Лидия Петровна Будрик
Сентябрьский жасмин
– А ты не ломай. Ты лучше сердечко свое послушай. Что оно тебе подсказывает?
– Оно говорит, чтобы я скорее налил в чайник воды. Потому что он пустой и сейчас сгорит напрочь. Придется покупать новый.
Они вдвоем посмотрели на электрический чайник и поняли, что так оно и есть.
Настя мигом выдернула шнур из розетки и весело упрекнула:
– И стоит!
– Не хотел выглядеть жадным бакланом перед симпатичной задержанной.
– Если бы он сгорел, то ты выглядел бы растяпой! Воду наливай, – указала она глазами на бутылку с водой.
Василий налил воду, снова включил чайник и предложил:
– Присаживайся.
А сам снял фуражку, положил ее на стол и достал чистый лист бумаги. Он поискал взглядом авторучку, нашел ее за ежедневником и протянул девушке.
– Пиши, – сказал он.
– Что писать? – усаживаясь поудобнее, спросила Настя.
– Как все было.
Она улыбнулась, приняла от него авторучку и начала писать, красиво выводы каждую буковку.
Но посидеть и поговорить им не удалось. Сначала ворвался Журавлев и с ходу стал кричать, что творится безобразие, и никому до того нет дела. Ничего внятного не объяснив, он так же шумно удалился, а его крики и возмущения все еще доносились с улицы.
Следом пришла Ушакова – с жалобой на соседку, и принялась сыпать бранную ругань в адрес тихой и скромной бабульки.
Фролов слушал ее, не перебивая, а та стукнула кулаком по столу и пригрозилась:
– Я этого так не оставлю! До министра дойду! А эту гадину обдиру, как липку!
Она тут же повернулась и ушла, выпустив пар и гнев на участкового.
Он проводил ее пристальным взглядом, тяжко вздохнул и был рад, что она покинула его кабинет.
Настя улыбнулась, зная скверный характер Ушаковой, и была уверена, раз та пригрозилась, то обязательно дойдет, если не до министра, то в город в полицию – к высшему начальству, она непременно наведается и устроит там разнос по полной программе. Она знала ее соседку – бабушку Полину, добрую, тихую старушку, которая и мухи не обидит, не то чтобы оттяпать у Ушаковой что-то незаконное или что ей никогда не принадлежало. Но живут рядом такие вот соседи и никуда от них не деться, если только куда-то съехать. Но куда съедешь на старости лет, когда тут все родное и дорогое сердцу?
Но не успели они перевести дыхание, после крикливой дамочки, как в кабинет ворвался председатель и с ходу заговорил:
– Вася, я их кончу, если ты не вмешаешься!
– Кого? – спросил его Фролов и мгновенно посмотрел на Настю, понимая, что она стесняется всех этих громкоголосых визитеров и жалобщиков.
– Соловьевых! – отвечал тот на повышенных тонах. – Ну, опять самогона нажрались и устроили себе выходной!
– Что ты от меня хочешь?
– Отними аппарат и сделай хоть что-нибудь с ними! Я же не могу ворваться к ним в дом и требовать хоть что-то! А у тебя власть! Ты для этого тут и поставлен, чтобы следить за всеми!
– Я уже был у них. Аппарата не нашел, самогона тоже.
– А ты за сараем в погребе смотрел?
– За каким сараем?
– За их сараем! – склонился к нему Ивлев, давая понять, где именно надо искать тот аппарат. – Который за двором, ближе к саду.
– А это их сарай?
– А чей же! – развел руками Николай Георгиевич.
– Я думал, что Боровковых, – честно признался он. – Хорошо, я обязательно туда загляну.
– Когда? – не отставал от него председатель.
– Потом! – ответил Василий серьезным тоном и вновь посмотрел на Настю.
На нее перевел взгляд и Ивлев, а сам в очередной раз задал вопрос:
– Вася, а что мне с Соловьевыми делать?
– Накажи рублем.
– Как? Они и так копейки получают! Хочешь, чтобы воровать пошли? Потом тебе же с ними и мучиться! И мне одни убытки.
– Егорыч, отстань. Потом посмотрю и приму меры, – отговорился Фролов и в очередной раз взглянул на свою «задержанную».
Ивлев подозрительно посмотрел сначала на него, затем так же косо и настороженно перевел взгляд на Голубкину, ничего не понял, но в голове мелькнула мысль, что здесь что-то не так. А сам поинтересовался:
– Настя, а что ты тут делаешь?
