо было, остальное переживу.
И думаю, это самые верные слова что я могла услышать от нее. Делаю глубокий вдох и улыбаюсь ей.
– Знаешь, а ведь так и есть. К черту хандру.
Врач сказал все что ему полагалось. Благо про деньги не завел разговор, этим мы занялись с мамой сразу же как приехали домой.
– У меня нет накоплений, – с грустью и сожалением сказала мама, словно извиняясь за все это.
– Мам, ты чего? – обнимаю ее, усаживаясь рядом с ней на диван. – Перестань. Разменяем квартиру и будет почти половина денег уже. Я поеду в фонд сегодня же как размещу объявление на сайтах риелторов, иначе сами можем нарваться на мошенников. Все хорошо. Плевать на эту квартиру.
Дедушка просто молчал и сел с другой стороны.
– Главное, чтобы Анька снова начала бегать, – все же высказался он.
Села за ноутбук сестры и начала загружать сделанные фото интерьера. Потом пошла в спальню собираться ехать по адресам фондов.
Во мне бурлила такая уверенность и такая сила, но, когда телефон стал звонить вновь я замерла.
Я так ему и не ответила вчера и сегодня тоже.
Мне кажется, что как только я это сделаю, то сразу же прочувствую степень моей вины, которая была самой большой. Да не я управляла автомобилем, но я хотела сделать выбор в пользу Стаса и за мое упрямство поплатилась не я… Так не должно быть.
– Он не виноват в том, что у тебя происходит, дочь, – услышала позади себя голос мамы. – Ответь. Скажи, что сейчас не лучшее время для разговоров.
«Если бы только знала мама».
– Да, я… Отвечу. Сейчас как буду ехать позвоню ему и…
– Не избегай, он замечательный парень. Я очень рада, что Стас появился в твоей жизни.
Это больно слышать. Потому что я тоже рада, но я не перестаю думать о том, что не будь его в моей жизни…
– Спасибо, – улыбаюсь ей и протиснувшись в проходе быстро убегаю из дома.
Одна за другой приходят уведомления об смс. У меня внутри все разрывается от отчаяния. И я не выдерживаю. Мне всегда было хорошо рядом с ним. Я любила делить все пополам. Что если сейчас это, наоборот, мне поможет?
Собираюсь с мыслями и нажимаю на имя контакта, но так и не успеваю позвонить, потому что прямо передо мной возникает огромная фигура.
Мужчина настигает в один шаг и схватив за шкирку тащит к машине, стоящей на обочине.
– Эй, отпусти скотина, – кричу и отбиваюсь от него, но все без толку.
– Заткнулась, – рявкает из открывшейся двери этот ублюдок.
Меня за секунду покидает страх, а на его смену приходит лютая ярость.
– Тварь, – кричу и кидаюсь вперед, но меня держит этот амбал. – Ненавижу… ненавижу. Будьте прокляты. Вы мерзкая тварь… Как посмели явиться сюда…
Крики смешались со слезами. Я не могла с ними совладать совершенно.
Отец Стаса просто скучающе наблюдал и изредка улыбался гадски. А потом позвал по имени того самого «шкафа» кивнув, я не успела подумать, что это значит. Лишь когда меня развернули и по лицу прилетела сильная и громкая оплеуха, я замолчала, подавившись своими словами.
Это отрезвило. Это сразу привело в чувство.
– Наконец-то замолчала. В машину ее. И только попробуй вякни еще раз.
Сопротивляться как-то сразу передумала. Ну не убьет же он меня?
В машине было много места, а сидения располагались друг против друга. Рядом со мной сел тот охранник, удерживая за предплечье. Уверена нам будут огромные синяки.
Не свожу свирепого взгляда с лица холодного и надменного.
Ненавижу. Как же я его ненавижу.