– А меня арестовали, – серьезно заявила она.
– Арестовали?! За что? – растерялся мужчина и никак не мог поверить, что эта тихая и добрая девушка могла хоть что-то натворить.
– За незаконное проникновение на чужую территорию, – пояснила она и тяжко вздохнула, делая вид, что дико переживает по этому поводу.
– Куда ты проникла?! – вылупился на нее председатель и подался вперед, склоняясь и нависая над столом, чтобы лучше видеть глаза сразу двоих – этой миловидной медички и участкового.
– На чужую территорию, – созналась Голубкина, исподлобья посматривая на Василия.
Он улыбнулся краешком губ, не желая выдавать их чувства даже перед Ивлевым, с которым у него сложились дружеские и доверительные отношения.
Николай Георгиевич резко присел перед ней на стул, пытаясь вникнуть во все и сразу. А сам мигом спросил:
– Это куда ты залезла?
Но был уверен, что это розыгрыш, потому что знал, что Настя никуда не могла проникнуть, а уж взять чужого – тем более.
– Егорыч, – окликнул его Фролов.
– А? – отозвался тот, продолжая смотреть на девушку.
– На! – раздраженно ответил Василий Михайлович. – Иди! Тебя дела ждут!
– А Настя? – не унимался председатель. – Что ты с ней хочешь сделать?
– В тюрьму посажу! – злился на него участковый.
– За что?! – возмутился Ивлев.
– Егорыч, иди уже! – потребовал он тихим, но строгим голосом.
А сам глазами дал понять, чтобы он немедленно удалился и ближайшее время тут не появлялся.
– Понял, – кивнул головой Николай Георгиевич, продолжая наблюдать за Настей.
В какой-то момент он уловил в ее взгляде еле заметную улыбку, мгновенно обо всем догадался и уже спокойнее произнес:
– Ну-ну!
Затем помолчал немного и напомнил:
– А аппарат забери!
Анастасия отвела взгляд в сторону и пыталась быть серьезнее, но не удержалась и заулыбалась.
Ивлев нехотя встал и так же вразвалочку пошел к выходу. Он несколько раз оглянулся на них, потом что-то понял ещё для себя, громко усмехнулся и вышел, прикрывая за собой дверь.
Настя дописала свое «чистосердечное признание», отложила авторучку в сторону и сказала:
– Все готово.
– И что ты там поведала? – спросил ее Василий и принял от нее лист бумаги.
А сам мгновенно забегал глазами по строчкам:
– Я Голубкина Анастасия Андреевна со всей ответственностью заявляю и даю себе отчет в том, что я очень сильно люблю нашего участкового – Василия Михайловича Фролова. Обещаю быть ему верной женой и надёжной спутницей. А ещё ждать его с работы, вкусно готовить, заниматься с его детьми, быть доброй, честной, любящей и заботливой супругой.
Он оторвался от писанины, долго смотрел на нее, а потом тихо сказал:
– А я обещаю, что совсем скоро дам тебе ответ.
– Вот и поговорили, – весело произнесла Настя и улыбнулась. – Тогда заключение отменяется?
– Нет, – мотнул он головой и встал.
А сам обошел стол, подошел к ней и поднял ее со стула. Потом взял ее хрупкую руку в свои ладони и сказал:
– Только не отменяется вот это заключение.
Он обнял ее, притянул к себе и хотел поцеловать.
– Ты рискуешь своей репутацией, – напомнила она с улыбкой. – Сейчас сюда обязательно кто-нибудь ворвется.
– Я застрелю его, – отговорился он, намереваясь осуществить задуманное.
Но Настя уткнулась ему в грудь, не давая возможности её поцеловать.
– Ну, что опять не так? – спросил он тихим голосом.
– Всё
– Я вообще отказываюсь тебя понимать! – негодовал он. – Ты понимаешь, что все чувства начинаются с короткого поцелуя?
– Все чувства начинаются с любви, – возразила она. – Моя бабушка рассказывала мне, что они с моим дедушкой влюбились друг в друга и ходили за ручку. И даже не целовались. И только на свадьбе им стали кричать «горько», и они поцеловались. Так робко и неумело. А были счастливы от того, что любили и были вместе.
– Тогда времена были такие – послевоенные.
– Дело не во времени, а в отношениях. Как пара относится друг к другу, так и проявляют они себя по отношению к своему партнеру. Если любят, то с любовью и заботой. А если нет, то потребительски, – рассудила она. – Он ей должен и обязан, а она у него в несметном долгу за то, что она его женщина, и ей надлежит ходить перед ним на цыпочках.
– Насть, я уже боюсь, – выдал Василий, внимательно слушая её.
– Меня или моих рассуждений?
– Твоего серьезного подхода к жизни. Это сейчас большая редкость. Обычно всё наоборот происходит. Все хотят одного – это затащить друг друга в постель, чтобы заняться сексом. А замуж идут от безысходности, когда уже беременны.
– И что хорошего? Он и она несчастны и обречены. Поэтому сейчас столько разводов.
– Я соглашусь с тобой. Наверное, наши бабушки и дедушки были мудрее и поступали правильно.
– Что ходили за ручку и до свадьбы были целомудренными?
– Я точно до свадьбы не утерплю! – предупредил он. – Ты не забывай, что я уже был женат и знаю, что это такое!
Она мило улыбнулась ему и ответила:
– Утерпишь. Конечно, если ты не надумаешь жениться на мне лет через десять.
Василий долго смотрел на нее, а потом пообещал:
– Через десять лет я уже буду дедушкой. Анька у меня шустрая, точно замуж выскочит и внуков нарожает. Обещаю, что это будет намного раньше. А пошли к моим? – сменил он тему. – Матери укол надо сделать. Ну их всех, с их вечными проблемами.
– Можно и пойти, – согласилась Настя.
Он загляделся на неё, стараясь рассмотреть в ней то, что не смог рассмотреть раньше. Роста чуть выше среднего, стройная, белокожая. Красивые черты лица. Волосы до плеч, густые и связанные в тугой хвост. Глаза большие голубые, а над ними красовались тоненькие брови вразлет. Нос ровный. Щеки впалые и с румянцем. Подбородок аккуратный. Тоненькая изящная шея переходила в красивые плечи. А когда она улыбалась, то на щечках появлялись глубокие ямочки, и от этого ее лицо становилось еще красивее.
Фролов залюбовался ее красотой. А Настя посмотрела на него, медленно шагнула на выход и тихо позвала:
– Ну, идём?
– Идем, – дал добро мужчина, и они вдвоем вышли из кабинета.
Но уйти незамеченными, им не удалось. К ним тут же подошла Савкова и с ходу заголосила:
– Василий, миленький! Житья нет от этого деда! Опять напился и устроил незнамо что. Ружьё схватил и носится по двору. Орет, что всех перестреляет. Ты поди, образумь его! – плакала старая женщина, жалуясь на своего непутевого супруга.
– Я хотел в тот раз ружье забрать, а вы сами же и не дали мне этого сделать, – упрекнул он.
– Да, он безобидный! – махнула она рукой. – Ты только вразуми его щас, а потом он опять будет смирный.
– Хорошо, я сейчас приду. Идите.
Но Савкова стояла и ждала, когда он пойдет именно с ней.
Фролов отвел Настю в сторону, а сам тихо спросил:
– Теперь ты видишь, какая у меня работа? К матери родной зайти некогда, не то что бы семьей обзаводиться.
Она смотрела на него преданно и с надеждой, а сама тихим голосом пообещала:
– А я буду тебя ждать. Сколько надо и всегда.
Он помолчал немного, понимая, что любовь дело серьезное, и тут надо не обидеть, не сделать больно, а еще не сломать мечты и надежды.
– Хорошо, ты иди, а я сейчас подойду. Потом поговорим, если дадут, – пообещал он.
А сам покосился на Савкову и объяснил:
– А то дед застрелит кого-нибудь, потом дел не оберешься.
– Хорошо, – согласилась она и повернулась, чтобы уйти.
– Насть, – окликнул он ее тихо.
Она оглянулась и вопросительно подняла свои тоненькие брови.
– Ты дождись меня, пожалуйста. Посиди, чаю попей с мамой. Я тебя потом провожу.
– Я попробую.
– В мамином доме ты можешь побыть со мной?
– В мамином могу, – согласилась она и наградила его красивой улыбкой.
– Тогда увидимся, – пообещал он и заторопился за Савковой.