– Думаю, стоит спросить раз уж ты наконец прекратила этот цирк. И эта дикарка вознамерилась войти в мою семью, – вслух рассуждая сам собой цокает. – Ты уяснила все, что я хотел тебе сказать пару дней назад?
Глаза щиплет от того, что он сейчас подтверждает все, что, итак, было ясно. Но верить, что это отец моего любимого сделал тот ужас с моей сестрой я не хотела до последнего.
– Как вы могли? Она же… Она же ни в чем не виноватая девочка…
– Я? Кажется, это ты принимала решение в ресторане. Я выполнил обещание. Или ты решила, что я шутил?
– Она могла умереть… из-за вас, – срываясь кричу.
– На самом деле она чудом осталась жива. Отлетела далеко от дороги, поэтому моему человеку пришлось уехать.
Не верю. Я не верю, что человек может быть еще более жестоким чем этот.
Отвечать ему что-то я уже не могла, потому что меня трясло от слез.
– Итак вопрос, ты уже рассталась с моим сыном? Или мне снова тебе показать, насколько сильно я против тебя рядом с ним?
– Нет, – сипло выдаю, прокашливаясь. – Нет… я… Я все поняла. я сейчас же ему позвоню и скажу… Я все скажу…
– Отлично. Тогда подожди чуть-чуть. Мой сын настойчив и так просто никогда не сдается, ты сама это должна была понять. Мне необходимо, чтобы он не желал вернуться к тебе снова и противостоять мне.
– О чем вы говорите? – испуганно гляжу на него и вижу ехидную до омерзения улыбку.
Глава 18
– Только не это, – мозг рисовал отвратительные картинки и меня начало тошнить от мыслей о том, что он мог придумать.
Мужчина еще пару секунд смотрел на меня, а потом отвернулся, видимо поняв, что я уже догадалась обо всем.
– Не льсти себе. Прошлое предложение восстановлению не подлежит. И я тебе уже сказал, мне не нужно, чтобы сын отказался от меня из-за проходимки.
Его слова успокоили. Я смогла хоть немного дышать. Что угодно вынесу, но не… фу, не хочу думать даже.
Мы подъехали к какому-то ресторану и если я не желала вылезать из машины и куда-либо идти, то за меня это сделал все тот же человек.
Вытащил так, словно я ведро с помоями.
– Аккуратней, как ты с женщиной обращаешься?
Он лишь насмешливо глянул и толкнул в сторону дверей.
Стиснув челюсти последовала за мужчиной.
Не рассматривала обстановку, не смотрела и куда иду, а как только дошла до нужного столика сразу же развернулась бежать. Но меня тут же приструнили и усадили на место, удерживая за плечи.
– Привет, красотка, – плотоядно улыбнулся бывший друг Стаса.
– Что он тут делает? Что вы задумали? – внутри холодело с каждым произнесенным словом.
– Маленькое шоу, не больше. Тебе понравится, – ответил Паша вместо второго.
– Идите к черту. Я не собираюсь ни в чем участвовать.
– Ты уже участвуешь. И дорогу назад в принципе ты знаешь. Как и последствия. Твоя мама по-прежнему ездит маршруткой сто двадцать восемь «А»? Сколько лет ты говорила? Двадцать?
– Не смейте, – зашипела на него, но ощутила себя в еще большей ловушке.
Получается мой отказ это боль всей моей семье? Они ставят меня перед выбором?
– Посмею. Мне казалось, что я ясно дал понять, что шутки кончились. Хочешь попытаться противостоять? Действуй. Но за каждое твое признание моему сыну будут страдать все твои родные. Кажется, у тебя их не так много осталось?
– Вы… вы…
– Если ты меня услышала правильно, тогда приступим. Стас должен быть уверен в том, что ты встречаешься с ним, – кивает в сторону того самого насильника из клуба.
– Что за бред? Он никогда в это не поверит.