Голубкина повернулась и побрела по дороге, а сама очень боялась за своего избранника. Дед Миша слыл в округе хорошим стрелком и охотником. Он был молчаливым, покладистым и серьезным. Но стоило ему выпить, как он становился буйным и всегда хватался за ружье. Не раз его утихомиривали, чаще всего сама жена. Но иногда приходилось вызывать и участкового, так как мужчина никак не хотел разрешить подобную ситуацию мирным путем. Вот и сейчас ей жутко хотелось пойти туда и убедиться, что с ее Василием ничего худого не случится. Но она этого не сделает, потому что дала обещание – сходить к его матери и сделать ей укол.
Глава 4. Скорая помощь
Анастасия уверенной походкой проcледовала по селу, подошла к калитке, открыла ее и вошла во двор. Там спешно прошагала по тропинке, поднялась по ступенькам и зашла в дом. А сама тихонько позвала:
– Ксения Васильевна, вы дома?
– Настенька, иди сюда. Я тут лежу на диване, – послышался тихий голос из зала.
Она заглянула в комнату, мило поздоровалась с ней, но по виду женщины поняла, что той совсем нездоровится.
– Что с вами? – шагнула она к Фроловой и склонилась над ней.
А сама взяла ее руку и нащупала пульс.
– Опять давление?
– Да, – страдальчески ответила та.
– Высокое?
– Двести двадцать на сто восемьдесят.
– Вы принимали что-нибудь из лекарств? – заволновалась сразу Голубкина и засуетилась около неё.
– Да, уже два раза. Но что-то ничего не помогает.
– Надо скорую вызывать, – сказала она и достала из кармана своего сарафана мобильник.
– Может, пройдет? – попыталась возразить ей женщина. – Что ее с города гонять туда-сюда? Да и за детьми присмотреть некому.
– Ничего, у них работа такая – людям помогать, – стояла на своем Настя. – А за детьми я присмотрю.
А сама уже дозвонилась до скорой, сразу все объяснила и назвала адрес по которому надо приехать. Она посмотрела на Фролову и тихо поинтересовалась:
– А где Михаил Федорович?
– На работе, где ему быть, – выдавила из себя больная.
– Надо Василию позвонить.
– Не-нет! – мигом возразила Ксения Васильевна. – Он, поди, занят. А я буду его от работы отрывать.
– Хорошо, я сейчас сделаю вам укол и попробую согнать давление, до приезда скорой. А то сколько она будет ехать сюда, никто не знает. И не волнуйтесь за детей, я присмотрю за ними, пока их папа не вернется с работы. Я только руки помою.
Она вышла из комнаты, а сама уже звонила Василию.
Тот ответил сразу же, словно ждал от нее звонка.
– Ты уже соскучилась по мне? – радостно спросил он, а из этого следовало, что в доме Савковых все хорошо.
– Вась, тут твоей маме плохо, – шепнула она совсем тихо. – Я скорую вызвала.
– Давление? – догадался он.
– Да. И очень высокое.
– Я сейчас буду, – пообещал он, и связь прервалась.
А Настя мигом вернулась и уже доставала нужные лекарства. Потом набрала его в шприц и сделала это очень быстро, понимая, что промедление влечет за собой очень серьезные последствия. Она тут же смочила ватку спиртом для инъекций и шагнула к больной.
– Ксения Васильевна, вам что, совсем плохо? – встревожилась она и сделала ей укол.
А сама бросилась за нашатырем и все посматривала в окошко, ожидая помощи со стороны.
Дети выглядывали из соседней комнаты и наблюдали за всем, что тут происходило. Глаза их были грустными, взгляды напуганными. Они о чем-то между собой шептались, переживая за любимую бабушку.
В дом влетел Василий и с ходу бросился на помощь медсестре.
– Что? – смотрел он то на неё, то на мать.
– Двести двадцать на сто восемьдесят. И пульс сто сорок. И ещё сердце, – залилась она слезами и старалась понять, становится Фроловой лучше или нет.
Потом снова нащупала у нее пульс, попутно смахнула слезы, боясь смотреть на мужчину, и сообщила:
– Пульс стал реже.
– Это значит, что ей становится лучше?
– Да, – кивнула она головой. – Надо бы еще что-то от сердца накапать. Есть в доме хоть что-то?
– Есть. Щас! – ответил Василий и метнулся на кухню.
Но уже бежал обратно, на ходу капая лекарство в ложку.
Они вдвоем дали выпить его маме, та простонала протяжно, потом полежала немного и открыла глаза.
– Как вы? – спросила ее ласковым голосом Настя.
– Напугала я вас… – страдальчески ответила женщина.
– Молчи, – суетился вокруг нее сын.
А сам укрыл ее ноги потеплее, укутывая их пледом.
– Мне уже лучше, отпустило маленько, – призналась Ксения Васильевна. – Только холодно очень.
– Надо бутылку с горячей водой или грелку, – попросила его Настя.
– Я мигом, – сказал Вася и вновь убежал на кухню.
Но уже вскоре появился обратно, а в руках у него была полуторалитровая бутылка с горячей водой. Он подошел, засунул её под одеяло прямо к ногам матушки и снова укрыл их пледом.
– Сейчас скорая приедет, – склонилась над ней Голубкина, намереваясь поддержать Фролову и успокоить.
Неотложка приехала быстро. Врач вошел, осмотрел больную и сделал ей еще один укол. Потом подождал, когда давление спадет до нормальных отметок и не будет таким критичным, и уехал.
Ксения Васильевна уснула, а Василий и Настя вышли на веранду.
– Спасибо тебе, Настенька, – принялся благодарить ее мужчина. – Если бы не ты… Даже боюсь подумать, что с ней было бы.
– Я так перепугалась, – призналась она дрожащим голосом.
А он сразу обнял ее, притянул к себе и начал успокаивать:
– Тихо-тихо! Все позади. Ей уже лучше.
– Я пришла, а она уже никакая, – всхлипнула она и уронила голову ему на грудь. – Я так струсила!
– Ты всех своих больных будешь оплакивать такими слезами? – добродушно спросил он. – Тогда тебе точно не работать фельдшером.
– Ну, это же твоя мама!
– Спасибо тебе, ты ей очень помогла. Мне доктор сказал, когда я провожал его до машины, что ты все сделала правильно и вовремя.
– Ей надо полежать и ничего не делать, хотя бы несколько дней. И поделать уколы обязательно.
– Ты поделаешь? – спросил он, заглядывая ей в глаза.
– Поделаю, – соглашалась она.
А сама отводила заплаканный взгляд в сторону, боясь показаться ему некрасивой.
– Я твой должник. Проси, что хочешь, выполню любую просьбу.
– Нет, мне ничего не надо, – мотнула она головой и вновь уронила голову ему на грудь.
– Придется жениться на тебе, – сказал он грустно.
Но Анастасия мигом насторожилась и затихла. Потом резко отстранилась от него и шагнула к двери, намереваясь уйти.
Василий схватил ее за руку и потянул назад, понимая, что опять сказал невпопад.
– Не надо на мне жениться из-за чувства благодарности, – упрекнула она и опустила свои мокрые реснички.
А сама попыталась высвободить свою руку, чтобы уйти и успокоиться окончательно. А еще не стоять тут и не видеть его жалостливого взгляда.
Но мужчина резко прижал ее к себе и тихо извинился:
– Ну, прости меня. Опять сморозил, не подумавши. И спасибо тебе за маму.
Она молча смотрела куда-то в сторону, а он потянул ее обратно в дом и предложил:
– Пойдем чаю попьем вместе?
Настя помедлила, а потом согласилась и пошла за ним.
Они прошли на кухню, он усадил ее на стул, а сам начал суетиться вокруг такой желанной гостьи.
Из комнаты прибежали дети. Они вели себя тихо, прекрасно понимая, что бабушка спит, и сейчас ее тревожить никак нельзя.
– Так, кто довел бабушку до высокого давления? – строго спросил их отец.
– Мы не знаем, – ответила Аня, пожимая плечами. – Она с кем-то по телефону говорила, а потом ей стало плохо.
– С кем? – уставился он на детей.
– С какой-то женщиной, – поведал ему сын.
– С чего ты взял?
– Она называла ее – «милая». Так и сказала: «Милая моя»! – пояснил ему Валера.
Василий взглянул на Настю, а потом осторожно прошел в комнату и взял со стола телефон матери. Он тут же вышел обратно, включил его и начал просматривать последние звонки. Его догадки подтвердились, и он сразу понял, с кем именно говорила его матушка. Этот звонок был от его бывшей, которая никак не успокоится и все время названивает его маме, не щадя ее нервы и психику.
Василий Михайлович вздохнул, понимая, что этот кошмар надо прекратить и немедленно. Он проворно вышел на улицу, чтобы его никто не услышал, прошел в сад и нажал на звонок.