– Поэтому, тебе стоит быть убедительней. Примени все свои актерские таланты. Павел тебе все расскажет, если надо, то и покажет, – хмыкает. – Развлекайтесь. Результат увижу сегодня, если мне не понравится твоя красивая мордашка на фото, придется повторить где-нибудь в гостинице, там твое лицо уже будет не так важно, если ты будешь голой.
– Какой результат? О чем вы говорите? – голова раскалывалась от мыслей, что раздувались с каждой новой информацией.
К столику подходит еще один мужчина. Высокий и худой с розовым шарфом на шее. Поверить не могу, что это реальность.
– Ну что ж, начнем?
Внезапно этот червяк подсаживается ближе и принимается обнимать, – пока отец Стаса уходит, сунув одну руку в карман.
– Убери свои мерзкие руки, – отбиваюсь как могу, но тот хватает меня за талию больно сжимая бок.
– Заткни нахрен свой рот, пигалица. Я тебе не пацан и не Стас, – оцепенение прошлось по всему телу, и я застыла камнем. – Улыбнулась мне и сделалась милой сучкой.
– Какой же ты ублюдок, – истерически смеюсь. – Ты еще за это поплатишься.
Преодолеваю желание выцарапать ему глаза пытаюсь улыбнуться, но у меня совершенно ничего не выходит. Смотреть в мерзкую рожу и делать вид, что это не постановка.
Мужчина с фотоаппаратом что-то ворчит, этот актер тоже действует на нервы, которые у меня самой ни к черту, и я опускаю голову на руки.
– Ой вот только не нужно тут строить из себя жертву. Расслабься и, быть может, я снова обращу на тебя внимание.
Все катиться к черту. Все абсолютно.
– Зачем ты это делаешь? Вы же были друзьями.
– Были. Пока этот кретин не повелся на твою юбку. Хотя знаешь, я особо никогда не думал, что у него мозги на месте и был другом, потому что мне так было удобно.
– Что ты, что его папаша два ублюдка.
– Я знаю, малышка. Еще раз откроешь свой рот и все прекратится. А теперь поплачь я тебя буду успокаивать. У тебя горе как никак.
Будто туманом окутанные эти несколько часов. Мерзким, предательским. Видимо нужно привыкать к этому чувству. Скоро для самого родного человека я стану именно ею – предательницей.
Поверит ли? Увидит, как больно моему телу, когда его касаются чужие руки, пусть и через одежду.
– Ну а теперь в завершении, раз уж я принял на себя роль жилетки, я обязан заполучить свой благодарственный поцелуй, девочка, – выдает подлец.
– Не уж, этого достаточно. Хватит.
Отбиваюсь от его рук, – но он хватает за волосы останавливая пои попытки отстоять себя.
– А ну успокоилась, дрянь. Багров не тупой. Поэтому обними своими нищенскими руками меня и открой ротик.
«За что мне и моей семье все это? Почему любовь и счастье всегда стоят на весах с болью? Я не желала чувств, не искала… Нужно было не поддаваться ему… нужно было противостоять…»
Отступает от меня показушно вытирая рот, меня и вовсе мутит от этого всего.
– Не притворяйся. Тебе понравилось.
– Ты гиена.
– Кажется у тебя звонит телефон. И если это он, возьми трубку и говори отстраненно. Он должен почувствовать, что все идет не так. Завтра оденься нормально пойдем гулять.
– Ладно отец Стаса все это вытворяет, но тебе зачем это надо?
– Этот козел унизил меня в сортире клуба, забрав мое ночное развлечение, но и помимо этого я его никогда терпеть не мог. Это самое малое что я могу сделать. Лучшее всегда впереди. Ты же не думала, что это начало? К тому же, я люблю театр.
Глажу имя контакта большим пальцем, которое меня вновь вызванивает, извиняясь заранее за все что будет, но не могу поднять трубку при этом ублюдке. Если и выполнять условия, то без свидетелей, чтобы было пространство для собственной ненависти.