Люба ответила мгновенно, словно ждала звонка, и спросила:
– Ксения Васильевна, вы поговорили с Васей?
– Поговорила, – ответил он зло.
– Вася, ты? – испугалась она.
– Ты зачем ей названиваешь? Ты зачем ей нервы треплешь? Ты чего добиваешься, ее смерти?
– Нет, я просто хочу увидеть своих детей!
– Ты их променяла на ту роскошь, в которой теперь купаешься! Ты забыла? Ты бросила их!
– Но я вернулась потом! – смело заявила она.
– Когда? Через год?
– И что! Ты сам мешал мне с ними видеться. Я бы давно их забрала себе!
– Запомни на всю оставшуюся жизнь! – заговорил он громко. – Дети жили и будут жить со мной! Еще раз позвонишь, пеняй на себя! Больше предупреждать не буду!
Он отключил сотовый, перевел дыхание и заторопился обратно в дом. По пути вынул сим-карту из мобильника, сломал ее и выбросил в цветник, что располагался прямо под окном. А сам вошел на кухню и мгновенно засуетился у плиты, намереваясь попить чаю с Настей и детьми.
Он поставил на стол вазу с конфетами, пододвинул сахарницу, потом достал из холодильника сыр и колбасу, следом подал детям ножи и доски и, указывая на продукты, приказал:
– Так, у нас гости, ты режешь колбасу, а ты хлеб.
Аня взялась резать колбаску, а Валера уже резал хлеб и выкладывал его на тарелку.
Настя хотела помочь им, но мужчина остановил ее, давая понять, что она гостья и за ней есть кому поухаживать. А сам разлил чай по чашкам, присел к столу и не сводил с нее своего внимательного взгляда.
– Есть будете? – спросил он ребятишек.
– Нет, мы не хотим, – ответила за двоих Анна.
– Тогда идите и погуляйте во дворе. Но от дома не уходите, лады?
– Лады, – кивнул головой Валера.
Они мигом положили ножи на стол и на цыпочках убежали на улицу. И уже оттуда были слышны их тихие голоса.
– Какие молодцы! Понимают, что бабушке плохо, и ведут себя как мышки, – порадовалась Настя.
– Угощайся. Дома я бы тебя по-другому угостил, а тут у родителей, что нашел, тем и накормил, – предложил ей Василий.
Она взяла конфету и развернула ее.
– А какие у тебя конфеты любимые? – полюбопытствовал он.
– Суфле.
– Буду знать, чем задабривать тебя.
– А еще я зефир люблю.
– А я сладости не очень. Я больше кисленькое и солененькое.
– Сладкое вредно для здоровья, – пояснила ему Настя. – А саленое и кислое больше идет на пользу. Но тоже не всегда.
– Тогда почему ты не бережешь себя? – удивился он ее заявлению и глазами указал на конфеты.
– Сладкое вырабатывает гормон радости. Это лучший антидепрессант.
– Ты страдаешь депрессиями? – вновь изобразил он удивление.
– Нет, но сладкое люблю. Наверное, поэтому и не страдаю.
Настя помолчала какое-то время, а потом спросила:
– Ты выяснил, с кем говорила твоя мама?
– Да.
– Секрет?
– С моей бывшей.
– Я так и поняла.
– Я выбросил ее сим-карту, чтобы она никогда уже не позвонила ей. Потом куплю новую.
– Скучает по детям, – сделала вывод Настя.
– Раньше надо было думать, – ответил он и посмотрел куда-то в окно.
Они пили чай, долго сидели за столом и тихо разговаривали, пока не пришел Михаил Фролович.
Василий все поведал ему, сам лично заглянул к матери, чтобы удостовериться, что с ней все в полном порядке, и уже тогда распрощался с отцом и пообещал зайти завтра. Он хотел забрать с собой ребятишек, но отец отговорил его и сказал:
– Иди. Если что, я сам их завтра тебе привезу. Матери с ними веселее. А так будет еще больше волноваться.
Они с Настей вышли из дома и медленно побрели по улице.
Уже вечерело. Солнце скатилось к горизонту. А кругом цвела сирень, наполняя воздух этим удивительным и ароматным запахом.
Дом Фроловых был на берегу многоводной реки, на высоком пригорке, и от этого вид на речку был очень красивым.
Легкий туман окутал все русло, заполняя низину своим густым и холодным воздухом. От этого было еще красивее смотреть на воду. Река будто хотела спрятаться сразу ото всех и укрылась белой пеленой.
– Как красиво, – сказала Настя, глядя в сторону водоема.
– Я провожу тебя, – предложил Василий и взглянул вместе с ней на туман.
– Проводи.
– И ты уже не боишься, что скажут сельчане?
– Нет, – мотнула она головой. – Тебе тоже достанется. Языки у всех язвительные, прохода не дадут ни тебе, ни мне. Так что, смотри сам.
– А мне уже бояться нечего. Отбоялся я свое.
Они повернулись и медленно побрели по тропинке, что вела вокруг села. Анастасия жила в противоположной части Заречья, и пройти туда можно было разными путями: прямо по селу – это кротчайший путь, но у всех на виду; обход по дороге, как ее называли сельчане – объездная; и по тропинке, что вела низиной и ближе к реке. В эту пору там почти никто не ходит, и они могли остаться здесь никем незамеченными. Вот и отправилась пара той тропинкой – по низине, чтобы не дать повода для сплетен, а ещё скрыть от посторонних глаз и ото всех сразу самое дорогое и сокровенное чувство – любовь. Они шли и весело разговаривали, вспоминая свою молодость.
– Я, когда был подростком, любил на мопеде погонять, – начал рассказывать Василий.
– А ты уже тогда решил стать милиционером?
– Нет, это было после армии. Вернулся, а мне друг говорит: «Пошли ко мне, бандитов ловить некому». Я пошел, а мать в слезы.
– И ты сразу уехал в город?
– Да. И жил там какое-то время. Потом вернулся сюда. А когда развелся с женой, так и прижился тут.
– А я помню твою свадьбу. Я тогда совсем маленькая была, но все хорошо запомнила.
– А мне, наоборот, хочется все напрочь забыть, – сознался он и вздохнул.
– Нельзя все забыть, – попыталась разъяснить ему Настя. – Ты же любил ее тогда. Тот отрезок жизни тоже был счастливым. У вас дети родились. Разве можно жалеть? Тогда у тебя деток не было бы таких симпатичных и хорошеньких. А ребятишки – это так здорово!
– Настя, а с чего ты взяла, что у тебя детей не будет? Сейчас медицина творит чудеса.
Она сразу остановилась и тихо призналась:
– Я знаю. Я у доктора была. Она дала мне всего два процента. Это ничто, понимаешь? Это бесплодие полное. Ты должен знать это и… Ты все понимаешь. Ты взрослый и знаешь, что медицина творит чудеса, но не всегда.
– Понимаю, – смотрел на нее с жалостью Фролов. – Но ты еще ни с кем не жила. Откуда тебе знать, что ты бесплодна? Или жила? – осторожно полюбопытствовал он.
– Нет. У меня и парней-то не было, – созналась она. – Я как узнала, что ты разводишься, то голову напрочь потеряла. Какие там женихи, – усмехнулась Анастасия. – Все ходила и вынашивала план, как тебя соблазнить.
– Соблазнить?! – удивился он.
– Ну, не в прямом смысле… А как бы сделать так, чтобы ты обратил на меня внимание.
– И сколько тебе лет тогда было?
– Четырнадцать.
– Совсем пацанка.
– Ты пройдешь мимо меня, а у меня сердце в пятки убегает. Ты взглянешь просто, а у меня душа замирает.
– Не думал, что доставил тебе столько волнений и бессонных ночей, прости, – сказал он и взял ее руку в свою горячую ладонь.
А сам верил и надеялся, что ей достанутся именно те два процента, которые отпустили ей врачи, и у нее обязательно будут дети.
– Я в храм хожу, молюсь и прошу у Бога снисхождения ко мне. А там, как Он решит. Даст деток – хорошо. Не даст, буду жить без них. Или усыновлю.
– А родители знают?
– Нет.
– Почему ты им не скажешь?
– Зачем? Начнут меня расспрашивать, лечиться заставлять. А я сама медик и все уже проштудировала в учебниках и врачей знакомых расспросила. Анализы несколько раз пересдала, обследование прошла. Детей у меня не будет – это точно.
– Насть, ты… правда… мне очень нравишься. Я потерял покой и сон. Все время о тебе думаю. И понимаю, что это любовь.
– И это не обман? – обрадовалась она.
– Но разница в возрасте меня пугает.