– Мне нужно ехать в фонд. Я не смогу вот так…
– В одиннадцать, чтобы была у центрального парка, – ставит точку и бросив несколько купюр на столик схватив кожаную куртку уходит.
Падаю обратно на стул и не выдержав плачу.
Во что превратилась моя жизнь?
Кое-как соскребаю себя со стула и сев в маршрутку еду по адресам ближайших благотворительных фондов. Еду в надежде на помощь, но слышу там одно и тоже.
– Извините девушка, но сейчас мы не можем вам помочь. Идет сбор средств тем, кто совсем в плохом состоянии. Может через полгода станет проще. Детей очень много с раком и прочими заболеваниями. Оставьте данные, мы вам позвоним.
Полгода.
Это же так много.
– Что же мне делать? – устало задаю вопрос, который уносит ветер.
Сегодня прохладно, а я и не чувствую этого даже…
– Алло, – отвечаю наконец Стасу и слышу его протяжной выдох, но самый родной и нужный мне сейчас.
– Я даже не знаю, что тебе сейчас в эту секунду сказать, Алиса. У меня было так много вопросов, типа «Что нахрен случилось?», «Куда пропала?», но я теперь не знаю какой более важный из них.
«Я знаю», – мысленно отвечаю на его монолог, потому что так не хочу говорить. Мне нужны его объятия и больше ничего. Чтобы отмотал время в наш последний вечер до знакомства с родителями. Хочу к озеру… где были только мы, а весь мир замер, ожидая нас. Я не хочу быть сейчас здесь.
«Ты мне нужен…», – молю его, изнемогая от внутренней боли…
– Алиса?
– Стас, я… давай потом поговорим? – пытаюсь подавить в себе ноющую печаль, которая тысячей игл вонзается в меня и пускает яд по телу.
– Ты серьезно сейчас? Я звоню тебе два дня, а ты отвечаешь и просишь перенести? Я уже почти собрался и плюнул на работу и прочее, чтобы приехать назад.
Он даже не кричал, не злился, он просто немного повысил голос, потому что не понимал того, что со мной творилось.
– Я просто занята. Поговорим позже.
Бросаю трубку и долго смотрю на потухший экран. Жду что он позвонит, но… Правильно, не нужно этого делать.
Тру лицо, почувствовав какой холодный нос, щеки и не желая заболеть встаю и иду домой.
Встречает обеспокоенная мама и дедушка тоже.
– Вы чего?
– Как все прошло? Что они сказали? Тебя так долго не было, Алиса.
– Плохие новости на сегодня, мамуль. Но я завтра с утра самого поеду еще по двум адресам…
– Отказались, да? – уже не слыша меня спрашивает мама.
– Ма, говорю же, я найду фонд. Нам помогут, не переживай.
Главное самой в это верить, чтобы суметь убедить и ее.
Утром снова одеваюсь теплее. Кажется, август подстраивается под настроение и атмосферу внутри моей семьи.
Еду по первому пункту и в дороге получаю звонок с неизвестного номера. Думаю, что это Стас, который мне вчера больше не звонил, хотя я не сводила глаз с телефона, но это приемная комиссия оказывается.
Поступила, сестренка.
Я и не сомневалась в ней, вот только сообщаю им совершенно другое и поблагодарив за пожелания выздоровления убираю сотовый подальше.
Третий фонд порадовал тем, что обещали взять нас в очередь через месяц. Попросили сделать копии документов и больничные выписки, заверить их и привезти, чтобы они сразу же как освободится место для сборов, втиснули нас туда.
– Ну хоть что-то.
А дальше, я взяла курс на парк.
На самом деле мне хотелось сбежать подальше. От всех. Бежать и не оглядываться, но на трусость у меня не было времени.
Снова на повторе эмоции. Ставшая привычной тошнота от того, что рядом проклятый Егоров. До омерзения противные улыбки. Мы делали вид что гуляли и разговаривали. В это время я материла его, проклинала, а он подонок лишь смеялся. Фотографа вообще не было видно. Словно и правда следит, делая фотки.