– Ты даже не думай, мы сразу обвенчаемся, и я буду тебе верной и преданной женой.
– Я все понимаю, и мне это льстит. Но ты еще не нагулялась, как обычно говорят.
– Что значит, не нагулялась? По кустам не стаскалась, миллион мужиков не перепробовала? Ты это имеешь в виду?
– Нет-нет! – поспешил разъяснить ей Василий. – Просто на танцульки не ходила, романы ни с кем не крутила. Не с кем сравнивать будет.
– А зачем сравнивать? Я не хочу другого мужа. Мне никто кроме тебя не нужен. Как можно гулять с теми, кто не по душе? Это уже неправильно, это уже какой-то блуд через силу, – стояла на своем Настя. – А потом, как я могу давать парню надежду, когда не испытываю к нему никаких чувств? Даже в кино пойти с ним – это уже виды и шанс на продолжение отношений. А у него душа есть. Вдруг влюбится, страдать начнет. Я вон по тебе сколько страдала – больше четырех лет. Ночи не спала, есть перестала.
– Слушаю тебя и понимаю, что ты права. Но вот в груди и в голове что-то протестует, – сознался он.
– Боишься, что я от тебя налево пойду? Не бойся, – прильнула она к нему, – я обещаю, что тебе никогда не придется за меня краснеть. Я покладистая и домашняя.
– Сластена, что ты со мной делаешь? – протянул мужчина, а сам обнял ее и прижал к себе.
– Я не делаю, я люблю тебя, – тихо шепнула она и замерла на его широкой груди.
– Тогда жди сватов, приду просить твоей руки у твоих родителей.
– Ты серьезно? – переспросила Анастасия на радостях и отстранилась от него, чтобы лучше видеть его глаза.
– Думаю, ты не откажешь мне и не выставишь за дверь?
– Никогда! – радовалась она своему счастью.
– Тогда завтра я еду с утра в город, а потом… Давай послезавтра, – вспомнил он свои дела. – Я зайду вечерком, и мы все обговорим.
– Я согласна, – сияла она от счастья и вновь уронила голову ему на грудь.
– Надеюсь, ты не пожалеешь потом, что растревожила мое сердце.
– Не пожалею. И тебе не дам пожалеть.
– Тогда пошли, а то вон бабка Аглаиха глаза вылупила и пытается понять, что мы тут с тобой делаем.
Настя выглянула из-за него, поняла, что он не шутит, и первая пошла по тропинке, намереваясь скрыться от посторонних глаз, чтобы предотвратить пересуды.
Они медленно подошли к ее калитке.
Уже совсем стемнело. На небе взошла большая луна. Небосвод сплошь усыпан яркими звездами. А кругом было тихо и хорошо.
На столбах по всему поселку зажглись фонари. В окнах горел свет. А из приоткрытого окошка было слышно, как работал телевизор.
Пара остановилась, а Настя тихо сказала:
– Все, пришли.
– Ты не забудь завтра к маме моей зайти. Если что-то пойдет не так, сразу звони мне.
– Хорошо, – пообещала она.
А сама взяла его за руку и потянула в сторону, стараясь спрятаться за кустами сирени.
Он шагнул за ней, там остановился, а она тут же потянулась и поцеловала его в щеку.
– Настя! – проговорил он томно и схватил ее в свои объятия.
Василий поцеловал ее, а затем тихо договорил:
– Какая ты сладкая.
Она улыбнулась ему, высвободилась из его крепких рук, махнула ему пальчиками и убежала в дом.
Эту ночь он совсем не спал. Перед глазами стояла его Настёна, и ее большие голубые глаза не давали ему покоя. Фролов ворочался, пытался лечь поудобнее, чтобы выспаться, но вновь и вновь всплывал образ этой милой девушки, которая напрочь лишила его сна и покоя. Он понимал, жениться так скоротечно – опасно. Они почти ещё не общались, мало знают друг друга, так, на уровне того, что ведают про соседей, которые живут в одной деревне. Он участковый и сведений у него намного больше о всех жителях Заречья, но это про тех, кто плохо себя ведет. Привести ее в дом просто так – тоже нельзя, потому что Настя ни за что не согласится на роль любовницы. Да и жить одному давно опостылело. Вот и думал Василий, не поспешил ли он, обещаясь прийти свататься? Но обещание дано, и он непременно его выполнит. А там, как судьба распорядится и куда она повернет, родимая.