– Ты ведь знаешь, что Стас не поверит, что я могла бросить его и выбрать тебя?
– Уверена? Мне главное, что он будет знать и подозревать, что его куколка была подо мной.
– Ты отвратителен.
– Послезавтра увидимся.
– Да зачем? Там уже куча фотографий.
– Когда работает детектив, он работает несколько дней подряд, а не два дня. Это замысел папаши Багрова. Я участвую ради собственной выгоды. Так что послезавтра. Я позвоню.
– Я тебе свой номер не давала.
– Вот сейчас и дашь.
Выхватывает мой телефон из кармана.
– Эй, ты охренел? Верни немедленно.
Но мужчина и не думает останавливаться. А после громко смеется.
– Акуленок? Серьезно?
– Не смей паршивец.
– Так вы ролевые игры любите? – возвращает телефон, после поступившего звонка на свой смартфон.
– Кретин, – бью его в плечо со всей злости.
– Вали давай отсюда.
Проглатываю в который раз обиду и ухожу подальше.
Как же я устала. Еле волочу ноги к дому, приехав на автобусе.
Сажусь около подъезда и долго сижу, смотря в одну точку.
– Алис? – слышу сбоку оклик подруги.
Только не сейчас.
– Привет, Маш, – не пытаюсь сейчас быть милой или казаться не уставшей.
– У тебя все хорошо? Привет, – садится рядом.
– Хорошо, – усмехаюсь на этом слове. – Да, Маш. У меня все очень хорошо.
Она не виновата ни в чем, но я сейчас не могу быть объективной, потому что людям стало плевать на других, а у меня нет времени на милость. И я знаю, что не права.
– Уверена? Не выглядишь…
– Какой не выгляжу? Счастливой? Прыгающей от счастья? Что выдает во мне плохой сон, питание, нервы, обеспокоенность? Что именно Маш, делает меня не такой как прежде?
– Алис, ты чего? – она искренне удивляется моему странному поведению, но взять и все ей рассказать я тоже не могу. Она девушка лучшего друга Стаса, этим все сказано.
– Ничего. Просто устала. Носилась весь день то туда-то сюда. Как и вчера и позавчера.
– А в чем дело? Может помочь?
– Не нужно мне помогать, Машуль. Не нужно.
Дверь подъезда пищит об открытии и оттуда появляется сотрудник полиции. Интересно, это к кому он приходил?
– Мань, пока. Мне идти нужно.
– Подожди, куда ты спешишь? Стас до тебя дозвониться не может. Ты странно себя ведешь. Со мной тоже не общаешься. В чем дело?
Ах да, я же ей так и не рассказала, что у меня сестра к кровати прикована после аварии. Стоит ли говорить сейчас? Нет. Не могу, потому что спешу к маме.
– Во мне. Все дело во мне.
– Ты расстаться с ним хочешь?
– Все может быть, – пожимаю плечами.
– Но… Почему? Я не понимаю. Вы же…
– Маш, я спешу. У меня нет времени, извини.
Все же поворачиваюсь и ухожу.
Уверена, она встанет не на мою сторону, когда все вскроется, особенно в том свете, в котором предоставят это они. Тогда лучше уже сейчас начинать прощаться с друзьями.
Быстро поднимаюсь домой и слышу уже на пороге как мама плачет.
– Мам, – скидываю обувь и бегу в гостиную. – В чем дело?
– Алиса, ты представляешь, полиция тут была. Говорят, что там ни камеры не работают и не видел никто ничего, кто сбил нашу девочку. Будут искать невидимку. Потому что Анюта тоже не видела ничего. Спиной стояла и потеряла сознание сразу же.
Стискиваю кулаки и подхожу ее обнять. Кто бы сомневался, что так все сделают они.
Ублюдки.
